Фокусы жизни

Спустя год-два делаем пилотный проект, когда не вагон везет пассажиров, а пассажиры толкают вагон. Но это будет очень дорого для населения, будем приходить к этому постепенно, мелкими шагами.

Сорок лет!

Я раньше думал, что сорок лет – это очень много.

Не-а. Могу сказать, что тридцать и сорок примерно одинаковый возраст. Дури в башке навалом, по-прежнему сначала делаешь – потом думаешь, вроде бы столько раз обманывали, а все равно сначала тебя обманывают как ребенка – потом едешь с разборками и криками «у меня есть кому позвонить». Пятнадцать – возраст, когда «у меня еще все впереди». Двадцать – двадцать пять – возраст паники: «мне уже двадцать пять, а у меня еще ничего нет». У меня в двадцать пять не было ничего: ни жены, ни ребенка, ни квартиры, ни машины, ни работы. Были теоретические знания и желание «чего-то делать».

Сорок – отличный возраст, оказывается. Диапазон флирта и общения с противоположным полом очень сильно расширился. От сорока пяти и ниже – до совершеннолетия. Отношения с алкоголем стали более-менее понятны. Стало ясно, что лучше, а что хуже. Правда, до сих пор непонятно, сколько можно. До сих пор предложения встретиться, потом крики «а нам все равно», потом забытье, потом царапины, потерянные вещи, потом рассказы, где нас видели, и клятвы «больше никогда». В общем, есть чем заняться ближайший год – восстановлением репутации. А потом опять…

Друзья остались только те, которым можно среди ночи позвонить. Подруги – проверенные временем и безденежьем. И тех и других немного, ну, может, один-два-три, но мы сейчас про качество. Это в семнадцать у тебя друзей полдискотеки, но ровно до драки на танцполе.

Чаще стали обращаться на «вы», редко пока по имени-отчеству, а ты все равно думаешь, как бы на кассе не доплатить или обмануть, и это получается все чаще – опыт же!

В сорок не совсем точно знаешь, где конкретно в твоем организме находятся сердце, почки, печень и т. д. Хотя мобильные телефоны врачей не удаляешь. «На всякий случай!»

Со многими становишься на «ты». Они в должности и звании, а ты с ними на «ты». Приятно.

По телевизору не смешно. В жизни смешнее.

Возраст сорок хорош тем, что ты ну хотя бы более-менее разбираешься в людях. Ты не убиваешь два-три месяца, а то и год на бессмысленное, время становится более качественным.

И предложения как-то сами собой стали появляться, и ловишь себя на том, что выбираешь. Выбор появился. И делаешь все с перспективой на будущее. Странно, чем старше становится человек, тем он больше заботится о будущем. (А хорошо сказал.)

Сорок – это такой возраст, когда ты готов сорваться и куда-то побежать, и тебе есть что положить в чемодан.

А приехав, есть что разложить и предъявить.

В сорок понимаешь, что спрашивать совета нужно, ты экономишь колоссальное количество времени и сил. Более того, это приятно тому, у кого ты спрашиваешь. (Двадцатилетние, запомните это!) Более-менее научился не перебивать в разговоре. Я-то знаю, что хочу сказать, а вот что скажет дальше человек напротив?

Жену до сих пор не знаю. Вообще, совсем. О детях знаю только то, что мне о них рассказала она. (Опять хорошо сказал. Да что ж такое!)

Многое стало реальным. Возможности появились. Издать, построить, создать – вполне себе возможно. Знакомствами обрастаешь.

К сорока ты сам себя начинаешь уважать за сделанное. «Смог. Ну что-то ж я все-таки сделал. Ну вот, хотя бы турник во дворе поставил». Хотя и полно того, о чем и вспоминать не хочется. И планов куча, и не такими уж они и несбыточными кажутся.

Пугает только, знаете, что? Внуки у одноклассниц. Не то что пугает, а я этого понять не могу. Они мне про какое-то счастье, а я вообще не в курсе.

