Полная версия
Букет подснежников – на счастье
Ну что ж, Максим – мальчик сообразительный, таким и остался на всю жизнь.
А потом был выпускной бал. Белое штапельное платье с голубым цветочком на груди, сшитое самостоятельно из ткани, которую купила на рубли, скопленные от репетиторства двух семиклассниц по физике и химии. Туфельки – тоже за свой счет. Простые – но аккуратные.
Бежала к школе стремглав – опаздывала. Вот и зал, украшенный разноцветными шариками, лозунгами и цветами. Нежная музыка, смех ребят…
– Какие же вы все красивые, нарядные, я даже вас не узнаю!
А любимая подружка Валя на ушко шепнула: «Надюша, ты необычайно хороша! Как идет тебе коса, уложенная вокруг головы! Какое нежное платьице, а бусинки – просто прелесть!»
Заиграла музыка – школьный вальс. К Наде подбежал одноклассник Саша Радько и пригласил на танец. Истомина очень любила вальс, тем более в девятом классе их обучали бальным танцам.
Откружился вальс, и почему-то захотелось плакать. Надя выбежала из зала, села в уголочке в своем уже бывшем классе – и горько заплакала. Внезапно поняла: все одноклассники уже знают, куда пойдут учиться, чем будут заниматься после школы. У Нади же – хоть и аттестат всего с одной четверкой, остальные пятерки – никакой возможности поступать в вуз нет, бедность и семейная нищета.
* * *И вот на третий день после вручения аттестата Надя Истомина устроилась рабочей третьего разряда на предприятие «Укртермоизоляция». Там уже работала вместе со своей мамой соседка Лида. Надю поставили подручной двух женщин, у которых был шестой разряд – трудились они очень быстро, успевать за ними было просто невозможно.
Одновременно сдала документы на вечернее отделение индустриального института, факультет ПГС. Вступительные экзамены – на «отлично».
– Поступайте на дневное, вы сможете!
Хотелось кусать локти – но никакой возможности идти на дневное не было. Бедность, бедность…
Так и вертелось некоторое время: тяжкая работа, за смену перетаскаешь полтонны стройматериалов. Потом домой – чуть живая, вымотанная, обессиленная. Поесть – если было что – и на занятия в институт.
Все вытерпела бы, если б только отчим не скандалил. Однажды ночью тот чуть не зарезал Надю: бросился с ножом на маму, дочь встала между ними. Скандал продолжался всю ночь, а утром – Наде опять на работу. Температура выше пятидесяти градусов на рабочем месте, и опять тягать вручную стройматериалы для изоляции, высота около десяти метров. Чувствовала себя прескверно – еще чуть-чуть и упадет вместе с раствором.
Попросила бригадира отпустить ее домой, та посоветовала позвонить начальству. Мастер, как и бригадир, не возражала, велела ей только зайти в контору и написать заявление.
Только идти-то было километров пять, пешком не дойти. И Надя с большим трудом вернулась на рабочее место. А вернулась – и даже не смогла ничего объяснить бригадиру: стала терять сознание, ее скрутило судорогой. Надя успела почувствовать, как ее подхватывают женщины. Очнулась уже в больнице, где пролежала более двух недель. Врачи признали сильное истощение нервной системы.
– Можешь считать, что заново родилась, – сказал врач, когда она выписывалась. – Могла остаться калекой.
После выписки Надежду Истомину поселили в заводское общежитие – в основном там жили сироты. Не сладко было, но все же отдохнуть от пьяного крика и постоянной тревоги… Зарабатывала хорошо – две тысячи пятьсот рубля в месяц. Деньги Надежда отдавала маме – оставляя себе самую малость.
* * *В марте 1959 года в Краматорске набирали девушек-комсомолок на целину – в Казахстан.
Одно из первых, поступивших в горком комсомола заявлений, было от Истоминой Надежды.
Ехать в дальние края, туда, где настоящее дело, где подвиг! Об этом ребята мечтали в школе, и поездка на целину казалась воплощением этой мечты.
Глава 2. Букет по дснежников – на счастье
Счастлив, трижды счастлив человек, которого невзгоды жизни закаляют.
Фабр Жан АнриЗашумят метели, затрещат морозы,
Но друзей целинных не легко сломить.
На полях бескрайних вырастут совхозы,
Только без тебя немножко грустно будет жить.
