Букет подснежников – на счастье

Мамы дома не было – была старшая Вера.

– Надя, что с тобой, ты чего так улыбаешься? Тебя приняли в пионеры?

– Да! – с гордостью ответила она и достала из ранца похвальную грамоту.

То, что произошло секунду спустя, Надя так и не смогла понять никогда. Простить – тоже до конца не смогла. Вера выхватила грамоту и в одну секунду изорвала ее в клочки. Надя впервые заплакала – от обиды. То, что сделала ее сестра, было намного больнее, чем постоянные тумаки, достававшиеся от нее.

Может быть, потом Надя сможет это понять, но забыть такое точно не получится…

Вера, родившаяся в 1935 году, была довоенный ребенок, она успела подрасти еще в мирное время. Здоровая, упитанная, симпатичная девочка с курносым носиком на симметричном лице, с карими глазами и черными, как у мамы, волосами. Надя же – дитя войны – худенькая, невзрачная, настоящий «гадкий утенок». Но в школе все было наоборот: памяти и упорства у Веры не было совсем, а уж Наде, кажется, этих качеств досталось за троих – и энергии, и памяти, и любознательности.

* * *

Наде нечасто снились красивые сны, но в это июньское утро 1948 года сон был такой красочный и явственный, что почти не отличался от реальности. Как и все такие сны, он пришел под утро, и Надя долго не вставала, пытаясь его досмотреть.

…Стоит ясная погода, небо чистое, но в комнате темно и сыро. Сначала Миша, двоюродный брат, слегка подпрыгнул и улетел через окошко, затем поднялся Толик, а она села к мальчишке на спину, решила с ним полететь. В этот момент форточка закрылась, а девочка осталась, и в доме стало как-то очень сыро и неуютно…

Неуютно было вставать, непонятно, что должно было случиться, но сомнений не было: что-то надвигалось. Небосвод заволокло тучами, моросил мелкий дождь. К обеду он перестал, но небо по-прежнему было пасмурным и каким-то зловещим.

Ближе к вечеру во дворе раздались шаги. Вошли двое: пожилая женщина и мужчина, у которого вместо правой ноги было какое-то деревянное приспособление, а в руках палка с закругленной ручкой. На нее он опирался при ходьбе.

Надя ожидала обычного в те годы: «Помогите инвалиду войны!». Но, к ее неприятному удивлению, неожиданные гости прошли прямо в дом. Оказалось, эта женщина жила на соседней улице, а человека привела, чтобы познакомить с мамой. Да, он – калека, с не самым приятным даже на вид характером. Но и Анна Семеновна – пусть всего лишь немного за 30, но уже с тремя детьми. Вокруг столько незамужних девушек – куда уж там быть «переборчивой», а мужчина в доме нужен, как без мужчины…

Как-то поздно вечером Надя увидела, как этот чужой человек – который с первого же взгляда ей не понравился – держит ее маму на коленях и о чем-то с ней воркует. Она легла в постель, завернулась в одеяло, но уснуть не могла, лежала как будто в забытьи… Что же? Как же? Ведь это ее мама, неужели вот сейчас этот незнакомый мужчина отнимет ее любовь? Заснула, но некрепко; за ночь несколько раз просыпалась и вздрагивала от ужасных предчувствий. Утром оказалось – заболела и несколько следующих дней лежала в постели. Пыталась забыться и не могла, думала: неужели вот так и кончится ее счастливое детство? И будет испорчена вся оставшаяся жизнь?

Увы, кажется, сбылось: старая жизнь закончилась стремительно. Инвалид окончательно поселился в доме, и за несколько месяцев «гнездо» почти опустело. Уехали мамины племянники Миша и Толя, их мама – родная сестра Анны Семеновны, Тоня – перестала общаться с родней. Больше Надя не видела их никогда в жизни. Ушла Евдокия Ивановна, покинула дом Тамара. Они остались одни.

* * *

Через год, в конце июля, Надин отчим впервые устроил настоящий скандал. Выпив, орал страшным голосом, гонял ее маму вокруг дома – беременную, на последнем месяце. Разняли соседи. Надя видела все от начала до конца – и, как и все крупные обиды, никогда не могла забыть. С тех пор она не просто не любила отчима, но и прямо ненавидела. С трудом могла заставить себя есть с ним за одним столом.

В тот вечер детство для Нади окончательно закончилось. Началось безрадостное отрочество.

