Крона огня

Лис поклонился, стараясь скрыть невольную досаду.

– Всенепременнейше, мой государь.

Глава 6

Голод не тетка, наследства не оставит!

Молодой повеса

Карел почесал затылок. Там, где только что крутилась волчья стая, теперь не осталось даже следов. «Вот это да!» – пробормотал он, на всякий случай ущипнул себя, чтобы проверить, не заснул ли ненароком в тени великого древа и не снится ли ему эта странная дребедень. Щипок получился вполне реалистичный, но еще более неопровержимым доказательством бодрствования послужила преизрядная туша матерого секача со свернутой шеей, рухнувшая к его ногам буквально с небес.

– Держи, – почти ласково пророкотал Фрейднур, – я тебе свинку поймал.

Нурсийский принц обалдело поглядел на «свинку». Десяток крепких парней вряд ли съели бы ее в один присест. Но, впрочем, судя по лицу великана, он и сам бы не отказался слегка перекусить.

– Погоди, сейчас поджарю, – оглядываясь, чтобы найти место для кострища, сказал нурсиец.

– А я хворосту наберу, – закивал Фрейднур и, радуясь, что нашел себе дивное применение, живо начал выкорчевывать сосны и складывать их в кучу.

– Постой, больше не надо! – взмолился Карел, вспоминая не слишком дружелюбный разговор с вожаком стаи. – Ты и так довольно дров наломал.

– Я молодец, – Фрейднур расплылся в широкой добродушной улыбке, затем уселся на землю, объявил: – Ты жарь, я буду спать. – И через мгновение оглушительно захрапел.

Сэр Жант вздохнул с невольным облегчением и принялся свежевать тушу, но вдруг почувствовал, как устал, как мутится в голове и мысли путаются все сильней и сильней. На мгновение нурсиец прислонился лбом к кабаньему боку и увидел… Из-за дерева выступил древний старец с длинной, не седой, а какой-то пепельно-серой бородой, в одеяниях из волчьих шкур и головой матерого волка вместо чародейского колпака. Неизвестный опирался на длинный сучковатый посох. Впрочем, если хоть немного присмотреться, то это были вовсе и не сучья, а торчащие во все стороны волчьи клыки. Венчал эту диковинную «трость» пустоглазый череп свирепого зверя. То ли вырезанный из дерева, то ли вполне настоящий.

«Снится, – подумал Карел, – или нет?» Между тем старец обвел посохом широкий круг, словно огораживая место отдыха спящего гиганта и его спутника, уселся по ту сторону «ограды», начал что-то распевно бормотать себе под нос. «Наверное, все же снится, – решил сэр Жант. – Тогда почему глаза открыты? – И почувствовал, как сами собой опускаются потяжелевшие веки. Теперь даже храп Фрейднура, заставлявший лесное зверье обходить место их стоянки тридесятой дорогой, не мешал ему, тело настоятельно требовало отдыха.

Но сон получался какой-то странный, чтоб не сказать диковинный. Карел даже удивился, что такое может быть. Уже знакомый пейзаж с обломанными и выкорчеванными деревьями вовсе никуда не девался. Разве что старик с посохом будто растворился в сумерках. Но лес вдруг отчего-то начал медленно вращаться, будто кто-то вывинчивал обрисованную незнакомцем площадку, вывинчивал быстрее и быстрее.

У Карела, впрочем, как и любого, прошедшего жесточайший отбор в президентскую гвардию, никогда не было проблем с вестибулярным аппаратом, но все же и он почувствовал, что его изрядно укачивает. Наконец лес остановился. Но легче сэру Жанту от этого не стало.

В отдалении из-за ствола выглянула одна уродская морда, потом еще две, на этот раз торчавшие из одного туловища, затем с ветки свесилось нечто вроде змеи, усыпанной шипами, с десятком раззявленных пастей, цокавших мелкими зубками по бокам тела.

«О Господи!» – подумал Карел и на всякий случай перекрестился. Ночные мороки, похоже, не заметили этого жеста, во всяком случае, никак на него не отреагировали. Более того, земля совсем рядом с нурсийским принцем вздыбилась, разлетелась комьями во все стороны, из ямы показались две лапищи с когтями, напоминавшими хороший крестьянский серп. Когти легко вонзились в кабанью тушу, пробив крепчайший грязевой панцирь, как папиросную бумагу, и единым махом уволокли секача под землю. Лишившись «подушки», Карел ткнулся лбом оземь и тут же пришел в себя. Из ямы, очень натуралистично красовавшейся в полуметре от него, слышалось довольное чавканье и хруст перемалываемых костей. Твари, одна другой ужасней, продолжали глазеть со всех сторон, не предпринимая, впрочем, никаких активных действий против незваных гостей, но, судя по всему, не собирались исчезать.

