Полная версия
Опыты литературной инженерии. Книга 2
Работники военкомата снова подошли к берегу. Предусмотрительный шофер уже успел разуться и снять брюки.
Начопер сел на траву и принялся стягивать ботинки: второго заплыва им по всем признакам было не выдержать.
Военком повернулся к заму, который до этого момента трусливо прикрывал тылы, и выразительно на него посмотрел. Зам понял и принялся расстегивать поясной ремень.
Сначала начопер и шофер попытались взять бомбу с наскока. Она не поддалась. Видимо, под слоем песка находился ил, которым бомба оказалась припаянной ко дну лучше, чем оловом.
Шофер сбегал к уазику и принес монтировку. Стараясь угодить начальству, суетливо начал подкапывать бомбу с боков и нечаянно задел взрыватель.
– Стой, собака! – испуганно рявкнул военком с берега. – Стой, тебе говорю! Ты что, жить не хочешь? Виктор, дай ему леща, гадюке! Это бомба, сукин ты сын, понял? Бомба!
– Ишь, размахался! – брезгливо добавил дед из лодки. – Махает и махает, курдючной овцы сынок! Мине что, за твой и свой упокой пора выпивку заказывать, что ли?
Стоя на берегу в туфлях, со снятыми штанами в руках, зам посерел лицом и, кажется, в жару продрог. Военком повернулся всем туловищем к нерешительному заму и указал ему направление к бомбе.
Общими усилиями бомбу отковыряли, раскачали в воде и с большой натугой погрузили в лодку. Под тяжестью бомбы лодка заметно просела. Придонная жижа накрыла боеприпас почти полностью.
– Давай, давай, хлопчики, грузитесь! – торопил дед. – А то потонем до срока! Куды ее везть-то?
– Я покажу, – подал голос, доселе молчавший зам. – Вон туда, на глубину.
Под тяжестью грузчиков лодка просела еще сильнее. Речную воду и кромку борта разделяли сантиметров десять, не более. Дед разобрал весла, уперся в бомбу пятками и начал отход. Военкому пришлось вступить в воду, чтобы сдвинуть судно с мели. Лодка отошла от берега, а военком, чертыхаясь, стал выливать воду из туфель и отжимать низы штанин.
* * *Дневная жара уже спала, и тюль на раскрытой балконной двери в квартире военкома пузырился от прохладного ветерка. Военком откушал свежих беляшей и запил это дело холодным квасом. Телевизор о чем-то мурчал. Дрема смежила очи районного военачальника. Жена уронила на кухне какую-то утварь, на что военком вздрогнул и пробудился. И тут его пронзила мысль, которая постоянно ускользала от него на жарком берегу Днепра:
– Фарватер!
Это ужасное слово заставило заколотиться военкомовское сердце, а рука сама собой потянулась к телефону.
– Андрей Павлович, вечер добрый! Как вы такую жару переносите? Слава богу, вы дома! Тут такое дело, Андрей Павлович, такое дело… Даже не знаю, как начать. Совет мне ваш очень нужен, Андрей Павлович! Совет старого морского волка. Что вы говорите? Да нет, какой вы старый? Это так, к слову. Извините, Андрей Павлович. Я вам сейчас все расскажу. Вы минуточек пять уделить мне можете?
Как мог связно, военком пересказал все детали сегодняшнего дня. Особое ударение сделал на то, что затопить бомбу на глубине посоветовал ему зам, а он, простите уж боевого полковника, не допер сразу…
– Жаль, Иван Михайлович, что сразу не сообразили. Очень жаль! Обмелел Днепр. Судоходный фарватер сузился. Видели, как вешки сблизились? Мы теперь суда с осадкой в четыре метра пускать боимся. Но пароходы идут. Толкачи баржи прут. А знаете, какая у буксира-толкача сила? А как он винтом вашу бомбу поднимет?
