Синее пламя

Тэо потер подбородок, не удержавшись, спросил с иронией:

– Не ты ли всего несколько часов назад говорила, что не доверяешь Мильвио?

Сойка не смутилась:

– Я никому не доверяю. В той или иной степени. Но сейчас приходится кидать мешки на спину того осла, который подвернулся под руку. Думаю, ему удастся вывести указывающую из облавы. Насколько я успела узнать треттинца, он не из тех, кто забивается в нору и прячется. А значит, продолжит путь, уходя все дальше и дальше.

– И как мы его найдем? К ущелью он точно не пойдет, но и в город не вернется.

– У Шерон цель – дорога на восток. Преодолеть Мышиные горы можно тремя способами. Обойти их через Горное герцогство, а потом по Жемчужному морю в Алагорию. Это потеря двух месяцев, если погода будет позволять. Не думаю, что девочка согласится на такой вариант. Слишком большая задержка для нее.

– Как и для меня. – Тэо посмотрел на темнеющее небо. – Значит, остается единственный разумный вариант. Выйти на Северный тракт, вдоль горной цепи. Если Шестеро будут благосклонны, то за пять дней можно дойти до Тропы Любви. А если не хочется лезть через нее, то в десяти днях пути будет еще один торный перевал.

– Верно, мальчик. Если нет ловчих, то лучшего шанса перебраться в Накун просто не сыскать.

В ветвях над головами громко каркнула ворона, и они повернулись в сторону этого крика, заставшего их врасплох.

– А если дикари добрались и туда…

– Какого Скованного им нужна огромная развалившаяся крепость длиной в две с лишним лиги? Там редко кто бывает, и жертв не наловишь.

Лавиани обещала ему, что они будут идти всю ночь, но через пару часов после того, как стемнело, резко похолодало и началась метель.

– Надо остановиться! – сказал ей Тэо потрескавшимися губами, но деревья вокруг шумели так громко, что она его не расслышала, и пришлось схватить ее за плечо.

Когда сойка поняла, что он предлагает, то покрутила пальцем у виска:

– Нет, мальчик. Сегодня у тебя не все в порядке с башкой. Если остановимся, то я-то переживу стужу, но ты точно околеешь.

– Рад, что ты заботишься обо мне. – Он не стал улыбаться, губы кровоточили от ветра и мороза. – Но я скорее умру, если мы продолжим идти.

– Мальчик, это лес. Тут нет жилья и нет огня.

– Меня не раз и не два заставала метель в дороге. Я знаю, как ее переждать.

Мгновение она размышляла.

– Хорошо. Это твой выбор, циркач.

– Дай мне свой щит.

Сойка с интересом наблюдала, как он подошел к ближайшей ели, нижние лапы которой были занесены снегом, и начал баклером, словно лопатой, копать яму. Когда та стала достаточно глубока, Тэо утрамбовал стенки, бросил шерстяное одеяло, которым обычно укрывался, жестом попросил у Лавиани второе.

Та не стала жадничать, лишь ехидно заметила:

– Надеешься, что они тебя согреют?

– Отчасти. Можно нож?

И опять она не стала перечить. С соседней ели Тэо срубил несколько еловых лап, положил на те, что уже нависали над ямой, присыпал сверху снегом, оставив лишь небольшое отверстие между ветвей. Он нырнул под них, забираясь в «логово», и уже через несколько минут на кулачном щите Лавиани горел маленький огонек.

– От него мало тепла, мальчик.

– Но и дыма нет. Огня достаточно, чтобы не замерзнуть.

– Твое логово засыплет, – сказала Лавиани, усаживаясь рядом и ощущая слабый запах смолы, приглушенный морозом.

– Так и задумано. Нас будет греть наше дыхание. Станет еще теплее. Надо всего лишь приминать снег и следить, чтобы дымоход не завалило, пока горит огонь.

