Осенняя коллекция детектива

И Лиля позвонила Алене Долинской.

Преображенцев… ну его. В общем, не стала Лиля ему звонить.

Алена так обрадовалась, как будто сидела и ждала, когда же наконец Лиля позвонит и о чем-нибудь ее попросит, и заняться ей было совершенно нечем, а тут, слава богу, занятие нашлось. Она сказала, что, конечно, конечно же, заедет и в администрацию подвезет.

– Только оденься по-человечески! – вслед Лиле крикнула Таня. – У тебя ж и торбаса, и шуба, все есть! Слышишь?!

Лиля сказала, что слышит, и, отдуваясь и переваливаясь, как Винни Пух после обеда у Кролика, забралась на свой третий этаж.

Все последствия вчерашнего потопа оказались ликвидированы, как и не было его, и в крохотной выстуженной квартирке стало как будто теплее. Это потому, что Таня включила обогреватели – когда успела? Утром, наверное. Она как-то все успевает, эта самая Таня, удивительное дело.

Лиля натянула торбаса – все-таки правый давит, но какая теперь разница, – разыскала в сумке листочек в файловой папке, тот самый, о котором так пекся Кирилл. Листочек, изрядно помятый, на самом деле был подписан каким-то сенатором, Лиля посмотрела. Подпись и сенатор значили для Кирилла гораздо больше, чем пурга, которая пришла с Ледовитого океана, кипяток на полу, чужие люди, с которыми теперь живет его Лиля и будет жить, пока не «придет борт»!

Так уж получилось.

На площадке закричали:

– Лиля! Лиль!

Она подбежала и толкнула дверь:

– Я здесь!

– Привет! – Алена, румяная с улицы, в тулупе и высоких сапогах, отряхивала с капюшона снег. Завидев Лилю, перестала отряхивать, протопала прямиком к ней и смачно поцеловала в щеку, как будто давно не видела близкого и любимого человека. – А я знаю, что вроде ты здесь где-то, а квартиры-то и не знаю!

– Заходи!.. Хочешь кофе? Нет у меня никакого кофе. У меня вообще ничего нет.

– Да купить надо, и вся недолга. Потом к Тоне с Сережей заедем, все купим, чего там тебе надо.

– Кто такие Тоня с Сережей?

Алена махнула рукой.

– Хорошие ребята. У них два больших магазина и одна лавочка маленькая. Можно и в супермаркет, – это слово Алена выговорила с некоторым уважением, – однако дорого больно и бестолково. А эти ребята молодцы, стараются только свежее возить. Ну, насколько это возможно! Сережка прошлую зиму в тундре едва не замерз. Честно. Он в какой-то поселок по зимнику пошел, ну, и попал в пургу. До Анадыря километров тридцать недотянул.

– Что значит «пошел»? – Лиля еще раз проверила заветный листочек в сумке, подумала, побежала в комнату, произвела раскопки в так и не разобранном чемодане и достала меховой шарф, который Кирилл под хорошее настроение купил ей в крохотном дорогущем бутике на Петровке. – Пешком, что ли, он пошел?

Алена засмеялась, как будто Лиля удачно и свежо пошутила.

– На вездеходе пошел! «Пешком!» Он в поселок продукты повез. На вездеходе! И запурговал. Но ничего, продержался, а потом, когда улеглось немного и наши подоспели, вытащили его. Тут ведь все от водителя зависит и от машины его. Если водитель не бестолочь последняя и машина нормальная, шансы есть. А тебе в администрацию зачем?

– Да из Москвы сегодня дозвонились…

– Ну?! Связь появилась?!

– Просили передать. – Лиля не стала говорить «бумажку» и сказала «документы», чтоб посолидней.

– А кому передать-то?

– Губернатору вашему.

– Как?! Самому?! – Алена округлила глаза.

Лиля в это время примеривалась к кухлянке, понимая, что надеть можно только ее, в куртке она точно… вымерзнет. Как преступный элемент.

– Да нет, конечно! – Лиля обеими руками сняла диковинную одежду с вешалки. – В секретариат отдам, они запишут входящий-исходящий, я позвоню в Москву, отчитаюсь.

– А то он вчера прилетел.

– Кто? – Лиля просунула руки в жесткие негнущиеся рукава.

– Роман Андреевич! Губернатор.

– Это на чем же он, интересно, прилетел, если аэропорт закрыт и все самолеты в Якутске? На метле?

– Он, однако, с Аляски прилетел, и транспорт у него свой.