– Что же делать, Андрей Павлович? В милицейском журнале про бомбу записано. Мой оперативный дежурный тоже накарябал, чтоб ему! А у ментов завтра проверка. Как начнут ковырять!.. Что делать, Андрей Павлович? Как ее, заразу, теперь найти? Как вытащить? Ночью же баржи по Днепру пойдут. Если что подорвется, меня начальство так отделает, что даже черти на сковородке откажутся жарить!
– Ты вот что, Иван Михайлович, горячку не пори. Дай подумать. А сейчас на работу езжай. Труби общий сбор. Чтоб никого в форме я не видел. Чтобы оделись как на пикник. Я через час подскачу, что-нибудь придумаем.
Военком вытер ладонью пот со лба, да так и застыл, сгорбившись на диване, скорбно сжав нижнюю часть лица в горсточку. Жена уже минуту как стояла в дверях и смотрела на мужа расширенными глазами.
* * *В военкомате царили растерянность и непонимание оперативной обстановки. Военком сычом сидел в кабинете, допустив к телу только начопера. Попавший в опалу зам абсолютно измаялся, но не покидал комнату оперативного дежурного. По коридорам сновали непривычно наряженные в гражданские одежды сотрудники. С места на место перетаскивались противогазы и «тревожные» сумки с запасом еды и питья. В коридорах всплывали совершенно невероятные слухи, пугающие своей правдоподобностью. Зав учетным столом невзначай обмолвилась, что вчера подслушала телефонный разговор мужа с сотрудником. А муж ее, между прочим, начальник управления кадров в городской администрации. Так вот, муж якобы говорил тому, на другом конце провода:
– Не дай бог, если Турция в войну ввяжется …
Кто-то некстати позвонил от входной двери военкомата.
– Господи, – запричитала уборщица тетя Серафима, – только войны нам не хватало! А я-то думаю, куды это соль в нашем магазине исчезла? Значит, началось! Мыло надоть брать! И спички!
– Что началось? – вспылил желчный начальник материально-технического отдела, – Вой на началась? Так нас бы первых известили! Мобилизацию кто, кроме нас, проводить будет?
– Ха, так тебе и сказали! – презрительно хмыкнул капитан из секретки.
Капитана в нем опознать было нельзя, так как он был закамуфлирован в синий спортивный костюм без погон.
Звонок от двери повторился.
– А что, когда москали в Чечне воевали, так ты мобилизацией занимался? – в упор спросил начальника МТО волосатый майор из второй части в футболке с надписью «Кинг-Конг». – Где ты ее, эту мобилизацию, видел?
– Зачем же все таки военком приказал по гражданке явиться? Сумки вон приперли. Мне моя не хотела пузырь ложить, а я ей говорю: ложи бутылку, не выкобенивайся! Может, последний раз видимся! – задумчиво изрек от окна дежурки капитан из секретки.
Громко хлопнула дверь на втором этаже. По лестнице сбежал, шлепая босоножками, шофер военкома. Он ворвался в комнату к оперативному дежурному и громко завопил на правах особы, приближенной к высшему командованию:
– Ты чего дверь не открываешь? Человек уже полчаса звонит, а ты не открываешь! Вы бы еще у двери баррикаду соорудили!
Ясно было, что такое разнузданное поведение шофера было инициировано самим военкомом после звонка по мобильнику от незнакомца.
– Так я что? – начал оправдываться оперативный дежурный. – У нас особое положение, а он рвется! Не могу я в такое время пускать посторонних на объект. Сам же военком меня по шапке не погладит!
– Это начальник ГИМС, понял? – наклонился к нему шофер. – Государственная инспекция маломерных судов по нашему району. Понял?
– Понял, – покорно ответил оперативный дежурный и нажал кнопку блокировки замка.