23 августа 1949 года родился Максим – четвертый в семье. Симпатичный, спокойный, забавный. Сестренка его полюбила и с удовольствием с ним нянчилась.

* * *

Начались годы скитаний. Сначала уехали за лучшей долей из Краматорска под Брянск, в поселок с красивым названием Белые берега. Но не протянули там и года: даже сейчас этот край небогат, а тогда там была откровенная нищета.

Потом вернулись обратно на Донбасс, в поселок Новый Свет города Краматорска. Семье выделили участок, потихоньку построили домик из шлака с цементом и песком. Всего четыре комнатки, с земляным полом и небольшой деревянной верандой. Пока строились, жили в крохотном саманом флигеле рядом. Но сразу же – еще не был готов дом – Анна Семеновна посадила на участке фруктовые деревья: вишни, сливы, абрикосы. Не только красиво, но и свой урожай – подспорье при тогдашней небогатой жизни…

Вот уже родился и пятый ребенок через год – Артем. Хлопоты, беготня, нищета… с каждым годом накапливающаяся бедность. Пенсии никак не хватало на жизнь, стали заниматься кустарничеством. Анна Семеновна взяла патент, и вот уже вся семья делает из гипса всевозможные копилки: кошек, собачек и прочих зверьков, которых хорошо раскупали. Надя – рядом: помогает раскрашивать.

Продавать по выходным ездят в соседний город Славянск. Там рынок большой и шумный, называется колхозным. А главное для Нади – там не попадется навстречу никто из школы. Не засмеют, не будут потом издеваться над «торговкой». Продают товар в четыре руки: мама на одном конце базара, а Надя – на другом. У дочки выручка почти всегда больше. Но вот поесть удается не всегда: часто обе остаются до вечера голодными.

Кроме копилок, хорошо идут вязаные скатерти, и вот Надя с мамой сидят со спицами. Набивают и ковры из байковых одеял масляной краской с помощью трафарета: тоже огромный спрос.

Наде – уже двенадцать лет, она работает умело и быстро. Мама часто говорит:

– Молодец, Надюша, какая ты у меня умница! Что бы я без тебя делала?

И когда мама так говорит – проходит Надина усталость, девочка хочет работать еще лучше и быстрее. Вот только времени в сутках так мало.

Гулять, бегать по улице – совершенно некогда. Впрочем, ей уже и не особенно хочется.

* * *

С новой школой тоже повезло: дружный класс не только принял ее, но и оценил, и вот Надя Истомина – уже звеньевая, чуть позже председатель отряда. Ответственно, почетно! Главная привилегия «начальства» – постоянная помощь одноклассникам по многим предметам, особенно по математике. Вела этот предмет Антонина Ивановна – женщина, про которую, качая головами, говорили: «Строга, строга! Но справедлива». Надю она любила, но очень по-своему: чаще других спрашивала на уроках, ругала и снижала отметки за те недочеты, которые прощала остальным.

– У тебя способности к математике, с тебя и спрос другой! – объясняла ученице.

Способности – хорошо, но к ним нужно еще время и силы. А их становилось все меньше. С шестого класса Надя учились во вторую смену. Но это еще полбеды, а вот то, что мама с отчимом почти каждый день шли торговать на рынок и возвращались слишком поздно, чтобы Надя могла успеть в школу, было действительно затруднительно. Маленьких-то нельзя было оставить дома без присмотра!

Старшая сестра, Вера… Она уже давно не была подспорьем. Каждый день уходила утром рано, возвращалась за полночь. Школу бросила в шестом классе – надоели попреки, сравнения с младшей сестрой. По вечерам Веру ходили искать – мама, Надя и Дима. Маленький, всего десять лет, а все-таки мужчина, защитник. Идут по улицам, по аллеям, по дорожкам парка – и все хоть какой-то отдых, хотя и без сна.

И вновь через год – еще один братик, Сергей. Капризный, не дающий вздохнуть всему дому. Но что поделать. «Главная хозяйка» в семье, Надя берет его каждый вечер на руки, Артемку держит левой рукой, а правой пишет, пишет нескончаемые домашние задания.

А потом – спать? Нет, делать абажуры: мама с Димой делали для них каркасы, а Надя набивала на кальки рисунок. Получалось интересно и красиво, шли они по 8–10 рублей за штуку – там же, в Славянске, по выходным. От дома туда – 15 километров, в автобус иногда не влезешь, так что большую часть ходили туда и обратно пешком.