Да что за мужики пошли!

Женская фраза, но лучше выдумать не смог.

То ли мне такие мужики стали часто попадаться, то ли общая тенденция увеличилась. Плачут, рыдают, ухаживают за собой. Я понимаю, ухоженные руки, и все такое – приятно смотреть, но чего-то уж слишком. Вы не находите? Сидишь напротив, и аж неудобно. (И я не говорю про сексуальное меньшинство.) А модные какие стали, глянцевые журналы с интересом листают. Очечки, шарфики, платочки, мобильнички, сумочки. Прям каждый день одеты по-разному. Прям скандалы с истериками в кафе устраивают из-за того, что ему сливок не принесли.

Одного жена бросила и ушла к другому, оставив квартиру, машину, – он уже три месяца звонит ей, плачет и умоляет вернуться. У другого чего-то там не получилось в бизнесе, важная деталь – не получилось то, что он ХОТЕЛ БЫ. Теперь, как он сам говорит, в депрессии и пьет. (Слова-то какие использует.) Ну, как пьет… Винишко. Ты если пьешь, так пей водку. Кто кого сейчас по магазинам водит? Сколько раз видел, идет парень с девушкой по супермаркету, парень вдруг: «Смотри, Оля, скидки, распродажа, давай зайдем». Мужики чудовищно разговорчивые стали. Прям не остановить. Сидит на пеньке, часами говорит жене, копающей клумбу, как нужно копать, перекапывать, но сам при этом ничего не делает. С женщинами, мало того что приятнее, так еще и стало практичнее и выгоднее дружить. Она в доску расшибется, но выполнит договоренности. И без всяких контрактов и договоров. Проверено на себе. Мужики копаются в запятых, переписывают контракты по восемьсот раз, говоря «а если вдруг чего?». Стало обыденным договориться о встрече и не прийти. Не перезвонив, не предупредив. «Ой, завертелся, закрутился чё-та». Сидит – весь какой-то дешевый, грязный, с плохими зубами – и со слезами на глазах жалуется, что не может найти принцессу. Ты сделай что-то, ну хоть что-то, ну как минимум хоть на дискотеку зайди.

Или лежит на диване третий год да про Пэрис Хилтон пришедшей с ночной смены жене, да байки про тенденции моды травит и принесенное ею пиво пьет. «Как же, он ведь ждет…» Он же будет высказывать недовольство, что его тапочки стоят неровно.

Жены вечерами на кухнях уговаривают мужей кредит взять, чтоб ЕМУ машину купить. Она-то, понятно, на трамвае, те боятся – «работать ведь придется».

Мужчины украшают себя и свои машины. Не внутрь, в себя: книгу прочитать, узнать, понять, а сережку в ухо и двойную выхлопную трубу вместо усиления мощности двигателя.

Женщины, наверное, уже боятся мужчинам говорить такие слова, как «отстань, отвянь». Тут же отвянет. Еще и успокаивать потом придется, еще и бегать за ним надо будет и следить, чтобы веревку в руки не взял. Так они и познакомятся, а потом она возьмет его себе в мужья, чтоб обиды не чувствовал. И содержать его будет, и детей родит, и тех еще на ноги поставит, работая на четырех работах.

Мужики боятся друг с другом договариваться на берегу. Страшно им. В итоге расходятся обиженными и всем рассказывают об этом. И будут вредить друг другу, и слухи собирать, и в курилках говорить и говорить о том, что «мир жесток стал и совести у людей не стало».

Возьмите любой журнал, любую газету. Мужики плачут, возмущаются вообще всем, женщины пишут о том, как готовить и деньги добывать. Муж дома – герой с подстриженными ею ногтями на левой руке и протертыми коленками, в Интернете – комментирует комментарии, причем смело, нагло, но анонимно. Жена люстру чинит.

