Американец. Путь на Север

Элайя Мэйсон в ответ согласно кивнул. Дядя Билл усмехнулся, ему явно понравилось изложение событий адвокатским языком. И даже молодой Морган кивнул, хотя его и не спрашивали.

– Хорошо, допустим! – выдавил из себя Тед. – Но в стрельбе обвинили моего компаньона и его тренера, Генри Хамбла. Хотя они не делали этого! Получается, ваши люди все же напали на них, сэр? – обратился он к Элайе.

– Стоп-стоп-стоп! – громко прервал начинающуюся перепалку адвокат. – Я ведь просил проявить терпение и дать мне все объяснить!

Убедившись, что все снова слушают его, он откашлялся и продолжил своим звучным, хорошо поставленным и тренированным для длинных публичных речей голосом:

– Итак, как я говорил, случилась именно накладка. Если бы вы, Теодор, посетили участок вместе со мной, вы бы знали, что мистера Хамбла незадолго до событий допрашивала полиция. Его подозревали в другом убийстве.

– Я это и так знаю! – негромко прокомментировал сказанное Тед.

– Тем более. Однако сегодня все стало ясно! В ходе расследования, а также при помощи показаний людей мистера Спаркса удалось выяснить Истину! – Слово «истина» адвокат привычно выделил голосом, произнося с торжественностью, более подходящей истинному имени Всевышнего. Парадокс, но адвокаты, эти прожженные циники и профессиональные лжецы, к слову «истина» относятся трепетно. И очень любят представлять себя ее жрецами.

– То убийство было совершено китайской бандой, так что подозрения с мистера Хамбла уже сняты. Более того, именно эта банда и напала на вашего компаньона и его тренера. Однако находившиеся рядом люди мистера Спаркса не прошли мимо и вмешались. И именно их вмешательство спасло жизнь вашему компаньону.

От такой трактовки событий Теодор Джонсон пришел в сильное замешательство. Он-то знал, что на самом деле как раз китайцы спасли его партнера и Генри Хамбла от нападения банды ирландцев. Засада была грамотной, численное преимущество – подавляющим, так что, несмотря на то что Генри великолепно стрелял и успел хорошо натаскать в этом деле Воронцова, без неожиданного вмешательства китайцев они, скорее всего, лежали бы на кладбище. Однако говорить об этом, как предупредил его Стоунбридж, было явно не время. И Тед молчал.

Видя затруднение Джонсона, мистер Стоунбридж решил помочь ему:

– Ну, сами подумайте, Теодор, разве могли бы ваш компаньон и его спутник самостоятельно отбиться от целой банды?

Тед, имевший по этому поводу конкретное мнение, отрицательно замотал головой.

– Ну вот! – обрадовался адвокат. – Вы понимаете!

– А могли ли они иметь контакты с членом китайской банды, закоренелым преступником, чей труп был найден на месте перестрелки?

Тед еще более решительно отверг такое предположение. О том, что в знакомстве с китайцами Воронцова и самого Теда не стоит сознаваться ни в коем случае, адвокат объяснил еще при первой их беседе.

– Видите! – еще больше обрадовался адвокат. – Значит, очевидно, что банда была китайской! Даже полиция с этим согласилась!

При этих словах дядя Билл снова усмехнулся, а Фред Морган недовольно поморщился.

– Этих достойных джентльменов, что помогли вашему компаньону, полиция уже выпустила, – «обрадовал» Теда Джонсона адвокат.

– А вашего компаньона и его спутника сняли с розыска, – продолжил он затем с хорошо изображенной радостью в голосе. – Недоразумение исчерпано! Они могут спокойно возвращаться к своим делам!

При этих словах воцарилось молчание. Воодушевления и радости никто не разделил. Потом, поморщившись, Тед недовольно сказал:

– Увы, мистер Стоунбридж, но поздно. Это «фатальное недоразумение», – тут он подпустил в голос яду, – и «эксцесс исполнителя», к сожалению, почти разрушили наш развивающийся бизнес. Очень уж уверенно полиция подозревала Воронцова и Хамбла, чтобы они, пусть и невиновные, желали с ней общаться. Так что сейчас я даже не знаю, как их известить, что все в порядке.

Хотя обращался он к адвокату, ответил ему Элайя Мэйсон:

– А вот об этом, мистер Джонсон, я предлагаю вам поговорить отдельно, за обедом. Мне очень жаль, что мое приглашение, пусть и невольно, привело к таким разрушительным последствиям для вас и мистера Воронцова. Поэтому я предлагаю вам пообедать с нами вместе. И за обедом мы обдумаем, можем ли мы как-то компенсировать причиненные неудобства.