* * *

Шестой класс – всегда не самый простой для школьника. Но для Нади – особенно: мало того, что вторая смена, так еще и отчим продолжал каждый день напиваться и буянить.

Если еще у калитки раздавалось: «А, так я – дурак, я – дурак?!», то можно было не сомневаться – дальше почешет матом вглубь и вширь, может и ударить – глупо и страшно. Анна Семеновна и Надя работали, а он орал до глубокой ночи, засыпая только к утру. Находиться с ним под одной крышей для девочки было пыткой.

Да что там ночью: мог оглушить матерщиной и за обеденным столом. В такие моменты Надя вскакивала из-за стола и бежала со двора в укромное место глубокого оврага, который находился недалеко от их дома. Там можно было в одиночестве поплакать – от жгучей боли и обиды за маму, за себя, за всю их поломанную жизнь.

Как-то раз Надя сидела в своем укрытии и вспомнила, как тетя Тоня рассказывала ей о немцах в Краматорске. При фашистах тетю Тоню дважды могли расстрелять.

– Они, Надюша, к обрыву тогда согнали всех евреев, коммунистов и советских работников. А я же директор школы, ну и за еврейку тоже можно принять. И вот поставили нас в шеренгу, считают по порядку до пяти, потом каждого пятого заставили сделать шаг вперед, к самой кромке оврага. Остальным приказывали разбегаться, а этих расстреливали, так они и падали в яр.

В первый раз тете Тоне повезло – она оказалась четвертой. Но при следующей облаве уже не посчастливилось: там расстреливали уже каждого третьего.

– Меня поставили к обрыву, и я чувствую – ну все, конец. Сейчас убьют. И, знаешь, как сердечный приступ со мной случился прямо за секунду до выстрела. Я свалилась в яму. Прихожу в себя – на мне тело лежит, меня кровью всю облило. Лежала так до глубокой ночи, потом еле выбралась из оврага. Хорошо, никто этот овраг не охранял.

И что ночи темные на Украине – тоже хорошо. И что уберегли – не Бог, так ангел-хранитель. Но – так или иначе – уберегли. Домой тетя Тоня вернулась полностью седой – тридцатипятилетняя и заново родившаяся. Дети не сразу ее узнали…

Все это вспоминала в овраге Надя, и чем дальше задумывалась, тем больше высыхали слезы на ее лице.

Ну уж нет, не такое у нее горе, чтобы сокрушаться. Надо брать себя в руки – многим приходится еще труднее. Нужно быть сильной!

* * *

В седьмом классе на учебу времени стало совсем мало. Настолько, что в конце учебного года Надю могли оставить на второй год. Но обошлось – педсовет учел, что Истомина Надежда, хоть и редко посещала занятия, но училась хорошо.

Ей достаточно было прослушать на уроке или прочитать задание один раз, и она уже могла хорошо ответить. А самые сложные задачи по физике, математике решала, как ни странно, во сне: ночью прочитает задания, проснувшись, записывает ответы в тетрадь. Математические задачи она нередко решала несколькими способами, так что много времени для учебы ей и не нужно было.

Однажды ранним летним утром Надя заметила: мама с отчимом и грудным Сережей куда-то собрались. Оказалось – в Москву, на три дня.

– Бабушка Нина обещала нам дать швейную машинку, нужно купить краски и кальку, – мама поцеловала Надю на прощание. – Вот тебе 25 рублей на питание, думаю, вам хватит, пока мы не приедем.

Но три дня растянулись на полные две недели. Все это время 13-летняя Надя была одна на хозяйстве. Диме было 10 лет, Максиму четыре, Артемке два года. Старшая сестра Вера жила уже в Енакиево, у тети Жени – в том самом доме, где когда-то родилась Надя. На все про все у начинающей хозяйки было 25 рублей – и пять готовых каркасов для абажуров. Тогда Надя вспомнила: не так давно в Славянске на рынке она видела красивые абажуры из креповой бумаги, смотрелись они изумительно. Еще в тот раз она их внимательно рассмотрела и поняла, как это можно повторить. По счастью, бумага стоила недорого: два рубля за рулончик, из которого можно сделать два абажура и еще чуть-чуть оставалось на украшение.

