T-Shirtoлогия. Общая теория футболки. Полутрикотажный роман

А откуда бы брались дети? Возврат к старым добрым аисту с капустой? Пробирочки и клоны? Да, щас. Назад дороги нет – залёт по пьяни как способ размножения уже никакой санта-клаус не отменит.

Вот чего было бы значительно больше, так это индейцев и эскимосов. Торжество безалкогольной справедливости. А то неудобно как-то – понаехали белые алкаши и давай поить незрелых наивных детей исторического процесса в их собственном доме. Чуть ли не алкопедофилия, извините за выражение.

А вот rock`n`roll-а было б меньше. И групп, и альбомов, и музыкантов, и даже панасоников. Кто б этот адский rock`n`roll слушал – ботаники со спортсменами? Да, щас. Плюс прихожане с сиротами, конечно. Rock`n`roll нужен лишь троечникам и пьяницам. А может, его, rock`n`roll, без бухла даже б и не придумали.

А возможно, и тебя бы не было.

И Саши У. бы не было.

И меня, и её, и его.

И, скорее всего, сигарет бы тоже не было. Даже ментоловых.

И танцевать бы я так и не научился.

Приходит уставший Иосиф Виссарионович домой и садится жрать. Садится – а на столе ничего. Смотрит – а в холодильнике пусто. Заглядывает в кухонную мебель – а там только пачка старого недоеденного печенья «Tuc». Ладно, думает Сталин. Выпивает стакан воды и идёт слушать музыку. Надевает наушники и слушает, чего он вчера ночью с инета накачал.

Включил сначала группу «Bacon, Bananas & Bread». Первая песня вроде ничего, но следующие пять – как жёлтое дерьмо с жирными прожилками. Данунах. Сталин удаляет весь альбом.

Дальше – «See You Next Feeck». Первая песня хоть и называется Next Fuck, но размазня полная – будто плюшевый крот трахает плюшевую божью коровку. А после двадцати секунд второй песни Сталину понятно – delete.

Следующая банда. «Dear Sir Or Madam». Начало обнадёживает. Хотя немного затянуто. Что? Иосиф Виссарионович смотрит на список произведений – самая короткая песня длится 5 минут 34 секунды. А остальные по 6, 7 и даже 9 минут. Сталин перескакивает на «короткую» вещь и через полминуты нервно удаляет весь альбом.

Так, смотрим дальше. «Field Hospital». Очень жёсткие. Сталин доволен. Вторая вещь тоже хороша. И третья. А вот после пятой они чото начали кашу варить. Сами в ней завязли, как в окопных трупах, да ещё и слушателей за собой норовят увлечь. Ладно, первые четыре песни оставляю, остальные в жопу.

Что там у нас ещё? «Ox and Oxygen». Но, нажав play, Сталин почувствовал новый приступ голода и музыку просто не услышал. Глубоко вздохнул и подумал: лучше бы кусочек этого окса был у меня в духовке, а не в player-е.

И тогда он написал Кагановичу имейл.

«Надо разобраться. Пройдись по музыкальным сайтам – по моим любимым, и настоятельно сообщи, чтоб херню не выставляли. Я уже кучу времени на них просрал. А те сайты, где эквадорских индейцев выставляют – вообще позакрывай, пусть идут на радио полы мыть. Поясни им музметод товарища Сталина. Если обложка не нравится – вытираю нахер. Если не доверяю группе – нахер. Если не в настроении – нахер. Если название дурацкое или не отвечает жанру – не знаю, надо подумать, но на всякий случай – нахер. Если слишком длинная первая песня – то же самое. Если слишком уж заумно выёбуются – в жопу. Если пидарасы – даже не включаю. Если бабы – сразу половину песен в жопу. Типа две сиськи разделить на два))) Если умничают и стишки бормочут – капут, удаляю прямо с сайта. Об узконациональных всяких группах сам додумаешь. Понятно тебе? Скажи им, я люблю, чтоб коротко, быстро и жёстко. Musik Macht Frei))) Всё. Потом доложишь.

ЗЫ. Новое чото скачал?»

Такая футболка вполне могла бы занять достойное место в шкафу представителей золотой молодёжи. ТrueЪ представителей. Открываем шкафчик – красота:

слева скелетик, справа адидас,

а посередине футболочка о наркотиках.

