Щит

– Ты понимаешь, что ты сейчас сделала?

– Понимаю.

– Зачем?!

– Я – гард’эйт Крома Меченого! Я не разделила его судьбу только потому, что женщина: меня назвали эйдине и силой привезли в этот дом. Ты – сын увея Бастарза, мужчина и воин! Проверь то, что я сказала. И помоги мне сдержать Слово…

Глава 7

Король Неддар Третий, Латирдан

Седьмой день четвертой десятины третьего лиственя

– Присядем? – предложил Неддар, остановившись рядом с аркой из цветов, через которую можно было пройти в небольшой кабинет[43] из кустов барбариса и кизильника.

Баронесса Кейвази подошла поближе, заглянула в уютный зеленый грот, полюбовалась на резную скамейку, прячущуюся в нише из причудливо переплетенных побегов, и отрицательно помотала головой:

– Это место создано для признаний в любви, пылких поцелуев и ласк, сир! А вы пригласили меня прогуляться по парку и побеседовать о жизни.

Латирдан испытующе вгляделся в глаза своей спутницы и… ляпнул:

– Леди Этерия, вы прямы, как белогорская стрела!

Девушка склонила голову к плечу и ехидно улыбнулась:

– Потрясающий комплимент, ваше величество! Жаль, что мне не хватает жизненного опыта, чтобы оценить всю яркость приведенной вами аналогии и глубину вложенного в этот комплимент смысла.

– М-да… Звучит действительно своеобразно, – вынужден был признать король. Потом по-простецки почесал затылок и попробовал объяснить: – Знаете, леди Этерия, семь из десяти девушек, оказавшись на вашем месте, приняли бы мое предложение, не задумываясь. Еще две начали бы кокетничать, но не особо усердствуя – так, чтобы я, прежде чем добиться своего, понял, насколько они чисты и непорочны. Последняя, десятая, произнесла бы полуторачасовую речь о недостойности такого поведения в отношении незамужней девушки, при этом ненавязчиво намекая мне на то, что в принципе она готова на все. Но лишь в качестве законной супруги.

– А я?

– А вы не обрадовались возможности стать моей фавориткой, не стали рассказывать о том, что пребывание со мной наедине обязательно дискредитирует вас в глазах всего двора, и не использовали это предложение, чтобы заставить меня смотреть на вас как на возможную супругу.

– Может, я просто не преследую столь далеко идущих целей? – усмехнулась баронесса.

– Собственно, это я и пытался сказать, – кивнул Неддар. – Ваши слова – отражение истинных мыслей, а не красивая оболочка, скрывающая под собой гниль. Это подкупает.

Улыбка, игравшая на губах леди Этерии, тут же пропала:

– Мой ответ можно объяснить и по-другому. Например, вот так: вы – король. То есть верховный сюзерен для всех дворян Вейнара. Значит, просто обязаны быть эталоном чести и достоинства. А раз так, то мне нет необходимости быть правильной или умной – достаточно верить в то, что вы, пригласив меня на эту прогулку, взяли на себя ответственность за все ее возможные последствия.

Слово «верить», прозвучавшее в ее словах, неприятно царапнуло сознание, напомнило Неддару об Ордене Вседержителя и… натолкнуло на мысль о том, что вера – это костыль, заменяющий разум. А те, кто с ее помощью урывают себе место под солнцем, по сути, пользуются человеческой глупостью.

– Видите, вы задумались, – с легкой грустью в голосе сказала баронесса.

– Я задумался не об этом, – мгновенно забыв о насущных проблемах, виновато буркнул король. – А о некоторых гранях понятия «верить». Что касается вашего ответа – я уже имел возможность убедиться в вашем уме, и мне нет никакой необходимости искать этому еще какие-то подтверждения.

– Вы мне льстите.

– Ничуть! – покачал головой Латирдан. – Кстати, могу сказать больше: вы не только умны, но и видите мир не так, как все остальные. Я пригласил вас на эту прогулку именно для того, чтобы понять, как именно…

Вместо того чтобы воспринять сказанное как комплимент и улыбнуться, леди Этерия помрачнела еще больше и даже сдвинула брови к переносице:

– Тогда как это приглашение сочетается с предложением уединиться?

Неддар пожал плечами:

– Сейчас объясню. Если, конечно, вы перестанете хмуриться и пообещаете не делать каких-либо далеко идущих выводов до того, как я договорю.