– Отличное занятие на всю оставшуюся ночь. Желаю тебе не скучать. А я пока посплю. Все равно делать нечего. – Она надвинула капюшон пониже себе на лицо. – И вот еще что, акробат. Надеюсь, что, когда проснусь, рядом со мной не будет замерзшего покойника.

– Постараюсь тебя не опечалить.

– Опечалить? Поверь мне, я просыпалась и в куда худших ситуациях. Один мертвец точно не испортит моего настроения.

Уже через минуту она уснула, задышав глубоко и медленно, оставив Тэо прислушиваться к вою ветра.

В берлоге властвовал мрак, было душно, но, к ее удивлению, совершенно не холодно. Огонь погас, Тэо спал, она слышала это и осторожно вытянула затекшие ноги. Дыру в «потолке» почти завалило, и сойка, взяв в руки копье, расширила ее. Судя по проникающему внутрь «свету», солнце еще не показалось над горизонтом, до рассвета оставалось больше часа.

На ресницах акробата лежал иней. Лавиани хотела разбудить его, но посмотрела на бледное лицо и решила, что лишние полчаса сна парню точно не помешают.

Выбиралась она наружу ползком, руками разбрасывая снег. Плечами потревожила отяжелевшие ветки, и те тут же отомстили, обрушив на спину целый сугроб. Ругаясь про себя, она оглядела лес. Ровные стволы высоченных деревьев уходили ввысь и терялись в низком облаке, точно сонный кит ползущем над ней и застрявшем в лесу.

Лавиани обошла логово по кругу сперва раз, затем, отойдя немного подальше, сделала еще круг, внимательно рассматривая нетронутый снег. Никаких следов, даже заячьих. Это ее целиком и полностью устраивало.

Затем она направилась к тракту. Последние два десятка ярдов кралась, согнувшись вдвое, кое-где подползая на животе, чтобы не задевать отяжелевшие от снега ветви.

Женщина лежала, глядя на перекресток пустынной дороги, надежно укрытая от посторонних глаз кустарником, больше напоминавшим ледяную стену. Сойка сама не знала, что хочет увидеть.

Солнце медленно поднималось, и верхушки елей окрасились сочным розовым светом. Когда холод проник ей под куртку и она собралась уходить, в ушах слабо зазвенело, и Лавиани застыла, потрясенная тем, что ощутила. Парализованная этим знанием.

Вжалась в снег еще сильнее, словно лиса, прячущаяся от собак, заставила себя успокоить дыхание, задышала ровно и медленно.

Она ничто. Мертвое на мертвом. Снег снега. У нее нет сердца, нет горячей крови и теплого дыхания. Она не чувствует, у нее нет эмоций, нет мыслей, прошлого и даже будущего. Этот мир никогда не знал ее, а потому ничем не мог помочь тем, кто сейчас приближался по тракту к ее укрытию.

Лишь спасительный звон в ушах никуда не делся. Бился на границе сознания точно муха, запутавшаяся в паутине.

Всадников было семеро. Все при оружии, в хорошей, теплой одежде, на сытых крупных лошадях алагорской породы. Они шли тротом[6], и мерные удары копыт далеко разносились по заиндевевшему лесу. Люди не боялись, что их услышат ловчие, которыми сейчас кишели окрестности, а это говорило о многом.

Один ехал без капюшона, и Лавиани прекрасно разглядела на его лысой башке темно-синюю татуировку каторжника. За ним следовала женщина – крепко сбитая, похожая на мужчину, вооруженная коротким восточным луком. Третьим был худой тип с топором. За ним еще одна женщина – в дорогой одежде, но лица сойка не разглядела. Стремя в стремя с ней скакал бледный алагорец. Но эта пятерка не привлекла особого внимания Лавиани.

Куда хуже были двое последних. Тот, из-под капюшона которого торчала седая борода, вне всякого сомнения, был такой же, как она. Сойка. Звон в ушах ее не обманывал.