Юра В. затянулся и сказал:

– Иногда – и вначале и даже долго после знакомства – женщины кажутся интересными и полными скрытого смысла. Даже глубины. Типа как фисташка, у которой скорлупа треснута лишь на полмиллиметра. Но рано или поздно ты её обязательно раскрываешь, эту женщину-фисташку. Смотришь, а она примитивна, как соседка по лестничной клетке.

Люблю, когда Юра В. умничает на бабские темы. Но только я приготовился послушать интересности о приключениях на лестничной клетке, с баб он перешёл на бабушек.

– Позавчера соседка сверху умерла, старенькая уже. И знаешь, мы скидывались в доме на венок и я как-то впечатлился. Курю на балконе и думаю: а что, если б мы не умирали? Никто вообще.

– Ну да, классно. На венок бы не пришлось скидываться.

– Подожди. Знаешь, фигня выходит. Я вот представил, что живу пятьсот лет типа. Как горец. Не, лажа получается. Бесконечная и бессмертная жизнь это абсурд и бессмысленность. Такой же, бля, абсурд и бессмысленность, как эта вот наша настоящая жизнь, когда все умирают.

– Да… А что, людей на похоронах много было?

Кстати, знакомьтесь – Юра В., брат Саши У. Да, родной. Один из них поменял фамилию с В. на У. Но, сорри, я обещал никому не говорить, кто.

Скромная майка, некоммерческая – кто такую купит? Те, кто лучше всех, об этом не заявляют. Даже наоборот, молчат подчёркнуто об этом.

Занесло недавно на не помню уже какой концерт. Кажется, разные молодые группы играли по несколько песен.

Перед сценой в рядах потной молодёжи талантливо танцевала зверски красивая чувиха. Ну вообще зверски зверски зверски. Бывают такие. В таких Юра В. и Саша У. постоянно влюбляются. А потом страдают, пьют и осуждают за примитивность. Да что греха таить, я и сам в таких сто раз влюблялся.

Я наблюдал за красавицей на протяжении двух сигарет. Стойко ощущал полуэстетическое и полуэротическое наслаждение. Чисто концертная смесь такая.

А потом она ушла. Зверски, должен признаться, ушла. И я ничего не мог с этим поделать – задница у неё просто смысл жизни, а не задница. Я смотрел ей вслед и думал: « Боже, как она прекрасна. Она настолько тупо прекрасна, что через десять лет или станет толстой женой адвоката, или умрёт от наркотиков. Что в некотором смысле одно и то же».

И знаете, наркотикам, как веществу, проникающему в глубь организма красавиц, я может немножечко и завидую, а вот адвокатам, проникающим туда же, совсем не завидую.

Берегите себя, красавицы! Пожалуйста! Адвокаты и наркотики не спят!

Иду в магазин купить еды и алкоголя. Даже не в магазин, а типа супермаркет.

Разглядываю полки с водкой. Нет, не любовно. Любовь прошла давно.

Подходит пацан, лет девятнадцати. Из тех, шо в дурацкой униформе околачиваются возле стеллажей с бухлом и внедряют напитки. И спрашивает:

– Вам помочь? Вы водку хотите выбрать? Можно вам предложить?..

Смотрю на него.

Что ты знаешь о водке, думаю.

Шёл бы лучше в дилеры. Золотой молодёжи дорожки в туалете рубить. Прибыльнее.

Молча беру 0,7. «Белая обычная», последний раз вроде нормально шла. И ухожу. Не по-ковбойски ухожу, просто, спокойно. У меня по-ковбойски никогда не получалось.

Что за идиот вообще придумал этот способ внедрения алкоголя? Пьющие люди ж давления не приемлют. Они для того и покупают бутылки с жидкостями, чтоб от давления избавиться.

Стою на кассе, вспоминаю. Как на дне рождения Яна в 1996 году купили ночью на базаре три бутылки водки. «Пшеничную» типа. Дошли до мастерской и там заметили на дне одной из бутылок волосы и осколки стекла. Решили не пить. Естественно.

А через час процедили водку в кружку через носовой платок и выпили. Естественно.