Сопровождаемый шофером по коридору прошел низенький старичок в фуражке с витым золотым шнуром по околышу и военно-морской кокардой. Тулья фуражки, как и определено уставом на летний период, была обтянута белым чехлом. Старичок имел насупленный вид и на ходу недоуменно оглядывал из-под торчащих бровей столпившихся сотрудников.
– Это же Андрей Павлович! – разрядил напряженную атмосферу высунувшийся из дежурки зам. – На пенсии он. Бывший подводник. Видели у него на кителе значок «За дальний поход»?
Большой и красивый значок с профилем субмарины на фоне Андреевского флага видели все. И это как-то успокаивало. Турки пока не стояли под стенами города. Не бряцали ятаганами. Не было слышно ржания коней и истошных воплей полонянок. Пока в природе ничего страшнее божьих коровок не наблюдалось.
– Так що ж мэни моя баба поклала? – с видом крайней заинтересованности промолвил прапорщик, заведующий складом, расстегивая «молнию» на «тревожной» сумке.
Его опередил капитан из секретки, который уже секунд пять как сжимал в руке горлышко прощальной бутылки и озирался в поисках тары для разлива. Оперативный дежурный торопливо рылся в ящике стола, в котором немытая тара никогда не переводилась. Замужние женщины и девушки из отделов привычно молниеносно начали разворачивать свертки с закуской.
Только-только пропустили по первой, как снова появился шофер военкома и поманил пальцем зама. Зам проглотил целиком пупырчатый маринованный огурчик, вытер губы тыльной стороной ладони и одернул штатский пиджак.
А наверху тем временем бушевал бывший подводник:
– Ты зачем народу столько согнал? Полгорода уже знает, что в райвоенкомате общий сбор. Матеря призывников по чердакам прячут! Соль расхватали, мыло из рук рвут!
– Вы же мне сами сказали общий сбор трубить! Вот я и приказал, как вы сказали…
– Ты меня не понял! Не понял ты меня! Что значит общий сбор? Кто с тобой был на реке? Вот тех и давай, а прочих гони по домам, пока из Киева тебе не звонят и в танки снаряды не грузят!
Зам, который поднялся на второй этаж, столкнулся с военкомом, выскочившим из кабинета. Военком развернул зама лицом к лестнице, подтолкнул в спину и тихо распорядился:
– Всех – по домам! Немедленно! Отбой!
Зам вразвалочку сошел по лестнице, прошел по коридору к заполненной до отказа дежурке, растолкал толпу и протиснулся к столу. Ему тут же поднесли налитый стакан. Зам осторожно принял стакан, посмотрел на него с сожалением и опрокинул содержимое в рот. Те же руки подали что-то скользкое на закуску. Зам прожевал нечто, отдаленно напоминающее по консистенции соленый груздь, обвел сотрудников просветлевшим взглядом и скомандовал так же тихо, как и его начальник:
– Отбой! Всем по домам!
Из толпы под общий недовольный гул послышались негодующие возгласы:
– Как же так? В кои веки собрались, а тут … Главное, все есть … Давайте, Николай Максимович, еще по пять грамм… Нельзя же так вдруг!
Зам одернул пиджак и строго сказал:
– Только строго по пять! Минуту на закусь, и чтоб ни души на три квартала вокруг!
Коллектив с энтузиазмом воспринял уточненный приказ и срочно принялся разливать по стаканам неизрасходованные «тревожные» запасы.
Военкомовский уазик стоял почти на том же месте, где сегодня состоялось первое свидание военкома с бомбой. С той стороны неба, где село солнце, веером расползлись серо-розовые облака, очертаниями напоминающие огромный взрыв. У кромки воды стояли все участники дневных событий плюс начальник ГИМС в издали белеющей фуражке. Шофер, конечно же, привычно спал на руле.
– Ну, где вы ее утопили? – обратился дед-подводник к военкому.
Военком пожал плечами и указал на зама:
– Вот он топил, он и скажет.
Зам нерешительно потоптался, расстегнул пиджак и сделал неопределенный жест в сторону Днепра:
– Вроде бы вон там.
