Черта ответственного возраста

…Саша мечтала о ребенке, наверное, с тех пор, как перестала играть в куклы. Когда она встречала молодых мамаш с младенцами в колясках или милых карапузиков, начинающих делать первые шаги, – она замирала с восторгом и благоговением. Это было для неё живой сказкой, очевидным волшебством. И в тоже время неразрешимой загадкой: как же самой сделаться мамой настоящего живого младенца? Этот резонный вопрос и задача с неведомым ещё тайным решением, как внезапно сделанное открытие, основательно потрясло маленькую Сашу, и на долгие последующие годы стало одной из самых волнующих запретных тайн.

Мир, природа, животные, растения занимали её ум, воображение куда больше, чем вечные дрязги с вредными дворовыми девчонками. Больше всего юную исследовательницу природы привлекали обыкновенные растения. Короткая жизнь растений спрессована как фильм, где за два часа экранного времени свершается человеческая судьба, – так и неисчислимые экземпляры зелёного разнотравья за теплый сезон года рождались, расцветали, приносили плоды и умирали легко и просто.

Саша в первых лучах теплого весеннего солнца садила зёрнышко в горшочек с правильно подготовленной землей. Старательно поливала, вглядываясь в питательную почву. Вот появлялись нежные зелёные расточки, утолщённый сочный стебелёк тянулся вверх, выбрасывая всё новые и новые листья, которые как распростертые руки, передавали тепло и свет в тот же стебелёк – средоточие души (равно основы) растения. Когда внешнего тепла собрано достаточно, когда стебелек становился крепким стеблем, его развитие завершалось тугим бутоном, который набухал и наливался ещё быстрее и – непременно! – в яркий солнечный день оболочка бутона лопалась.

Великолепный цветок красы неописуемой завораживал Сашу. Она прыгала от счастья! Она не дыша, разглядывала лепесточки снизу и сверху, тычинки и пестик. Разнообразие соцветий в цвете и форме, утончённость и благородство, простота и скромность. Любая черта, любой оттенок, нюанс, любое слово, созданное для обозначения всего того, что может быть названо красотой, элегантностью, изысканностью – применимо и для цветов. Они до краёв заполнили жизнь Саши. Простое любование ими, как ни странно, порождало множество вопросов: отчего так? почему? Зачем так красивы и разнообразны цветы, зачем тычинка, зачем пестик, зачем пчела и шмель?

Саша стала искать ответы в книгах, но, находя ответы на простые вопросы, открывала вопросы сложнее, и вообще, бездна знаний о цветах так поразила Сашу, что она в отроческом возрасте решила поступать в сельскохозяйственную академию на факультет растениеводства. Только так! И поступила!

Годы учёбы прошли в постижении именно теоретических основ ботаники и агрономии. Саша занималась старательно с редкой прилежностью. Вела аккуратно длиннющие конспекты, заучивала их наизусть, сдавала все экзамены исключительно на отлично. На последнем курсе Сашу настойчиво уговаривали остаться в аспирантуре. Наверное, и следовало бы остаться, если бы ни величайшее событие, открывшее для счастья все, что хотела, истолкованное между тем превратно завистливой людской молвой…

Отвлеченная жизнь в научных изысканиях, в кропотливой селекционной работе над созданием новых сортов цветов – ей нравилась. Законы Менделя, рецессивные гены, комплиментарность, эпистаз и полимерия, закономерности Моргана, мутации, инбридинг и аутобридинг – чудесно размышлять, искать, творить! Она призадумывалась остаться на кафедре, не будь поначалу странного чувства, исподволь вносящего смуту в стройный логический ход мысли учёной головы.

Это трепетное ожидание потрясающей реальной любви, (равно цельности развития, что находила у растений) в результате которой она разовьет, расширит, эмоциональное понимание мира, окружающего, что дается сначала в ощущениях, вслед за которыми и приходят зрелые достойные мысли.

Такая любовь должна быть у каждого. У Саши любовь жила лишь в мечтах и грёзах. В студенческой братии никто побаивались Александру. Девушку высокую статную. Круглолицую мадонну, с густыми русыми волосами. Очень ответственную, нацеленную на постижение Высшего. Такая девушка на развесёлых студенческих вечеринках, как укор творимой глупости.