(Из песни «Едут новосёлы».Стихи Н. Солохиной)Эта часть истории Нади Истоминой началась, когда она еще училась в школе. В 1954 году, после пленума ЦК КПСС, в языке газет и радио, а потом и у всех на устах появилось новое слово «целина». Партия призывала людей на освоение земель Казахстана, Сибири, Урала, Поволжья и Северного Кавказа – земель, которых еще не касался плуг земледельца. О том, что это будет очень трудно и требуется настоящий подвиг, объявили сразу.
И они, девятиклассники школы 17 города Краматорска, на своем комсомольском собрании твердо решили после получения аттестата зрелости всем классом поехать на целину.
Кто нужен был на целине? В первую очередь – трактористы, электрики, шоферы, механики, строители и работники сельского хозяйства.
Поначалу брали только мужчин, но в 1958 году стало понятно, что нужны еще и женщины.
– Надя, ты слышала? Объявили комсомольский набор на целину, с Донбасса – 800 девушек!
– А от нашего города?
– Сорок.
Узнав о наборе в январе 1959 года, Надежда почти не колебалась и сразу подала заявление. «Смелая ты, Надюша!» – завидовали подруги. Но мало быть смелой – надо еще пройти по конкурсу, желающих на эти сорок мест были более трех тысяч.
– Надежда Истомина… Вот вы подали заявление, но ведь вы учитесь! Как планируете продолжать обучение?
– Заочно!
По анкете девушки вопросов не возникло, и комсомольская путевка тут же Наде была гарантирована.
* * *Проводы на целину… Тогда они были похожи на проводы ребят в армию, но гораздо веселее. На дворе Истоминых с пяти вечера начали собираться все девчата и парни, с кем Надя дружила в школе, в институте на вечернем отделении, на работе. В руках у ребят немедленно образовались баян и гитара. Погода – на редкость теплая, украинская весна в самом разгаре.
Поперек двора – столы с легким вином, со сладостями и фруктами. Небогаты Истомины, но праздник есть праздник, гостей уважь хоть бы и на последние деньги. И завился вечер – песнями, танцами… Сколько говорили о Наде! Какая она смелая, ведь когда-то мечтали всем классом отправиться на целину, но рискнула только она, Надя Истомина. Вспоминали, какая она была в классе, как всем помогала, насколько трудолюбива на работе… Больше всего грустили однокашники – кто же им теперь, без Нади, поможет с курсовыми? Поезд на Донецк отходил поздно, в 23.30 – гуляли до самого вокзала, в вагон Надю посадили с песнями и плясками.
– Ребята, в армию друзей отправляете? А где же ваши новобранцы?
– Так вот же! Не в армию – на целину девушку провожаем!
Так пассажиры на вокзале узнали, что комсомолки едут на целину. Ни у кого из сорока краматорских девушек не было таких проводов, как у Нади Истоминой.
В Донецк поезд пришел под утро. Девушки вышли на привокзальную площадь и замерли от удивления: она была украшена не хуже, чем на Первомай, а было еще только седьмое апреля 1959 года. На площади готовились провожать на целину комсомолок всей области. Играл военный духовой оркестр, везде были красные флаги, кто-то танцевал; с каждой минутой на площадь прибывали все новые и новые нарядно одетые люди.
– Девчата, что стоите, давайте быстрее в центр, туда, к трибуне! – подбежал парень в красной повязке на рукаве, из организаторов. – Комсомольские путевки вручать будут!
На трибуне появились люди в шляпах – партийное и комсомольское областное начальство. Ведущий называл города и фамилии, будущие целинницы поднимались на сцену и получали документы; играл бравурный марш…
– Истомина Надежда, город Краматорск!
Ну, вот и Надина очередь. Узкие ступеньки на сцену, яркий солнечный свет, кто-то жмет руку, вручает документ… Сердце Надино бьется так же сильно, как два года назад, когда получали аттестат зрелости. Вроде бы вчера это было, а вроде бы и вечность назад.
– Теперь ждать нечего, красавицы, вперед! – еще один бодрый распорядитель подгоняет девушек.
* * *– Истомина Надежда – седьмой вагон!
Долго еще девушки рассаживаются по местам, рассовывают по багажным полкам свои невеликие пожитки; долго еще паровоз пыхтит, разводя пары – но вот поезд, весь украшен транспарантами, цветами искусственными, шарами, флажками, под звуки оркестра тронулся.