Понятно, это его работа и ему насрать на водку. Но какого хрена прыщавый мальчик с работодателем делают вид, будто знают о водке больше остальных? Пьющие фальшь с одного взгляда чуют. Неужели не очевидно, что мальчику не поверят? Особенно те, кому водочку платочком процедить – раз плюнуть. А таких много. На них вся спиртовая промышленность держится. На тех, что без носового платка из дому не выходят.

А пил ли мальчик-то?

Вот если б у него от фильтрованной и нефильтрованной водки парочка друзей умерла. И сам он две тысячи раз проснулся полумёртвым. Тогда б он вопросы дурацкие не задавал.

Ты ещё скажи, я себе вот такую купил и ношу пью уже три года.

Агент 0,7 бля.

Но полумёртвые в супермаркет не устраиваются. Чтоб водку людям внедрять. Полумёртвые-2000, они…

Точнее, полуожившие, они… Нет, не знаю, что делают полуожившие. Молчат подчёркнуто в платочек.

Кен ай хелп ю, блять. No, you can not, сука.

Такую майку сделал в материале. И себе, и для магазина.

Если она всё-таки станет когда-то популярной, линейку коллекции можно будет продолжить. This T-Shirt Is Popular On The Internet.

Посмотрим. Пути интернета неисповедимы.

Недавно догадался, что давать советы – это ужасно и безрезультатно. Регулярно удивляюсь своей наивности.

Ты, с высоты – или с низовья – своего опыта и по доброте душевной советуешь человеку поступить так-то и так-то. Не кушать говно, к примеру.

Ок. Если он послушается, то никогда не поймёт ценности совета. Ему покажется, что так и должно было случиться. «Я так и думал» типа.

Если же проигнорирует – а советы обычно игнорируют – и всё пойдёт плохо, то есть в некотором смысле кусочек говна человек всё-таки съест, то может рассердиться.

Тот неловкий момент, когда плохой результат укажет на его недальновидность и некоторое узколобие. Причём такие недальновидность и узколобие, которые были тебе видны и раньше, со стороны.

Сейчас я уже ничего не советую на скользкие темы. Если спрашивают, говорю:

– Плюнь.

Или:

– Глянь в интернете.

Зачем лишняя ответственность? Плевкам и интернету ж доверяют обычно больше, чем вам.

Вот с этим интернетом, бля, такое в жизни и в музыке творится, что…

Скачал, скажем, незаконно два-три свеженьких альбома и взял в город, для ознакомления. Пиратский вечер с хорошими группами. Например, недавно вот скачал King Darves-а – singer-songwriter такой. И не заумный, и не пидарас, и не баба, и песни не слишком длинные.

Пил, слушал, курил, ходил.

……………………………………………………………………………………..

А через часов пять идёшь домой, пьяный неуклюжий по лужам, в наушниках, дошёл до двери, нашёл ключ, открыл, в шнурках запутался, разбросал вещи куда надо. Возишься, короче.

А тем временем King Darves в ушах играет, под конец и до него руки дошли, первые две песни вроде супер, но на третьей врубаешься, что тебе надо обязательно чего-то закинуть, имею в виду покушать, пьяный аппетит и прочее, и ты выключаешь его. Живого singer-а и поющего songwriter-а тупо выключаешь – как фен для волос. И эмпэтройку куда-то аккуратно кладёшь, ведь эмпэтройка это тебе не штаны или там бутылка недопитой минералки.

Напрягаешь мозги, ту их часть, что за жрачку отвечают, и идёшь на кухню, и садишься, и встаёшь, шесть раз открываешь холодильник, садишься, встаёшь, ищешь нож, садишься, режешь, встаёшь, берёшь соль, короче, мутишь себе что-то кушать.

А он, King Darves, нормальный такой чувак, искренний, в это время сидит себе в твоей маленькой никчёмной эмпэтройке и терпеливо – респект ему – сидит и, бедняга, ждёт, когда ты снова его врубишь. Соизволишь, бля. Ты жуёшь, свинья, а он честно ждёт, когда тебе снова взбредёт в город прошвырнуться. Ты поел и лёг спать, а он дальше ждёт, как влюблённый в стерву шестнадцатилетний пацан.

Разве это справедливо? Разве честно?

Нет, нет и never нет!

Вот тебе и интернет!

Вечером в городе этот призыв может прозвучать несколько провокативно. Особенно на женском теле. А вот на фестивалях приключения возможны, и даже, в некоторых ситуациях, гарантированы. Это тебе не романтичная «I love фисташки». И не прогноз погоды «Winter Is Over».