Как-то случалось, объявлялся подвыпивший наглец, что прельщался аппетитными формами студентки-отличницы, и недвусмысленно лапал, двигая насупившеюся девушку к своей обсиженной кровати. Ух, какая волна отвращения и негодования поднималась в чистом сердце Саши. Она могла одной левой дать такую сочную оплеуху возомнившему склизкому кобельку, что у того надолго пропадало желание заниматься сексом вообще с женским полом. Ей почему-то противно так пошло размениваться на мелкую монету, хотя это было в правилах, так делалось, и боялись другого: не залететь, не подцепить заразу.

Она не то чтобы берегла себя для кого-то – ей на самом деле противно, когда нагло трогают за интимные места по позыву собственной похоти. Для Саши важна дистанция, именно то расстояние, ближе которого приближаться нельзя, иначе в душе поднимается бурлящая волна отвращения ли, неприязни ли, неприятия. Укоротить эту дистанцию может только Любовь. А так – фу! То же самое неприятие душевного чуждого настроя она замечала у цветов.

У цветов подлинно есть разум и душа. Когда однажды она заболела, упала духом из-за череды неурядиц, продолжая ухаживать за цветами, готовыми вот-вот распуститься, – они все поникли и завяли. Саша была изумлена! Растение чувствовали настроение, им необходим как свет, тепло и вода, так и Любовь, проистекающая невидимым щедрым потоком от хозяйки. Именно любовь была основой, залогом развития. Та любовь, которая наподобие отшлифованного кристалла начинает лучиться прежде незримым светом. Та любовь, на которой зиждется всё сущее, и которой оно пронизано.

Саша печалилась: ей никогда не выйти замуж. Ну, за кого выходить? Студенты-однокурсники красные и потные от ежедневно заливаемого в прокуренные глотки пива. Недавняя производственная практика в городском тепличном комплексе показала, что и там с мужчинами напряг: какие-то небритые экземпляры, с животами! ссутуленные, со всклоченными волосами, в грязной неопрятной одежде, со странным блеском злобно-игривых глаз. Первое время Саша дивилась, глядя на них: это и есть сильный мужской пол?! Она – румяная статная красавица, в её одной пышной груди невзрачные мужичонки потеряются, охмелеют вторично от неё да от собственного алкогольного перегара, и выйдут одни слюни да следы похоти, как слизни на капусте. Вонючая пакость прелюбодеяния останется несмываемым гадким пятном.

Ах, как хочется настоящего крепкого парня. Сильного, высокого, с добрыми открытым лицом, с умелыми руками, который обнимет так, что дух захватит, подхватит её на руки, точно пушинку.

Вскоре она уже не дивилась – она уверилась, что так оно и есть: мужчины её окружения измельчали во всех измерениях, их можно использовать, но любить невозможно и немыслимо. Любовь здесь, напротив, противопоказана. Саша на производственной практике занялась исключительно работой и склонилась к тому, что истинная любовь может быть только к науке. Она нашла интересную тему – это радикальное усовершенствование технологии выращивания цветов, и в частности герберов. По результатам практики она подготовила обстоятельный отчёт, более похожий на научный трактат, и с неизъяснимым трепетом предъявила его на кафедре Семёну Самойловичу, профессору, доктору наук, который звание и учёную степень получил в далекие советские годы, когда как никогда процветал дух настоящей науки, когда ученые звания не покупались.

Пожилой профессор, высокий, с благородной сединой и величественной осанкой, был для всех студентов непререкаемым авторитетом, высшим существом, живущим по иным законам, в ином измерении, являющийся на лекции, семинары, скорее напомнить, что есть другие ценности в жизни, не только Пиво, Доллар и Секс. Саша тем более воспринимала его как божество. Семён Самойлович обладал даром бесподобного оратора. Он умел увлекать аудиторию, доводил до сведения сухие научные истины также увлекательно и эмоционально, как можно говорить о перипетиях человеческих страстей, об увлекательном путешествии, незабываемом приключении. Наука – его страсть, увлечение, жена и возлюбленная.

За отчёт по практике Семен Самойлович с удовольствием вывел в зачетке каллиграфическим почерком отлично (Саша потом поцеловала это слово и подпись) и вдруг предложил Саше место лаборанта на кафедре. Зарплата не ахти какая, но деньги студенту лишними никогда не бывают, и в перспективе могут оклад повысить, предложить остаться работать на постоянной основе – тогда в аспирантуру дорога заказана.

