Небоскребы магов

– Какое же?

– Она дала ему высокий титул и назначила наместником крупнейших островов в своей империи. Бывший разбойник сразу стал одним из знатнейших людей империи. Его дети заняли важные посты в государстве, а награбленные богатства создали целую империю Морганов, богатейшего клана… Это я к тому, что наша королева совсем не дура, как вы уже поняли. Но ей для вашей легализации нужен повод. Понимаете? Морган не просто стал наместником, а уничтожил пиратство, сделал тот нищий край богатым и процветающим, что увеличило не только его богатства, но и его репутацию как умелого правителя. Потому знатнейшие люди королевства так старались породниться с ним!

Он задумался, наконец покачал головой.

– Я принц… и никакой другой титул меня не устроит. Королеву Орландию я не признаю королевой, так как ее отец хотел отдать трон Адрианне.

Я ощутил горечь поражения, сказал быстро:

– Я вас прекрасно понимаю, принц!.. Но вы политик, а не просто крепкий мужик с мечом в руке! Вы просто обязаны идти на культурные компромиссы для достижения своих главных целей!

Он буркнул с тоской:

– Да что вы знаете о моих главных целях…

– Ничего, – признался я. – Но вы не сделаете к ним шаг, если не рассмотрите нашу ситуацию со всех сторон, даже сбоку, хоть это и бесстыдно. И если не увидите моменты, где можно уступить, а где нужно стоять на своем! Вся жизнь – компромисс, так уж кем-то задумано. Кстати, вторгаясь в Нижние Долины, король Антриас наносит ущерб и оскорбление и Адрианне!

Он поднял голову, в глазах мелькнули огоньки.

– Андрианне?.. Вообще-то да, это ее королевство…

– А компромисс может быть в том, – сказал я, – что вы можете принять из рук королевы титул глерда, но не отказываться от своих прав на титул принца!..

Он посмотрел с подозрением.

– А разве это не будет считаться изменой?

– Измена, – пояснил я, – когда вооруженное восстание, мятеж, заговор. А так вон герцог Хоткингард претендует на трон, герцог Тархантер и еще какие-то хмыри, как я слышал, уверены, что на троне должны сидеть они, как последние потомки каких-то древнейших королей… которые не то были, не то придуманы, не то просто песни…

Он задумался, я перевел тихонько дыхание, чувствуя, что подбросил в огонь сомнений вязанку хороших сухих дровишек, как та святая простота, что пожертвовала с трудом собранную вязанку хвороста в огонь для Гуса.

– Обретя легальность, – сказал я, усиливая нажим, – вы сможете вербовать в свои сторонники не только неграмотных крестьян, но и вельмож!

Он криво усмехнулся.

– Сюда в лес?

Я посмотрел свысока.

– Вы еще не знаете, что столица еще тот лес!.. А королевский дворец – самая дремучая чаща. И хищники там ой-ой, лесным волкам с ними лучше не встречаться…

Он встал, с шумом отодвинув стул, заходил взад-вперед по комнате. Мне показалось, что старается вернуться в образ злого и решительного вожака разбойников, беспощадного и уверенного в своих силах.

– Этот вопрос отложим, – сказал он наконец. Остановился и посмотрел на меня злыми глазами. – Нужно подумать, я не решаюсь заглядывать так далеко вперед.

– Хорошо, – сказал я, – а как насчет армии Антриаса?

Он сказал резко:

– Дойдет до Леггинга, это городок примерно в середине Нижних Долин, там мы его и встретим. Если обоз отстанет, отобьем. Все попытки раздобыть провизию в селах будем пресекать.

– А еще можно тревожить по ночам, – подсказал я, – поднимая шум и делая вид, что идете в атаку. Пусть спят в доспехах и с мечами в руках. Утром из них будут никакие воины… Хорошо, принц! Откланиваюсь.

Он спросил удивленно:

– А погулять с нашими орлами? Вы, глерд, как мне кажется, не совсем уж придворный.

Я коротко усмехнулся.

– Вы хотели сказать, я совсем не придворный?.. Точно. Итак, за вашу и нашу свободу!

Мы вскинули кулаки, я коротко поклонился и вышел на солнечный свет, где сразу крикнул с властностью урожденного в самых верхах глерда:

– И хде моя лошадка?

Фицрой, пыхтя и покрикивая на коня, затягивает подпругу на его пузе, тот недовольно мотает головой и надувается, вроде бы просто вздыхает от горя, а когда мой конь простучал копытами совсем рядом, оба подняли головы и с интересом уставились на нас обоих.