Как говорят продавщицы, пытающиеся втюхать свой товар:

– Я себе тоже такую купила и ношу уже три года.

А через минуту, не сдержавшись, со вздохом добавляют:

– Прошлым летом в Хорватии её носила. И отдохнула, и с иностранцами познакомилась…

Не стоит пить с долбоёбами. Может, вы уже давно об этом знаете. А я не знал.

Не знал и наивно сидел в ресторане. Зимой. Один. Второе пиво начал. Всё получалось хорошо. Настроение не рай. Но и не приём стеклотары в восемь утра.

И тут заходят двое. Ну, может, не совсем долбоёбы, но близко. Ещё годика три перед теликом посидеть, на пять процентов чуть-чуть поддеградировать – и будут вполне обычные полноценные такие добрые долбоёбы. С одним я даже знаком откуда-то, не помню, с кем не бывает, но чисто на базовом, слава богу, уровне – привет-пока.

Они, в общем, осмотрелись, мест особо не было, а я сам за пятиместным столом сидел. И спросили, можно ли подсесть.

Я не смог отказать. Сраная вежливость.

Ладно, если что, у меня блокнотик есть, сделаю вид, что статью типа пишу.

Они заказали пива и стали общаться. Один высокий, толстый, в пуховой курточке и очень самоуверенный – будто ему ни остеохондроз, ни геморрой не грозит и можно даже пешком не ходить. Из тех, что в холодильник с мороженым насрали бы при первой же возможности. А второй – чёрненький такой, безобидный улыбчивый и недалёкий простой чувачок. Пьют и болтают.

И знаете о чём они – с интересом, в ресторане, с пивом в руках – говорили? Об автономном отоплении, блядь. Диаметр медных и немедных труб, немецкие и ненемецкие радиаторы, цены и котлы. Целый час.

Я хоть и сделал вид, что смотрю в потолок и пишу, но слаб на тему постороннего влияния. Не смог дистанцироваться от их тематики. Прямо в мозг мне своими трубами и котлами залезли. Долбоёбы это вам не singer там какой-то, выключил на третьей песне и жрать пошёл.

Короче, автономные долбаки разрушили моё неавтономное настроение.

Максимум, на что меня хватило – в блокнот эти самые слова, что вы сейчас читаете, записать.

Но мне не жалко. Настроение – дело наживное.

Хотя пить с долбоёбами это всё же не зона комфорта. Тем более пиво. С ними лучше пить водку. В подъезде ноябрьским вечером. Без запивона. Поплёвывая на кафель. Более органично. И настроение никто никому не разрушит. Когда пьёшь в подъезде водку – настроение становится неуязвимым.

Юра В. позвонил мне ещё в октябре:

– Мы будем делать деньги! Слышишь? Я всё продумал.

– Что? Какие деньги?

– Какие-какие… Бумажные. Капусту, лавэ, финансы, романсы, мани-мани. Что непонятно?

– Шо, опять? Знаю я твою капусту. Ты лучше мой DVD-плеер отдай, уже месяц несёшь.

– Чувак, заткнись. Я придумал золотую жилу. Короче, сейчас приеду… И на хрена тебе воще плеер, у тебя интернет есть. Я вчера смотрел охеренный фильм…

– Потом расскажешь, я омлет делаю.

– Ок, я скоро…

Когда-то кличка Юры была Говно. Но она перестала нравиться ему ещё в двадцатом веке. Хотя фамилию, как и юношескую кличку, он старается не озвучивать.

Юра В. уже не раз звонил, сидя на толстых золотых жилах. Ему если пришла идея – всё, валит напролом, как пьяный skinhead, родившийся под знаком Овна. Хотя сам Водолей.

Говно Юра никогда не звонит в дверь, не разувается, а вместо приветствия говорит «чувак».

– Чувак, посмотри на себя.

– Что, нос красный? Ну насморк у меня, ну и что?

– Смотри, на тебе золотая жила и есть.

– А на тебе пума в прыжке нарисована.

– Дурак. При чём здесь… Я про майку твою. Это ж бабло чистой воды.

– Бабло чистой воды? А я думал, это стопроцентный коттон.

– Ты клёвый чувак, но дурак.

Как для пьяного скинхеда, он ещё мягко выражается.