Саша воодушевилась этой идеей: ей в самом деле лучше заняться наукой, изучением жизни растений. В реальной жизни людей Саше как-то неуютно и скучно. Пропади оно пропадом это стремление к комфорту, рейтингу и престижу, к шику и блеску, к разным там норковым шубам, навороченным автомобилям и прочим атрибутам состоявшейся жизни.

Саша с нерастраченной страстью взялась за более тщательное изучение научных трудов по ботаники, улучала любую возможность общения с шефом – Семеном Самойловичем. В её глазах, да и самом деле, он был продолжателем плеяды корифеев научной мысли, хранителем вековых традиций науки. Семён Самойлович, примечая редкое похвальное рвение студентки, поручал работу сложнее, что не входило в обязанности рядового лаборанта. Саша была только счастлива увеличением нагрузки: появлялась возможность каждый день общаться с обожаемым профессором. Она изучала его также старательно, как и его предмет, его лекции, запоминала и копировала его манеру говорить, думать, общаться.

Влюбилась??? Да не может быть!

Однажды Семен Самойлович попросил её помощи в организации собственного юбилея, который решил устроить у себя на кафедре. В одной из аудиторий сдвинули столы в линию, закрыли их белыми скатертями – получился вполне презентабельный праздничный стол на двадцать персон. В числе приглашённых весь преподавательский состав кафедры, кое-кто из ректората. Застолью надлежало придать чинный тон добротного ресторана, вроде как его выездной сессии. Поэтому сервировка стола, посуда – всё должно быть на достаточно высоком уровне, также как и закуска, напитки.

Закуску заказали в близлежащем ресторане: это были тщательно упакованные в порционные пластмассовые баночки салаты, заливное мясо, трехслойные бутербродики… и другие разные вкусности в небольшом, точно тестовом количестве. В качестве горячительных напитков куплены с десяток бутылок превосходного коньяка и столько же отличного десертного вина. После употребления закусок, вин и коньяка предполагалось чаепитие с большим праздничным тортом, изготовленным по заказу. Был назначен и тамада – Саша. Она с молодым задором, звонким сочным голосом и беспредельным уважением к юбиляру-шефу, вкупе с тщательно составленным и отрепетированном сценарием, с легкостью поведет праздник в подобающем веселом русле.

Так оно и вышло. И настолько хорошо, что гости не расходились довольно долго. Уже начало темнеть, коньяк выпит и торт съеден, отдана дань почтения юбиляру, дифирамбы ему скатились до пьяной болтовни. Саша так же легко как вела, так и закончила праздник под шумные аплодисменты. Гости, наконец, разошлись. Остался опустошённый стол, с перепачканными скатертями, грудой посуды и горой подарков. Остались Саша и Семён Самойлович.

Саша, разумеется, вызвалась помочь убрать подарки в кабинет шефа, прибрать посуду и прочее. Семён Самойлович, взволнованный и поздравлениями, оказанным ему почтением, и сознанием значимости юбилея как некоего итога собственной жизни, с теплотой поблагодарил Сашу за умело проведенный юбилейный вечер, за искренность желания помочь.

Милая девушка, смущаясь и краснея, тихо сказала, что один номер выпал из программы: это танец с юбиляром. Вальс из музыкальных иллюстраций Г.В. Свиридова к повести Пушкина «Метель». «Не вопрос!» – молодцевато приосанившись, без промедления был дан ответ расхожей фразой. Заиграла легкая акварельная музыка из созвучия струнных и духовых инструментов, грянули литавры. Седой кавалер галантно положил руку на талию и закружил девушку в стремительном вальсе.

Ах! Это было чудно, великолепно, потрясающе! Этот вальс, эту мелодию Саша запомнила как лучшее мгновение.

Когда неожиданно стихла мелодия вальса, они взглянули друг другу в глаза и глаз оторвать не могли, также как и рук друг от друга. Саша дышала тяжело и сердце бешено колотилось. Она оглянулась назад: за спиной был столик, заваленный подарками. На краешек этого столика она присела, чтобы передохнуть и унять внезапную расслабляющую дрожь в коленках, но волнение было не столько от танца, сколько от другого, и как только ясно осознав, что это – другое, сердце заколотилось еще сильнее. Глаза затуманились.