– А точнее? – не унимался начальник ГИМС.
– Точнее не могу. Темно уже. Но помню, вроде бы на самой середке, – с усилием промолвил зам.
– Так, ясно, – снял и изнутри протер фуражку платочком начальник ГИМС. – Надо бы протралить фарватер. Возьмем невод. Метров сорок. Я катера подниму на крыло.
– Где мы в такое время невод возьмем? – задал провокационный вопрос начопер, благоразумно отошедший в сторону и облокотившийся на капот уазика.
– Невод не проблема, – заметил доселе молчавший зам. – У Никифоровича в гараже есть.
– Его обязательно нужно модернизировать. Утяжелить, – авторитетно продолжил подводник. – На погонный метр нужно подвесить минимум по пять грузов. Граммов по сто каждый, не меньше.
– Где нам взять эти груза? – донеслось от капота.
– Вполне подойдут железнодорожные гайки! – не унимался начальник ГИМС.
– Вы, Андрей Павлович, нам что, железную дорогу предлагаете разобрать? – не удержался военком.
– Прямо по Чехову, – хохотнул начопер от капота. – Гайки на грузила!
Подводник негодующе посмотрел на некстати веселящегося начопера из-под ершистых бровей:
– Перестаньте смеяться, товарищ подполковник! – резко сказал он. – На станции в запасе этого добра как грязи. Надо позвонить Сергею Васильевичу, он поможет.
– Не поможет Сергей Васильевич, – печальным эхом откликнулся военком, – в отпуске он. Уже неделю.
– Я тут слегка подсчитал, – перестал смеяться начопер, – так вот, выходит, что на сорок метров нам нужно двести гаек. То есть два ведра. Двух ведер гаек даже у Сергея Васильевича нет. И цеплять их к неводу мы будем три дня и три ночи! А баржи вот-вот пойдут!
– И катера-то у вас, Андрей Павлович, смех, да и только: одна дюралька «Прогресс» и вторая посудина, даже не помню, как называется! – грустно вставил военком. – Они не то чтобы тралить, дай бог, чтоб добровольно не утонули!
– Про катера не надо, Иван Михайлович! – обиделся начальник ГИМС. – Я к тебе со всей душой, помочь хочу, а ты… Все, поехали в город, поздно уже!
– Андрей Павлович, ну что вы как дитё малое! – всполошился военком. – И пошутить нельзя. Я так думаю, что бомба в трал не пойдет, не щука ведь! Гайками ее не подцепишь, а она круглая, зараза!
– И под центнер весу в ней, – добавил голос от капота.
– Так, – почесал переносицу под фуражкой начальник ГИМС, – а если кошкой ее?
– Днепр – кошкой? – недоверчиво отозвался от кромки воды доселе молчавший зам.
Между тем опускалась ночь. На востоке всплыла огромная красноватая луна. Было полнолуние, и тишь стояла необыкновенная.
– Эй, Григорий, – окликнул военком шофера, – просыпайся, злодей, да посвети фарами на речку!
Григорий посопел, чем-то пощелкал в кабине, и на береговую линию упали бледные лучи фар.
– Да ты на реку свети, демон! – возмутился военком. – Нам туда смотреть надо!
– Не могу на реку, – отозвался шофер из кабины. – Берег вниз наклоненный. Ей домкратить передок нужно, чтоб на воду посветить!
– А ты фарой-искателем посвети! Не соображаешь, что ли? – рассвирепел военком.
– Не могу, Иван Михайлович, – жалобно отозвался шофер из недр уазика, – нету в ней лампочки!
Военком тяжело вздохнул и прислушался. Свет луны над Днепром из оранжевого постепенно становился серебристым. Над военкомовским ухом нежно запел комар. Своего комара или даже нескольких услышал и зам. У капота начальник оперативного отдела хлопнул себя по шее.