Нью-Йорк, Манхэттен, 8 сентября, вторник, время обеденное

Почему он выбрал для общения с Джонсоном этот итальянский ресторанчик, Элайя Мэйсон и сам не смог бы объяснить. Итальянскую кухню он не любил, Джонсона о предпочтениях не спрашивал… Да и не сказать, чтобы очень уж дешево… Сытно, это да. Но просто набивать желудок – это как-то по-плебейски…

Впрочем, наверное, именно простота здешней кухни заставила его сделать такой выбор. Этот Джонсон явно чувствовал себя не в своей тарелке, и Элайя хотел создать ему условия попроще. Опять же, вина итальянцы к обеду подавали немало, кувшин холодного, только из подвала, белого вина выставили на стол даже до того, как подать меню.

«Да, это то, что нужно!» – согласился сам с собой Элайя. Пусть этот Джонсон выпьет и немного расслабится.

Джонсон же сидел и мучился. Обилие мучного его сильно смущало. Не любил он этого. И пить предпочитал в кругу семьи или с друзьями, причем не вино, а пиво или что покрепче. Но не скажешь же этим «шишкам», что тебе не нравится их выбор.

Обед начинался достаточно скомканно. Однако к десерту Тед постепенно разговорился.

– Понимаете, синтез лекарства я сейчас и без компаньона сделаю, – излагал он, – однако у нас основной бизнес был не в самом лекарстве, а в сети для его распространения. Юрий называл такую систему «франчайзинг»…

– Почему? – неожиданно спросил молодой Морган.

– Не знаю… – слегка удивленно ответил Тед, – я не спрашивал… Может, потому, что ее французы придумали?

Фред кивнул, и Тед, собравшись с мыслями, продолжил рассказ:

– У Юрия был настоящий талант по части переговоров. Он умел не только привлечь людей к распространению, но и контроль наладить, и обучение. Причем так, что люди не чувствовали себя обиженными недоверием… Это очень важно. С его уходом сеть, конечно, развивается, но… Это уже совсем не то.

– А в чем именно не то? – вроде бы даже участливо спросил Элайя.

– Скорость оборота упала почти в полтора раза. Понимаете, наши распространители берут мазь и порошок не за наличные. То есть не все за наличные. Но у них есть срок, для каждого свой. По истечении этого срока они обязаны рассчитаться. Пока отсрочка была небольшая, денег требовалось немного, и бизнес развивался быстро. А сейчас наши контрагенты говорят, что все изменилось, сроки оборота выросли, и нашему партнерству приходится вкладывать больше денег. Это плохо, потому что своих средств у нас мало, и надо либо тормозить бизнес, либо занимать у банка. А банковский заем – дело опасное. Чуть не повезет, и бизнес уже не твой, понимаете?

Дядя Билл кивнул и снова улыбнулся, на этот раз – с вполне уместной грустью и сочувствием.

– Разобраться же с тем, почему оборачиваемость упала, мне некогда, я на отчетности сижу да само лекарство варю… Вот и получается, что эта самая «роковая случайность», о которой вы говорите, поставила наш бизнес под угрозу.

– Эту проблему легко решить, мистер Джонсон! – с демонстративным дружелюбием сказал Элайя Мэйсон. Надо сказать, что не только его подчиненные, но даже компаньоны были бы удивлены таким теплым тоном «ледяного Мэйсона». В последние годы все его нечастые проявления теплоты и душевности доставались лишь Мэри и ее тете Саре.

– Дело в том, что не так давно я предлагал вашему компаньону выплатить компенсацию за его недооцененное участие в одном изобретении. Сумма компенсации достаточно велика и, думаю, поможет вам некоторое время финансировать бизнес.

– Но это же не мои деньги! – возмущенно сказал Тед. – Как вы, сэр, могли подумать, что я возьму чужое?

– Так ведь и бизнес не только ваш, – демонстрируя не меньшее дружелюбие, включился в разговор дядя Билл, – однако вы им управляете и за себя, и за компаньона, верно?

– На это у меня есть доверенность! – упрямо ответил Тед.