Жены, сослуживицы, подруги, любовницы, прекращайте с вытиранием соплей и слюней! Пинками нужно…

«Кабинет хирурга…»

Кабинет хирурга. Врач, сестра, пятилетний мальчик, его папа. Нужно на ноге прижечь бородавку.

– Сыночка, ты же плакать не будешь? Мы ведь договорились, что тогда я куплю тебе пистолет. Давай садись на кроватку, тетенька сейчас тебе сделает обезболивающий укол.

– А это не больно?

– Нет. Как комарик укусит.

– Ой, ой!.. У-у-у…

– Смотри, какая у тети маленькая иголка.

– Ого! Я домой хочу. Не хочу никакой комарик. Ай, уй, хны.

Вздохи, всхлипы, слезы из глаз, переход в истерику.

– А пистолет?

– Не надо мне никакой пистолет.

– Не, ну а как же… А чё же… Да ёпт твое. Не дергай ногой. Это не больно.

– Ай, ай, фыр, фыр, мама, у-у-у, не хо-чуууу!..

Доктор:

– Мальчик, как тебя зовут?

– Никита-а-а…

– Никита, хочешь яблоко?

– Не-е-е-т…

Отец:

– А я ему сейчас по жопе надаю, будет ему и яблоко, и пистолет.

– Я не хочу ни пистолет, ни яблоко.

– А по жопе?

– Тоже не хочу.

– А я надаю. Колите.

Крик, вопли, сопли, слюни, брыкание ногами.

Сестра:

– Может, его привязать?

Отец:

– Как-то негуманно. Он потом жене расскажет, она меня убьет. Расскажешь маме?

– Да-а…

– Колите так.

– А-а-а-а… Уберите от меня руки. Не на-до… Не-на-ви-жу… А-а-а…

Открывается дверь в кабинет. Главврач:

– Что тут происходит, крик стоит на всю поликлинику?

Доктор, показывая на ребенка:

– Да, собственно, вот…

– Понятно.

Дверь закрывается.

Отец:

– Давайте, я буду держать руки, вы, сестра, ногу, а вы, доктор, колите.

– А-а-а… ма-ма, я домой хо-чу, тетька – дура, дя-дя – дурак, а-а-а…

Отец:

– Ну, что?

Доктор:

– Здоровый, ёлки. А смотри, Никита, какой у меня есть молоток.

– У-у-у!..

– А смотри, что у дяди еще есть (показывает фонендоскоп). Держи. Быстро взялись.

Крики, визги, легкий мат, брыкание ногами.

Отец:

– Доктор, может, уже завтра?

– А что я главврачу скажу? Может, он выдохнется?

– Да конечно. Дома сутками может носиться. Так, сына, папе нужно ехать на работу.

– Ну, поехали.

– Бляха, чего не скажу, все против меня. Да это не больно.

– А-а-а, я к маме хочу… Отпустите ме-няяяяяаааа!..

Отец шепотом:

– Я отвлекаю – вы колите. Сына, мы с тобой потом поедем в магазин, папа тебе купит машину большую, пистолет, приставку, диски…

– А-а-а-а… не трогать меня. А-а-а… И вон ту шту-ку-у… (Показывает на фонендоскоп.)

Отец доктору:

– Это возможно?

– Ну, в принципе… мне выгоднее вам продать, ой, отдать фонендоскоп… нежели иметь бледный вид перед главврачом.

– Я же все понимаю, договоримся. – Сыну: – И ту штуку.

Операция прошла в течение сорока пяти секунд. Не было криков и воплей, зато потом были приставка, диски, машинка, пистолет и та штука.

У папы-банкира растет достойная смена. Скоро предстоит сдача крови на анализы.

Опять новый закон

Надо ж, какие молодцы, приняли закон о защите детей, все теперь значки ставят 14+, 16+, 18+, и сразу все стало по-другому. Вы заметили? Все изменилось. Из сериалов исчезла чернуха. В ток-шоу друг друга перестали материть. Сразу потрясающий эффект. Умнички.