Баронесса утвердительно кивнула и даже попробовала улыбнуться, но, увы, улыбка получилась какой-то вымученной.

Почувствовав, что настроение начало портиться и у него, Латирдан собрался с мыслями и заговорил:

– Я вейнарец. Настоящий. Но только по крови! А по воспитанию – хейсар. Да, с раннего детства меня учили всему, что должен знать и уметь монарх, но эта учеба занимала в разы меньше времени, чем тренировки, набеги и охота. Жизнь в Шаргайле была проста и понятна, а рассказы о дворцовых интригах и заговорах казались не более правдоподобными, чем те жуткие истории, которыми по ночам меня пытались напугать мальчишки постарше. Я слушал, запоминал, но не принимал близко к сердцу, ибо не мог поверить в то, что мужчины способны предавать, интриговать или трусить, а женщины – плести интриги, кого-то подсиживать или травить. Поэтому, когда погиб Кортарен[44] и отец вызвал меня в Аверон, я, обнаружив, что чуть ли не весь двор увлеченно играет в игру под названием «урви кусок пожирнее», растерялся. А потом почувствовал себя в грязном, зловонном болоте. В общем, решив держаться от этих «мужчин» и «женщин» как можно дальше, я вызвал из Шаргайла пару сотен хейсаров и сразу после их приезда умчался в Алат, мстить.

Неддар перевел дух, жестом предложил баронессе продолжить прогулку и угрюмо посмотрел на серые облака, затянувшие небо:

– Увы, Бастарз смотрел куда угодно, но не на наш род – не успел я взять Карс, как в Авероне вспыхнул мятеж.

– И граф Иор Варлан убил вашего отца, – опустив взгляд, выдохнула леди Этерия.

– Именно, – кивнул Латирдан. – Я вернулся, подавил мятеж и по ряду причин оказался вынужден сидеть во дворце и жить «нормальной вейнарской жизнью».

Уловив сарказм, вложенный в три последних слова, баронесса развела руками:

– Ну да, вы – король. Значит, большую часть времени должны находиться в столице.

– Вы правы. Поэтому мне пришлось учиться видеть в людях второе дно и окружать себя теми, кому можно доверять. Потом я обратил внимание на вас…

– …и попытались найти второе дно еще и во мне?

– Нет! Я захотел понять, не можете ли вы стать мне другом…

Баронесса недоверчиво приподняла бровь:

– Другом? Я – девушка, сир! Значит, до свадьбы должна быть тенью своего отца, а после – тенью мужа.

– В Шаргайле таких девушек презрительно называют урр’эйт[45]. И крайне редко приводят к домашнему очагу[46].

Леди Этерия сбилась с шага:

– Почему?!

Неддар вспомнил притчу о Шарги Каменном Копье и Хатии Цветке Заката и усмехнулся:

– Вместо ответа я процитирую слова мудреца из одной хейсарской притчи: «Ты красива. Значит, можешь вызвать огонь в чреслах самого могучего воина нашего народа. Но, как только твоя красота превратится в тлен, тот, кто приведет тебя к своему очагу, прозреет. И увидит, что сын, которого ты ему родила, держит в руках веретено, а не меч…»

– Образно. И не лишено смысла, – задумчиво пробормотала баронесса. Потом прищурилась и посмотрела на короля: – Значит, приглашая меня уединиться, вы меня провоцировали. Ну, и какой вы сделали вывод, сир, когда я отказалась?

– Я в замешательстве, – признался Неддар.

– В каком смысле?

– В самом прямом, леди Этерия! Я убедился в том, что вы не видите во мне мужчину, не пытаетесь использовать мой интерес, чтобы добиться чего-то для себя или для своего рода, и не ищете подходов к моей душе! Однако, не преследуя никаких корыстных целей, вы тем не менее соглашаетесь на мое приглашение прогуляться и побеседовать…

В глазах баронессы замелькали озорные искорки:

– Ну, в общем, вы правы…

– А в частностях? – воскликнул король.

Искорки тут же пропали:

– Вы действительно хотите это знать?

– Да. Очень.