– Тем более! У вас есть доверенность от мистера Воронцова управлять его активами. А теперь будет еще поручение от меня отыскать мистера Воронцова и вручить ему пять тысяч долларов, о которых я писал ему ранее, но не успел передать. И вы, разумеется, сможете пока на время вложить одни активы Воронцова для поддержания других его активов. Что может вам помешать?

Разумеется, Элайя не стал уточнять, что раньше предполагал выплатить эту сумму частями за пять лет, а не сразу.

– Ничто не мешает, – немного неуверенно протянул Тед.

– Видите, Теодор! Я счастлив, что эта сумма как раз поможет вам решить часть проблем, невольными виновниками которых мы стали. Мы вам помешали, мы же вам и поможем! А с компаньоном вы, уверен, рано или поздно свяжетесь. И договоритесь, как учесть этот вклад. Верно ведь?

Нью-Йорк, поезд на Балтимор, 8 сентября, вторник, вечер

Фред остался в Нью-Йорке с Мэри. Дальнейшая программа их медового месяца предполагала поездку к Ниагарскому водопаду. А Элайя с дядей возвращались в Балтимор.

В вагоне люкс купе были двухместные, так что поговорить и выпить они могли без помех.

– Все же жаль, что с этим Воронцовым у нас не сложилось… – задумчиво протянул Элайя, потягивая уже третий по счету стаканчик виски. – Талантливый он парень, что ни говори. Наладить за несколько месяцев неплохой бизнес, почти не имея денег, совершенно без связей и репутации – это дорогого стоит!

– Согласен, – кивнул Билл. – Но это вовсе не значит, что тебе стоило отчитывать Фредди перед его женой. И сравнивать их, отдавая предпочтение русскому.

Элайя помолчал. Ему редко делали замечания в последние годы. И обычно он заставлял тех, кто решился на такую дерзость, пожалеть об этом. Даже тех, кто формально был ему ровней. Дядя Билл рисковал и знал это. Тем не менее ответ прозвучал мягко:

– Согласен, не стоило. Это может испортить всю жизнь моей девочке…

– Не стоит волноваться, я думаю, они сейчас занялись тем, что выбивает из головы все мысли! – улыбнулся ему дядя.

– Да уж! – расхохотался Элайя, и неприятная тема была надолго забыта.

Нью-Йорк, Манхэттен, 8 сентября, вторник, поздний вечер

Если бы они могли увидеть, что в этот вечер творилось в номере для новобрачных, они не были бы так веселы. Нет, поначалу все шло согласно канонам. Прогулка с молодой женой, романтический ужин в номере – все прошло, как и предполагалось. Да и позже Фред не оставил молодую супругу разочарованной. Опыт у него был, здоровья хватало, так что он справился на «отлично».

Но вот позже, когда она притворилась задремавшей, втайне рассчитывая на продолжение, он выбрался в соседнюю комнату и зажег свет. Удивленная Мэри подождала немного, а потом заглянула в щелку. Оказалось, что он раздобыл стопку бумаги, карандаш и что-то сосредоточенно писал. То ли схему чертил, то ли расчеты проводил, то ли и то и другое попеременно.

Мэри обиженно насупилась. Муж променял ее на какие-то там расчеты в первую же неделю семейной жизни?! А что будет дальше?

Между тем Фредди, похоже, закончил со своими расчетами. Полюбовавшись на итог, он негромко сказал сам себе: «Дурак этот русский! Лекарства новые изобретал, секреты городил… Да этот его франчайзинг – сам по себе золотое дно!»

Потом налил порцию виски, выпил и двинулся в сторону спальни с протяжным, хоть и не очень громким: «Дорогая! Я соскучился-я-я!»

Мэри торопливо юркнула в постель. Промелькнула мысль притвориться крепко спящей, чтобы наказать мужа, но Мэри ее отогнала. И не пожалела.

«Еще неизвестно, кто остался бы наказан!» – подумала она удовлетворенно некоторое время спустя. С этой мыслью она заснула.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«…Пароход был маленький и неторопливый. Быть кочегаром на судне – означает работать на пределе сил почти все время. Ты переваливаешь уголь из бункера к топкам, потом закидываешь его в топку, после этого вытаскиваешь раскаленную золу, а уже остывшую – выкидываешь в море. Этот цикл бесконечен всю твою вахту. В полутьме, при плохой вентиляции, в пятидесятиградусную жару летним днем и в тридцатиградусную ночью… Прерваться во время вахты ты можешь только на то, чтобы глотнуть водички. После вахты ты торопливо глотаешь бурду, которую только и готовит корабельный кок, кое-как смываешь с себя часть копоти и валишься в черное забытье.