«Хаммари!» – осознал сэр Жант и бросился к рокочущему на всю округу боевому товарищу:

– Вставай, дружище, просыпайся, нас окружают!

Что-то небольшое упало возле его ног. Карел наклонился и поднял из травы короткую дудку с семью дырочками. «Надо звать подмогу», – догадался он, набрал в легкие воздуха и попытался издать звук, напоминающий рев боевого рога. Не то чтобы ему это совсем не удалось, но активнее всего на звук отреагировали хаммари – с ревом, писком, визгом, гортанными выкриками и воем, не предвещавшим ничего хорошего, они ринулись на злостного нарушителя ночной тишины. Сэр Жант выхватил меч, но хвост многоглавой шипастой змеи бичом свистнул в воздухе, обвился вокруг запястья и выдернул оружие с той легкостью, с какой верзила-хулиган отбирает леденец на палочке у карапуза-дошкольника. Вслед за этим на сержанта президентской гвардии навалились тяжеленные, будто каменные глыбы, чудища, едва не раскатывая его в плоский блин.

В этот миг краем глаза Карел заметил, как меж чудовищ появился волк-оборотень, на мгновение обернулся человеком, крикнул что-то невнятное и снова исчез.

«Хороша подмога!» – что есть сил пытаясь отстранить от своего лица чьи-то клацающие челюсти, с болью подумал нурсиец. Он готов был дорого продать свою жизнь, вот только среди атаковавшей его толпы не с кем было торговаться. Каждый хотел получить «товар» на дармовщину. И лишь то, что, соревнуясь за главный приз, нападавшие активно мешали друг другу, еще позволило богемскому льву оставаться в живых.

– А ну, что тут происходит?! – громом разнеслось над лесом. Писк, вой и визг стихли и, заполоняя место бессудной расправы, со всех сторон донеслось:

– Вождь! Обещанный вождь, наш вождь!

Хватка последнего из претендентов на «отбивную по-богемски» слегка ослабла, и Карел увидел, как тот размахивает тремя левыми руками, вернее, двумя лапами и одной клешней. Пронзительный писк, который при этом издавал хаммари, не поддавался разумному осмыслению, но хладнокровная система «Мастерлинг» переводила со всей методичностью:

– Обещанный вождь, он, наконец, пришел! Теперь мы победим! Да здравствует наш славный вождь!

– Не слышу ответа! – ревел Фрейднур, высматривая, что из всего этого, движущегося вокруг, можно съесть. Толпа расступилась, и на образовавшуюся поляну выбрело нечто на четырех ногах, однако без головы. Если быть точным, головы были, они венчали две мускулистые руки, торчавшие из безголового торса.

– Приветствуем тебя, о наш вождь и избавитель! – заговорил правый «кулак».

– Нет, это я приветствуя тебя, наш вождь и избавитель! – перебил левый. – Ты поведешь нас в бой, и мы сокрушим всех! Мы вернем свою родину!

– Слава хаммари! – залилась в истеричном вое ликующая толпа. И тут же взревела себе в ответ: – Хаммари слава!

– Мы приготовили для тебя кровавую жертву, наш вождь! – гордо объявил правый кулак, облизывая тройным языком шипастую макушку.

– Хорошую жертву, свежую! – прокомментировал левый кулак, словно в подтверждение слов, качая по-бараньи изогнутыми рогами. – Вот она.

Карел почувствовал, как непреодолимая сила влечет его к Фрейднуру. Он видел подернутые серой поволокой глаза великана, его протянутую руку. Сержант дернулся, пытаясь вырваться из кулака, с удивлением осознал, что виденный им с места ночевки лес заканчивается совсем рядом, до его границы не более полусотни метров. А дальше… дальше расстилается безжизненная, выжженная, точно сковорода, пустыня.

– Эй, эй! – завопил нурсийский принц. – Фрейднур, очнись!

Великан тряхнул головой, будто отгоняя налипшие на глаза ошметки недавнего сна. Взгляд его стал осмысленным, хотя и несколько удивленным. Он расплылся в добродушной улыбке, словно после долгой разлуки увидел старого друга.

– Карел! – взревел он радостно, и тут же лесная прогалина вновь закрутилась, точно ее прикрепили к вентилятору. Когда же она, наконец, остановилась, хаммари не было и в помине, их будто сдуло, унесло центробежной силой. Зато неподалеку стоял Баляр, а чуть поодаль – знакомый уже старец с зубастым посохом.

– Что это было?! – набросился на него нурсиец.