Идут по романтической набережной молодые люди в классическом составе: один Он плюс две Она. Они – подружки. Его явно интересует лишь одна. И с той, что его интересует, у них ещё ничо не было. Даже букетно-конфетный период ещё не начался. Максимум – вчера осознал ложечкой и заподозрил нервными окончаниями, что его к ней тянет.

Ну а подружек две, потому что все стесняются всех. Боятся оставаться с глазу на глаз. Тогда уже просто так не похихикаешь – придётся что-то решать. А если знакомые увидят вдвоём – слухи пойдут. Да и подруги ещё не определили, что и от кого конкретно ему надо.

Словом, чувак пока не решается занять однозначную ухажёрскую дислокацию, а подруги с готовностью включают дурочек. Играют в «мы-просто-знакомые-вышли-вот-прогуляться-вместе». Так легче поддерживать разговор, по-девичьи обниматься и хвататься за животы от хохота над упавшим с дерева листиком. И легче не допускать перехода болтовни на тему проявления симпатий и прочих окололюбовных «глупостей», которые, впрочем, волнуют их больше, чем чипсы с odnoklassnikami.ru, хотя они не признались бы в этом даже самим себе.

Не хотел бы я оказаться на месте чувака. Всегда чувствую себя идиотски в тройственных ситуациях. Или это двойственная? Вечно путаюсь в любовной терминологии.

Через неделю второй лишней подруги уже нет. Он выбрал ту, что улыбается чаще. Правильно. Они определились и legalizировали свои чувства. Сидят вдвоём на лавочке и целуются.

Всегда чувствую себя идиотски, когда смотрю на целующихся.

Ладно, хватит пялиться, пора домой. Что там у нас, King Darves? Пшёл! То есть – рlay!

На небольшом местном фестивальчике меня словили менты. В темноте. Под стеной музея.

В своём городе я обычно с самого зелёного тинейджерства ссал, где хотел. Фишечка типа. Считал, мне можно. Можно, потому что в этом городе жил мой прадед, дед, отец. И сейчас я с сыновьями. Патриций типа. Нравилось мне так думать.

Под стеной музея – ровно посреди мочевой процедуры.

Не то чтобы ужасно. Но всё-таки неприятно, когда тебе на член светят фонариком. Был бы фонарик зажат в руке голой женщины – другое дело. Даже необязательно голой.

Но – не повезло. Это была обычная ментовская рука.

Я закончил. Милиционеры – тупой и ещё тупее, «хороший» и «плохой», постарше и помоложе, всё строго по классике – подождали и стали полупоучать и полуугрожать. И, не знаю почему – точнее только догадываюсь – я, патриций, бля, забыл им сказать о своём праве мочиться где угодно. Мне открылось, что менты – это не те люди, даже совсем далеко далеко далеко далеко не те люди, которым стоит рассказывать о своём происхождении, своей династии и правах старожила…

Менты настойчиво приглашали в горотдел. Я не возражал – думал, интересное приключение будет. Но Марсель шёпотом посоветовал дать ментам денег.

Почему нет? Так и сделали.

И сделали, думаю, правильно – поездка в горотдел имела мало шансов получиться интересно-поучительной, но много шансов стать скучно-нервической. А фестивальчик-то шёл вовсю, друзья с пивом ждали – какой-такой горотдел? То есть синица, слегка обрызганная мочой, была уже в руках, а менты хотели показать мне журавля.

Хитрые. Всем известно, что в горотделе птиц нет. Одни орнитологи по камерам сидят. Которые просрали своих синиц. И попались во время охоты на журавлей в небе.

Менты взяли деньги и ушли. Даже пальчиком не пригрозили. Интересная всё-таки профессия – светить фонариком на чужие гениталии и деньги за это получать. Вуайеристам и не снилось.

Бля, только щас понял, что «Get Drunk And Come With Me» это ментовская майка.

Я, естественно, вернулся на то же место, где они остановили мой полноправный физиологический процесс. И нассал ещё раз. Патриций я или право имею?

А потом закурил, выпил пива и подумал: странная это всё-таки вещь – общение с ментами. Они, плебеи, сами того не зная и не желая, открывают тебе такие глубоко сидящие – в тебе же сидящие – вещи, до– и недостатки, о которых ты, патриций, даже не догадывался. Или догадывался, но не хотел верить. Психологи в фуражках, блеать.