Сегу. Вот его имя.

Лица лидера отряда она не видела. Да ей этого и не требовалось. По посадке в седле, наклону головы и тому, как он жестко правил лошадью, было понятно, кто это.

Шрев.

Последний человек в этом мире, с кем бы она хотела встречаться.

На перекрестке всадники разделились. Обе сойки, благородная дама и ее сопровождающий отправились на запад, а троица повернула на север.

Лавиани пролежала на снегу еще несколько минут, пока не убедилась, что звон в ушах окончательно стих и никто из них не собирался вернуться. Отползла назад и направилась обратно, к логову.

Новый звук, точнее, его призрак, столь слабым он был, привлек ее внимание. Сойка замерла, не донеся ногу до наста, прислушалась. В застывшем от холода лесу ей показался чужеродным этот странный скрип.

Это было нечто вроде «крэ-э-энк». Как будто кто-то водил металлом по камню. Довольно противно, даже несмотря на расстояние. Звук повторялся с заметной периодичностью, и это тревожило ее.

Лавиани несколько раз останавливалась, здраво полагая, что те, кто ищут ее, подготовили какую-то ловушку, но каждый раз убеждалась, что соек поблизости нет.

Оказавшись на опушке, перед большой занесенной поляной, она увидела одинокое высохшее дерево. На самом нижнем суку, большом и корявом, свесив ноги, спиной к ней, сидела женщина.

Крэ-э-энк.

Скрежещущий звук разнесся по округе так, что Лавиани перекосило от отвращения. Она направилась к незнакомке и чем ближе подходила, тем сильнее понимала, что этот день нельзя назвать иначе, чем днем встречи старых знакомых.

Под деревом валялся растерзанный труп ловчего.

– Эти волосы я узнаю издалека, – сказала сойка. – Как поживаешь, Клеро? Или как там тебя зовут на самом деле?

– Имена… – с презрением сказала женщина, не оборачиваясь. – Вечно вы, люди, цепляетесь за клички. Точно собаки. У нас нет имен. Мы – та сторона, и этого довольно.

Лавиани обошла дерево по кругу, впрочем не став подходить ближе, равнодушно глянула на мертвеца, у которого отсутствовала нога и ее недоеденные остатки обнаружились в руках «Клеро». Та посмотрела на Лавиани зеркальными глазами, усмехнулась так, что бледное лицо стало походить на череп, и провела зубами по обглоданной бедренной кости с ошметками плоти.

Крэ-э-энк.

– Так я и знала, что Шерон тебя не прикончила.

– Слышала бы ты себя. Столько беспомощного разочарования и злости. Девка всего лишь разрушила оболочку, которую я одолжил. А ты, – шаутт грубо схватил себя за грудь, – подарила мне новую. Краше прежней и без проломленной башки. Конфетка, а не тело. У меня на него огромные планы. Хо-хо.

– Чего тебе надо? – мрачно спросила Лавиани, с трудом сдерживая ярость.

– Мне? Это ты ко мне пришла и отвлекаешь от завтрака. – Шаутт сунул кость в рот, помешкал и протянул Лавиани. – Прости мои манеры. Желаешь присоединиться?

– Отвали.

Он заржал смехом Клеро:

– Недотаувины такие щепетильные. Вот и помогай вам.

– Помощь? От тебя? Слабо верится. Не ты ли пытался убить меня и акробата в Талорисе?

– Акробата, – передразнил он ее, скорчив рожицу обиженного ребенка. – Как маленькая! Ты же жива. Была бы моя воля, тебя бы давно сожрали черви, женщина. Всего лишь маленькая проверка, и девчонка прошла ее. Не бросила вас. Из нее выйдет толк.

Лавиани нахмурилась, но промолчала. Шаутт, захвативший мертвое тело Клеро, легко спрыгнул в снег, отшвырнул от себя кость, и та, вращаясь в воздухе, улетела к границе леса. Они оба проследили за ее полетом.