– Ждать надо, – веско сказал военком. – Ждать, пока баржи пойдут. Тогда и станет ясно: или под суд идти, или спать к жене под бок.
Подводник обратился к шоферу:
– Сходи, Гриша, пошукай каких-таких палок. Костерок разжечь надо, а то эти твари нас тут живьем погрызут.
Через несколько минут вспыхнул слабый огонек, вокруг которого сгрудились участники эпопеи.
– Помню я, в семидесятом, кода мы вокруг Африки патрулировали, у самого побережья Анголы наткнулись мы на минреп, – тихо начал начальник ГИМС. – Глубина где-то метров двадцать, не боле, в отсеках жара, а он скребет по обшивке. Да так, что все враз замерзать со страху стали. Я стою в центральном посту и думаю: носовые рули прошли – вот счастье. К рубке скрежет приближается. Там много чего торчит. Зацепим, значит, подтянем под себя – и крышка: пойдем рыб кормить всем экипажем! Я кричу в турбинный отсек: стоп машины! Малый назад! Опять, стоп! Слушаем – не понять, то ли уже наматываем минреп на себя, то ли отцепились…
– Андрей Павлович, – вставил доселе молчавший зам, – так Ангола ведь, кажется, в Южной Америке?
– А я что сказал? Ангола? Не, оговорился – Гвинея. Но у побережья Анголы тоже ходили. Году, по-моему, в семьдесят втором.
– Что же дальше было? – поинтересовался начопер. И добавил персонально для зама: – Ангола, между прочим, находится в Западной Африке.
– А дальше было так, – сдвинул на затылок фуражку начальник ГИМС. – С правого борта что-то «кряк», как будто железка какая лопнула. А там у нас руль глубины…
– Идут! – глухо сказал начопер.
Подводник прекратил рассказ, и все повернули головы к реке. Почти вдоль русла наискось Днепр пересекала сверкающая лунная дорожка. Хорошо был виден противоположный берег, и по мелкой ряби определялся стрежень, огражденный вешками. Где-то там затопили опасную бомбу верный зам военкома, бравый начопер и шофер Гриша.
– Нет, вроде тихо, – настороженно произнес зам. – Показалось…
Некоторое время все прислушивались. Кроме комаров, ничто не нарушало покоя куинджевской ночи.
Военком прихлопнул очередного кровопийцу:
– И чего это комарье божьи коровки не сожрали? Мать их!..
– Так они же днем летают, пока комар спит, – разъяснил наивный Гриша.
– Тебя не спрашивают, – оборвал его военком. И обратился к начальнику ГИМС: – Так что там дальше было с Анголой?
– С Гвинеей, – поправил начопер.
– А ничего, – проявляя вдруг испортившееся настроение, буркнул подводник. – Всплыли, мину отцепили, расстреляли и все!
– Точно, идут, – всполошился шофер. – Слышите?
Издалека послышалось постукивание судового двигателя. Из-за поворота реки, километрах в трех ниже по течению, обозначились бортовые огни буксира.
– Тянет, – определил начальник ГИМС. – Если из-под винта долбанет, то и барже каюк! Эх, вы, ликвидаторы!
– Андрей Павлович, – возмутился военком, – не вам, а мне под суд идти в случае чего! Мы же на вас надеемся…
– А что, правильно, – поправил фуражку начальник ГИМС, – кто про мины и бомбы больше моего знает? У них, знаете, бывает, что взрыватель от ила закоксуется, а винтом его и размоет. Не взорвалась она в свое время почему? Шарик какой заел или пружинка. А струя из-под винта шарик или пружинку освободит и – раз, взрыватель снова на боевом взводе. Поняли, архаровцы?
– Какой вам военком архаровец? – вставил слово доселе молчавший зам. – Полковник все-таки!
– А по мне хоть адмирал! – вспылил агрессивный начальник ГИМС. – Первый буксир пройдет, воду взбаламутит, освободит взрыватель. А второй или там третий – бабах, и нету ваших! Все в дамках!