– Тебе плохо, Сашенька? – спросил профессор по-отечески, тронул рукой её плечо.

– Нет, мне хорошо, но я хочу, чтобы было еще лучше мне и вам.

Она, собравшись с духом, уверенно взяла его руку, поцеловала и положила себе на живот, и прерывисто прошептала, вдруг осмелившись, точно падая в яму:

– Я хочу… я хочу, чтобы вы меня любым образом сделали женщиной, здесь и сейчас. У меня еще никогда не было мужчины. Я девственница. Я хочу, чтобы вы были моим первым мужчиной.

– Боже мой! Это ли не подарок! – с милым простодушием прошептал он, обескураженный неожиданным предложением. – Однако, Сашенька, как это делается, я знаю не больше чем ты, потому что всю жизнь у меня была одна жена, которую я взял с ребенком.

– Ага! Это означает одно: и вам необходим практический опыт! Умоляю вас, давайте подтвердим практикой еще одну известную нам обоим лишь в теории истину.

– Дефлорация – целый ритуал. Здесь строгая цепочка шагов, если вспомнить древние восточные учения. Наспех не получится хорошо.

– Наспех и не надо. Вы давно уже МОЙ в моих мыслях и желаниях. Я вас люблю. Вы всё знаете, и всё сможете, у вас бездна нерастраченных сил, я это чувствую. Вы это тоже хотите – хоть раз, но мысль об этом у вас появлялась, не скрывайте, появлялась. У каждого мужчины должна быть девственная девушка, которую он сделает женщиной.

– Ты, Сашенька, забыла, что отпраздновали сегодня далеко не двадцатилетний юбилей.

– А скажите, Семён Самойлович, двадцатилетие как вы отметили, как провели?

– Никак. Может быть, штудировал монографию.

– Будете ли вы отрицать, что может быть и такое: чего не было в двадцать лет, пришло через пятьдесят? … Я верю, что мера добра и зла постоянна, вы это говорили, я хорошо помню, и то, что не пришло сегодня – придёт завтра.

Она снова взяла его руку и стала целовать, обхватывая губами пальцы…

Потом, когда свершилась то, что она хотела, и как хотела: хорошо, просто, естественно, словно они были созданы для друг друга, – они оба ощутили упоительную легкость в каждой клеточки тела, как после удачного отдыха, когда приходит долгожданное освобождение от гнетущего груза застарелых проблем и закисших желаний.

Саша проводила Семёна Самойловича до дома, где ждала его не по годам постаревшая жена, и вернулась в студенческое общежитие, повзрослевшая и познавшая ещё одну тайну жизни. В последующие дни Саша никаким образом из-за своей врождённой деликатности не напомнила обожаемому профессору о случившейся близости. Она продолжала оставаться исполнительным, вдумчивым и старательным лаборантом и студентом. Вот только в лице прибавилось улыбок, и голос стал веселее.

В пятницу Семён Самойлович попросил остаться, чтобы разобрать пришедший из типографии раздаточный материал. Они прошли снова в ту аудиторию, где всё так хорошо получилась. Дверь бесшумно закрылась на ключ. Саша удивлённо вскинула глаза, осторожно подошла так близко к шефу, что ощутила лицом его дыхание и, невольно отметив: оно не было дурно пахнущим, затем с удовольствием положила руки ему на плечи и, улыбаясь, спросила: «Вы еще хотите? – И тут же поспешила ответить: – Я согласна!»…

Итак, каждую пятницу, они встречались в этой аудитории и занимались любовью. Разница в возрасте внесла, добавила редчайший и драгоценнейший колорит отношений: нежность и восхищение молодостью, чистотой с одной стороны и чрезвычайная бережность, интуитивная податливость ласкам, дабы возбуждение обоих нарастало легко и плавно – с другой стороны.