О том, что местный губернатор Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой в одном лице, Лиля давно позабыла, конечно, и ее позабавил Аленин восторг.

А говорят, на двадцатом съезде партии культ личности разоблачили! И даже осудили! Лиля по истории проходила. Осудить-то, может, и осудили, но никуда этот самый культ не делся, особенно, конечно, ежели личность собственному культу способствует.

– Я у него один раз интервью брала! Он к нам на «Пургу» приезжал!

– Здорово.

– Он та-а-акой интересный! В очках. И говорит так… знаешь… внушительно. Вот сразу понятно, что не болтун какой-нибудь, а человек дела.

– Здорово.

– У нас все девчонки в него влюбились сразу. А он на самом деле простой такой! И кофе выпил, и пошутил. Он вообще смешно шутит.

– Здорово.

Лиля кое-как застегнула свою необыкновенную шубу, втискивая в жесткие колючие петли костяные пуговицы. Разговор про губернатора ей надоел. Кроме того, в одну секунду стало так жарко, что лоб вспотел.

На улице мело и в двух шагах ничего не видно, то есть на самом деле ничего!..

– Держись! За перила держись!.. Слышишь?! Держись и спускайся осторожненько!

Сумка норовила улететь, и Лиля одной рукой прижала к меховому боку кухлянки сумку, а другой вцепилась в ледяные перила. Вскоре перила кончились, пришлось от них оторваться, она сделала шаг, другой и уперлась в железный бок машины. Двигатель урчал, фары светили.

– Вы что, двигатели вообще никогда не глушите? – Лиля ввалилась в салон и с трудом захлопнула за собой дверь.

– Когда пурга? Однако, нет, не глушим, – удивилась Алена. – Как потом заводить?

Она прибавила громкости приемнику и аккуратно и медленно тронула машину с места. Лиля откинула капюшон, расшитый то ли бисером, то ли разноцветными камушками, и стала расстегивать дурацкие неудобные пуговицы – ну, невозможно жарко в этой штуке!..

– Я в субботу гостей собираю. – Алена полегоньку, как будто одно за другим переставляя колеса, выруливала со двора. – Приглашаю. Придешь? Заодно со всеми как следует познакомишься. У нас люди замечательные!

Лиля хотела сказать, что она уже со всеми познакомилась – и с директором, и дураком Преображенцевым, и музыкальным редактором Настей в ворсистых брюках. Еще она хотела сказать, что ходит в гости только и исключительно к близким друзьям, что в ее московском мире так принято, а малознакомые встречаются в ресторанах или на специальных мероприятиях, которые как раз и организовывают для того, чтобы поговорить о делах. Также она хотела сказать, что сыта по горло чужими квартирами, чужими ванными, чужими полотенцами, чужими тарелками и блюдами из оленины!

Ничего этого она не сказала.

Она сказала так:

– Только за мной придется заезжать. Я к вашей метели никак не привыкну.

– Заехать не вопрос! – весело ответила Алена. – И это разве метель?

– Знаю, знаю! – перебила Лиля. – Это просто легкий бриз с анадырского лимана!

Алена захохотала:

– Ветер утихнет малость, я тебя к памятнику Рытхэу свожу, хороший памятник! Года два как поставили. Он от тебя недалеко, через двор перейти. Это писатель знаменитый чукотский, знаешь? И часовня у нас красивая, и набережная! И мыс Обсервации на той стороне.

Машина медленно, как будто ощупью, поднималась в гору. Навстречу время от времени попадались неясные желтоглазые тени, возникали и пропадали.

– Как вы здесь ездите?

– Привыкли. – Алена пожала плечами. – В городе, однако, не страшно. Фонари горят, все видно. А в тундру в такую погоду никто не ходит, только местные. Приехали мы, вылезай.

Лиля торопливо запахнула кухлянку, накинула капюшон и прижала сумку. Хочешь не хочешь, а надо выходить! Раз, два, три…

– Я тебя здесь буду ждать! – крикнула Алена, пока Лиля, изо всех сил налегая на дверцу, пыталась ее захлопнуть. – С богом!

На высоком и широком крыльце дуло еще сильнее, приходилось держаться за поручни обеими руками. Впереди был совершенно цивилизованный, ухоженный, ярко освещенный подъезд, а за спиной, внизу под обрывом, ревела и перекатывалась темная вода, почти скрытая пеленой метели.

Охранник в форме поднялся ей навстречу. Лиля вздохнула.