Седьмой вагон весь звенел девичьими голосами: соседками Нади оказались девушки-целинницы из Краматорска, Славянска, Дружковки. Праздник как будто продолжался, о новой жизни было еще толком ничего не известно. Зато пока – на каждой большой станции – их встречали цветами и музыкой, женщины приносили горячие пирожки. Девушек приветствовали; наверное, впервые в жизни они чувствовали на себе такое радостное внимание людей. Никто из них не сомневался: такой радостной и будет их новая жизнь.
Надя стояла у окна вагона. Никогда раньше она не чувствовала себя такой нужной и важной. Кончились тягостные годы, которые могли бы быть счастливым отрочеством, но не стали…, и зима закончилась: вдоль полотна дороги появились белые точки первых весенних цветов. Как же прекрасна и умна матушка-земля, как же замечательно устроено, что после зимы обязательно приходит весна!
– Девчата, смотрите! Вдоль шпал расцвели подснежники!
Девушки бросились к окнам, они не могли скрыть радости: белые, лиловые подснежники кружили в бесконечном весеннем танце.
Но вот еще одна станция, на сей раз совсем небольшая. На перроне девушек угощают пирогами, вареной картошкой с соленными огурчиками…
Надя выглянула из окошка вагона – и еле успела поймать букет подснежников. Потом взглянула, кто бросил – ничего парень, симпатичный.
– Девушка, это тебе на счастье!
Поставила цветы на столик. Подруги смеялись:
«Ну, все, Надюша, скоро замуж выйдешь!»
– Да нет, дорогие, в моих планах в ближайшее время замужество не значится!
* * *И вот уже под колесами – Казахстан. Скоро место назначения. Вокруг, сколько ни смотри из окон, – необъятная печальная пустыня, местами виднеется еще не растаявший снег. За окнами вагона серо и мрачно; ветер воет так, что, кажется, стены вагона ему не помеха…
Вот и конечная: станция Кзыл-ту Кокчетавской области. Крохотная станция, окруженная степным безбрежьем. Вблизи – никакого жилища, только где-то у горизонта виднеется какое-то неприглядное низкое строение.
На календаре было пятнадцатое апреля. Поезд никто не встречал. Праздники прошли, а с ними и приподнятое настроение: девушек настигли будни.
Серый цвет и сумрак – таковы краски апрельского утра в Казахстане, если это, конечно, можно назвать красками. Девушки ждали час, другой; ветер пронизывал до костей, не спасала никакая одежда. Наконец, вдалеке показались грузовики – один, второй, за ними трактора с огромными санями. Целая колонна.
– Грузитесь, грузитесь! – кричат из кабин. – Время дорого!
А девчата и сами рады побыстрее: хоть как-то согреться посреди степи. Смеха и веселья, которые царили в поезде все эти десять дней, как не бывало… Пока грузились и ехали, провожатые распределяли девушек по совхозам.
Почти весь седьмой вагон попал в ближайший к станции – всего-то пятнадцать километров – совхоз «Толбухинский». «Это, девчата, совхоз передовой, лучший в области! – хвастался водитель. – В пятьдесят шестом организован, как сюда целинники пришли. Директор – золотой человек, Моргун Федор Трофимыч!»
Пересадка, снова на сани; время, между тем, уже к обеду. Проглянуло солнце, да и ветер начал стихать, но все-таки у приезжих зуб на зуб не попадает. Прошло еще три часа – и прибыли в совхозный стан, распределились по дворам.
– Надежда, куда же тебя, такую маленькую… К Нерингам, вот! Там семья хорошая, подкормят: работа-то тяжелая предстоит!
Неринги были немцы, депортированные с Волги во время войны. Немцы да казахи – вот все коренное население усадьбы. У Нерингов – теплый дом, четверо детей, добрая хозяйка тетя Шура. Теплый хлеб и молоко по утрам. Обычно говорят про русское гостеприимство – ну так немецкое оказалось совсем не хуже…
– Трудненько придется, – в первый же вечер покачала головой тетя Шура. – За работу поставят прямо завтра. Тут пока холодно, в степи-то. Но пара недель – и будет сразу лето, весны в Казахстане почти не бывает. В мае – сухо, земля трескается, а зато в конце июня ливни с грозами такие, что хоть беги! Но ничего, живем, и ты будешь жить и радоваться! А уж работы тут – непочатый край…
* * *По бригадам распределили еще до ночи. Надежда вместе с еще двумя девушками – Лидой и Розой – попала во вторую бригаду, к Григорию Афанасьевичу Тютюннику. Родом был он из Украины, работал в совхозе с 1956 года вместе со своими сыновьями и племянником, которые также приехали сюда по комсомольским путевкам.