Семён Самойлович помолодел после юбилея на немалое удивление коллегам, которые гадали: в чем же дело? Это ли умиротворённая величавость почтенного возраста, этакое великолепие удавшейся жизни, когда задуманное в молодости реализовано, найдены ответа на вечные вопросы, и оставшиеся дни даны в подарок, чтобы уж больше ничего не делать, но наслаждаться гармонией мироздания и, что однозначно, собственной удавшейся жизнью. А что, если он проходит курс восстановительного лечения чудодейственными таблетками? Либо…Некоторые стали замечать, что из смешной великанши, лаборантки Саши, пестуется (как проклюнулась бабочка из кокона и сбросила невзрачную оболочку) умудрённая секс-дива, которая вроде бы и пробует скрыть свою сладчайшую сущность, но это выпирает во всём, как выдает беременных живот.

Такой вот получился плод любви: кто просто сразу же зачинает и рожает по физиологическому ритму, другие превращают это в искусство взаимопроникновение двух сущностей мира, и рождают в себе нового совершенного человека.

Между тем, подошло время дипломного проекта, Саша всё время теперь проводила на кафедре: руководителем её проекта был Семен Самойлович. Выбрана хорошая неизбитая тема. Дипломный проект трансформировался в научную работу. Результат должен получиться неординарным.

Прошло три месяца как они стали близки. Одним из любимейших занятий, наряду с тем основным, отточенным контактом тел, для Саши стало благоговейное слушание неиссякаемых рассказов, заметок, наблюдений, живых эссе о науке, о жизни, и людях вообще. Семён Самойлович говорил наедине ещё красивее, ещё увлекательнее. А сказать ему, что понял, узнал, думал, чувствовал за долгую жизнь, было ой как много. Саша слушала любимого учителя уже по всем сторонам жизни, как дети слушают доброго сказочника – с открытым ртом. Она даже не могла понять, что ей больше нравиться: изысканная любовь? изысканные удивительные монологи обо всем и вся? Иногда закрадывалась несбыточная мысль, как сделать так, чтобы эта сказка никогда не закончилась. С десяток лет, а то и больше, у любимого человека есть, чтобы оставаться деятельным полноценным мужчиной – этого бы хватило обоим, чтобы сполна насладиться друг другом и родить даже ребеночка. Какое это было бы счастье родить себе и ему ребеночка!

Семен Самойлович поведал с вздохом и о супруге, с которой прожили сорок пять лет. Из года в год у неё обострялись и копились хронические заболевания. Она проходила непрерывное лечение, дома кругом склянки с лекарствами, пилюлями, биологическими добавками. Необходима операция по замене шейки бедра, это стоило приличных денег, которых только-только удалось наскрести. Работу по дому за небольшую плату выполняла соседка.

Саша сразу вызвалась за символическое жалованье наняться домохозяйкой к шефу. Раз в неделю производить уборку квартиры, может быть стирку, может быть приготовить. Это было бы неплохо! Но как с этической стороны? Привёл в дом вторую женщину. А старой жене, с которой прожили практически половину века, сделавшийся разбитой болезнями старухой, прочно подсаженной на таблетки и пилюли, остается смириться. И порадоваться, что жизненной прыти у супруга не поубавилось. С благодарностью за счастливо прожитые годы вручить его доброй девчушке. Вручить даже с небольшим расчётом, что неизбежная старческая немощь супруга будет скрашена и обеспечена уходом и заботой. А почему бы в самом деле не поступить так?

Саша мужественно отвергла опасения: никакой второй женщины, никакого развода и нового супружества. Нет и нет. Со временем она сама будет иметь и хороший дом, и учёную степень, и свою нишу в науке – сейчас она хочет насытить себя первой любовью с исключительным мужчиной, второго такого в её жизни не будет, так же, как всё лучшее даётся и существует в единственном числе. Она это говорила и плакала: ну как же так, ну почему они не могут быть вместе?! Что за правила довлеют? Вопросы остались без ответа, но, верится, пока без ответа.

Так она и стала старательной домработницей, прилежной студенткой, исполнительным и ответственным лаборантом, очарованной и очаровательной девушкой, любящим светлым существом, для которой каждая близость с выбранным мужчиной – это новый бриллиант в её ауру неотразимости…

Приближалась к завершению дипломная работа и вдруг поползли слухи о предстоящем супружестве Саши и Семёна Самойловича, что прежняя жена будет отвезена в дом престарелых с её же согласия, оттого, что и самому Семёну Самойловичу требуется уход и опека (многозначительное хихиканье) со стороны растущих специалистов. О жене позаботится государство, о муже – лучшие представители оного. Нашлись сердобольные анонимные доброжелатели, которые организовали сбор пожертвований на обустройство комнаты в доме престарелых и создание брошенной жене подушки безопасности в виде открытия счёта в банке. Между тем, Семён Самойлович хотел порадовать Сашу удивительным событием: его незабвенная женушка сократила, пожалуй, вдвое ассортимент фармацевтической продукции. В ортопедическом центре подтвердили, что операция по замене сустава на будет через два месяца; очередь их близиться.