Баронесса остановилась, сложила веер, которым изредка обмахивалась, левой рукой разгладила невидимую складку на платье и… решилась:

– Я действительно не преследую никаких корыстных целей. И пока вижу мужчину только в своем отце. Вы – мой сюзерен. И единственный человек во всем Вейнаре, которого заинтересовала не моя внешность, титул или богатство рода Кейвази, а мои мысли. Поэтому я первый раз в жизни почувствовала себя в чем-то равной мужчинам. И, каюсь, не смогла отказаться от возможности насладиться этим чувством еще раз.

Выражение «вижу мужчину только в своем отце» прозвучало более чем тактично, однако все равно задело за живое. Король сжал зубы и… заставил себя расслабиться: баронесса нашла в себе мужество сказать правду, зная, что она может и не понравиться!

– Вы порядочны, умны, честны и тактичны, – уважительно склонив голову, сказал Неддар. – Таких людей – очень немного. Поэтому я бы хотел, чтобы вы вошли в мой ближний круг…

Баронесса опешила:

– Куда вошла, сир?

Неддар сообразил, что его предложение звучит более чем странно, и махнул рукой:

– Я не в том смысле! Я хотел сказать, что предлагаю вам свою дружбу…

Девушка облегченно перевела дух и улыбнулась:

– Вот так – всегда: только вообразишь себя Первым министром, как оказывается, что тебе послышалось…

Латирдан представил ее на коне, в латах и во главе несущейся в атаку Первой Тысячи и расхохотался:

– Нет, только не им! Пожалуйста!!!

– Почему, сир? Вы только подумайте: я могла бы давать вам умные советы, важно ходить по дворцу…

– …с неподъемным двуручным мечом на плече, – в унисон ей добавил Неддар, – и пугать меня и моих вассалов измученным взглядом из-под сползающего на плечи шлема.

Баронесса захлопала ресницами и «сокрушенно» вздохнула:

– А что, без двуручника никак нельзя?

– Можно, – улыбнулся король. – Например, с книгой. Но тогда придется забыть о должности Первого министра.

Леди Этерия посерьезнела:

– А ведь вы не шутите, сир!

– Не шучу, – кивнул Неддар. – Я хочу предложить вам должность моей личной чтицы. Если вы ее примете, то будете важно ходить по дворцу с каким-нибудь древним свитком, изредка зачитывать мне душещипательные отрывки из рыцарских романов, куртуазные сонеты или глубокомысленные изречения древних мудрецов и… довольно часто сможете чувствовать себя в чем-то равным мужчинам. Кстати, покои, которые вам будут положены по статусу, располагаются по соседству с покоями графа Грасса. Так что у вас появится хорошая возможность убедиться, что он передвигается по дворцу исключительно в доспехах.

Баронесса выпятила нижнюю губу, закатила глаза и, копируя голос Неддара, заговорила:

– Семь из десяти мужчин, оказавшись на вашем месте, сир, рассказали бы мне о денежном содержании, которое я буду получать, и о тех возможностях, которые даст мне близость к трону. Еще двое стали бы восхищаться тембром моего голоса и утверждать, что не мыслят себя без чтицы, способной превратить сухие строки никогда не читанных ими книг в зримые и полные жизни картины. Последний, десятый, произнес бы полуторачасовую речь о том, что, приняв это предложение, я окажусь под королевской защитой и тем самым получу иммунитет к досужим сплетням и злословию. И дал бы мне понять, что чтица – это не столько должность, сколько первый шаг к чему-то большему.

Интонация и стиль построения монолога оказались настолько похожими на тот, который произнес Неддар, что он не смог удержаться от улыбки. И, в свою очередь, попытался поддразнить баронессу:

– А я?

– А вы предложили мне в свободное время понаблюдать за графом Грассом!!!

– Ужас!!!

– Ужас, – притворно потупив взгляд, хихикнула баронесса. Потом посмотрела Неддару в глаза и вздохнула. Уже по-настоящему: – Ваше величество, дружба – это огромная ответственность и… равенство! Вы – король, а я – ваш вассал. Вы – мужчина, а я – девушка. Вы обладаете свободой воли, а я – нет.

Неддар растерялся:

– Вы… отказываетесь?

Леди Этерия слегка покраснела и отрицательно помотала головой:

– Нет, сир! Я хочу попробовать. Очень! Но… у меня еще не было друзей. Поэтому я боюсь вас разочаровать. И… разочароваться…

Глава 8

Баронесса Мэйнария д’Атерн

Восьмой день четвертой десятины третьего лиственя

Оглядев меня с ног до головы, граф Грасс помрачнел еще больше. Хотя еще вечером я была уверена, что своей встречей с десятником Арваздом довела его до крайней степени недовольства:

– Леди Мэйнария! Вы что, целенаправленно пытаетесь помешать мне выполнить свой долг по отношению к вам и вашему отцу?