Аннигилятор пространства продолжал работать! Странное дело, почему они даже не замечают, что с легкостью перемещаются из одного измерения в другое? Или замечают, но у них не принято говорить об этом? Или они все до одного шаманы?

Помещение, отделанное мрамором и деревом, сияло самодовольным чистым светом. С высоченных потолков свисали сказочные люстры. На сверкающих полах играли веселые блики. Кругом кожаные кресла и каменные авангардистские скульптуры.

– Вы к кому?

– Я, видимо, в секретариат. – Лиля откинула капюшон и полезла в сумку. – Или, может быть, вы сами передадите?

Она выудила файловую папку с изрядно помятым листочком. Охранник покосился на листочек и опять уставился на Лилю.

– Я из Москвы. – Она вдруг рассердилась. – Меня просили передать вашему губернатору бумагу от сенатора Никольского!

Должно быть, он принял ее за курьера. Такой специальный курьер, который возит из Москвы в Анадырь специальные бумаги. В Москве-то аннигиляторов нет. Не изобрели еще.

– Я оставлю, да?

И она повернулась, чтоб идти.

– Приемная губернатора на третьем этаже, – быстро сказал охранник, видимо не желая оставаться наедине с бумажкой, подписанной сенатором. – Из лифта направо, там увидите. Через рамку пройдите, пожалуйста!

Он нажал какую-то кнопку, загорелись зеленые огни. Лиля помедлила, пожала плечами и прошла.

– Бумагу заберите!

Вот черт! Она схватила протянутую папку, свернула ее в трубку и быстро пошла к стеклянным дверям лифтов. И жарко невозможно! Лиля стащила юкагирскую кухлянку, взяла ее в охапку, как будто стог сена. В коридорах было пусто, глухо и красиво учрежденческой, государственной красотой.

Лиля посмотрела сначала в одну, потом в другую сторону. Никого. Кажется, охранник сказал – направо.

Табличка, извещавшая о том, что за широкими ореховыми дверями помещается губернатор Чукотского автономного округа – сам отец, сын и дух! – была солидной, но сдержанной. Никакого золота, шику и блеску. Демократ, должно быть.

Лиля вдруг засмеялась тихонько, постучала и вошла.

В просторной приемной с высокими окнами, в которые снаружи лезла метель, никого не было – что ты будешь делать! Лиля перевалила меховой стог с одной руки на другую и огляделась. Стол, заваленный бумагами, кресла, пальма, куда ж без нее! Еще двери – с правой стороны и с левой. Карта Чукотки висела над столом, такая огромная, что казалось, это карта мира, весь мир и есть Чукотка. Лиля подошла и стала смотреть. На самом верху – пришлось сильно закинуть голову и отступить немного – расстилалось белое пространство, на нем криво написано, что это Северный Ледовитый океан. Инопланетные названия начинались ниже: Янранай, Певек, Рыткучи, Иультин, Амгуэма. Их было так мало, горстка по сравнению с огромностью остального мира, называющегося Чукоткой!.. Их очень мало, и они так далеко друг от друга!

Там везде слушают радио «Пурга», вдруг подумала Лиля, и щеки у нее загорелись. На всей этой огромной планете! И вчера, когда она резвилась в эфире с Преображенцевым, слушали. Это невозможно понять. Это даже невозможно себе представить. Как?!.

Она рассматривала карту довольно долго и почему-то очень волновалась, когда наотмашь распахнулась одна из дверей и ударилась о стену. Лиля оглянулась, и ее взяла оторопь.

В приемную спиной вперед вполз на коленях человек, волоча за собой по полу нечто очень широкое, полированное, по форме напоминающее загнутую с двух концов лыжу. Свет плескался и отражался от полировки. Лиля на всякий случай отступила за стол – мало ли что!..

Человек полностью выволок лыжу из проема, она заняла сразу половину помещения, лег на живот и посмотрел сбоку. И увидел под столом Лилины ноги в торбасах.

– Здрасте, – поздоровался он с торбасами.

Лиля судорожно кивнула, спохватилась и сказала светским тоном:

– Добрый день.

Человек, лежа на полу, некоторое время молчал, рассматривая диковинную лыжу, а потом сказал задумчиво:

– Ровно или не ровно? Вроде ровно!

Лиля лихорадочно соображала. Нужно бежать. Из-за стола ей не вырваться – путь перекрыт доской и типом, лежащим на полу поперек губернаторской приемной. В окно тоже не выпрыгнешь, высоко, третий этаж. В коридорах никого нет, кричать бесполезно, да и не станет она кричать! Если перепрыгнуть его и побежать…

– С той стороны посмотрите, ровно?