– Эти земли наполнены тенями, – произнес демон, по-собачьи нюхая воздух. – И тебе лучше уйти отсюда. Прежде чем они найдут тебя или славного глупого прыгуна, что держится за твою юбку.

– Не понимаю.

– Иного я и не ожидал. Даже для недотаувина ты довольно тупа. – Мертвое горло издало неприятный смешок. – Такие, как я, здесь. Сейчас они западнее. В двух часах ходьбы, но кто знает, куда они направятся. Ветер штука капризная. Почуют вас, и все. Привет.

– Почему ты предупреждаешь о них?

Зеркальные глаза равнодушно скользнули по ее обветренному лицу.

– Твои вопросы навевают тоску.

Ей очень хотелось его ударить, вспороть горло ножом, но она понимала, что это бесполезное действие и только разозлит тварь. Шаутт оказался рядом, прошептал прямо в ухо:

– Я с радостью присоединился бы к теням, получившим свободу благодаря твоему другу. Выпил бы твоей крови. Послушал, как ты тоненько визжишь, когда бы я начал жрать твои теплые кишки. – Он отстранился. – Но, к сожалению, не могу. Приходится служить.

Она услышала, как скрипят его зубы.

– Хватит спать. Девка пошла на северо-восток. Тропа под носом. И ей нужна помощь. Еще увидимся. – Шаутт направился прочь, и его длинные черные волосы, растревоженные ветром, шевелились точно живые.

– Надеюсь, что нет, – прошептала Лавиани ему в спину, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы бурлящая в ней ярость не взорвалась и не заставила совершить глупость.

Она пошла прочь лишь после того, как шаутт скрылся за высокими заснеженными кустами и через несколько минут в том же направлении взлетело несколько потревоженных птиц. Только тогда сойка убедилась, что он действительно оставил ее.

Возвратившись назад по своим следам, женщина с удивлением обнаружила, что Тэо стоит под деревьями с двумя сумками, ее баклером и копьем.

– Не спится?

– Думал, что-то случилось. Кто это был?

– Шаутт. Наш старый знакомый.

– Но разве Шерон…

– Нет. К сожалению. Не убила. Он говорит, что в округе есть еще несколько демонов и встречаться с ними опасно.

Тэо хмуро оглядел поляну, которая теперь выглядела отнюдь не так безмятежно, как раньше.

– Я шел по следам. Ты была возле тракта. И лежала там, судя по всему.

– От тебя ничего не скроешь, мальчик. Шаутты, которые рыскают в лесу, не единственная наша проблема. Я видела других соек. – Она забрала из его рук свое оружие. – Они продолжают поиск и подобрались ко мне довольно близко. Трое их подручных отправились на север, к Тропе Любви.

– Что ты намерена делать?

– Странный вопрос, циркач. Убью их. Если встречу. Какие еще могут быть варианты у такой, как я?

Глава пятая

Тропа любви

Еще несколько лет назад это место можно было назвать прекрасным. Но теперь, после Войны Гнева, Тропа Любви – одно сплошное кладбище. Зловонная истерзанная могила, на поверхности которой остались тысячи трупов тех, кто защищал ее и штурмовал. Никому нет дела до мертвецов, и они отданы дождю, ветру, солнцу, личинкам мух и зверью. Я плакала, когда ехала по стене крепости. Мой отец еще помнил, как красива она была до войны. Мой отряд – единственные люди на сотни лиг вокруг. Мы убегаем от Катаклизма. От моря, вставшего выше неба, от огня, полыхающего во мраке, и тьмы, что наступает нам на пятки. Да помогут мне Шестеро, и пусть будут прокляты все великие волшебники.