И вот Надя купила несколько рулонов, Дима наделал каркасов – началась настоящая работа. Первую партию абажуров до Славянска не довезли – накинулись и раскупили соседи, каждый по десять рублей. Первый заработок Надя потратила на тапочки всему семейству – ни ей, ни ребятам уже не в чем было ходить. Малышам купила трусики, а Диме – простые брюки. Это, конечно, не считая еды. Когда мама наконец приехала, в доме были и продукты, и несколько готовых абажуров, и еще денег оставалось рублей двадцать!

– Аня, видишь, какая у тебя дочь! – улыбалась соседка тетя Нюра. – Управилась с детьми лучше, чем ты сама, денег ни у кого не занимала.

– Да, Нюра, я и сама удивлена, оставляла ей на эти две недели только двадцать пять рублей! – мама дочерью явно гордилась.

Примерно через час после этого разговора Надю пробил озноб, поднялась температура. Что это было – не знал никто. Попросили старушку с соседней улицы, та пришла и что-то нашептывала над девочкой, кропила водичкой. Надя быстро уснула и проснулась здоровой.

– А очень просто, – говорила знающая старушка. – Перехвалили малость девчурку-то. Сглазили!

* * *

На новый 1954 год сыграли свадьбу Вере. Старшей сестре было уже восемнадцать, ее жених – Игнат Яровой – на пять лет старше. Молодожёны были необычайно красивой парой, особенно невеста отличалась изумительной красотой.

Надя же запомнила не столько саму свадьбу, сколько приключение, с которого она началась. О том, что Вера хочет выйти замуж, она рассказала, приехав под Новый год домой из Енакиева – к тому времени она уже долго жила у тети Жени.

– Есть человек. Хороший, работящий…

Причин отказывать у Анны Семеновны не было… Сообщить о согласии в Енакиево отправили, однако не Веру, а Надю – мама посчитала, что так надежнее.

И вот – обратная дорога из Енакиева. Ехали вместе с тетей Женей и счастливым женихом Игнатом. Пассажирский поезд, который останавливается на каждом полустанке. Надя незаметно – дело было к ночи – задремала. И проснулась только от того, что кто-то ее как будто тряс за плечо, будил.

Осмотрелась – вагон почти пуст. Родственников рядом нет.

– Скажите, пожалуйста, где мы находимся? – спросила у проводницы.

– Мы проехали уже Краматорск, прибываем к станции Шпичкино. А времени – без четверти два.

– «Дня или ночи» – глупый, со сна, вопрос.

– Ночи, конечно!

Не дожидаясь остановки, спрыгнула на ходу. Вокруг – кромешная тьма, вдали густые облака дыма от доменных печей обволокли небо. Поразмыслив, решилась: надо идти по шпалам до вокзала Краматорска, это семь километров. Думать о маме было страшнее всего: «Родственники-то уже добрались до дома, как же она сейчас волнуется за меня!»

Этот участок – от станции Шпичкино до центрального вокзала Краматорска – никогда не считался приятным или хотя бы безопасным. Случалось, в этих местах всякое. Оно и понятно – освещения почти нет, по одну сторону от путей корпуса завода, по другую – извилистая гора шлака. Надя не шла – бежала по шпалам.

Не чувствуя страха, только беспокоясь за маму. Вот и вокзал, вот и поворот на свой поселок. Впереди – мост через реку Торец и лесопосадки. Где бежать? Конечно, по неосвещенным тропинкам – так безопаснее.

Пробегая мимо своей школы, Надя заметила: за ней ускоренным шагом движется какой-то мужчина. Девочка прибавила скорости и значительно оторвалась от него – не зря в школе была лучшей бегуньей. Прибежала домой – всего-то через двадцать минут после прихода горе-родственников. Мама была вся в слезах…

– Мамочка, ну что ты так разволновалась, ты же знаешь, что я у тебя бесстрашная дочь, ничего и никого не боюсь и, кроме того, очень быстро бегаю, – целовала, успокаивала. Рассказала про то, как шла по шпалам – еще раз напугала до слез. Про догонявшего мужчину уже смолчала – пора и спать, хватит на сегодня волнений.

Надя очень любила свою маму, в восьмом классе она посвятила ей стих:

Мама – это первое слово,Которое сказала я,И не забуду, пока буду жива!Я люблю тебя, моя милая мама,Сколько горя ты перенесла,Воспитывая меня.Вспомни годы войны,Как горьки для тебя они,Когда в поездеТы меня к груди прижималаИ горячими слезами обливала.Теперь я учусь в восьмом,Но не забуду об одном,Что ты меня спаслаВ грозные дни огня.Тебе безмерно благодарнаЗа то, что жизнь дала ты мне!В меня ты веру не теряла,Поддержкой в жизни мне была!А то, что я такою стала,Твой дар огромного труда!Бывали в жизни огорчения,И трудности порой.Меня всё это не пугало,Ведь ты всегда была со мной!Так прости моя любимая мама,Если когда-нибудь,Огорчила тебя чем-нибудь.