Такая работа требует привычки, и новичкам приходится трудно. Я был новичком во всех смыслах – и мне было особенно трудно. Пару раз мы вроде заходили в какие-то порты, но меня на берег не отпускали. Да я и не рвался. Остальные кочегары, машинисты и палубные матросы в это время торопливо просаживали часть заработка в портовых кабаках и борделях, но мне было не до того. В это время машины стояли, и я отсыпался. Тем более что вся тяжесть первой вахты после порта приходилась именно на меня. Остальные кочегары маялись похмельем. В общем, подумать о новом проекте в дороге, как я наивно собирался, не получилось.

Но все когда-то кончается, кончилось и мое путешествие. Невероятно буднично. Просто через час после того, как я в очередной раз погрузился в черный провал без сновидений, заменявший мне сон в последние недели, меня снова разбудили и погнали выгружать груз…»

Средиземное море, 27 сентября 1896 года, воскресенье

– Ну что, ты все еще недоволен нашим планом? – спросил капитан Костадис и окинул старпома угрюмым взглядом.

– Нашим? Помнится, сэр, вы приказали мне заткнуться и делать, что сказано. И не мешать вашим, сэр, великим идеям.

Капитана обращение на «вы» и «сэр» не обмануло. Напротив, оно многое сказало. Старпом был не только вторым офицером на судне, но и шурином Костадиса. Кроме того, он был и совладельцем. Правда, доля его была всего десять процентов, но и у самого капитана было лишь сорок пять. Оставшиеся сорок пять принадлежали Дукакису, критскому контрабандисту. Костадис с Дукакисом давно не ладили, поэтому, от того, кого поддержит старпом, зависело, кому определять политику компании. Старпом мог себе позволить не только обращаться на «ты» в неофициальной обстановке, но и говорить в глаза, что думает. По крайней мере, до тех пор, пока они у Дукакиса долю не выкупят.

И это «вы» лучше всего показывало, что в данный момент он недоволен.

– Подожди! – остановил Костадис старпома. – Ты забыл, что ли, что мы не просто так Дукакису оружие везем? Мы этим оружием его долю в судне выкупаем. Вместе выкупаем! На пару! – с нажимом повторил он. – У меня будет семьдесят пять процентов, но и твоя доля вырастет до двадцати пяти. И доходы вырастут. А раз у тебя доля, то и часть ответственности в плане – твоя.

Старпом промолчал.

– И потом, что тебе не нравится? «Патриотом» в Штатах был я. Я людей призывал деньгами скинуться. И еще сам добавил, чего не хватало… Но Дукакис эти винтовки и патроны втрое дороже примет. А учитывая, что больше половины денег не наши, то, считай, мы его долю за гроши выкупаем!

– Хороши гроши, – угрюмо проворчал старпом. – Мне несколько лет работать надо, чтобы столько получить!

– Так это ж заем! – терпеливо урезонивал его Костадис. – Мы на его погашение те деньги отправим, что раньше Дукакису уходили. За пару лет как раз и погасим. Поэтому считай, что действительно задаром!

Старпом снова промолчал. Нет, против контрабанды вообще он, как и многие моряки, не возражал. Да и против контрабанды оружия возражал не слишком сильно. Его смущала только блокада побережья «державами». Ведь, если поймают, судно конфискуют, а ему и капитану светит турецкий суд. И возможно, смертная казнь. «За поддержку мятежников». Слишком высокая ставка.

– До Ханьи два дня осталось! Если проскользнем через блокаду нормально, то тогда я и оценю твой план, как гениальный! – сдаваясь, пробурчал он, отбросив церемонное «вы». – В общем, спроси меня в среду, ладно?

– А зачем ждать среды? – делано удивился капитан. – У нас же было договорено, что в случае проблем на Крит не идем, а сгружаем весь товар в тайник Дукакиса на том островке… Вот я лично проблемы уже вижу и решаю, что так мы и поступим! А сами пойдем в Стамбул, понятно?

– А вот теперь я готов выпить за твой гениальный план! – с широкой улыбкой ответил Костадису шурин.

Небольшой островок неподалеку от Крита, 29 сентября 1896 года, вторник

Отчего-то я был уверен, что контрабанду всегда сгружают ночью. Но когда меня позвали на палубу, едва-едва перевалило за полдень.

– Помогай сгружать! – скомандовал мне старпом.