Из дневника миледи Де Роеэ, основательницы герцогской династии Накуна. 100-й день после Катаклизма. Эпоха Упадка

Утесы тонули в облаках, и Шерон видела лишь часть ребристых каменных стен, вдоль которых шли вот уже второй день. Они нависали над ней, серые, с редким снегом, едва держащимся на отвесных склонах, и девушка чувствовала себя неуютно в этом тесном ущелье, заросшем густым ельником.

Тропа, по которой их вел Мильвио, не вселяла уверенности – узкая, местами сильно обледеневшая, отчего ботинки скользили, и все время приходилось осторожничать, чтобы не упасть. Это оказалось непросто, правая рука болела, пальцами было больно шевелить, и к вечеру начинался жар. Треттинец, ранее отдавший свой шарф, счел это недостаточной мерой и соорудил фиксирующую повязку, порвав для этого свою запасную рубашку. Остатков ткани хватило на то, чтобы перевязать голову эста[7] Керника. Лишившись уха, пожилой воин подхватил легкую лихорадку, но болезнь не забрала у него силы, и он продолжал путь с ними на равных.

Керник оказался молчаливым и замкнутым человеком без лишнего самомнения и легко согласился с планом Мильвио по преодолению Мышиных гор.

– Как ты? – спросил Мильвио на привале, садясь бок о бок с Шерон.

– Немного устала, – честно сказала девушка, наблюдая за тем, как Керник разжигает огонь, и думая, насколько бы все было проще, если бы она воспользовалась своими способностями и призвала пламя из камней. Лавиани поблизости не было, но указывающая помнила наставления, что не стоит показывать свои способности каждому встречному. – И плохо сплю.

– Из-за того, что забрали жизнь ловчего? – Воин оторвался от подкармливания огня тонкими еловыми веточками. – Ты поступила верно, девонька.

– Я это знаю. Но его лицо у меня все еще перед глазами.

– Первый раз всегда непросто. Но необходимость спасти свою жизнь это оправдывает. Так наставляют в храмах Шестерых.

– В нашем мире часто убивают, – согласился с ним Мильвио, и его зеленые глаза смотрели только на огонь. – Но в храмах Шестерых порой говорят вещи, противоречащие друг другу. Не думаю, что там могут судить, чью жизнь забрали верно, а чью по ошибке.

Воин не стал спорить, лишь положил еще несколько веточек в разгорающееся пламя, чадившее густым, белым дымом, пахнущим смолой.

– Надеюсь, убийств больше не будет, сиор де Ровери. Мы уже вторые сутки не видели ни одного патруля дикарей. Да что там, даже их следов на снегу нет. Проклятые тьмой ублюдки загнали нас в глухомань, чтоб им пусто было. Не понимаю, что на них нашло. Они словно озверели.

– Озверели? Сомневаюсь, – тихо сказала Шерон и, увидев, что они оба смотрят на нее, пояснила: – Мне показалось, что они испуганы.

– Ловчие? – с усмешкой спросил Керник. – Варваров не испугает даже Скованный. Они просто охотятся за кровью для своих ложных богов.

Указывающая провела ладонями по лицу, словно желая прогнать усталость. За эти дни им пришлось увидеть достаточное количество горцев. Она не знала причину их страха, но ей казалось, что именно он выгнал их из ущелий и заставил искать кровь чужестранцев. Вершить зло только ради того, чтобы другое зло, гораздо более страшное, оставило их в покое.

Она беспокоилась о судьбе своих друзей. Акробат быстр и ловок, а Лавиани… Лавиани это Лавиани. Она переживет их всех и легко пройдет через наполненную шауттами комнату целой и невредимой. Ее беспокоило иное – возможность потерять друг друга. Девушка уже успела увидеть, сколь огромен мир. Стоит пойти в другую сторону, свернуть на соседнюю тропу – и встретиться снова уже не получится. Возможно, никогда.

Ей было грустно от этого. Она уже слишком сильно успела привыкнуть к ним. Чужаки стали ее друзьями. Кажется, единственными, которые появились у нее с тех пор, как погиб муж.