Лиля подалась к стене, задела кресло, оно крутанулось, со стола спланировали какие-то бумаги.

Не дожидаясь ответа, человек деловито переполз на другую сторону, улегся и опять стал смотреть.

– На первый взгляд… – пробормотал он задумчиво, – а там кто его знает…

Он приподнялся, сел на пятки, в правой руке он сжимал длинный и острый инструмент вроде заточки. Лиля видела что-то подобное в кино. Снизу вверх он посмотрел на нее и осведомился:

– Вы ко мне?

У него было загорелое, узкое лицо с резкими чертами, очки без оправы, но с золотыми дужками, очень короткая стрижка и настороженные глаза. Собственно, на ужасную догадку ее навели как раз золотые дужки!

– Я… к губернатору, – выговорили Лилины губы отдельно от Лили. – Мне нужно… передать…

Это и есть губернатор. Вот этот человек на полу.

Заточкой он почесал себя за ухом, очки немного сдвинулись, он их поправил.

– Что передать?

– Вот! – Лиля ткнула в его сторону файловой папочкой, будь она неладна. – Извините меня, пожалуйста. – Тут она с ужасом поняла, что не помнит, как его зовут. – Я просто зашла, никого не было, и я решила подождать…

Он встал, перешагнул через широченную лыжу, взял файлик, секунду смотрел в него, свернул в трубку, как давеча Лиля, сунул в задний карман джинсов, нагнулся и поволок лыжу обратно в кабинет.

– Проходите! – крикнул он оттуда.

Очень медленно Лиля выбралась из-за стола и вошла следом за ним.

Лыжа лежала на сером ковре, в ней плескался свет потолочных светильников. Вокруг были разбросаны какие-то инструменты и черные вороненые колодки с ремнями. Огромная карта Чукотки, еще больше, чем в приемной, занимала всю стену. Больше Лиля ничего не смогла разглядеть.

– Вы не катаетесь?

Она быстро вздохнула. Как, черт побери, его зовут?!

– Это доска для сноуборда. Я крепления ставил.

– Нет, не катаюсь.

– Сейчас метель пройдет, и можно начинать. Я на Аляске уже пару раз съехал. Присаживайтесь, Лилия Алексеевна!

…Откуда он знает?! Ах да, в бумажке же написано! И он запомнил? Вот так, с ходу?!

Лиля приткнулась на первый попавшийся стул. Юкагирская кухлянка очень ей мешала, но она не знала, как от нее избавиться. Губернатор помедлил, обошел длинный стол и сел на- против.

– Давно в наших краях?

– Два дня. Нет, три. Нет, по-моему…

– Не слишком удачное для Чукотки время. Сейчас как раз начнутся холода и метели. Самое правильное – август, может, начало сентября. Ну, и весна, конечно. Так что знакомиться с красотами лучше в другое время.

Лиля понятия не имела, что надо говорить. И как его зовут?!

– Здесь написано, – он полез в задний карман и достал многострадальный листок, безнадежно измятый, – что вам требуется какое-то содействие. Вам требуется?

– Нет, нет, – пробормотала Лиля. – У меня все в порядке, спасибо.

Губернатор с позабывшимся именем вежливо молчал, ожидая продолжения.

– Я обещала, что передам вам… – она запнулась, – письмо. На этом очень настаивало мое московское начальство. Извините, что оторвала вас от дел…

– Вы оторвали меня от креплений. Ничего страшного. Я успею их поставить.

Лиля наконец посмотрела ему в лицо, до этого все водила глазами по сторонам, старательно обходя его. Зацепившись взглядом, она уже не могла оторваться.

– Для меня «Пурга» – совершенно особенный проект, очень важная штука. Когда в две тысячи первом году решено было купить частоту и вещать в FM-диапазоне на всю Чукотку, никто не верил, что это вообще возможно. Но мне как-то сразу стало ясно: возможно это или нет, но точно необходимо. Именно местная радиостанция и в то же время совершенно профессиональная. Здесь другая планета! – Лиля стиснула под столом влажные ладони. – Мне кажется, если цивилизация и выживет, то только на Севере. Я не знаю, откуда все начиналось и где закончится, но зато точно знаю, что научиться выживать можно только здесь. Мы с Берсеневым договорились, что он будет вкладывать в «Пургу» не только средства, но и лучшие силы. – Тут губернатор улыбнулся. – Видимо, вы и есть эти лучшие силы, Лилия Алексеевна.