Пришлось мне вместе с полудюжиной палубных матросов извлекать из трюма ящики с оружием, грузить их на шлюпку и везти на какой-то островок. Как только боцману казалось, что мы заскучали, он тут же взбадривал нас когда ревом, а когда и пудовым кулаком.

Когда все закончилось, шлюпку втянули обратно, а старпом шепотом пояснил мне:

– Блокада у острова очень плотная. Так что мы оружие в тайник перегрузили, его отсюда патриоты с Крита заберут, а сами идем в Стамбул. И тебя высадим там, понятно?

– Да уж понятно!

– Впрочем, если рвешься защищать свободу Крита, можешь прыгать за борт! – как будто пошутил он. – Наши патриоты добровольца всегда примут!

– Нет уж, благодарю! – так же вроде бы шутливо ответил я.

Тут вдалеке раздался звук сирены.

– Черт! Сторожевик! – Тут он повернулся ко мне: – Прыгай за борт, акулья требуха, если тебя тут поймают, нас всех троих повесят! Плыви на остров! – С этими словами он достал из кармана свой «кольт» и угрожающе направил в мою сторону: – Ну? Живо! Я кому сказал?!

Небольшой островок неподалеку от Крита, 29 сентября 1896 года, вторник, вечер

Я оглянулся. С одной стороны, мои револьверы так и лежали в карманах куртки. Не то чтобы это было очень удобно, но в другом месте их попросту сперли бы. Там же лежали и деньги, и моя старая заветная золлингеновская бритва.

А дальше что? Что увидит досмотровая группа со сторожевика, поднявшаяся на корабль – залитую кровью палубу с кучей трупов? И меня с дымящимися револьверами в руках… Ну ладно, уже не дымящимися – до сторожевика еще далеко. Но это ничего не меняет. Я хочу, чтобы кроме тех обвинений, что уже повесили на меня в Нью-Йорке, получить еще и обвинение в пиратстве?

И перестрелять к чертовой матери я успел бы не только старпома, но и трех матросиков, что готовы были вмешаться. А дальше что?

В общем, я прыгнул за борт и поплыл, прикрываясь, насколько можно, сначала бортом судна, а потом торчащими из воды скалами. Потом я тупо устал и все никак не мог выбраться на скалистый берег. А когда выбрался, сторожевик уже удалялся куда-то в компании суденышка Костадиса.

«Ну и черт с ними! – решил я. – Буду изображать Робинзона, пока «революционеры» не приплывут».

Насчет «революционеров» я не обольщался, помнил обмолвку Теда про «тайник контрабандистов». Ну да ладно… Прикинусь, что я идиот, решивший воевать за свободу Крита. Авось не зарежут и на острове не бросят. А мне бы только до берега добраться… И я настроился ждать.

И вот тут-то до меня дошло, что робинзонада у меня какая-то необеспеченная выходит. Воды на острове не было. Вообще. Еды тоже. Не было ни топлива, чтобы развести костер, ни спичек с собой, ни укрытия от непогоды. Так что, если контрабандисты не придут сегодня, то завтра, максимум послезавтра, я тут благополучно помру от жажды и ночного холода.

Тут как раз начал моросить мелкий дождик.

«Уже хорошо!» – решил я. И начал искать, нет ли тут углубления, в котором соберется лужа. Найдя, напился. Потом, оценив размеры лужи, понял, что протяну и денька три, если не замерзну…

Впрочем, винтовки все в деревянных ящиках, патроны тоже. Так что, если станет совсем худо, можно будет ящики разбить и пустить на топливо. Бумага есть, а поджечь ее можно порохом. А его подожгу капсюлем. Он же ведь как раз для этого предназначен, не правда ли? Патрон раскурочу и достану. Даже если с первого раза что-то не получится – патронов много, так что с какого-то раза обязательно получится. Поняв, что еще поживу, я успокоился и решил не спешить. Неизвестно, как контрабандисты отнесутся ко мне, если я их имущество попорчу.

Подумав еще немного, переставил ящики так, чтобы они образовали норку. Так, как дети домики строят. Ящики снизу, ящики по бокам и с тыльной стороны, ящики сверху. И узкая норка между ними.

Еще раз напившись впрок, я снял куртку и юркнул в эту щель. Потом укрылся. Благодать! Не дует, не холодно, и никто на вахту не гонит, можно спать вволю! Чем я и занялся.