После свадьбы Вера с мужем на время уехали жить в Енакиево.

Восьмой класс запомнился Наде приемом в комсомол, а девятый – «живым подарком»: по окончании учебного года родилась младшая сестричка Анечка. Не сказать, чтобы Надя была на седьмом небе от счастья, но потом, когда Аннушка вырастет трудолюбивой, спокойной, скромной девочкой, они подружатся.

Надя часто ходила из школы одна – по темноте, после второй смены, в семь вечера. На Украине рано темнеет, зато ничего нет красивее украинской ночи: отчетливо виден Млечный Путь, загадочно очерчены на небе созвездия.

Надя глядела на чарующее небо и думала: где-то там, далеко-далеко, может быть, есть жизнь. Быть может, хотя бы там она не такая безжалостная и жестокая, как у нас на Земле? Ведь здесь на каждом шагу несправедливость! Вот почему, например, некоторые ребята учатся лениво, а живут хорошо?

А те, которые хорошо учатся, зачастую живут очень бедно!

* * *

Где это счастливое детство, о котором постоянно твердят учителя? И где в нашей стране равенство?

– Никогда, никогда не выйду замуж, – обещала себе Надежда. Жизнь свою посвящу простым, бедным людям, буду помогать им по мере сил!

Когда Надя училась в девятом классе, как-то к ней подошла школьная подруга Лиля Киркач. Это была очень странная девушка: умная, строптивая, самолюбивая. Она часто говорила: «Я не девочка и не мальчик, а нечто среднее – непонятное». Любила «математически доказывать», что у нее не меньше ума, чем у мальчишек – впрочем, с ней об этом никто и не спорил.

– Надя, – сказала Лиля, – слушай. Ты часто споришь с учителями из-за того, что они несправедливо занижают некоторым ребятам отметки. Я думаю так же, как и ты… И вообще, я тоже часто задумываюсь о несправедливости нашей жизни.

Помолчала с полминуты и вдруг, неожиданно:

– Мне кажется, что мы не выполняем заветы Ленина. Может, нам стоит перечитать труды вождя, чтоб понять суть его учения?

Так две подруги решили организовать кружок по изучению работ Ленина. Звали туда только тех одноклассников, которых считали достаточно умными, чтобы немного разобраться в трудах Ленина. Лиля принесла в школу первый том, после уроков час или два штудировали красный томик…

* * *

А через два дня их повесткой пригласили не куда-нибудь, а в городской КГБ. Где находится «комитет», знали все – в поселке Октябрьском, в мрачноватом кирпичном сером здании. Надя Истомина вошла туда – и увидела еще двух друзей: Валеру Масюкова, с которым сидела за одной партой, и Лиду Груздеву.

Нет, особенного страха не было: Надя еще в шесть лет побывала в милиции. Это было на Урале, когда мама лежала дома больная, а Надя с тетей Тоней ездили торговать семечками. Проходивший мимо милиционер заметил ребенка и забрал вместе с товаром в участок.

Там девочку продержали до вечера – все допрашивали, откуда взяла семечки. Рассказ Нади вышел таким жалостным, что милиционеры угостили девочку чаем, леденцами, а вечером отвезли на квартиру. А потом еще и извинились перед тетей (она дрожала, думая про груз семечек на чердаке) за то, что так долго продержали племянницу в милиции, и за то, что племянница не растерялась, а придумала жалостливую историю, тетя зауважала Надю: «Умная головка!»

Но тут, конечно, дело было посерьезнее. Что такое КГБ, Надя примерно понимала. Та же тетя Тоня кое-что рассказывала о 1937 годе и НКВД – не при посторонних, конечно, и не громко.

– Кто организовал кружок ленинизма? – человек в сером костюме приступил сразу к делу.

– Мы все вместе и организовали! – Надины глаза были совершенно спокойны, голос не дрожал. – А что в этом плохого, если мы решили дополнительно изучать труды Ленина?

– Как ты относишься к Лиле Киркач?