– С чего вы взяли, ваша светлость?

– Ваше платье… – зарычал он и задохнулся. Видимо, не сумев найти ни одного эпитета, с помощью которого можно было прилично описать творение мэтра Лауна.

Позволять ему снова разговаривать со мной на повышенных тонах я не собиралась. Поэтому вскинула подбородок и холодно процедила:

– Ваша светлость, кажется, вы забыли, что я в трауре!

– Не забыл! Просто вижу, что вы в своем стремлении… э-э-э… в общем, переходите границы разумного!

Я мысленно усмехнулась: иссиня-черное траурное платье с кроваво-красными вставками над левой грудью, символизирующими кровоточащее сердце, и поясом того же цвета действительно выглядело излишне мрачным. Даже для человека, в одночасье потерявшего всю семью. Однако ехать на аудиенцию к королю, ограничившись одной лишь траурной ленточкой на плече[47], я не собиралась. И не только потому, что со дня гибели моих родных прошло чуть больше месяца – просто я считала, что такой образ оставит королю меньше свободы для маневра.

– Может, вы присмотрите в гардеробе моей супруги что-нибудь менее вызывающее? – не дождавшись от меня реакции на свои слова, примирительно предложил Рендалл.

– Вы очень любезны, ваша светлость… – расправив черное кружево на запястье, ответила я. – Однако я вынуждена отказаться. Ибо мой туалет как нельзя лучше соответствует состоянию души.

Граф закусил ус, нервно сжал кулаки и зачем-то процитировал мне Агира из Мельена[48]:

– «Любое отступление от золотой середины есть грех. Ибо вызвано либо слабостью, либо гордыней…»

– Мне кажется, тут больше подойдет цитата из Изумрудной Скрижали: «Чти отца своего и мать свою как при их жизни, так и после того, как они уйдут к Вседержителю. Ибо ты – плоть от плоти тех, кто тебя породил…»

– «Умный держит прошлое на расстоянии вытянутой руки, дабы с его помощью торить путь в будущее. Глупый живет прошлым всю свою жизнь!» – воскликнул граф Грасс. И, увидев, что я нахмурилась и побледнела, торопливо вцепился мне в руку: – Леди Мэйнария! Поверьте, я не имел в виду ничего плохого! Я любил и уважал ваших родителей, я скорблю по ним вместе с вами, но мы едем в королевский дворец! И не просто во дворец, а на аудиенцию к самому королю Неддару! Значит, вы обязаны выглядеть так, как того требует этикет!

Я еще раз посмотрела на себя в зеркало и отрицательно помотала головой:

– Простите, ваша светлость, но по-другому я не могу…

Рендалл скрипнул зубами и сдался:

– Хорошо… Извольте следовать за мной – карета подана…

«Карета подана…» – мысленно повторила я и закусила губу. Вспомнив, как ждала этой фразы весь вчерашний день и чем закончилось это ожидание.

…Процесс укладки прядей в замысловатую прическу я почти не запомнила – вместо того, чтобы смотреть на то, что делает с моими волосами куафер Рендаллов, я прислушивалась к звукам, доносящимся со двора.

Увы, вместо скрипа колес или ржания лошадей до меня доносились то чей-то командный рев, то звон железа, то истеричные вскрики какой-то особо голосистой тетки.

Наконец, когда я исчерпала все свое терпение и поинтересовалась у Магды, когда будет готова карета, она сделала круглые глаза и захлопала ресницами:

– Зачем вам карета, ваша милость?

Я напомнила ей о своем желании посетить лавку мэтра Лауна и опешила: оказалось, что портной уже в особняке! Причем не один, а с приказчиком, парой помощников и со всем, что может пригодиться для переделки моего платья!!!

Видимо, удержать лицо мне все-таки удалось, так как служанка, в глазах которой после моего вопроса появилось плохо скрытое торжество, слегка расстроилась. И, услышав мое «скучающее» «ну, тогда веди!», умудрилась споткнуться о порог и здорово приложиться скулой к косяку двери.