Домашняя майка. В ней уютно принимать гостей и спрашивать, сколько сахара класть им в кофе.

Да, обычно с кофе всё и начинается…

А на следующее утро срач в хате ещё мучительнее, чем вчера.

Приходит генерал к министру и говорит:

– Купите мне, пожалуйста, десять танков.

– Десять много. Не могу. Давай пять, – говорит министр.

– Ну хотя бы восемь.

– Ок, уломал. Вот тебе: 14 миллионов на семь танков. Два лимона один танк.

– Спасибо большое!

Генералу покупают танки. Семь, правда, не получилось, цены поменялись, хватило лишь на пять, зато с магнитолами. Пацаны-танкисты их смазывают, ездят на них и даже стреляют, а генерал едет в Италию и даже в Венецию отдыхать.

Проходит шестнадцать лет. Другой генерал приходит к другому министру и снова просит купить пару танчиков. Мол, тех, что есть – мало. Ну ок, покупают еще пять по той же схеме. Но в новых уже не только магнитолы, но и компьютеры, кондиционеры, итальянская плитка и немецкое отопление.

А тем временем…

Приходит дядя Коля к министру и говорит:

– Купите мне трактор. Хоть китайский. Я хочу картошку делать. До самой смерти людям буду картошку на тракторе делать. С утра до вечера. Нахуй мне Турция. Нахуй мне Венеция. Я буду целое лето дома баклажаны делать. И лук, и свинину. Ей-богу.

– Знаешь, сколько трактор стоит в наше время? Шесть тысяч восемьсот долларов! А ты шо думал? Если ко мне тут все начнут за тракторами ходить – страна к чертям разорится. Хрен тебе, а не трактор. Сам себе купи. Продай картошку, продай свинью и купи.

Танки генералу с увеличенной печенью покупают – а трактор дяде Коле не покупают.

Увеличенная печень у дяди Коли или нет – всё равно не покупают. Даже с камнем в жёлчном пузыре не покупают.

Но ведь как это так? Неужели только потому, что лампасы генерала красивее, чем спортивка дяди Коли? Неужели потому, что дизайнеры здесь тоже затупили? Да когда ж это кончится?

Смелая девушка Клава, вышедшая гулять в майке Агсл Ьу, подразумевает – так сказать, «по умолчанию» – что, чувак, разгадавший секрет майки, достоин того, чтоб эту девушку, извините, агсл. Типа игра такая. «Взрослая», без непоняток, лишних подружек, смеха над листочками. T-shirt blind date что ли.

Девушка, конечно же, должна быть очень храброй, практически безрассудной – неизвестно же, чем игра закончится. Тем более, что никто пока об этой игре не подозревает. Но кто не рискует, тот вщуытёе вкштл срфьзфшпту, так сказать.

По такому принципу можно делать майки и попроще. Скажем, Лшыы Ьу. Или Рун Рщ Дуеёы Пщ! Или ФИИФ. Или Шь Пфн.

Потным поздним июльским вечером мы с Марселем пили в центре города водку. Просто так пили, жарко типа.

Напротив нашей лавочки шла стройка, обнесённая временным забором из досок и синей полиэтиленовой мешковины высотой в человеческий рост. И в заборе том была дыра.

После очередного глоточка «зелёной марки» мне захотелось глянуть, что и как строят на главной площади города. Водка активизирует любопытство. Я подошёл и сунул голову в дыру с пыльными рваными краями. Стройка стройкой – бетономешалка, лопаты, кирпичи и вёдра.

Но – прямо перед моей сунутой в дыру головой, буквально в двух метрах стоял сторож. Седой грязноватый дядя – обветренное лицо, тяжёлый полусонный взгляд, сторожевая самоуверенность. Он не курил, не ходил, не работал – он просто стоял и смотрел перед собой. То есть прямо на меня.

И когда наши глаза встретились, сторож сказал:

– Я вас слушаю.

Серьёзным, медленным голосом.

Как врач. Целитель. Психиатр. Волонтёр Красного Креста.

Я улыбнулся ему. И пожал плечами.

– Ну шо там? – спросил Марсель, когда я вернулся.

Мне стало смешно. Представил, как сторож спрашивает: на что жалуетесь?