– Не знаю. И он не знает. – Вожак стаи невров мотнул головой в сторону волхва, или уж кем там был сконфуженный бородач. – Такого раньше не происходило.

– Погубить нас хотел?! – Фрейднур занес над оборотнем свою каменную лапищу.

– Остановись! – крикнул нурсиец. – Если бы хотел, давно бы погубил. А что стряслось-то? Как нас закинуло через предел? Ваш этот, – сэр Жант кивнул в сторону озадаченного шамана, – он как, знает?

– Нет. Говорит, вмешалась какая-то могущественная сила.

– Час от часу не легче! Кому это мы, спрашивается, дорогу перешли? И когда успели?! Может, все-таки как-то удастся по скорому добраться до франкских земель, или придется все же пешком топать? Ты же, вроде, говорил, нам с Фрейдом куда-то идти надо. Так мы готовы!

– Да, придется. Надеялись просто вас перенести туда, откуда в абарские степи пришли. Но до твоей земли, мой добрый спаситель, и малой тропки нет, а вот то, что в голове твоего друга творится… Вроде и не родина ему земли хаммари, а вот как вышло. Но все же он, – Баляр кивнул в сторону длиннобородого старца, – говорит, что есть надежда. Он призвал духов предков, и они проведут гостей по тропам, ведомым им одним.

Это опасные тропы. Они проложены на грани Великого предела и ведут в Долину Изобилия. Мало кто из живых отваживается пройти этим путем. Те же, что проходят до конца, обретают желаемое, чего бы ни пожелали. Если, конечно, вы не испугаетесь и не решите повернуть назад, то сможете уже сегодня обнять родных. Но лучше не пугаться, ибо возврата нет. Покинувший тропу обречен вечно скитаться в безвременье Предела. Ну что, решаетесь?

Шаман пытливо глянул на великана и его спутника. Прямо сказать, невнятные слова о «духах предков и тропах на грани Великого предела» не внушали Карелу энтузиазма, он даже подумал вызвать Лиса, чтобы запросить у него инструкции, но живо представил, в каких именно выражениях «проинструктирует» его разбуженный в такой час Сергей, вздохнул и, оглянувшись на Фрейднура, проговорил:

– Да чего уж там, рискнем.

Элигий расхаживал по комнате своего особняка, оглядывая «дорогого родственника». Тот стоял перед ним, чему-то улыбаясь, статный, широкоплечий, на вид куда старше неполных шестнадцати лет. Эта вечная ухмылка особенно бесила казначея. По его внутреннему убеждению, племянник должен был явиться с понуро опущенной головой и начать оправдываться, изобретая веские обстоятельства, заставившие его покинуть столицу. Не просто покинуть, а покинуть без спроса, без уведомления, точно и не был теперь хранитель казны главой прославленного геристальского дома. По мнению Шарля из Люджа, именно что не был – по-прежнему оставался ремесленником, лавочником, хитростью прыгнувшим куда выше головы.

– Я велел тебе не оставлять столицы! – замирая перед невесть чему радующимся бастардом, прошипел бывший златокузнец.

Шарль презрительно дернул плечом, всем своим видом демонстрируя, что с тем же успехом муж его тетки мог приказывать солнцу не всходить, а луне – приплясывать среди небес.

– Я ездил в аббатство Святого Эржена, – как ни в чем не бывало объявил юнец. – Ибо обещал щедрые дары покровителю нашего рода еще там, стоя лицом к лицу с абарами.

Элигий насторожился. Кому как не ему было знать, что именно близ аббатства скрывается затаившийся до времени Пипин. Но знал ли об этом Шарль? По всему, не должен был. Было предпринято все возможное, чтобы этот вертопрах не дознался.

И вот надо же, какая глупость! Ему самому никогда не приходила в голову идея просто так жертвовать Господу что-либо. Он готов был платить, дорого платить за исполнение задуманного. И платил не раз, так что даже прослыл щедрым человеком. Но отдавать тому, у кого все есть, да к тому же не слишком надеясь на результат – что за нелепое транжирство?!

Но все это пустое! Необходимо как можно скорее найти для Пипина иное убежище. Когда Мустафа вернется из Форантайна, следует послать его на ферму подготовить хозяйский дом для гостя. Там, в тишине лесов, среди ячменных полей никто не потревожит беглеца, а уж десятки его рабов-силачей не допустят к почетному узнику чужаков, как бы те ни звались. Эти выкупленные мавры и абары ни бельмеса не понимают на языке франков, будь ты сам кесарь, для них существует один закон – воля господина.