Они даже устроили праздничное чаепитие втроем: Семён Самойлович, Дарья Петровна и Саша. Сели за стол, где был торт, сухое вино и шоколад, и главное – было весёлое настроение, была надежда и вера, что в следующий раз стол накроет Дарья Петровна. Все трое переливали друг из друга возрастающую чистейшую радость, каждый что-то добавляя и улучшая: новый нюанс, новый аккорд, новую улыбку, легкий, заражающий теплотой, смех. Так вот этот вечер и последующие приготовления к операции были извращены слухами, сплетнями и сочтены как приготовление к отправке в дом престарелых.

И когда у Семёна Самойловича представитель профсоюзного актива попросил номер счета супруги в банке, чтобы перечислить пожертвования – он впал в страшное недоумение. По мере того, как ему хладнокровно изъясняли подробности и подоплёку сбора денег, он мрачнел и глубже уходил в себя. Кому первому могла прийти в голову идиотская мысль, что он супругу сдает в дом престарелых как ненужный хлам в утильсырьё?! Именно сама возможность такого предположения, сплетни-пересуды в стенах родного университета, возмутили и раздосадовали.

Состоялись разборки и на высшем уровне, в кабинете ректора: в чем всё-таки дело, что за слухи, что за разговора – поясни, коллега; неужели заслуженный именитый профессор завёл шашни со студенткой? а про импичмент президента Клинтона помните? а про такую статью… КЗОТ РФ пункт…? Милейший Семён Самойлович, образумьтесь! Вам и работу оставлять нельзя – ну где брать деньги на оплату лечения Дарьи Петровны. Что, если эта Саша Никитина просто-напросто аферистка: ей, что взять у вас, есть! Квартира, имя, положение… Семён Самойлович отмалчивался, сама суть и тон разбирательства невыносимы, улыбка сошла с его лица, быть может, бесповоротно. Если бы незавершённая работа на кафедре и необходимость оплаты операции – он бы ушёл, чтобы никогда не возвратиться.

Почему бесцеремонно лезут в личную жизнь, по какому праву, что за неистребимое страсть перемывать косточки другим на основании каких-то анонимных доносов? Ему хотелось сказать в пустоту ректорского кабинета: «Живите сами полнокровно!!! Живите собственной жизнью вы, сплетники и сплетницы! Что за идиотские пересуды…»

Саша поджидала в лаборатории кафедры, бледная, с воспалёнными от слёз глазами, с отчаянием и холодом в душе. Она прислушивалась каждому звуку в коридоре и наконец услышала знакомые шаги. Дверь отворилась – она бросилась к в объятия. Слезы так и брызнули из глаз, промочили насквозь его белую рубашку.

– Что я сделала плохого? что мы сделали плохого? Неужели любовь – это плохо? Если любовь возникла в этих казённых стенах – она уже незаконна? Ведь всё основывается на домыслах! Нас кто-то видел, кто-то действительно фактологически уличил в прелюбодеянии? (слово-то какое ужасное!). Разве не так? Любовь не может быть аморальна, где бы она не возникла и к кому бы то не относилась! Почему они вмешиваются в наши дела? Разве ты и я не выполняем полностью должностных обязанностей?

– Умысел, Сашенька. При такой разнице в возрасте и в положениях они предполагают только корыстный обоюдный умысел. Мы все еще живём в советской стране, где для признания вины не надо фактов, но достаточно сложившегося мнения. Новая мораль скроена из старой, с ляпами и наспех. В их понимании я прельстился молоденькой девушкой, ты – моим положением. Однако, зачем тебе моё положение: в аспирантуру ты и так поступишь при желании, знаний у тебя предостаточно. В любовь никто не верит, никому теперь не объяснить, что не только корысть правят миром.