– Что же делать, черт подери? – отчаялся военком.
– Ждать! – отрубил подводник. – Ждать и надеяться, что пронесет.
Буксир подошел совсем близко. Машина гудела, лопотал винт, к берегу пришли тяжелые волны. Они хлюпали об обрывистый берег под дачами и рулонами раскатывались по отмели. Черный в ночи буксир медленно протащил плоскую баржу мимо людей, застывших в напряженном ожидании на берегу. Ничего не произошло. Буксир, деловито покряхтывая, ушел вверх по течению. Зам повернулся лицом к луне и перекрестился. Шофер Гриша влез в уазик, хлопнул дверцей и привычно упал головой на руль. Военком пошевелил прогоравший костер корявой палкой и обратился к начальнику ГИМС:
– Андрей Павлович, как, по-вашему, может, обойдется?
– Хочу надеяться, Иван Михайлович, – вздохнул подводник.
Начопер принял стойку легавой:
– Второй идет, слушайте!
Все навострили уши. И правда, сквозь плеск не успокоившейся реки донеслось равномерное урчание дизеля.
– Толкач, – уверенно определил начальник ГИМС.
И этот буксир прошел мирно, хотя напряжение на берегу по-прежнему было высоким. Луна переместилась к югу, лунная дорожка исчезла. Река стала мрачной и неприветливой. Костер догорел, дрова закончились. Гриша похрапывал внутри машины. Комары зверели все больше. Третий буксир встретили без особого испуга. Буксир протарахтел не по фарватеру, а гораздо ближе к дальнему берегу, едва ли не по вешкам.
– Пьяные на борту, сволочи, – не сдержался подводник.
– А что сделаешь, – равнодушно заметил начопер, – на их зарплату одна радость – выпить. Ничего на реке не украдешь, и шабашки никакой нету!
– Все равно, – несогласно мотнул головой начальник ГИМС, – дисциплина на воде нужна! И неважно где – на море, на реке… А как потопит он свой пароход? Да с экипажем? Под водой только рыба себя нормально чувствует.
– Какой там у него экипаж? – возразил начопер. – Сам – шкипер и швартовый матрос. Вот и весь экипаж.
– У матроса тоже, может быть, и жена, и детишки есть, – не унимался начальник ГИМС. – А то напился шкипер и гоголем скачет!
– Да ладно вам, – примирительно вмешался военком. – Я подумал, что, наверное, стоит послать все это куда подальше! Не взорвалась под третьим буксиром, то какого лешего ей рваться под четвертым или двадцать четвертым?
Подводник в фуражке с белым верхом призадумался:
– А может быть, Иван Михайлович, вовсе никакой бомбы не было? Ты меня понимаешь? Вы приехали по сигналу, а бомбы нет. Смыло на глубину. Или она тому пацану привиделась? Что он в бомбах понимает? Может, это и не бомба была, а ресивер от камаза?
– Не было бомбы, товарищ полковник, – обрадованно подтвердил приснувший было зам. – Мы с вами сигнал проверили. Информация не подтвердилась!
Небо на востоке посветлело. Луна сбавила интенсивность подсветки. Откуда-то из-за дач выполз язычок утреннего тумана, испугавший комаров. На шум из тумана, как привидение, нарисовался вчерашний бородатый дед-лодочник. Наверное, в утреннем покое у Днепра звуки голосов разносились достаточно далеко. Дед вместо приветствия хрипло завопил:
– Как бомбы не было? А те гривня пятьдесят, что ты недодал? Мне как, простить тебе предлагаешь?
Дед решительно шел к военкому. Начальник ГИМС, не зная предыстории, с недоумением наблюдал за происходящим.
Приблизившись, дед-лодочник вытянул указательный палец в направлении зама:
– Или я ему, подлецу, мало вломил за то, что он лодку спереть хотел?