– Значит, вы, девчата, поедете в бригадный стан, это километров десять отсюда, – скомандовал Григорий Афанасьевич. – Поселитесь там в «бескозырке» – ну, увидите сами.
«Бескозыркой», оказывается, называлась глиняная мазанка без пологой крыши, расположенной посреди голой на десятки километров вокруг степи с низкими и редкими деревцами. Вообще-то, это была бригадная столовая, на второй половине которой жила повариха. К ней-то подселили Надю и Лиду. Роза – золотая медалистка из Дружковки, дочка обеспеченных родителей – оказалась в палатке.
– Ну, ничего! – усмехнулась, – я затем сюда и ехала, чтобы справляться с любыми трудностями. Нет преград для советского человека, да, девчата?
Над степью еще выл холодный ветер, но земля с каждым днем теплела, готовясь вновь принять в себя хлебные зерна. «Посевная» – это значит, что весь совхоз работает от зари до заката. Пятнадцать часов в день за сеялкой, без выходных – надо успеть засеять бескрайние распаханные земли. Там, где еще недавно была лишь степь, возникали поля, и люди радовались: бесприютный пейзаж оживлялся, превращаясь в творение рук человеческих. Надя, работая, почти не чувствовала усталости: сказывалась закалка, полученная в детстве, и тяжкий физический труд после школы. Мечталось только поскорее увидеть первый урожай.
– Надя, сегодня опять ребята придут!
Стойких, не унывающих девушек целинники признали сразу. Относились к ним с пониманием, помогали, если что не так, и заходили иногда в гости. У девчат ждала неприхотливая еда, уют, душевное тепло. Комнаты украшены – какими-нибудь пустяками; на окошках – алоэ и герань в консервных банках от повидла, подарок доброй тети Шуры Неринг.
* * *После посевной большая часть бригады вернулась в совхозный стан. А земля вскоре отблагодарила сеятелей дружными всходами ростков пшеницы. Скоро всходы превратились в метелки. На глазах пшеница зрела, колос становился упругим, бусинки зерна твердели. И вновь горячая пора: одним механизаторам готовиться к уборочной страде, другим продолжать вспахивать новые целинные земли.
Иногда целый день приходилось провести голодными, – какие там полевые кухни, некогда! Да и климат – «что-то уж резко континентальный», как шутили комсомольцы – требовал привыкания.
И все-таки работали безотказно, хотя многие из ребят раньше с трудностями не сталкивались.
Второй бригаде дали несколько жилых вагончиков. «Шикарно!» – завидовали товарищи из других бригад: в вагончике было сухо, а между двумя жилыми «половинками» отлично вставала буржуйка. За едой – в столовую: дешево, но и качество соответствовало цене.
Надю снова подкармливала добрая тетя Шура.
А вот и первая зарплата. Девчата получали по тем временам мизерные 600 рублей в месяц, механизаторы чуть больше. Надя откладывала 300–400 рублей с каждой получки и отправляла домой, маме.
– Поправляешься на глазах! Хорошеешь не по дням, а по часам! – радовалась тетя Шура.
– Главное – успокоилась, – тихо призналась Надежда. – Не так тревожно, как дома было…
* * *Первое казахстанское лето выдалось не таким жарким, как бывает обычно. Из бескрайней степи дул легкий ветерок, под которым ковыль серебряными нитями будто бы вышивал замысловатый узор на зеленой траве.
В свободное время Надя любила смотреть из окошка вагончика, как волнуется степь: она представляла, что где-то недалеко колышется безбрежное море; бирюзовые волны несутся, омывая золотые песчаные берега. Она вглядывалась вдаль, приучая глаза к горизонту. Как все-таки прекрасна, как разнообразна жизнь! Как же хочется дышать, бежать, видеть и слышать весь мир в такие моменты!
По вечерам Надежда бывала у Нерингов: они всегда встречали девушку приветливо, угощали чем-нибудь вкусненьким.
– Настоящее ты, Надюша, наливное яблочко, – довольно говорила тетя Шура. От тебя исходит лучезарное тепло, как от солнышка, а голосок становится звонким, как колокольчик.