– Что-то ты быстро, – заметил Фицрой. – Это и понятно. Пошел бы я, меня бы разбойницы так быстро не отпустили бы.

– Я же сказал, – напомнил я сварливо, – что у меня челночная операция, туды-сюды и обратно. Ты вон даже коней не успел поседлать!

– Так я ж тебя знаю, – отпарировал он. – Тебя здешние лесные девки прогнали в шею.

Я пустил коня шагом вперед по тропе, уводящей из леса.

– Зачем в лес, если разбойницы все женщины на свете?

Он вскочил в седло, повернул коня вслед за нами. Остальные, связанные длинным поводом, послушно потянулись следом.

– Ты прав, это я что-то всегда думаю о них лучше. В городах еще свирепее! А в дворцах и опаснее. Ладно, поехали. Посмотрим, каковы они в Дронтарии.

– Я в Дронтарию еду смотреть не на женщин, – сказал я с достоинством. – Хотя, конечно…

– Вот-вот, – согласился он. – Хотя. Так, не снимая охотничьих сапог.

Деревья справа от дороги зашатались, словно некто огромный чешет о них спину. Я приподнялся в стременах, однако кудрявые верхушки берез закрывают кругозор, донесся только храп и могучее сопение.

– Вот так и езжай с тобой напрямик, – сказал Фицрой тихонько, перебросил повод в левую руку, а правой вытащил меч. – Каждый раз вот что-то да попадется.

Березы вздрагивать перестали, зато дернулась там вдали высокая гордая сосна, а чуть позже еще одна, подальше…

Фицрой договорил:

– … а потом ничего не случается!

Я прислушался, храп и сопение неспешно удаляются, наконец исчезли вовсе. Фицрой с лязгом забросил меч обратно в ножны. Лицо стало расстроенным.

– Не понял, – сказал я, – ты рад или не рад?

Он подумал, вздохнул.

– Не знаю. Я всегда стараюсь избегать опасностей, но тогда и приключений нет, а без них скучно. Но одни приключения, когда все просто, то и не приключения… Мне чтоб все в одном кошельке: прибыль, приключения… из-за них, ладно, пусть и опасность.

Я кивнул в ту сторону, куда удалился неведомый зверь.

– А какая с него прибыль?

– Не знаю, – ответил он. – Вдруг у него шкура из чистого золота?

Дорога беспечно и легко идет по равнине, опасливо обходит особо темные леса, торопливо перебегает мелкие речушки. На горизонте иногда возникают высокие горы, но чаще их заслоняют исполинские деревья, гордо выдвинутые лесом на опушки.

На ночь останавливаемся в селах, Нижние Долины – довольно густо населенное королевство, даже Уламрия показалась куда более пустынной, это следствие разного отношения к населению короля Антриаса и королевы Орландии.

Трижды за все время встречали шайки разбойников, и все три раза эти тупые делали попытки хотя бы отобрать у нас коней.

В последний раз, когда Фицрой молча вытащил меч, а я ласково посоветовал им убиться о деревья, вожак предложил компромисс:

– Ладно, если такие отважные, то уезжайте на тех конях, что под вами. Остальных оставьте.

– Мужик, – сказал я, – ты совсем дурак? Где твое понимание ситуации, ты же вождь! Если двое вооруженных мужчин решаются ехать через дремучий лес, то они точно уверены насчет себя и даже своих коней!

– Но мы тоже уверены, – сообщил он. – Кроме того, нас восемь человек…

– Десять, – сказал я. – Да-да, я заметил тех двух на дереве. Но прежде чем попробуют спрыгнуть, они… умрут.

Он дернулся, когда я не глядя ткнул большим пальцем вверх, но быстро пришел в себя и спросил нагло:

– И как они там умрут на дереве?

– Им лучше замереть и не двигаться, – посоветовал я. – В общем, мужик, я готов поверить, что голод и неурожай толкнули вас всех на путь грабежа, а не желание легкой добычи, да чтоб еще поглумиться, понасиловать…

Вожак заколебался, очень уж уверенно говорю, но вздохнул, набрал в грудь воздуха и взглянул на толстые ветки над нашими головами. В моих ладонях возникли рукояти пистолетов, когда он только начал открывать рот для громкой команды.

Я выстрелил дважды, даже целиться не нужно, и тут же перевел огонь на вожака и его соратников.