– Ну и как подношения? – наконец прервал он молчание. – Порадовал ли братию? Это они, что ли, тебя так отходили? – Элигий указал на затянувшуюся широкую царапину поперек щеки.

– Схватился с лесными разбойниками, – с глубоким равнодушием сообщил молодой воин. – И, надо сказать, Святой Эржен снова пришел на выручку.

– Что ж, хорошо, очень хорошо. О чем говорят в тех местах?

– Да все больше судачат о разбойниках, о том, что житья от них не стало и пора извести душегубов, всех до единого. Я отвез прошение смиренной братии в Реймс, архиепископ принял меня, обещал помощь и направил письмо государю с просьбой к Дагоберту послать сильный отряд, чтобы разобраться с лихоимцами.

Шарль расстегнул пару резных костяных пуговиц, вытряхнул из-за пазухи свиток.

– Отряд, – пробурчал мастер Элигий. – Можно подумать, у Дагоберта во дворе стоит десяток таких отрядов и только ждет, куда отправиться. Пусть местный правитель разбирается с разбойниками.

– Правителем был мой отец, а он невесть где, – с печальным вздохом, но гордо напомнил Шарль из Люджа, пряча свиток.

– Хорошо, – казначей придал лицу выражение, как ему представлялось, высокой государственной мудрости, и протянул руку. – Давай послание, я передам.

– Я сам отдам его. – Бастард продолжал улыбаться как ни в чем не бывало. – Это мое дело.

Элигий пожалел, что рядом нет верного Мустафы. С каким бы удовольствием он приказал оглушить дерзкого юнца и ночью, когда город уснет, выкинуть в Сену. Когда б он не был так нужен, чтобы держать Пипина на привязи… Впрочем, теперь, похоже, на привязи нужно держать самого мальчишку.

– Ладно, – наконец выдавил он. – Сейчас я пойду во дворец, отправишься со мной. Мы попытаемся что-то предпринять для спасения аббатства и округи от лесных злодеев. И будь почтителен с государем.

Шарль смерил его насмешливым взглядом – уж точно не вчерашнему ремесленнику учить сына первейшего вельможи франкских земель хорошим манерам. Элигию хотелось резко ответить на эту молчаливую насмешку, но он сдержался. «Зачем множить распри? – подумалось ему. – Юнец горяч, и это хорошо. Такой не потерпит над собой ничьей власти, кроме, пожалуй, кесаря. А уж если заставить его подчиняться чужестранцу, то и вовсе может затеяться небольшой заговор. – Ему вспомнились вчерашние слухи, что якобы днем на Марсовом поле баронские войска едва не подняли мятеж против Рейнара. – Если дать смутьянам такого главаря, – он искоса поглядел на юного геристальца, – то в какой-нибудь лесной чаще нурсийского выскочку могут найти не совсем живым.

Гизелла взгрустнет немного, однако скоро утешится, а труп оплачут, похоронят, да и спишут на разбойников. А если докопаются до истины, то вся вина на Шарле. Стало быть, ему и ответ держать. Казначей же обязан печься лишь о государственной пользе, а не о всяких пустяках вроде сведения счетов между неразумными родичами».

– Запомни, – делая вид, что пропустил насмешку, с величественной назидательностью проговорил хранитель казны, – впредь ты не должен ослушничать. Я желаю тебе лишь добра, желаю видеть дуксом франкской армии. А далее – кто знает, и майордомом. Не препятствуй мне в этом замысле. Ибо молодость твоя и горячность способны истребить на корню плоды моих трудов.

Шарль из Люджа чуть склонил голову, будто подтверждая, что не прочь стать дуксом и майордомом.

– После доклада у государя отобедаешь, получишь мои распоряжения и отправишься в Форантайн.

– Но если государь повелит мне иное?

– Не заблуждайся, у Дагоберта есть верные слуги и помимо тебя. Вчера в замок отправилась твоя дорогая тетушка, моя нежно любимая супруга. Ее охраняет Мустафа и еще несколько моих людей, однако они нужны мне здесь. Ты же со своим отрядом укрепишь гарнизон Форантайна и будешь дожидаться там войск, посланных Дагобертом. А я уж позабочусь, чтобы ожидание не затянулось.

Тронный зал дворца кесаря франков был почти безлюден. Под его гулкими сводами, втягиваясь сквозь круглые слуховые отверстия, будто ища выхода и не находя его, подвывал ветер. Ему не было дела до юного государя и его сухощавого кривоносого гостя.