Примерка и подгонка платья по фигуре тоже прошли в каком-то тумане – я послушно поднимала и опускала руки, поворачивалась вправо-влево, приседала в реверансе и вставала на цыпочки. И при этом судорожно пыталась убедить себя не отчаиваться: да, мажордому и начальнику охраны особняка удалось меня переиграть, но сдаваться-то я не собиралась!

Увы, в то, что следующую мою идею не постигнет та же участь, верилось слабо – и тот и другой были намного старше и в разы опытнее, чем я. В общем, к моменту, когда портной счел платье готовым и угрюмо предложил мне оценить его работу, я пребывала в омерзительнейшем настроении. Однако стоило мне заглянуть в зеркало, как настроение стало стремительно улучшаться: черное траурное платье очень сильно подчеркнуло бледность моего лица, а алые вставки на груди сделали заметнее красноту и лихорадочный блеск глаз. И вместе со слегка старомодным фасоном превратили меня в подобие ожившего воплощения Темной половины Двуликого. Хотя, наверное, так показалось только мне – судя по реакции мэтра Лауна, у него я вызвала не ужас, а жалость:

– Простите, ваша милость! Видимо, я неправильно понял ваши объяснения. Платье получилось… несколько неудачным… Оно делает вас… э-э-э… взрослее… И чересчур мрачной… Поэтому… давайте я пошью вам новое!

Пошить новое я, конечно же, согласилась. И заказала сразу три – это давало мне хоть призрачную, но все-таки надежду на возможность покинуть особняк Рендаллов хотя бы после того, как граф Грасс сочтет, что передвигаться по улицам Аверона в карете с его гербом не так опасно. А вот принять часть денег за «не получившееся» отказалась: на мой взгляд, оно как нельзя лучше соответствовало моим планам.

Обрадованный мэтр Лаун велеречиво поблагодарил меня за проявленное великодушие, выразил надежду на то, что я и впредь буду пользоваться его услугами, и поспешил откланяться. Видимо, чтобы успеть уехать до того, как я передумаю.

За ужином я, наконец, придумала, как облегчить Крому процесс ожидания суда. И, уронив ложку на пол, радостно уставилась на стоящего у двери мажордома:

– Вы не могли бы выделить человека, который мог бы три раза в день ездить в королевскую тюрьму и передавать моему майягарду корзинку с едой?

Вассал графа Грасса подумал и неожиданно для меня согласился:

– Могу, ваша милость! Только не уверен, что до него дойдет хоть корочка хлеба.

– Я буду давать денег! – воскликнула я, вскочила на ноги, чуть ли не бегом бросилась к дверям в опочивальню и застыла, услышав из коридора разгневанный рев хозяина дома.

Я криво усмехнулась: судя по обрывкам доносящихся до меня фраз, ему доложили не только о том, что я беседовала с Арваздом из рода Усмаров, но и о содержании беседы.

Так оно и оказалось – не прошло и двух минут, как дверь в гостиную распахнулась, и красная, как вареная свекла, Магда с придыханием объявила:

– Ваша милость, к вам граф Рендалл!

Я кивнула головой и удивленно приподняла бровь: за ее спиной возник донельзя мрачный Грасс! До того, как я разрешила!

Отодвинув в сторону служанку, он в сердцах швырнул на ближайшее кресло свой плащ и рявкнул:

– Леди Мэйнария? Нам с вами надо поговорить!

Потом наткнулся взглядом на мажордома и заорал чуть ли не на весь дом:

– Все вон! Живо!!!

Слуг как ветром сдуло: в мгновение ока захлопнулась дверь, за ней простучали каблуки и настала тишина, изредка прерываемая хриплым дыханием графа.

Перечить хозяину дома, да еще и находящемуся в таком состоянии, было глупо. Поэтому я пожала плечами, вернулась к своему креслу и опустилась на сиденье:

– Я вас слушаю.

Грасс нервно стиснул пальцы на рукояти своего меча и угрюмо посмотрел мне в глаза:

– Скажите, леди, какого… э-э-э, зачем вы выложили этому хейсару… э-э-э… историю своих странствий?

– Этот, как вы выразились, хейсар – сын увея Бастарза. Он хотел удостовериться, правильно ли я дала клятву.

– Мало ли что он хотел? – взбеленился Грасс. – Я, быть может, хочу занять место Раксиза Ал’Арради или Седрика Белоголового!

– Я не имею ничего против, – ледяным голосом сказала я. – Занимайте!