Их трясло и бросало навзничь ударами тяжелых пуль. Фицрой, спеша успеть, пустил коня вперед и зарубил двух, а я еще стрелял в спины двух самых смышленых, что бросились бежать, но в такой ситуации и на таком расстоянии убежать очень непросто.

Двое, что упали с дерева, воют и стонут, заливая землю кровью, одному две пули попали в промежность, а второму, похоже, одна рассекла артерию в бедре.

– Поехали, – велел я, – Фицрой, это бедные люди, у них ничего нет.

Он сказал со вздохом:

– Наверняка. Хотя иногда в их сумках встречаются и редкости. Они же везде лазают, могилы вскрывают, в подземельях рыщут…

Но спорить не стал, мы поехали дальше, оставив трупы и стонущих раненых, которые точно не проживут и часа.

Глава 9

Чувство опасности, что в последнее время вроде бы совсем уснуло, пробуждаться начало как-то странно. Я то и дело вздрагивал, слыша, как в кустах треснет веточка или шелохнется камыш вдоль берега реки, но всякий раз из кустов вылетала потревоженная птичка, из камышей выглядывал кабан, ветви деревьев тревожно шевелятся под порывами ветра.

Фицрой заметил, что испуганно поглядываю по сторонам, тоже повертел головой.

– А-а, и ты заметил?

– Что? – спросил я с надеждой.

– За нами уже следят, – объяснил он снисходительно. – Мы в землях гуцаров, а они к чужеземцам не очень-то ласковы. Обычно привязывают за руки и ноги к коням и гонят в разные стороны.

– Юмористы, – буркнул я. – Шуточки у них какие-то скифские.

– А могут привязать ноги, – добавил он, – к вершинкам нагнутых с разных сторон деревцам. А потом отпустить…

– Славяне, – определил я. – Ничего нового, Фицрой. А еще у нас обожали сажать на колья. Так зрелище надольше и смешнее…

Он зябко передернул плечами.

– С тобой даже ехать страшновато.

– Это предки, – пояснил я благодушно. – К ним нужно относиться с уважением, старину чтить, а памятники охранять! У нас даже законы приняты по охране такого наследия. Дескать, лучше остановить прогресс, но не дать повредиться ни одному из камешков замка наших предков…

Он чуть привстал на стременах.

– Справа и слева приближаются… В галоп!

Кони, словно ощутили наш страх, рванули с места в карьер. Я пригнулся, теперь отчетливо чувствую разлитую в воздухе ненависть, кое-где в дальних кустах мелькнули синие силуэты, но далеко, а преимущество конных дает знать, мы оторвались в этот раз, а потом еще дважды видели не столько засады, как группы охотников, но тут же переводили коней в галоп и стычек избегали.

Я все вглядывался вперед, словно вот-вот там появится огромный полосатый столб с затейливым гербом и надписью «Королевство Дронтария», однако в момент, когда ехали между зеленых холмов, на дорогу вышли трое крепких мужчин, все обнажены до пояса, а штаны короткие, чуть ниже колен, на широких поясах по длинному кинжалу, а в руках короткие копья с длинными острыми лезвиями.

Фицрой пробормотал:

– Снова? Нет, теперь что-то другое…

Я тоже пытался понять, что именно насторожило, все выглядят очень недружелюбно и, что хуже, в мою сторону отчетливо пахнуло опасностью. Я попытался понять, от кого из них, ощутил с холодком, что все трое настроены очень решительно.

Я сказал быстро:

– Здравствуйте, мы мирные люди, едем в Дронтарию!.. Мы никого не пытаемся задеть или обидеть…

Старший из троицы сказал надменно:

– Вы вторглись в земли гуцаров.

Фицрой пробормотал как будто с облегчением:

– Вот оно что…

Я сказал как можно искренне, стараясь смотреть прямо в глаза вожака:

– Мы не вторглись! Мы просто едем в Дронтарию.

– Почему не объехали? – потребовал он.

– Но у вас нет границ, – запротестовал я. – Мы же кочуете вправо-влево!.. Да и нет вам ущерба, мы же не селиться сюда приехали. Просто едем в королевство…

Он прервал:

– Вы нарушили наши законы. Слезайте, наш старейшина решит вашу судьбу.

Фицрой засопел, начал присматриваться к тому, что уже взялся за его стремя, а я спросил невесело:

– А где он?

Вожак пожал плечами.