– Очень хорошо, она лучшая ученица нашего класса, умная, начитанная.

– Отец Киркач Лилии приходил к вам на занятия или нет?

– Нет, не приходил, я его не видела, – спокойно отвечала Надя.

С тем – после еще нескольких незначащих вопросов – и отпустили. Но после этого допроса сомнений уже не было: нет справедливости здесь и сейчас. Ни в стране, ни в школе.

Вот Надя – учится хорошо, но в любимчиках у учителей не ходит. Зачем им, действительно, обожать девочку из бедной многодетной семьи? Тем более «скандалистку»: Надя часто вступалась за товарищей, спорила с учителями, доказывала, что они занижают отметки. Вот к ней и были равнодушны, зато подруге – дочке зажиточных родителей – как и другим богатым детям, приносившим учителям подарки, оценки порой завышали.

Например, Валя Синицина была старательная девочка, но особыми способностями не отличалась. Контрольные по математике, физике, химии ей почти всегда решала Надя Истомина. Но мама Вали Синициной работала продавцом в ОРСе (отдел рабочего снабжения), так что хорошими отметками Валя была обеспечена.

Но это учителя, а мир сверстников был другим, более искренним и справедливым. Или Наде снова повезло, и ее коллектив действительно был самым дружным и лучшим в школе? Вот Саша Радько, например – он пришел в девятом классе. Большой драчун, но очень справедливый, защищал более слабых ребят. Вскоре его единогласно избрали старостой класса. Как-то Санька попросил познакомить его с Ниной Зубченко, которая училась в параллельном классе, в 9 «Б», и была Надиной соседкой. Нина была нежная, красивая девушка с длинными косами, хорошо воспитанная и скромная, она нравилась многим мальчикам.

Нине и ее младшей сестре Вале Надя по-доброму завидовала. Все дело в их маме: Наде она казалась просто святой. Их папа тоже не вернулся с войны, но тетя Маруся замуж больше не вышла, хотя ее не раз сватали: не хотела подвергать своих дочерей переживаниям и страданиям.

– Если придется выйти замуж и иметь детей, – говорила Надя звездам, возвращаясь вечером домой, – никогда не позволю, чтобы мои дети жили с отчимом!

* * *

«Нет уз святее товарищества», – учили школьники наизусть. Если бы Надя Истомина тогда читала Цицерона, то согласилась бы и с тем, что «в мире нет ничего лучше и приятнее дружбы; исключить из жизни дружбу все равно, что лишить мир солнечного света». Это было так, и дружба делала мир прекрасным.

Друзья – это значит, ни минуты времени в одиночестве. На переменках – постоянно вокруг свои: кто попросит рассказать следующий урок, кто без затей «стрельнет» тетрадку – списать. А еще – девчонки просили отгадывать сны. Почему-то Наде легко это давалось. А еще она умела иногда угадывать номера экзаменационных билетов. Самой-то Истоминой номера были не нужны – и так знала билеты, но вот друзьям писала и писала шпаргалки на всех экзаменах. Как правило, она уходила с контрольных работ последней, – когда все «подопечные» закончат. Так что всеобщая любовь и популярность Нади Истоминой были вполне объяснимы… Через много лет школьные товарищи вспоминали – Надю, которая так бескорыстно всем помогала!

А еще – спартакиады: Надя участвовала во всех, потому что была отличная бегунья. Первое место брала не только по школе, но и по городу.

* * *

И вот наконец 25 мая 1957 года – волнующий день. Такой же солнечный, как и первый день Надиной школы. Снова пахнут над Краматорском цветы, снова в школу идут празднично одетые ребята – уже совместно, и мальчики, и девочки. Рядом с Надей – брат Максимка, окончивший первый класс. Для Нади этот звонок – последний.

Вот отзвенела речь директора, всплакнули учителя, поздравили родители… И пошло братание – выпускники дарили первоклассникам книжки, а те им букеты цветов. У Нади цветов оказалось вдруг так много – постарались подшефные пятиклассники, у которых она была пионервожатой – она сразу же начала раздавать их тем, у кого меньше.

Потом уже, дома рассмотрела книжку, которую подарили Максимке. Увидела, от кого: одноклассник Володя Артамощенко.

– Максимушка, откуда у тебя эта книжка?

– А я увидел, что у тебя уже нет книги, поэтому подарил цветы мальчику, который стоял рядом с тобой. И он мне дал эту книжку.