Милицию в полицию переименовали – и все, людей в форме не узнать. Вежливые, порядочные, от денег лица воротят и говорят про «стыд», «мундир» и «за кого вы меня принимаете, меня, офицера полиции». Все – от рядовых и до генералов – в прекрасной физической форме. Любой может солнышко на турнике крутануть и отжаться восемьсот раз. Преступность побороли еще в самом начале. Издали отдельное приложение к указу, так и побороли.

Чего не примут, все только к лучшему.

Пенсионную реформу провели – старики из-за границ не вылезают, пенсии-то теперь позволяют. Книги пишут с впечатлениями о путешествиях. Все только и мечтают, чтобы скорей на пенсию выйти, как в армии дни в календариках зачеркивают. Как они там все это провернули?

Образование пореформировали – дети с книжками не расстаются. «Войну и мир» наизусть знают. Книжку не вырвать из рук. Как с ума посходили, только силой. Так они тогда в спортзалы бегут, спортом заниматься, а потом – пенсионеров через дорогу переводить, сумки им таскать да дрова колоть. У педагогов такие зарплаты – уроки по Интернету с Мальдив ведут. В университетах конкурс пять тысяч на одно место. Престижно стало вдруг. Чего ж они наверху такое сделали?

А с ТСЖ и управляющими компаниями кто придумал? Неужели ему до сих пор памятник не поставили? Почему города его именем не называют? Было – не передать, стало – сказка. Даже лучше. Казалось бы, невозможно, но нас приятно удивили – возможно. Опять, придомовые территории настолько чистые, гладкие и ухоженные – гольфисты завидуют. В подъездах такая чистота – анестезиологи плачут и просят операционные установить. Вода, свет, газ, тепло настолько без перебоев – люди сами батареи ломают, чтобы познакомиться с теми, кто все это обеспечивает.

В здравоохранении реформы провели – в поликлиниках никого. Врачи сидят без работы, теряя квалификацию. Педиатры ходят по улицам, умоляют детей осмотреть. Хирурги спиваются, благо спирта завались. Аптеки закрылись за отсутствием выручки. Как они так сделали, что нация выздоровела через день после объявления реформы?

В армии чего-то подреформировали – Япония с извинениями полезла. Америка предлагает Аляску отдать. Именно отдать, вместе со штатом Оклахома и доплатой. Гонцы из НАТО умоляют наших генералов покомандовать их блоком. Страшно им всем стало, не поспевают они за нами. Так у нас реформа поперла.

У нас и в экономике реформы прошли. Доход всем ото всюду. За коммуналку государство платит нам, зимой платит больше. В магазинах постоянные доплаты, в сезон больше. Люди озабочены только тем, куда деть деньги? Чего бы еще купить? Арабские шейхи гражданство просят. Евросоюз реально достал с просьбами о присоединении к нам. У нас ведь и борьба с коррупцией принесла потрясающий эффект. Коррупцию и взятки победили уже на следующее утро после объявления борьбы. Олигархи-чиновники сдали декларации, их спросили: «А откуда?», они ответить не смогли, все отдали и штрафы с процентами заплатили, теперь улицы зубными щетками чистят. Чиновники рангом ниже по квартирам ходят, выспрашивают, может, кого чего не устраивает, кому чем помочь. Надоедают своей заботой населению. Люди их гоняют, просят не тревожить, звучат оскорбления вслед. Мэры, губернаторы все обещания – под роспись. За невыполненное обещание – прилюдно на кол, видео в ЮТУБе. Все прозрачно, референдумы по расходу каждой копейки.

С пьянством разобрались на раз-два. Что-то там с правилами продаж и временем подправили – мужики Новый год встречают со свежевыжатым соком, а первого января в восемь тридцать на проходных стоят, на работу просятся.

Рождаемость простимулировали – китайцы с нашей территории в ужасе и с широко раскрытыми глазами убежали, теперь сидят, боятся за свою.