Рендалл поперхнулся, скрипнул зубами и соизволил успокоиться:

– Прошу прощения за этот срыв. Просто я за вас беспокоюсь и…

– Ваше беспокойство заходит слишком далеко: мало того, что вы запрещаете мне покидать дом, так еще и препятствуете общению с законопослушными гражданами Вейнара. Вам не кажется, что это как-то не вяжется с вашим утверждением о том, что вы – друг моего отца?

– Я пытаюсь оградить вас от…

– Ограждать можно по-разному! – не дав ему договорить, тем же тоном продолжила я. – Скажем, вы можете бросить меня в темницу. Или приказать своим вассалам меня придушить. Ну, чтобы я точно не могла создать вам никаких проблем.

Рендалл побагровел, набычился и качнулся вперед:

– Я…

– Ваша светлость, я – не ваш вассал. Поэтому будьте любезны вспомнить о правилах хорошего тона. Или позвольте мне покинуть ваш гостеприимный дом!

Граф сглотнул, рванул ворот камзола и… весьма мило улыбнулся:

– У меня несколько новостей. Ваши слова о том, что замок Атерн захватили оранжевые, подтвердились. Я доложил об этом королю. Он очень расстроился и… В общем, завтра в час горлицы мы должны быть во дворце…

– Спасибо, я искренне благодарна вам за все, что вы для этого сделали… А что с моим майягардом? Вы у него были?

При слове «майягард» графа перекосило. Однако следующую фразу он произнес так же спокойно, как и предыдущую:

– Нет, у него – не был. Зато говорил с дознавателем, который ведет это дело. Бездушный потребовал особого судопроизводства. Я, как член Внутреннего Круга короля Неддара, решил взять его дело под свой контроль.

– Благодарю, – вскочив со стула и присев в глубоком реверансе, выдохнула я. – Значит, в ближайшее время вы ознакомитесь с показаниями свидетелей и признаете его невиновным?

– Ознакомлюсь. Но не уверен, что в ближайшее – у меня, как вы, наверное, заметили, довольно много дел.

В то, что выбираться в город действительно небезопасно, я поверила только тогда, когда увидела рядом с каретой два десятка вооруженных до зубов воинов: отряд, способный разогнать сотню-другую лесовиков, собирался сопровождать нас в поездке по центральным улицам столицы!

– Неужели мятежников все еще так много? – поинтересовалась я у графа Грасса.

Он поудобнее пристроил раненую руку и сокрушенно вздохнул:

– Аверон довольно велик. Для того, чтобы перевернуть его вверх дном, нужно время…

– Понятно, – кивнула я и, вспомнив рассказы отца о том, что некоторые лесовики любят стрелять в пассажиров карет, задвинула занавеску. На всякий случай.

Рендалл кивнул. Так, словно подслушал мои мысли. И, дождавшись, пока мы тронемся, негромко поинтересовался:

– Волнуетесь?

Я пожала плечами:

– Ну да, немного…

– Все будет хорошо, – обнадежил он. – Король Неддар молод, но справедлив. Узнав о том, что ваш замок был захвачен людьми графа Иора, он здорово расстроился.

– Вы вчера об этом уже говорили.

Граф Грасс вспыхнул, но все-таки заставил себя успокоиться:

– Да, говорил. Однако считаю нужным повторить еще раз. Ибо, несмотря на все свои многочисленные достоинства, наш верховный сюзерен… э-э-э… несколько вспыльчив. Любое не вовремя сказанное слово может вызвать его гнев… и, соответственно, немилость. Поэтому я убедительно прошу вас как можно меньше говорить и…

– …и вообще предложить вам представлять мои интересы… – закончила я.

– Да! Именно так! Ибо я знаю и короля, и ту ситуацию, в которой он… э-э-э… оказался. И способен подтолкнуть его к нужному нам решению, не уязвив его самолюбия и монаршей гордости!

Ситуация была действительно аховая: в настоящее время лен Атерн принадлежал не кому-то, а побратиму короля, графу Ваге Руке Бури из рода Аттарк. И передарил его ему не кто иной, как Неддар Латирдан. Честно говоря, я не представляла, что должен сделать король, чтобы выйти из нее с честью. Ведь, забрав подарок обратно, он терял лицо перед побратимом, а не забрав – передо мной и всем остальным дворянством, умеющим делать выводы из самых неоднозначных ситуаций.