Иван Берсенев, пронеслось в голове у Лилии Алексеевны, – суть владелец медиахолдинга «Московское время», крохотной частицей, песчинкой, молекулой которого было подразделение, возглавляемое ее любимым мужчиной.

– Иван Александрович профессионал, а я как раз в средствах массовой информации ничего не понимаю, – продолжал губернатор как ни в чем не бывало. – Радиостанция должна развиваться. Как вы считаете?

Лиля покивала – должна, должна.

…Видимо, он сейчас объяснит, почему холдинг «Московское время» купил «Пургу». Каковы стратегические цели и задачи. Основные направления развития. То есть сделает именно то, с чего должна была начать Лиля, явившись на радиостанцию.

Она никак не могла с этого начать! Она и понятия никакого не имела об этой самой радиостанции, была уверена, что тут кругом «лежбище моржей», и вчера первым делом полезла в эфир, потому что в эфире ей нравится больше всего! И никаких целей и задач!

Где-то что-то стукнуло, зазвучали шаги, громкие голоса, и в кабинет заглянула встревоженная дама.

Губернатор кивнул, как бы давая понять, что все в порядке, и спросил у Лили, не хочет ли она чаю. Лиля немедленно отказалась, и губернатор тотчас же велел подать – с лимоном и сахаром.

– Александр Александрович приехал.

– Я слышу. Зовите его.

Дама посторонилась в дверях, пропуская высокого человека в военной форме. Человек вдвинулся в кабинет, мигом оглядел доску, колодки, разбросанные отвертки и Лилю с кухлянкой.

– Здравия желаю!

С губернатором они поздоровались за руку, Лиля и свою протянула из-за кухлянки, но высокий пожимать не стал, лишь принял с преувеличенной осторожностью, склонил голову и щелкнул каблуками – все честь по чести.

– Полковник Багратионов, – представился он, и Лиля улыбнулась, решив, что он пошутил. – Начальник погранотряда.

– Молчанова Лилия. Я… из Москвы приехала на радио «Пурга». – Все это звучало очень глупо.

– А, так это вы без документов прилетели, айфон мне в руку?! – обрадовался полковник. – Ребята не знали, чего делать с вами! То ли обратно в Москву направить, то ли штраф выписать в административном порядке! Мне потом доложили!

Лиля ничего не поняла про айфон. И еще ей казалось, что она его где-то видела, совершенно точно. Встречались? В Москве?!

– Чай будешь пить, Сан Саныч? – спросил губернатор.

– А как же! – вскричал начальник погранотряда с энтузиазмом, как будто он заглянул к губернатору в гости, опоздал к обеду, так хоть чаю выпьет. – Как на Чукотке без чаю?! Без чаю на Чукотке пропадешь!

Он вдруг присел и длинными красными пальцами стал разбирать ремни и колодки, валявшиеся на ковре.

– Здесь кругом пограничная зона. – Губернатор присел рядом с начальником пограничной стражи и тоже стал перекладывать железки. – До Аляски рукой подать, там у нас условные друзья, как вам известно. Малый Диомид тоже американский, а это все, по чукотским меркам, совсем близко.

– Что такое Малый Диомид? – вспомнив газету «Крайний Север», перебила его Лиля. И, перебив, покраснела. Жарко ей стало, как будто она так и не сняла юкагирскую кухлянку.

Губернатор удивился:

– Малый Диомид – остров. Здесь ведь никому никогда в голову не могло прийти, что одна часть коренного населения – американцы, а другая часть – россияне! И дело даже не в советской власти. Ни чукчи, ни эскимосы, ни эвены понятия не имели, что они подданные какого-то там русского царя! Или американского президента. Все изменилось за последние… лет сто, не больше. И изменилось… фатально.

Лиле показалось, что он вдруг сделался чем-то недоволен, потому что быстро поднялся, вытирая о джинсы пальцы.

– «Вертушка» на Ратманова застряла, – ни с того ни с сего сообщил полковник. Где она могла его видеть?! – Не успели мужики вернуться, свистопляска эта началась.

– Да я понял уже.

– А ты когда хочешь лететь, Роман Андреевич?

Вот как его зовут, ну, конечно же!..

– По фактической погоде, когда еще, Александр Александрович!

Полковник покрутил башкой, как будто удивляясь чему-то.

– У меня работы полно, – продолжал губернатор, все еще недовольный, – погода будет, и полетим. Мне в Лорино нужно обязательно. Только я на своем транспорте.