У нас одна проблема – это поиск проблем. Нет их. Что бы еще пореформировать?

Перспективы творчества

– А мы продолжаем беседовать в нашей студии с писателем Михаилом Нудным. Михаил, как вам уровень сегодняшней литературы?

– Странно, что вы называете это литературой. Ужасно. Ниже плинтуса. Все плохо. Мы все умрем.

– Вот вы написали девять тысяч восемьсот семьдесят шесть книг.

– И это за последние три года.

– Да. Где молодые писатели? Почему кроме вас и еще трех-четырех человек, таких же как вы, никого не слышно?

– А их просто нет. Утрачено и потеряно все. Вот мы, редакторы журналов и директора телеканалов, сядем и ну обсуждать: где молодежь-то? И каждый раз приходим к выводу: кроме нас, никто. А кто еще, если не мы?

– Вы являетесь главным редактором журнала. В этом журнале регулярно печатаются ваши рассказы, стихи, воспоминания, любовные записки из школы, кали-мали из детского садика… Почему вы не печатаете кого-то из молодых?

– Из меня, любимого: «Я смотрю на тебя, а ты на меня, смотрим мы друг на друга прямо. Что сказать мне хочешь ты, если немая от рождения ты?» Заметили? Есть слог, есть музыка, мысль, сюжет и настрой. А что пишут молодые авторы? Кошмар. Я никого не хочу называть, это некорректно. Все они тупые и глупые. Это плохие слова, я не хочу их говорить. Повторяю, все тупые и глупые.

– Недавно был снят фильм по вашему сценарию. Как прокат?

– Вы знаете, мы с режиссером взяли… неважно, сели, обсудили и пришли к выводу, что те двести человек, которые посмотрели наш фильм, это и есть цвет нации. Я им всем лично так и написал. А все остальные, кто не пришел, а еще хуже, кто пришел и через десять минут после начала ушел, быдло невоспитанное. Я же говорю, культура ужасающая, деградация на лицо. Но сейчас снимается еще четыре фильма по моим сценариям и двенадцать сериалов, в министерстве культуры мы так и решили – будем спасать родину, не дадим загнуться отчизне. Будем упорно продолжать снимать, а потом говорить о плохом качестве литературы, сценариев, кино.

– Я знаю, в театрах идет восемнадцать спектаклей по вашим пьесам. Как обстоят дела в театре?

– Театр, я считаю, на сегодняшний день умер как искусство. Если в прошлом году на спектакли по моим пьесам приходило по тридцать-сорок человек, то в этом – по двенадцать-тринадцать. Это ли не показатель культурного падения нации? Все, мы потеряли театр. Пьесы бездарные, постановки чудовищные, актеры сволочи. Спасают спонсоры.

– Тяжело находить?

– Да в общем-то нет. Есть у меня еще кое-где друзья, я звоню им, они звонят спонсорам, спрашивают, как с программным обеспечением, что с налогами, и спонсоры охотно идут на контакт. Разумеется, ради искусства.

– На каких трех китах держится ваша жизнь?

– Мой журнал. Мои стихи. Моя проза.

– А как же семья?

– А семья пусть гордится, что живет с гением.

Оптимист

– Кто сказал: работы ноль, перспектив никаких? Кто? Ты? Иди сюда. И свою компанию пессимистов зови. Работы завались. Не то чтобы работы, а, скорее, тем. В России тупо работать – тупо. Главное, сделать визу, годовую, на всякий случай. И знание языка. Очень пригодится. Счет за границей – обязательно. А иначе как? Вы там, а деньги здесь. Хорошо оденьтесь, стрижка, побрейтесь, одеколон. Если знаете, что такое совесть, – забудьте. Не знаете – не узнавайте. Бессмысленно. Какая разница, чем торговать? «Новогодние туры в Прагу, пять ночей, 6900! Быть не может? Может. Наши туры, наши автобусы, наши отели».