Санкт-Петербург, 22 июня 2013 года, суббота, вечер

Тут принесли заказ, и Алексею пришлось отложить чтение. Как наставлял его дед: «Китайская кухня простая, сытная, но во время еды нельзя отвлекаться!»

Да и как тут отвлечешься? Баоцзы[7] надо есть, пока они не остыли. Иначе гадость получится. А перед тем стоит подготовить желудок чашкой-другой зеленого чая.

В детстве Алексея очень забавляла такая последовательность, «шиворот-навыворот», смеялся он тогда. Но дед настаивал, что именно в таком порядке и рекомендовал ему все есть хозяин этого ресторана дядюшка Джиань.

Впрочем, как подумалось Алексею, может быть, Джиань учил не только деда, но и Американца? Вообще-то, Американец здорово в этой книжке завернул. Себя главным героем фантастического романа прописал, но ведь и реальных кусков биографии накидал немало. Про то, что Фредди Морган его изобретение украл, в семье все знают. Да и в мире многие с этим согласны. Портрет Генри Хамбла Алексей в Сети нашел, оказывается, этот ганфайтер сохранился в истории. Причем упоминалось его имя в основном в связи с Американцем. Опять же Крит… Алексей вспомнил позапрошлогоднюю поездку на Крит с дедом. Как раз в Ханью. Их семья давно тамошний колледж патронирует. И деньгами снабжает, и с учителями помогает… Вот и приходится ездить регулярно, в торжествах всяких участвовать.

Ладно, сначала надо все доесть. И заказать такси. После такого сытного ужина ехать на метро совсем не тянет. Вот в дороге и продолжим чтение…

Небольшой островок неподалеку от Крита, 30 сентября 1896 года, среда, ночь

Петр Дукакис долго колебался, плыть ли в эту ночь за оружием. С одной стороны, наблюдатели определенно докладывали, что Костадис достаточно долго дрейфовал неподалеку от островка с тайником и мог успеть разгрузить оружие. А оружие было нужно. Спрос был велик и на винтовки с патронами, что обещал Костадис, Дукакис уже заранее нашел покупателей, причем по цене вдвое выше. Учитывая, что платить не пришлось ни копейки – прекрасная сделка! Все равно из партнерства пришлось бы выходить. Ну не получалось у него нормально работать с этим чертовым Костадисом.

Но именно это Дукакиса и смущало. Костадис-то не сам уплыл, его сторожевик конвоировал. А ну как сдаст его, Дукакиса? Тут уж ему светит только быстрый суд да расправа… Но, подумав, Петр решил рискнуть. Оружие было нужно. Очень нужно! И не только ради денег. Людей ведь могли вырезать. Земляков, родственников, клиентов…

Поэтому Дукакис решил пойти сам. Вышли вечером, на закате подошли к островку, покрутились вокруг. Поблизости никого, ни турок, ни представителей «держав». Как стемнело, огни зажигать не стали, а выслали к островку шлюпку «на поводке». Поводок помогал контрабандистам на обратном пути найти кораблик Дукакиса без огней.

Когда впереди зачернел островок, выслали вперед пловца, чтобы помог мягко причалить. Возле тайника засветили потайную лампу. Да, ящики были на месте, как и оговорено.

«Грузим!» – знаком показал своим людям Дукакис. Здоровяк Георгий вместе с братом приподнял верхний ящик и… неожиданно выронил свой край. Ящик упал почти «стоймя», скользнул по ребру соседнего и провалился в странную «норку», зачем-то сделанную внутри груза.

Оттуда раздался дикий крик.

Из мемуаров Воронцова-Американца

«Я пригрелся и уснул. Проголодаться не успел и поэтому был почти счастлив. Тем кошмарнее было пробуждение. Проснулся я от дикой боли в ноге и от неожиданности заорал. В ответ раздалось несколько не менее громких криков испуга. Повезло, что контрабандисты стрелять не стали! И второе везение – их главный, грек Дукакис, хоть как-то понимал английский. И потому мои объяснения, продавливаемые сквозь стоны, что я прибыл бороться за независимость Греции, были им отчасти поняты. Узнав же, что я русский, он почему-то совсем успокоился и пообещал, что не только доставит меня на остров, но еще и отведет к людям, которые меня примут.

Не сразу (сначала в несколько рейсов перевезли оружие), но меня доставили на его суденышко. Контрабандисты прекрасно владели ремеслом, так что, несмотря на темень, без особых проблем пристали к нужной точке критского берега и разгрузились. Я опять был последним.