Лиля соображала, как бы ей уйти половчее.

Полковник Багратионов еще посидел немного над доской, от которой во все стороны брызгал свет и на сверкающей поверхности огромными красными буквами было выведено слово Volki, которое Лиля прочитала почему-то как «волки», а потом сказал в пространство:

– Все шутки шутишь, Роман Андреевич! А Багратионов потом отвечай…

– Я сам за себя отвечаю.

– За все «вертушки» на вверенной мне территории я ответственный, айфон мне в руку! И за твою тоже.

…Опять айфон! При чем здесь айфон? Нужно уходить, сейчас же. У этих странных инопланетян свои дела: доски, «волки», «вертушки», карта Чукотки с Ледовитым океаном на макушке, разбросанные по полу инструменты и железяки.

Может, на этой планете губернаторам и начальникам погранотрядов и полагается быть такими, только там, откуда родом Лиля, все это невозможно, немыслимо! Губернаторы не ползают по ковру собственной приемной с отвертками в руках, командиры пограничной стражи не дискутируют с ними и не поминают то и дело айфоны!

Лиля стала подниматься из-за стола, выставив перед собой стог из юкагирской кухлянки.

Давешняя дама проворно внесла уставленный поднос, в мгновение ока разместила на столе угощение и ловко выхватила у Лили из рук кухлянку. Лиля от неожиданности ее отдала.

– Первый раз у нас? – осведомился полковник Багратионов. Лиля кивнула.

Дама возникла снова, разлила чай, оглядела красоту на столе, проверяя, все ли в порядке, и пропала, неслышно прикрыв за собой дверь.

– Не знаю, что именно ваш холдинг собирается менять на «Пурге», – как ни в чем не бывало заговорил инопланетный губернатор, усаживаясь, – но никаких кардинальных изменений мне не хотелось бы. Впрочем, мы с Иваном это обсуждали.

Лиле было неловко, жарко и очень хотелось уйти поскорее. Неизвестно, за кого ее принимают! За большого начальника? За некоего руководителя, от которого на самом деле что-то зависит? Это неправда, обман, и когда он откроется – ей несдобровать. Только с виду они похожи на людей, но инопланетный разум непостижим и опасен!

Даже на этой самой доске написано Volki, что Лиля прочитала как «волки»!

– Кстати, на «Пургу» тоже надо бы съездить. Я сто лет там не был. Людей нужно в тонусе держать, а то они расслабляются быстро.

– Я вчера в эфире была, – вдруг похвасталась Лиля. – Поч- ти час.

– Так я вас слыхал! – объявил полковник радостно. – Ей-богу, слыхал! Вы все шутки шутили, что, мол, такое для вас радио, для нас то есть! Сам хотел позвонить, айфон мне в руку! Сказать, чтоб смешного больше пускали! Смешного маловато, а у нас края суровые!

И покосился на початую бутылку коньяку, скромно присутствовавшую здесь же, на столе.

Губернатор Роман Андреевич, перехватив его взгляд, взял бутылку, плеснул полковнику в чай – изрядно, – подумал и себе плеснул тоже. И Лиле.

– Предлагать не стану, – заявил он. – Вы откажетесь, ясное дело, так что можно и не спрашивать.

Он отхлебнул из стакана и поправил очки.

– Алкоголизм на Чукотке – беда. Особенно в стойбищах и коренных селах. Мы стараемся бороться, и даже кое-где небезуспешно, но быстро с этим не справиться. Десятилетиями приучали народ в тундре пить, а теперь вот спохватились, только поздно уже… может быть. А может, и не поздно, посмотрим.

Лиля посмотрела на бутылку, а потом в стол. На этой планете тоже присутствует всегдашнее лицемерие и превосходство начальствующих над всеми остальными. Борцы с алкоголизмом в тундре, радеющие о судьбе коренных народов, вполне позволяют себе чаек с коньячком… во сколько там… в одиннадцать, в полдвенадцатого утра? Там, в тундре один алкоголизм, а тут, в кабинете, выходит, совершенно другой, уютный, позволительный. Кроме того, попивая коньячок, бороться с пороком, так сказать, в целом гораздо приятнее и веселее.

В том мире и в той жизни, где остались Москва, любовь и понятные правила, Лиля ненавидела распущенность. Просвещенный цивилизованный человек двадцать первого века не должен позволять себе пиво, сигареты, отвисшее брюхо и прочую гадость. Коньяк по утрам, да еще в чае – тоже распущенность, если не хуже! Она не станет в этом участвовать.