Военком с лицом сомнамбулы полез в карман и добыл оттуда сложенную вдвое десятку. Дед ловко выхватил бумажку из руки военкома и дематериализовался.
– Что это было? – спросил ошарашенный начальник ГИМС.
– Явление Христа народу, – ответил за военкома начопер.
Зам привычно промолчал. Но левое веко его дернулось.
Магическая таблица
Доктор Полуянов вернулся в необитаемую квартиру около девяти вечера. Жена с тещей кормили комаров на даче, а сын нежился на Золотых песках в молодежном лагере.
В холодильнике доктор нашел всего ничего. Съел это безо всякого удовольствия и завалился на диван с «Независимой газетой».
Что-то сегодня не читалось и не дремалось, хотя доктор Полуянов изрядно устал за день, встретив и проводив около трех десятков пациентов. Грустно размышляя на привычную тему: сколько времени уходит на идиотскую писанину – доктор невольно вспомнил одного из сегодняшних посетителей. Уж очень тот был настырным, въедливым и зловредным. Налицо был психоневроз в комплексе с нейроциркуляторной гипертензией. Пациент, в недавней биографии военный, по темпераменту холерик, отягченный алкогольной наследственностью, размахивал руками, подпрыгивал на стуле и непроизвольно плевался сквозь дырку от отсутствующего шестого зуба справа сверху. Коленный рефлекс продемонстрировал такой, будто его ударило током в триста восемьдесят вольт. Трясущейся рукой попробовал дотронуться до кончика носа, но чуть не попал в рот. Короче говоря, вместо мысленно отведенных на него пятнадцати минут, доктор провозился с ним сорок пять, а может быть, и все пятьдесят.
Возможно, доктор Полуянов, утомленный нервной работой психиатра, и незаметно вздремнул, совсем слегка, но это как-то не зафиксировалось в памяти. Разрозненные мысли проносились в голове смутными цитатами из умных книг, одна из которых появлялась перед глазами чаще и отчетливее остальных: «Курс психиатрии» С. С. Корсакова, издания 1914 года. В красно-коричневой обложке, легко открывающаяся в начале раздела о половых извращениях.
Потом возник образ бородатого Зигмунда Фрейда, похожего на нашего академика Ивана Павлова. Фрейд-Павлов стукнул сухими кулачками по журнальному столику у изголовья дивана господина Полуянова и ехидно осведомился:
– А как у нас, батенька, обстоят дела с либидо?
Какое-то время доктор еще полежал в полузабытьи, потом встал, нащупал в сумерках кухни выключатель электрочайника и пристроился на кухонный табурет в ожидании кипятка. Чайник со скоростным нагревом вмиг взъярился, забулькал и, удовлетворившись, со щелчком отключился от сети. Но доктор Полуянов уже забыл про кипяток. Мысль, которая внезапно пришла ему в голову, увлекла в совершенно неведомые дали.
Если вспомнить, что все болезни его профиля имеют определенные внешние признаки… Как то: поведение, моторика, реактивность, адекватность… Ну, и прочее… И если эти признаки, сформулированные тысячами специалистов далеко задолго до доктора Полуянова, хотя бы тем же С. С. Корсаковым и иже и с ним, объединить в таблицу? Каждому диагностическому признаку присвоить условный балл, а потом по сумме баллов ставить диагноз? Конечно, не так примитивно, но что-то в этом роде. Есть же ведь на свете куча тестов, которыми приходится пользоваться и самому, но тут нащупывается некий универсальный инструмент, который должен: а) волшебным образом облегчить жизнь; б) сократить время приема больных; в) свести к минимуму идиотскую писанину.
Очень кстати доктор Полуянов вспомнил, что его золотопесочный наследник подает надежды в компьютерной области. И совсем неплохо бы загрузить его темой. Вполне может пригодиться в качестве дипломной работы!