Так и осталась Надя «Колокольчиком»: дети тети Шуры, подружившиеся с ней, как с сестренкой, иначе ее и не называли. А в бригаде звали похоже – «Звоночек». Наверное, из-за голоса, который звенел на весь стан, как только появлялась Надя. К ней оборачивались и парни, и девушки.
– Водички напиться! – стучался кто-нибудь из ребят в вагончик, стоило Наде там появиться. Или просили листочек бумаги – письмо домой написать. Надя улыбалась, понимая – им всем просто хотелось с ней пообщаться. А ей и не жалко: многодетная семья дала такую закалку общительности, что в бригаде Надя чувствовала себя совершенно свободно и всегда была в центре внимания, как и в школе.
– Колокольчик ты наш, заходи почаще, – провожали Надю по вечерам тетя Шура и ее ребята. – Нам так нравится с тобой общаться, слушать твои сказки! Если что-нибудь тебе понадобится, ты не стесняйся!
– Спасибо вам, – краснела Надя, – да чем же я заслужила? Сердечное вам спасибо за все!
Но по взглядам многих молодых людей вокруг можно было не сомневаться – Надя Истомина расцвела. Голос девушки и вправду звенел на всю бригаду – от счастья, от прилива сил, от того, что ее новая жизнь была не в пример прежней: надежней и спокойней. Что с того, что приходилось много работать? Надя никогда не боялась труда.
Новая специальность – подручная тракториста. С огромными граблями девушки помогали при заготовке сена. В промежутках между работой можно было даже успеть почитать, чем Надя с удовольствием пользовалась.
– Как тебя зовут? – спросила как-то курчавого, симпатичного тракториста.
– Василий… Вася. Чех!
– Что, настоящий чех?
– Да нет! Из Белоруссии. Фамилия такая! – и снова за работу…
Бывала и подсобная работа: топить буржуйки в бытовках и вагончиках, наводить порядок, иногда – стирать и гладить ребятам одежду.
– Что, Надюша, не нашла себе никого еще? – интересовалась тетя Шура иногда.
– А уже надо? – смеялась Надя. Никого из ребят она пока не выделяла.
Еще до приезда в Казахстан девушек предупреждали: на целине надо быть очень осторожными с ребятами, бывает всякое! И смотрели старшие женщины многозначительно. Поэтому девчата поначалу были настороже: ходили в спортивных штанах, крепко завязав их на ногах и поясе. Потом поняли, что никто на них нападать не собирается, и стали-таки носить платья. И все-таки продолжали жить по принципу «береженого Бог бережет».
Со стороны парней при этом не было даже ни одного грубого слова – предосторожности оказались напрасны. Все-таки большинство парней были воспитаны еще по-деревенски – с понятием.
* * *Отдельная песня была – соседи-казахи. Девушек-целинниц часто звали на чай. Казахи жили так же, как и многие века назад, и украинские девчата, заходя к ним в гости, не могли не удивляться. На стенах – останки забитых лошадей, копыта, головы и внутренности. Туалетов и в помине нет, ходят в степь с чайником, при этом, как видно, чистоплотны. Они простодушны и добры к людям. Огромные семьи, очень уважают своих стариков. А чтобы жениться, семья жениха платила родителям невесты внушительный калым – по сути, покупали девушку.
Как-то раз ребята из второй бригады необдуманно чуть было не сыграли над своей любимицей шутку. Светлым летним вечером к стану подъехала тележка с двумя ящиками спиртного. В ней сидели пожилой казах со своим сыном. Этого юношу девушки много раз видела на полевом стане. Он отличался от остальных казахов тем, что был статным, зеленоглазым, со светлыми волосами. Казахи позвали бригадира Григория Афанасьевича и стали, жестикулируя, ему что-то доказывать. Вот уже и девчата из-за любопытства вышли из своих вагончиков. И многие ребята уже вернулись с работы.
– Надюша, Звоночек ты наш, подойди сюда, – с улыбкой позвал бригадир. – Видишь этого молодого красивого казаха? Он приехал с отцом тебя сватать, а вернее, выкупить за два ящика водки. Что скажешь?
– А почему именно меня? – с растерянной улыбкой спросила девушка.
– Они говорят, что ты веселая, быстро и хорошо работаешь.
– Надо же, как они оценили весёлость и трудолюбие, не многовато ли?! Однако вы с ума сошли, – Надежда вспыхнула от негодования и скрылась в своем вагончике.