Соседи в Нимаде уважали ее. Ценили. Любили. Но они не были друзьями. Со времени проявления ее дара окружающие стали относиться к ней иначе. Никто не смел перешагнуть ту грань, что отделяла обычных людей от указывающих.

– Все хорошо? – Керник сломал еще несколько веточек, и те громко хрустнули. – Сиор де Ровери, простите мои сомнения. Но вы видели – все предгорья наводнены дикарями. Выжить непросто. Многие умрут до конца этой недели. Нам очень повезло.

Он подумал и добавил:

– Мне повезло. Если бы я не встретил вас, уже бы давно валялся в снегу с разбитой головой. Прости, что говорю такое про твоих друзей, девонька, но следует быть готовым к плохим новостям. В жизни, к сожалению, чудеса встречаются довольно редко. Во всяком случае, с тех пор, как канули в небытие все великие волшебники.

– А если мои друзья все же выжили? – Шерон попробовала пошевелить пальцами, почти сразу же почувствовала боль и вздохнула.

– Тогда у них два пути. Возвращаться на запад или идти на восток. Перевал закрыт, там ловчие, а Тропа… – Воин поджал губы. – Видите сами. Мы одни. Здесь ходят лишь те, кто раньше бывал. Старожилы и смельчаки.

– Есть чего бояться?

– Нет. Я шестой раз иду этой дорогой. Просто в Тараше обычное дело – сторониться мест, которые заброшены после Катаклизма. Они обрастают дурными легендами.

– Ничто так не любят люди, как страшные сказки, – усмехнулся Мильвио. – Эст Керник прав. Место не пользуется популярностью, и здесь ходят лишь одиночки. Перевал гораздо удобнее. Он ближе к тракту, к тому же там отличный, плавный подъем, доступный для лошадей и телег. А Тропа Любви – это лишнее время, лишние силы, и вокруг глушь без всякого намека на постоялые дворы.

– Верно, – согласился воин. – Никаких трактиров, ночевка под открытым небом, да и лестницы. Эти проклятые шауттом лестницы – то еще испытание для моих коленей. Но я люблю здешние места. Очень красиво. Особенно поздней весной. Все нижние башни крепости купаются в цветении сирени и яблонь.

– Я никогда не слышала о Тропе Любви.

– У вас на Летосе о многом, наверное, не слышали, девонька, – улыбнулся он в усы. – Ничуть не хочу тебя обидеть, но ваше герцогство тот еще медвежий угол. А насчет развалин – их по миру великое множество. Про все знать невозможно. Люди то и дело что-то находят. Говорят, мы не в силах оценить величие Единого королевства. Тогда строили совсем иначе.

Мильвио повернулся на восток, и Керник повторил это движение, прервав речь. Оба воина не сговариваясь встали.

– Что такое? – встревожилась Шерон.

Она ничего не видела. Все те же стальные утесы, снег и деревья.

– Птицы, – бесцветным голосом ответил ей Мильвио. – Видишь?

Указывающая посмотрела на облачное небо, заметила три черные точки, поднимающиеся над лесом. Керник затоптал только что с таким трудом разведенный огонь.

– Еще одна, – произнесла Шерон через несколько минут. – Вон. Над елями. Гораздо ближе, чем прежние.

Девушка левой рукой достала из ножен кинжал. Она сама его очистила от всех следов крови в тот же вечер, а затем продолжила на следующий день и была благодарна за то, что Мильвио ничего не говорил по этому поводу. Теперь клинок блестел, и Шерон почувствовала комок в горле, легкую тошноту от того, что, возможно, ей предстоит убить кого-то снова. Девушка знала, что, если нужно будет, она сделает это, но не испытывала никакой радости от столь мерзкого действа.

Двух людей на тропе они увидели, когда те появились из-за деревьев. Шерон сразу же узнала высоченную фигуру и легкую походку того, кто шел первым. Рассмеялась. И в ее смехе было бесконечное счастье.