– Эти люди не станут воевать так, как ты их учишь, – с обычной прохладцей объяснял Дагоберт. – Они не держат строй, поскольку в строю не покроешь себя воинской славой. Победа достается всем, но каждый барон, несомненно, желая общего триумфа, в душе тревожится лишь о собственном прославлении и выгоде. Все его ратники в схватке помогают ему в этом и получают за это часть трофеев. А ты хочешь заставить их забыть все, к чему они привыкли.

Лис поглядел на Дагоберта, предчувствуя увольнение с занимаемой должности и стараясь скрыть невольную радость. Ему и прежде-то вовсе не улыбалось командовать бандами кичливых баронов, а уж сейчас, когда дело требовало свободного перемещения, так и вовсе.

– Не, ну это уж как в ваших краях водится, пусть хоть вприсядку хороводы перед вражинами злыми водят. При случае это ж не мне люлей навешают, а вам по всему фронту наваляют.

Ваша доблестная мамаша поставила меня командовать гвардией, я о том не просил. Уж явите милость, государь, воюю, как умею, пока что жалоб не поступало. Вам тут виднее. У нас в Нурсии воюют так, у вас сяк. Стало быть, мне с этим сяком делать нечего.

Шо я вам скажу: трон у вас есть, победу мы одержали, теперь можно и в отставку, и на просторы родной Нурсии. Эх, как там они без меня?

– О вашей Нурсии во всем свете никто слыхом не слыхивал, – без малейших эмоций ответил Дагоберт. – И об этом знаю уже не только я. Кардинал Бассотури вчера настоятельно интересовался происхождением вашим и ваших друзей. Он вскользь намекнул, что причисление моего отца к лику святых несколько задерживается в связи с тем, что непонятно, люди вы или демоны в человеческом облике, пришедшие из адской бездны. Сами понимаете, к чему может привести столь настойчивый интерес. Конечно, я назвал его слова бессмыслицей, однако не думаю, что он мне поверил.

– Вот как оно все выходит. – Лис наморщил лоб, изображая глубокую озабоченность на хитром лице. – Мало того, что родины у меня не осталось, так еще и церковники нашими шкурками заинтересовались. Спасай после этого Европу от нашествия!

– Пока вы состоите на моей службе, никто не посмеет вас тронуть, – вскользь обронил Дагоберт. – В свое время вы защитили меня, сейчас я возвращаю этот долг. Но рекомендую хорошо подумать и не торопиться к неведомому дому. Что же касается вашей просьбы освободить вас от командования, я согласен. Я непременно подумаю о новом назначении для вас.

– Вот спасибо, премного благодарен, – начал Сергей.

В этот миг в дверь деликатно постучали, и почтительный дворецкий, склонив перед государем седую голову, объявил:

– К вам с докладом мастер Элигий и его племянник, Шарль из Люджа!

Глава 7

Всегда выбирайте самый трудный путь – на нем вы не встретите конкурентов.

Шарль де Голль

Дорога из Парижа в Форантайн казалась Брунгильде верхом уныния и тоски. Ей вспоминалась недавняя встреча с Гизеллой. Как и обещал вездесущий менестрель, государыня не держала зла на свою пусть и своенравную, но верную служанку, и, хотя была несколько суховата в общении, все же изъявила жене казначея свою благосклонность, пожелав доброго здравия и семейных радостей. Правда, услышав о намерении Элигия отправить ее в родовой замок, Гизелла не усмотрела в том ничего предосудительного, сказала, что удел жены повиноваться мужу, что в это время года в Форантайне должно быть восхитительно и значительно тише, нежели в столице. Вместе с тем она заверила, что непременно призовет ее к себе, лишь только сочтет нужным. Последнее утверждение звучало довольно расплывчато, однако вселяло надежду. Теперь, как и говорил Бастиан, следовало доказать ей и кесарю свою преданность и, главное, полезность.

В мыслях о том, как бы это получше сделать, Брунгильда ехала шагом на резвой арденской лошадке, недовольной неспешным аллюром. Буланая кобылка мотала головой, словно желая показать, что ей, наследнице крови славных коней, еще божественным Цезарем признанных лучшими для тяжелой кавалерии, зазорно плестись, подобно понурой водовозной кляче. Но выбора не было, хозяйка вовсе не желала резво носиться меж полей и рощ, обжигая себе щеки ветром и глотая встречных мошек вместо завтрака.

За всадниками, составлявшими конвой, или, если смотреть со стороны, эскорт супруги верховного казначея, неспешно катили возы со слугами, одеяниями, бочонками вин – словом, тем, что могло пригодиться высокородной даме в дальнем странствии. Округа полнилась многообразием звуков: скрипом колес, дребезжанием упряжи, ржанием недовольных ярмом лошадей, окриками возниц и ленивой перебранкой служанок, изнывающих от дорожного безделья.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.