И молчать про два ночных переезда. «Хотите, мы вам еще визу сделаем за три тысячи?» Заткнуться про пятьдесят долларов в посольстве Чехии. Тема? Тема. Пара туроператоров купила самолеты, отели, ВСЕ остальные просто перепродают их туры, накручивая по десять-двадцать процентов. Пользуясь этим принципом, можно в газете на странице «Услуги» рядом разместить свое объявление: «Ремонт, установка, перетяжка, переоценка». Вам звонят, вы говорите, что займетесь лично и перезваниваете соседям по газетному столбику. Они пашут – вы контролируете. Вот вам маржа. Какая школа? Зачем вам институт? Взял кредит, снял палатку, привез обувь: «Покупаете две пары – третья в подарок». Очень привлекательно. Другое дело, кому нужно три пары мокасин? Но привлекает очень. «У нас квартиры по триста долларов за метр». Вопрос: с чего такие цены? Ваш ответ: а мы взяток не давали. Продавайте квартиры по три-пять-восемь раз, забирайте деньги, приятного полета. Кто сказал: банкиром в детстве хотел стать? Исполняю мечту. В Европе берете кредит под два-три процента годовых, у нас раздаете по двадцать-пятьдесят. И все, и вы уже банкир. С органами власти вообще работать, ой, мутить, одно удовольствие. Участвуете в конкурсах на ремонт крыш, домов, дорог, получаете деньги, нанимаете другие конторы, они пашут – вы под пальмой на лежаке. По прилету, тридцать процентов возвращаете тому, кто вам деньги дал, они вашу работу, естественно, принимают. Ждете следующий конкурс. Можно в политику сходить. Заходите в офис партии, говорите, что готовы на потраченный миллион вернуть четыре. Голосовать, пробивать, писать запросы, представлять. Там такие нужны. Там таких любят. Пробивных, бесцеремонных, не спрашивающих. Можно получать деньги даже не выходя из дома. Делаете сайт по продаже статей, книг. Первая страница – бесплатно, следующие – за деньги. Нанимаете девочку, лучше приезжую, сажаете на проценты, она пашет, правит тексты, писатели пишут – в надежде, вы в заботах: чего бы еще по телеку посмотреть? Там же, в Интернете, находите неизвестную марку чая или кофе (даже вкладываться не надо). Делаете собрание среди студентов и пенсионеров, рассказываете им про «элитный, лечебный», они побежали по городу, сколько они продали, столько вы и заказали, не больше. В конце года лучшим медали. (Это недорого.) Они счастливы, вы на Карибах. Тот же принцип – мебель под заказ! Индивидуально, эксклюзивно, дорого, с выездом дизайнера. (Дизайнера на проценты.) Сообразили? Ты в каком классе? В десятом? Кем хочешь стать? Мечтаешь мобильниками торговать? Ну и зачем тебе в школу? Иди нарабатывай клиентуру, начни с ворованных, потихоньку перейдешь на б/у, потом на новые, естественно, прошитые. Бросай ты этот портфель. Учиться нужно для того, чтобы что-то создавать. Вот не было ничего – и вдруг стало. Это для того, чтобы двести поросят да стадо коров вырастить, нужны знания, а чтобы наклейками торговать, оценки не важны и не нужны. А ты кем хочешь стать? Врачом? Смотрю на тебя и прям себя в юности вспоминаю. У тебя не будет сигаретки? Тоже без денег? Восемь рублей за две сигареты «Винстона»? Идет. Молодец, вот у тебя уже видны задатки. Далеко пойдешь, прямо до УБЭПа. У меня все подобные знакомые дотуда дошли. Кто-то еще дальше пошел, а кто-то вернулся и теперь выращивает, строит, создает. И я вот с кинетической энергией работаю.

Вот такое оно, ЖКХ!

Ну что, все получили квиточки и сказали: «Ух ты, ё… мать, да в рот вам ноги». Это я еще более-менее цензурно. Наше ЖКХ – это как какая-то бездонная яма. Черная комната с черной кошкой. Почему? За что эти циферки? С какого рожна? Утром по телевизору председатель, чего-то пытаясь объяснить, «расчеты, нормативы», окончательно запутывает ведущих. Нет выхода вообще.