– Думаю, дня за два отыщем. Покинуть седла!

Голос прозвучал зло и решительно, я глазом не успел моргнуть, как он сделал быстрое движение обеими руками, и острый как бритва кончик копья уперся мне в грудь.

Фицрой выругался, меч блеснул на солнце. Я ощутил в ладони рукоять пистолета, выстрелил прямо в лицо вожака, тут же развернулся и всадил две пули во второго, тот широко замахнулся копьем, как дротиком, успел выпустить из ладони, как его опрокинуло на спину.

Сбоку послышался хрип, Фицрой первым ударом срубил руку своего гуцара, а вторым рассек от плеча и до середины груди. Копье того, которого я завалил вторым, пролетело над Фицроем, он пригнулся, его задело древком по спине.

– Быстрые они, – определил он. – Но одного я успел… А ты чего с ними так долго объяснялся?

– Долго? – переспросил я. – Наоборот… когда в руке молоток, все вокруг кажется гвоздями. Потому и борюсь с собой. Я не должен в любой ситуации применять свой… магический арбалет. Вот только человек такая скотинка…

Он криво ухмыльнулся.

– Понимаю. Ты еще хоть как-то сдерживаешься, но будь у меня такая штука, я бы…

– Плохо сдерживаюсь, – признался я. – А это нехорошо. Нехорошо, когда человек использует силу, когда мог бы убедить. Нехорошо и человеку, и сильной стране принуждать слабых к подчинению…

Он посмотрел с изумлением.

– Ты чего?..

– Я культурный, – огрызнулся я. – Не могу иначе!

– Чего? Поступать?

– Говорить, – сказал я сердито. – Поступаю я все еще как надо и как у нас, питекантропов, принято, но уже говорю о высоких духовых ценностях!.. А это важный шаг к переходу в более цивилизованное общество. С культурными запросами. Ты заметил, я даже убивать не люблю топором по голове, это некрасиво и недуховно, а только издали, чтоб я тут нажал, а там что-то упало.

Он спросил с недоверием:

– А это не выглядит… трусостью?

– Это признак высокой культуры и духовности, – пояснил я. – Это эстетично, когда даже не мараешь руки. При соблюдении этих условий даже высокоодаренные ценители прекрасного готовы воевать, не вставая с дивана…

Он содрогнулся.

– Страшные вещи говоришь. Когда топором по голове – это понятно, убил. А когда вот так издали… то вроде бы и не убил, хотя еще как убил!

– Культура и цивилизация, – высокопарно пояснил я, – в том, что можно убивать издали, к тому же сразу тысячами, и не видеть крови!..

Он сказал серьезно:

– Жуть какая. Я за то, чтобы убивать топором по голове. Или мечом. Тогда видишь, кого убиваешь. И точно не убьешь женщину или ребенка. А из магического арбалета… Пускаешь стрелу здесь, а там далеко что-то едва заметное падает. Подумаешь! Когда нет чувства, что убил человека, можно убивать и убивать.

– Для этого все и сделано, – пояснил я, – чтобы не было вины! Когда вот так издали, то любой трус может убить хоть тысячи. Или, скажем, очень совестливый… Тут спустил тетиву, а там в другом королевстве тысяча человек упали мертвыми! Это же какое счастье для тех, кто любит поговорить о культуре и гуманизме!

Он слушал вполуха, а то и вовсе не слушал, настороженно всматриваясь в лесную чащу.

– Мало открытых мест, – проговорил он зло. – Не люблю.

– Вон там редкий лесок, – сказал я. – Проскочим галопом. В крайнем случае на рысях.

– Иди впереди, – предложил он, – а я займусь конями… Нет-нет, я не жалею, что взяли шестерых!

– Сменим, – сказал я. – Боюсь, понадобятся свежие лошади. Но сойдут и полусвежие.

Он остановил коня, двух с поклажей оставили, а с наших сняли седла и перенесли на запасных, это Фицрой хорошо придумал. Пусть не из стратегического расчета, а из простой человеческой жадности, но все равно хорошо, что нам на пользу, а остальные как хотят.

Старались держаться открытых мест, но иногда все же приходится проскакивать через леса, в этом случае даже я безжалостно подгоняю ничего не понимающих коней, пусть и груженых. Это им все равно, в чьи руки попадут, но я эгоист, а еще жадный, как положено любому нравственному человеку – кони здесь ценность.

Гуцары, как и викинги, почему-то не любят коней и предпочитают сражаться пешими. Вообще-то пешими сражались и знаменитые швейцарские наемники, как и чуть позже германские, но для нас отсутствие у гуцаров конницы хорошо тем, что еще несколько раз пришлось пробиваться через мелкие отряды, загораживающие дорогу, но конной погони за нами не было.

Фицрой, то и дело оглядываясь, проронил с уважением:

– Отважный народ!.. Чужие земли не захватывает, но свою отстаивает.

– Мало их, – ответил я сердито.

– Потому и не захватывают?

– А то! Свою страну не создадут, им все равно придется интегрироваться… ну, вливаться в общую семью народов. Или в тот народ, которого намного больше рядом.

– Не захотят, – ответил он уверенно.

– Чтобы выжить, – заметил я, – нужно быть не только отважным, но и гибким.

– Тогда им придется туго, – сказал он.

– Все зависит от них, – ответил я. – Это геркулановцам было не договориться с Везувием… а люди с людьми всегда могут, да только редко делают.

– Да ладно тебе…

– Сам знаю, – огрызнулся я, – но все-таки за миллион лет культурки что-то да застряло, хрен выдернешь.

– А хотелось бы?

– Конечно, – ответил я с убеждением. – Культура всегда жить мешает!

И в самом деле чувствую угрызения совести, этот народ обречен на истребление, отстаивая свои права и свободы, культурка во мне протестует, а вот демократия рационально говорит, что у них была возможность принять власть королевы Орландии и влиться в жизнь большого и богатого королевства на общих основаниях. А то ишь чего восхотели…

И в плавильном котле племен и народов остались бы живы…

Вообще-то отважные гибнут в первую очередь. В конце концов останутся только самые трусливые, они назовут свою позицию гуманизмом и духовностью, заговорят о подъеме культуры… а может быть, все так и есть?

Кони идут споро, даже груженые, хотя какой там у них груз, одна видимость. Еще несколько раз нас пытались ограбить, и, думаю, одним ограблением дело бы не обошлось. Фицрой то и дело пускал в дело меч, красуясь даже передо мной приемами. Вообще-то не слишком уж виртуозными и хитрыми, я и то могу лучше, но понимает, насколько в рукопашной важна скорость, и двигается, как разъяренный кот в стае собак.

Я обычно держал пистолет наготове, но стрелять приходилось редко, Фицрой успевал, хотя потом бахвалился, как и кого зарубил, а я ехидно указывал, сколько ударов он пропустил и где у него будут кровоподтеки.

После восьмого и десятого нападения я сказал с сердцем:

– Все, сдаюсь!.. Мяффнер прав, когда несмотря на свое мягкосердечие соглашался на зачистку этого… племени. Брандштеттер вообще желал бы истребить этот народ с женщинами и детьми.

– Дикари, – согласился он. – Им тут жрать нечего… Это от бедности.

– Здесь хорошая земля, – возразил я. – Паши да сей, на пропитание всегда хватит. Скот надо завести, вон какая долина!.. Охотой, как они промышляют, целому народу не прокормиться.

– А разбоем? Я знавал такие. Правда, мелкие.

– Торговые пути не слишком, – сказал я. – Тут не поживиться. А если бы шел большой грабеж, любой король прислал бы армию и все равно бы их истребили. Но теперь король Антриас выполнит за ее величество всю грязную и неприличную работу…

Он насторожился.

– Какую работу?

Я отмахнулся.

– Не бери в голову. Вон олень побежал… Или это косуля?

– Какую работу? – повторил он.

Я вздохнул.

– Это секретные сведения, Фицрой. Но тебе, как другу, проболтаюсь. Армия Антриаса пройдет здесь, чтобы вторгнуться в Дронтарию.

– Что… ты серьезно?

– Еще как, – заверил я.

У него радостно вспыхнули глаза.

– Это же здорово! Наконец-то все завертится. А то, как муха в сметане, все застыло…

– Война, – сказал я, – беда, Фицрой. Кому-то честь и слава, а Улучшателю ухудшение условий работы. Уверяю тебя, если работа по-настоящему интересная, то она куда увлекательнее любой войны!

Он пробормотал:

– Такое не представляю, но верю на слово. Покажешь такую работу, вообще пойду к тебе учеником. Но пока что война – самое веселое и жизнерадостное занятие! Если Антриас пойдет на Дронтарию, он в схватке с гуцарами потеряет часть своей армии. Пусть малую, но все же…

– Это есть в калькуляции, – заверил я. – Все просчитано. Сколько тысяч человек умрет на поле боя, сколько останется раненых, покалеченных, сколько попытается уползать с распоротыми животами, волоча за собой выпавшие кишки…

Он посмотрел на меня с уважением.

– Ну ты и зверь… И так спокойно говоришь!

– Так я же не про людей, – пояснил я.

– А про кого?

– Про живую силу противника, – пояснил я. – А по завершении кровавых битв нужно говорить насчет того, кто проиграл, а кто выиграл. Понял?.. Всего лишь игра!..

Он покачал головой.

– После таких игр ручьи переполняются кровью, а убитые не поднимаются и не идут пить вино со своими убийцами.

– Об этом думать не рекомендуется, – строго сказал я. – Думать нужно только о положительном. Так рекомендуют самые видные специалисты по играм.

– Юджин, – сказал он с укором, – какие это игры! Это кровавые битвы, где мужчины добывают себе честь и славу, выказывая доблесть и мужество…

– Все правильно, – одобрил я. – Все природой просчитано. В битвах выживают самые сильные, они возвращаются в племя и дают потомство всем женщинам, чьи более слабые мужья погибли. Так совершенствуется человеческое племя, что когда-то придет к идее вообще запретить все войны!

Он посмотрел в недоумении.

– Ты что? Как это вдруг без войн?

– Так это только идея, – сообщил я. – Правда, красивая?

Он фыркнул пренебрежительно.

– Вон там впереди река с холодной водой, остынешь на переправе.

– Там будет мост, – сказал я уверенно.

– Откуда знаешь?

– Рельеф, – ответил я, – у простых крестьян сапоги, а не башмаки, развитая инфраструктура дорог… В общем, увидишь.

Кони домчали до берега реки, в самом деле на ту сторону перекинут мост, хотя можно такую и вброд, но телеги с грузом не пройдут, а здесь заселено довольно плотно…

Фицрой недовольно хмурился, привык быть первым в реальном мире, а я начал объяснять, что такое инфраструктура и почему она позволяет предсказать, что и как даже на другом конце королевства.

Еще через две реки впереди переброшены мосты, насчет третьей указали удобный брод, что ближе моста, а четыре или пять одолели с разбега, не покидая седел.

В селах вдоль дороги узнали, что эти земли под рукой короля Астрингера.

– Дронтария, – сказал Фицрой с удовольствием. – Кстати, мы уже два дня едем по ней. Как только гуцаров миновали.

– Гуцары были буферной зоной, – ответил я. – После нашествия Антриаса кое-что изменится.

Он насторожился.

– Граница с Нижними Долинами будет одна… и могут быть стычки? Уже с Астрингером?

– Сплюнь, – сказал я сердито.

Фицрой, чувствуя как то ли мы приближаемся к столице Дронтарии, то ли она движется нам навстречу, то и дело пускал коня вскачь, однажды остановился далеко впереди на пригорке и широко распахнул руки.

– Мне нравится юг!

Глава 10

Мой конь взбежал к нему, я смотрел на раскинувшийся впереди в зеленой долине город и чувствовал, что да, всего пару сот миль по прямой, а мир уже совсем иной, теплее, ярче и солнечнее. Здания из белого и светлого камня выглядят радостными и праздничными, расположены вдоль прямых улиц, на той стороне города широкая полноводная река…

Хотя нет, город хитро влез в загогулину реки, так что вода с трех сторон, что весьма удобно, а потом постепенно разрастался, перебрался на тот берег, там здания заметно новее и выше.

– Так далеко я еще не забирался, – сказал Фицрой с чувством. – Неужели все? Конец?

– Почему? – спросил я.

– Дронтария упирается в море, – объяснил он снисходительно. – Если отплыть от берега, дальше вода кипит, все погибает, понял?

– Да, – согласился я, – столько ухи, просто ужасно. Как думаешь, от Шмитберга до впадения реки в море далеко?

– Не представляю, – ответил он.

– Вряд ли больше десятка миль, – сказал я. – Если бы не вон те холмы, уже увидели бы море.

– Почему так уверен?

– Все селятся возле воды, – объяснил я. – Крупные города выросли на берегах рек. И все стараются поближе не к истокам, а к устью, чтобы и воды побольше, и сразу выход в море… Ладно, поедем, скоро во всем убедимся.

– Думаешь, это и есть Шмитберг?

– Сейчас все узнаем.