– Да нет, это не я с ума сошел, а кто-то из ребят так неудачно пошутил!
Долго еще бригадир объяснял казахам, что у славян невест не продают и не покупают. Отец с сыном, по всей видимости, так и не смогли этого понять. Ребята, а особенно водитель Иван, местный немец, помогли им развернуться и уехать.
* * *В конце июля поля стали такие красивые – глаз не оторвать. На засеянных участках уже разливался необъятный пшеничный океан. Ветерок, как ястреб, кружил над зеленым полем пшеницы; колосья, налитые зерном, не хотели подчиняться, выгибались бирюзовыми волнами, выпрямлялись, вставали стройными рядами, но ветер ни на минуту не оставлял их. Стебельки поворачивали свои головы, и, казалось, вот-вот волны поднимутся и выйдут из берегов.
Солнце сверху золотило их; девушки смотрели на живое поле, созданное своими руками, и чувство восторга и торжества наполняло их сердца. Многим вспоминались в такие минуты бессонные ночи, споры, первые костры в степи и первые борозды.
Девушки считали, что видеть результаты своего труда – ни с чем несравнимое блаженство. Может быть, именно оно помогало комсомольцам стиснуть зубы и не возмущаться, а работать, чтобы, в конце концов, увидеть главную свою награду – огромный урожай…
* * *Начиналась уборочная страда – самое благодарное время в целинной жизни.
Приехало много командировочных: студенты, солдаты с машинами и комбайнами. Повсюду шествовал праздник, слышалась музыка. Каждый парень-механизатор был спасителем и героем, ребята все время торопили девушек и сами старались без потерь доставить урожай.
Целый день над полем слышался звонкий смех девчат и бравые реплики парней. Молодые, красивые, они хотели понравиться всем, сдвигали лихо кепки, щеголяли начищенными кирзовыми сапогами и с удалью срывались с мест на своих машинах.
В воздухе как будто летали смешинки: девчонки лукаво хохотали, надевали самую лучшую одежду. Мужчин на целину приехало множество, так что кому хотелось найти себе жениха, это можно было сделать без особых хлопот. А каждый юноша при виде красивой девушки начинал источать комплименты, как скошенные травы свой аромат.
На время уборочной страды Надежда Истомина была назначена учетчицей. Урожай был высокий; машин не хватало, а те, что были, разгружались, казалось, очень медленно.
Наде запомнился один из ясных осенних дней. Вот сотни автомашин, загруженных зерном, стоят возле пункта временного зернохранилища, среди рыжей, выгоревшей степи на окраине поселка. Хвост растянулся больше чем на километр, сам приемный пункт – как кишащий муравейник. В клубах пыли урчат и фыркают грузовики, пробираясь к центру двора, к буртам зерна. Тут же рядом грохочет стройка – возводится новый элеватор, старый уже забит зерном до отказа.
Погода стояла ясная, повсюду было зерно – его отвозили вереницы машин до пункта приема.
Поля постепенно освобождались от урожая, а настроение у всех боевое и радостное. Надя стояла на приемке, и ей было чуть-чуть грустно. Если бы она могла, она бы дала пшенице постоять еще немного, чтобы все вдоволь налюбовались своим трудом. А сейчас поле теряло первоначальную красоту. Трактора и комбайны, с высоты птичьего полета похожие на черных жуков, утопали в этом пшеничном величии, и с каждым днем оно превращалось в плешь, которая поглощала все больше и больше пространства.
Десятка два девушек насыпали зерно в мешки, и грузчики исчезали с ними в низеньких мазанках-складах, куда сыпали семенное зерно. Как медленно! – поморщилась Надя. Пробралась через заторы машин к девушкам и своим звонким голосом крикнула:
– А ну, ребята, кто смелый! Подходите, помогайте девушкам разгружать машины. И время побежит быстрее, и невесту себе выберете. Посмотрите, какие красавицы работают!
И действительно, ребята-водители вышли из своих машин и начали дружно помогать девчатам. Разгрузка пошла веселее и быстрее. Пшеницу в бригаде убрали полностью, но на токах она оставалась еще долго.
Высокие горы зерна лежали среди полей; юноши и девушки, уставшие от монотонной работы, развлекались: пели песни, рассказывали анекдоты, чтобы как-нибудь отвлечься от жаркого солнца, которое как будто сверху наблюдало за их работой и подгоняло своими золотыми стрелами-лучами… Порой от солнечного удара девушки падали в обморок.