– Обращайтесь в суд.

На что? На кого? Как мне ДОКАЗАТЬ, что ремонт не выполнялся? Что считать ремонтом? То, что на крышу кинули толь, это ремонт? Или нет? Или да? В одном регионе асфальт положили прямо на траву, истратив при этом семь миллиардов, и по актам все прошло. Государство нам когда-то сказало: приватизируйте квартиры. Мы приватизировали, а оно нам: приватизировали? Вот теперь сами с ними и е…тесь.

Хорошо, если в доме четыре-шестнадцать квартир, а если квартир пятьдесят-сто-двести? Злость вызывает еще и то, что по общедомовому счетчику у всех цифры в квитанциях разные. Загляните в соседний почтовый ящик. Логика: тот, кто больше всех платит, тот и будет больше всех платить. (Согласно принятому постановлению депутатов.) Тот, кто не платит, может, в принципе, вообще не платить.

И вот сидят бабульки в сберкассах, с бумажками в руках: «Долги пришли за что-то, пересчитали там мне что-то». А потом в магазин, а из него с килограммом риса или вермишели и полбулки хлеба в СВОЕМ пакете пойдет домой, по улице одного из богатейших государств мира. На наш вопрос: «А кто виноват?» – следует их ответ: «А… его знает!» И наши покачивания головой, понимающие глаза и бормотание: «…вот все у нас так…»

А в это время пацаны, одуревшие от денег, «бентли» тюнингуют. Да недвижимоть скупают районами, они полагают, что их дети там будут счастливы. И тот, кто пытался по телевизору разобраться в тарифах, не знает, куда деньги в коробках девать. Ежедневно такая задача перед ним. Некогда работать. Каждый день что-то падает на счет – и наликом коробки денег.

А вечером нам будут рассказывать, что все только улучшается. (Кстати, за наши же деньги.) Что где-то чего-то запустили, что кто-то где-то побывал и теперь улучшится вообще. И врут они нам, поэтому с охраной везде и стекла в машинах со шторками. В Европе президенты, премьеры, короли да принцы на велосипедах по городам передвигаются, им не стыдно в глаза людям смотреть. Они делают все, что возможно.

Почему же нас так не любят? Не то что не любят, а, скорее, ненавидят. За что? И бред по телеку, и в магазинах плохое, и урезают, сокращают, обманывают. Мы же им вроде нигде не мешаем. Мы с ними вообще нигде не пересекаемся. Более того, когда они всему этому научились? Вроде бы в одних школах учились, в одни пионерлагеря ездили. Они нам регулярно какую-то статистику, что лучше стало, у нас самих же. Поднимите руку, кому за последние два-три года повысили зарплату? Кому? Не вижу рук. Смелее. Но при этом каждые полгода мы слышим о повышениях – «небольших, чуть-чуть, там буквально процентов пять-шесть, это по карману не ударит, существенно».

Наверное, уже никто не удивится, если завтра в почтовом ящике увидит счет за воздух (14 рублей), за проход к дому (чисто символически – 37 рублей), за то, что живет вообще на этой земле (буквально 21 рубль), за то, что у тебя дети (несчастные 8 рублей с ребенка), ну и вообще, так, просто (11 рублей, не спрашивайте, мы еще не придумали). А потом несущественный, небольшой такой налог – 0,1 копейки за вдох и 0,2 за выдох и загрязнение окружающей среды. Попросят, вежливо, установить счетчики, а кто нет, с того будут брать по максимуму, с большого объема легких, там тоже тариф разработают, тоже несущественный, минимальный. Постараются убедить, что со счетчиками вообще по карману не ударит. Для удобства одна контора наладит выпуск и их установку, ну и каждые два года поверка обязательна. За небольшую плату.