Неловко обняла улыбающегося, уставшего Тэо одной рукой, повернулась к Лавиани, но та предупредила:

– Без телячьих нежностей, девочка. Я тоже рада тебя видеть, но это не значит, что полезу обниматься без веского на то повода. – Ее голос и тон говорили об обратном. Она тоже была довольна тем, что они встретились. – Что у тебя с рукой?

– Ловчий был проворнее меня.

– Мне надо посмотреть.

– За вами кто-то идет? – спросил Керник. – Встречали патрули?

– Нет, – негромко сказал Тэо. – Но по округе рыскают шаутты.

– Ты шутник, парень!

– Думается мне, что он не шутит, – задумчиво произнес Мильвио.

– Что? Лунные люди? Здесь? Так далеко от Рубежа? – не поверил воин.

– Когда в нашу эпоху тварей тьмы сдерживали замки белого огня? – резонно возразил треттинец. – Слышали же последние слухи об их появлении в Горном герцогстве. Почему бы демонам не появиться и здесь? Сколько их?

– Они выгнали ловчих из деревень. – Лавиани разматывала повязку, осторожно держа запястье Шерон. – Вот почему дикари ринулись в предгорья. Шаутты устроили в их поселениях кровавую резню. И недалекие варвары решили, что если добудут им много жертв, то тьма от них отстанет.

– Два дня назад Лавиани захватила одного ловчего живьем, – пояснил Тэо, прежде чем кто-то успел задать вопрос, откуда они это знают.

– Женщина взяла горца живым и смогла допросить? – Керник не поверил.

– Я была очень дружелюбной, – мрачно ответила ему Лавиани и сосредоточилась на осмотре травмированной руки указывающей. – Накормила его, рассказала сказку, и он, растроганный такой материнской заботой, поведал мне эту удивительную историю.

– Мы встретили шаутта, – сказал Тэо Мильвио. – Он нас не заметил, потому что… ел. Человечину. А вчера, уже к вечеру, когда стали подниматься на тропу, увидели одного из них внизу. Он шел вдоль кромки леса, на запад.

– Он может идти за вами? – с тревогой спросила Шерон.

– Нет. – Мильвио следил, как разматывается повязка на руке указывающей. – Если бы он их увидел, то уже догнал бы.

– Я слышал, они перемещаются в тенях и двигаются довольно быстро. – Керник выглядел встревоженным.

– Значит, нам повезло, что тогда было светлое время суток. – Пружина выпил немного воды из фляги.

– У нас на юге считается, что шаутты прячутся в тени, лишь когда наступает полнолуние. До него еще девять дней. – Мильвио набросил на плечи плащ, защелкнул застежку. – Тэо прав. Днем он может двигаться не быстрее нас, солнечный свет для таких, как он, словно гири на ногах.

– Сильный ушиб, – вынесла свой вердикт Лавиани и полезла в сумку на поясе. Достала белый, пахнущий амброй порошок, высыпала Шерон на запястье. – Это снимет отек. Руку держи в покое. Через неделю все будет хорошо.

Боль вернулась еще несколько дней назад, но Тэо так и не сказал об этом друзьям.

Она была иной. Странной. Не такой сильной, как прежде, и появлялась в пальцах левой руки. Пульсировала, словно нагнаивающаяся рана. Он замечал ее в первые минуты, а затем привыкал, забывал, а когда вспоминал снова, та уже проходила.

Точно ее и не было.

Пружина иногда ловил на себе взгляды Шерон, подозревал, что снова стонет во сне, но девушка не задавала вопросов.

За время дневных переходов путь к крепости забирал много сил. Хуже всего приходилось их новому спутнику. Эст Керник был уже немолод, к тому же его беспокоила рана, и к вечеру лицо воина становилось серым от усталости. Лавиани, глядя на него, лишь цокала языком, но стоически молчала. Лишь однажды сказала негромко Мильвио: