Полная версия
Клуб «КЛУБ»
Ему дарили в разное время: четырехтомный словарь Даля с буквой Т помещенной сразу после Щ, картину в тяжелой раме, упавшую ему на ногу и сломавшую мизинец, кожаные перчатки, одну из которых он потерял в парке в тот же день. У него день рождения в октябре, мы в парк пошли из-за стола, листьями пошуршать. Кстати, вспомнил, за год до этого мы тоже пошли в парк в день его рождения. День был замечательный, солнечный, мы мячик взяли с собой для того, я сейчас думаю, чтобы залепить в лицо моему приятелю и сбить только что подаренные очки в золотой оправе.
Мне известно также о подаренных карманных часах «Ingersoll IN9000WH» с отломавшимся сразу же колечком для цепочки; наручных часах с металлическим браслетом «Raymond Weil 3800-SCF-05207», упавших с руки в тот момент, когда он произносил здравицу гостям; о бельгийской копии «Cintree Curvex Crazy Hours» с прокручивающимся колечком для заводки и электронных часах «Diesel/Digital DZ7033», в которых впоследствии не удалось заменить батарейку. Да, извините, забыл про будильник с голосами птиц вместо звонка. Он не курлычет, как вы уже догадались.
Я ни разу не видел, чтобы он расстроился из-за подарка, неспособного служить ни дня, ни часа, ни минуты. Подарок, перешедший в его руки, становился символом, на глазах обретающим свою символичность. Как если бы мы все: жена, дочь друзья, сослуживцы и люди случайные, дарили ему лишь эмоции – добрые, но мимолетные. Он, собственно, так к ним и относился. В конце концов он человек не бедный, а все вещи, купленные им лично, очень практичны. Элегантны. Даже поношенные и потертые.
Может быть, он не любит вещи, приносимые кем-то, пусть даже самым близким? Может быть, он специально их портит, чтобы не быть зависимым от них? Но как он это делает у всех нас на глазах? Впрочем, я не о том хотел сказать. Мы говорили с ним недавно. Он жаловался, что жизнь его скучна и бедна на события. Что нет эмоций. Что пару раз даже перебежал улицу без всякого перехода, но водители тормозили, как заведенные, за тридцать метров. Ругались, конечно. Но разве это событие? Я рассказал ему, что моя знакомая с тарзанкой прыгает. Он позавидовал. Сказал, что мечтает о чем-то таком: с тарзанкой, с аквалангом, с парашютом. И вот я думаю подарить ему прыжок на день рождения. Или не стоит?
Отсюда мораль: Сломанная вещь лишается свойства полезности, зато становится частью истории. Вещь рассказать нельзя, а историю можно. Берегите вещи. Молчите.
Заседание третье
Это рассказ о том, как можно попирать устои общества, но не о том, зачем это нужно.
Название басни:
Орден
рассказчик:
Василий Сретенский
Обычно он выключает мобильный перед началом занятий. Или сбрасывает входящие звонки. Считается, что пример преподавателей, дисциплинирует студентов. Кем считается? Ну, кем… Никем. Считается, и все. А тут как-то забыл, не выключил. И нельзя не ответить: звонок от Димы, Магистра-Казначея Ордена.
(Это так называется – Казначей. А на самом деле через него проходит вся документация, в том числе и по кадрам. Генерал Ордена без Димы – ни пальцем… да что он все звонит и звонит!)
Студентка у доски бодро перескакивает с Владимира Святого на Владимира Мономаха. Трещат цитаты из Карамзина. Вот-вот займется Ключевский.
(Господи, ну сколько можно! И даже сентябрь еще не закончился. Хоть бы море какое-нибудь рядом было. Хоть бы даже и Балтийское.)
Он делает сигнал не останавливаться, хватает мобильный телефон со стола и выходит в коридор.
– Дима, я на занятиях, семинар у меня, – шипит он, стараясь сбросить гласные в трубку, чтобы они не долетели до голых стен.
– А сам виноват, – торжествует Дима, – не выслал новое расписание занятий. И кстати. Отчет за лето где? Или нечем отчитываться?
– Как это нечем? Синагога в Дубровнике. Ты дай мне еще пару дней…
– Да ладно, это терпит, тут дело срочное. У нас…
– А давай через пару часов…
– Какие пару часов, я Генералу должен докладывать через десять минут.
(Вот всегда у нас так. Что ж мы за люди такие. Себя не уважаем, друг друга не уважаем. Вечно спешим, одно начинаем, другое бросаем. А спросить бы: зачем? Чего же ждать от младших… да хоть бы от студентов этих.)
Из аудитории донеслось: «Ярославская правда». Это о чем они? Хорошо если о «Правде» Ярослава. Он заглядывает в аудиторию. Там все идет как должно: инициативная студентка Лена (Лана? Лада? Леда? Лида? Что-то такое, он не успел запомнить) бодро отчитывает князей. Остальные скучают, каждый по-своему. Но уже заметен какой-то общий посторонний интерес. Надо скорей возвращаться.
– Давай тогда быстро.
Потная трубка ерзает по горячему уху.
– Инициация намечена на субботу. Недалеко тут. В Ямках. Церковь Козьмы и Дамиана.
– Чей Оруженосец?
– Семен Петровича. Семена Барсова. Но ты же знаешь, что своего ученика инициировать запрещено. Семен будет за рулем. Срочно нужны два магистра. Я б и не звонил тебе, но грипп по Москве гуляет. Три магистра больны. Ну, как больны, я ж проверять не буду. Мажордом Ордена болен точно. Иван Захарыч – в командировке. Степан на даче застрял. Магистр-Библиотекарь машину покупает. Первую. Ну, зарез, никто не может. Я сам поеду. И ты, больше некому.
– Послал бы рыцарей.
– Нельзя рыцарей. Запрещено Статутом. Да ты сам за Статут голосовал, все прекрасно знаешь.
– На кой хр… подожди… сейчас… так, успокоились все. Культура Киевской Руси. Кто подготовил? Опять вы? А еще кто? Ну, давайте вы, только по существу. …Да. Зачем нам рыцари вообще, если они в обрядах не участвуют?
(Смена поколений. Традиции. Преемственность. Вот зачем нам рыцари. Но зачем нашему Ордену смена поколений? Мы что – масоны, тамплиеры? Мы человечество за пару тысяч лет исправить хотим? Нет. Грааль ищем? Нет. Все проще. Сначала мы играли. Потом подстроили под игру философию. Потом захотелось уважения. Тогда и пошло: рыцари, оруженосцы. А мы – Магистры – важнее всех.)
– Дружище, мы тут по Статуту сейчас дискуссию откроем, или мы договорились, и ты на семинар пойдешь?
– Слушай, до вечера не потерпит? Доложи Генералу, что вопрос решается, после восьми созвонимся.
– Ладно, я попробую. Только давай полвосьмого, мне пространство для маневра нужно.
Через два часа он перезвонил Димке и дал согласие Магистра-Архивариуса участвовать в церемонии инициации Восьмого Рыцаря, имя которому будет дано после обряда, а пока что он Петр Макарыч Горенштейн, аспирант профессора Семена Спиридоновича Барсова в Институте культурологии.
(Как же неудобно все. Инициация в субботу, по правилам – в полдень. А у него в пятницу диссертационный совет, одна кандидатская, одна докторская. Москва гриппует, каждый доктор наук на счету. И опять его сделают председателем счетной комиссии. Да это бы ладно, но с банкета не сбежишь. И в каком он виде будет на церемонии? Это ж вставать в десять! Хорошо хоть занятий в субботу нет. Да ладно, Димон прав: зачетные очки перед переизбранием нужны. Хорошо хоть эта синагога подвернулась в Дубровнике. Главное – действующая. Храмы – музеи в зачет тоже идут, но с понижающим коэффициентом. А тут такая удача. Думал, теперь до зимы только на Общем Совете отметится, и всё. Как же. Инициация. До января не могли дотянуть?)
Договорились встретиться на «Войковской» в половине двенадцатого, чтобы ехать в Ямки на одной машине. Пока ждали Семенов ниссан, Димка рассказывал о летней школе под Курском. Повезло ему – за неделю пребывания в зачет пошли: Собор иконы Божьей Матери Знамение в Знаменском монастыре, церковь Воскресения там же (ну это в довесок, мало баллов, хотя для анкеты хорошо), Сергиево-Казанский собор и церковь Георгия Победоносца на мемориале «Курская дуга». И если в студентку с «воттакимиглазами» наш герой верить не собирался, то в отношении церквей все было правдой. В вопросах чести Казначей Ордена был строг. Как и в вопросах патриотизма: даже за границей отмечался только в православных храмах, игнорируя «бесовщину» нехристианских молелен и обличая «еретиков».
(Поэтому он и синагоге моей не слишком обрадовался. Ну, ничего, Генерал меня поддержит. Он западник. Единственный, кто пока отметился в соборе Святого Петра. Он и инициацию своего рыцаря проводил в соборе Святого Стефана. В Вене. Ну, тот в какой-то нефтяной кампании работает, ему хоть Вена, хоть Лондон…, а кстати, почему не в Лондоне?)
Доехали на удивление быстро. Ленинградка утром в субботу, оказывается, даже и не забита. Двадцать семь Диминых анекдотов (два новых) уложилось в маршрут. Оруженосец в нужных местах смеялся, смотрел преданно, молодец. Семен все больше молчал.
(Ну, еще бы. Ученик производится в рыцари. Поневоле занервничаешь. Да обойдется все, в первый раз, что ли? А на защите весной так и так краснеть придется. Ну что это за тема для диссертации: «Поврежденные смыслы: язык жеста в современном гламуре»? Для мужика. Ну, интересно тебе, так хоть назови методологически корректно. Его ж на одном гламуре размажут тонким слоем по всей кафедре. Потом, при определении хронологических рамок диссертации, обваляют в смоле и перьях. До языка жеста точно не дойдет: вынесут за ограду института и бросят на свалку с веселыми воплями. Нет, специально от всего отобьюсь, приду на защиту посмотреть.)
На стоянке перед торговым центром «L'achat» (три минуты пешком до церкви) Магистр-Казначей бегло проверил у кандидата в рыцари знание Статута, а также «Правил Входа и Выхода», потом попросил Магистра Архивариуса огласить список «Подвигов Оруженосца». Неплохой список, особенно если читать медленно, внушительно, чуть заунывным баритоном:
– Первый Подвиг духа совершен на концерте Пола Маккартни на Васильевском спуске (так себе, но в качестве первого шага сгодится). Считается.
/Пауза./
– Второй Подвиг духа совершен в Большом театре, Новая сцена, опера «Дети Розенталя», партер. Считается.
/Пауза./
– Третий подвиг духа совершен на записи программы «Пусть говорят» (в прямом эфире было бы внушительнее, но где теперь прямой эфир найдешь). Считается.
/Пауза./
– Четвертый подвиг духа совершен на футбольном матче Россия – Германия, «Лужники», трибуна «С». Считается.
/Внушительная пауза./
После короткого инструктажа и передачи Оруженосцу сумки со всем необходимым оборудованием они втроем вышли из машины и направились к церкви. Семен Спиридонович, в точном соответствии со Статутом, остался в машине, сидел, вцепившись в руль.
(Ему только съехавшей на лоб темной шляпы не хватает, чтоб как в кино. Как в детективе. Как в советском кино, в детективе. Как в «Берегись…» А черт, пришли уже. Не чертыхайся, ты же в церкви, как-никак.)
В храме шла служба. Народу немного. Человек двенадцать. Димон несколько раз перекрестился. Оруженосец, подражая ему, мелко и неуклюже помахал пальцами перед носом. Наш герой креститься не стал, оглядел все три нефа, сфокусировавшись на старушках и старичках. Ничего подозрительного. Они купили по свечке, отошли в правый неф, к стене.
(Как-то уж совсем все буднично. Ни волнения, ни предвкушения. Текучка. Текучка и есть. Предложить, что ли, на Совете выбирать для обряда инициации только кафедральные соборы. Или дни праздников? А то уже, как на работу ходим.)
Чуть укрывшись за столпом с бумажной иконкой, Магистры, зажигая свечки от тех, что уже стояли на подсвечнике, загородили собой Оруженосца. Тот открыл сумку, тренированным движением вытащил оттуда три пластиковых стакана и пол-литровую бутылку CHIVAS REGAL восемнадцатилетней выдержки. Зубами свинтив пробку, он разлил почти все содержимое бутылки в стаканы. Одновременно с последним «бульком» Магистры поставили свечи, развернулись. Перехватили свои стаканы. Оруженосец убрал бутылку в сумку, туда же выплюнул пробку.
– Нарекаю тебя, Рыцарь, именем CHIVAS REGAL! – торжественно, но очень негромко произнес Магистр-Казначей.
– Да будет так! – подхватил Магистр-Архивариус голосом чуть более скучным, чем это соответствовало моменту.
Все выпили, после чего элегантно сбросили стаканчики в подставленную рыцарем сумку. Рыцарь, от волнения пустив часть напитка не в то горло, не мог дышать. Магистры, не сговариваясь, шлепнули его по спине: стоять не двигаться! Обряд признавался легитимным через минуту после последнего глотка.
Закашлялся все-таки юноша, смазав церемонию. Но если не придираться, то все прошло хорошо. Два Магистра сделали вид, что ничего не случилось, и, подхватив сомлевшего от волнения Рыцаря под локотки, вышли из храма. Постояв немного под кусачим дождем, подышав воздухом, все трое неторопливо закурили и направились к машине, где рыцарь Gran Cruz Porto, он же Магистр-Регистратор Семен Барсов, поняв, по их виду, что все кончилось благополучно, уже достал мандарины и шоколад.
Отсюда мораль: Чем хороша общая тайна? Так приятно думать, что ты можешь разгласить ее первым.
Заседание четвертое
Эта история началась смертью, а закончилась ко всеобщему удовольствию.
Название басни:
Подарок старого склочника
рассказчик:
Афанасий Полушкин
Года два назад в Чикаго скончался знаменитый скульптор Борис Бор. Никто особо не расстроился, потому что, во-первых, ему было уже за семьдесят, а во-вторых, он был одинок по причине удивительной склочности характера.
Пример. ББ не участвовал в так называемой «бульдозерной выставке» только потому, что его скульптурам было бы тесно стоять на одном поле рядом с двумя десятками картин, «отвлекающими внимание» зрителя. Полгода спустя, то есть 15 марта 1975 года он лично расставил в различных местах подмосковного лесного массива тринадцать своих скульптур, после чего начертил и торжественно сжег карту, помогвшую их обнаружить. «И пусть эти ищут и смотрят, – якобы сказал он тогда, – а те пусть сносят весь лес».
Другой пример. Он родился и вырос в подмосковном городе Ямки. Здесь его даже успели принять в комсомол и через год исключить за физиологическую неспособность выговорить два слова: «советский» и «патриотизм», причем как вместе, так и по отдельности. И когда много лет спустя ББ стал большим художником (скульптором) и за его работы начали драться венская Albertina, римская Galleria Nazionale d’Arte Moderna и лондонская Tate Britain, администрация города приняла решение присвоить Борису Григорьевичу Бору звание почетного гражданина города Ямки с предоставлением ему (как это и полагается по статуту почетного звания) права бесплатного проезда в общественном транспорте и пятидесятипроцентной скидки на коммунальные платежи. В том же письме, которым до ББ было доведено это решение, выражалась завуалированная (но не слишком) готовность принять в дар создаваемой Ямкинской картинной галерее одну из работ знаменитого земляка. Художник (скульптор) ответил короткой телеграммой на английском, из которой специально приглашенная в администрацию города директор местной спецшколы согласилась буквально перевести только одно последнее слово Yamky. Все остальные слова телеграммы были переведены одним общим смыслом, который сводился к тому, что сообщение о присвоении ему звания почетного гражданина Ямок то ли застало художника (скульптора) в плохом настроении, то ли в это настроение немедленно привело.
Но когда ББ умер, то в завещании его был обнаружен пункт, в соответствии с которым город Ямки получал в подарок одну из последних скульптур великого мастера. Бронзовая скульптура, названная творцом «Держи его!», представляла собой фигуру сутулого старичка в поношенном пиджаке, надетом на майку, коротковатых брюках и ботинках с сильно скошенными каблуками. Волосы на голове старика были растрепаны как бы ветром, глаза прищурены, рот скособочен. В левой руке он держал авоську с батоном хлеба, тремя апельсинами и неопределенного вида бутылкой, а правой он как будто указывал на кого-то, выставив вперед указательный палец. Фигура была вмонтирована в постамент так, что она могла свободно вращаться вокруг своей оси, указывая корявым пальцем в любую сторону.
Подарок пришелся как нельзя кстати, потому что, с одной стороны, подкатывало 75-летие постановления советской власти, согласно которому пять дачных поселков были объединены в новую административную единицу – город Ямки, а с другой – население давно уже призывало администрацию что-нибудь сделать с памятным знаком, стоящим на главной площади города и сообщающим всякому, кто не поленился к нему подойти, что «Здесь будет возведен монумент в честь сорокалетия создания города Ямки». Эту стелу из самосползающего цемента демонтировали, затем вбили в асфальт напротив здания городской администрации металлические штыри и приварили к ним бронзового старичка, оперативно доставленного из Чикаго.
Открывал скульптуру в день 75-летия города мэр Ямок. Он до сих пор вспоминает это событие как одно из самых отвратительных в своей жизни. Дело в том, что сразу после того, как со скульптуры была сдернута простыня, старичок с авоськой стал вращаться вокруг своей оси и, сделав неполных три оборота, остановился, показав своим чуть зеленоватым пальцем на мэра. Все, кто присутствовал на площади, замерли, даже оркестр перестал играть. Старичок же бронзовый, как будто слегка поколебавшись, чуть-чуть повернулся, уставив палец на присутствовавшего на празднике вице-губернатора Московской области. И все последующее время, пока руководители города и области были на площади, старичок находился в каком-то сомнении: то повернется в сторону мэра, то вновь покажет на вице-губернатора. И как потом выяснилось, не зря. Не прошло и двух месяцев, как этот самый вице-губернатор вынужден был податься в бега и вскоре обнаружился чуть ли не в том же Чикаго, где у него, по счастью, оказалась собственная вилла.
Жители Ямок скоро привыкли к безобидному на первый взгляд старичку. Дети любили качаться на его вытянутой руке, подростки по ночам играли им «в бутылочку», а молодожены и их гости обязательно хотели с ним сфотографироваться. Но некоторые жители Ямок старались не попадаться скульптуре на глаза, потому что время от времени она как бы по своей воле поворачивалась и показывала зеленеющим пальцем на идущего по площади человека или проезжающую мимо машину.
Среди жителей Ямок пошли слухи, что заместитель мэра города по строительству и землепользованию испачкал пальцы несмываемой краской, нанесенной на меченые купюры, именно после того, как на него указала скульптура. Вслед за этим палец скульптуры утыкался в начальника Управления по жилищно-коммунальному хозяйству (внезапный инфаркт), председателя территориальной избирательной комиссии (острый алкогольный психоз, но на работу еще приходит), директора Фонда поддержки Ямкинского отделения партии «Преславная Россия» (кто-то взорвал его гараж со стоящим внутри бентли и теперь непонятно куда ставить партийный майбах), владельца торгового павильона на станции Ямки (сам павильон сгорел). И после всех этих несчастий у небольшой по численности, но значительной по влиянию группы граждан созрело мнение, что неплохо бы бронзового ехидца сплавить куда-нибудь подальше от здания администрации. Тем более что он уже пару раз нацелился на лексус председателя городского суда.
Перенести скульптуру планировали ко входу в городской парк, экранировав администрацию железной дорогой, но возмутился начальник городского управления внутренних дел, чье здание соседствовало с парком. Его поддержали начальник станции железной дороги, директор городского Дома культуры и вице-мэр по рекламе, культуре, спорту и молодежной политике. Обсуждались предложения поставить старичка у церкви или у входа на стадион. Но объединение футбольных фанатов пообещало объявить «сезон ярости» если «этот америкос зеленый» укажет хоть на кого-нибудь из кумиров команды, а батюшка пригрозил анафемой и передачей заказа на строительство храма в Новых Ямках женской строительной компании из Москвы.
Ситуация зашла в тупик. В неравной борьбе с наследием Бориса Бора пали: ректор Государственного университета мировой культуры (ГУМК), базировавшегося в Ямках, главный санитарный врач, председатель Комитета по управлению городским имуществом и еще двенадцать скромных ямчан, чьи имена слишком хорошо знакомы тем, кому надо. Трижды о старика с авоськой разбивали бутыли с краской, один раз в него въехали жигули пятой модели, и один раз у постамента взорвалось самодельное безоболочное взрывное устройство. Но тот устоял. И даже крутиться вслед проезжавшим иномаркам не перестал.
Кстати, голуби на старика не садились: ни на голову, ни на плечи, ни на руку.
По городу поползли слухи, что со дня на день, точнее с ночи в ночь, скульптура «Держи его!» просто исчезнет с площади перед администрацией и в лучшем случае будет сдана на металлолом. Началось формирование народного движения «Держи его!», первые добровольцы вышли дежурить на площадь в ночь на 15 марта, отмечая годовщину «лесной выставки» ББ и позируя перед телекамерами нефедеральных телеканалов.
Решение проблемы пришло внезапно. И даже не столько пришло, сколько совершенно неожиданным образом материализовалось в кабинете нового вице-мэра по строительству в виде двух черноволосых и черноглазых женщин: одна постарше, в черном платке на голове, другая моложе, с маленькой черной собачкой на поводке. Как они прошли в кабинет и о чем говорили с вице-мэром в течение двадцати минут, можно только догадываться. Но сразу после этой беседы вице-мэр созвонился со своим начальником и изложил тому план спасения.
Через неделю ехидный бронзовый старичок с авоськой был торжественно перенесен на новое место. Везли и устанавливали его в простыне. Вновь играл оркестр, но никого из администрации города, рангом выше заместителя начальника управления в этот раз на открытии не было. Когда же простыню стянули, рука старичка дернулась сначала в одну сторону, потом, другую. Затем скульптура начала яростно вращаться и внезапно замерла, показывая пальцем на вход в ограду, внутри которой она оказалась заточена.
Все сложилось хорошо. Дети по-прежнему любят качаться на вытянутой бронзовой руке, подростки по ночам перелезают через ограду и играют старичком в бутылочку. Им здесь даже интересней, чем на площади. И многие новобрачные заезжают сфотографироваться.
А что не заехать? Скульптура же стоит не абы где, а на городском Ямкинском кладбище.
Очень удобно.
Отсюда мораль: только попав на кладбище, мы можем понять, чего заслуживаем.
Заседание пятое
Это рассказ о событиях, которые всем присутствующим должны быть памятны, но подозреваю, что каждый запомнил их по-своему.
Название басни:
Тереха и окуни. (зачёркнуто)
Один удивительный вечер.
Один памятный день.
рассказчик:
Сергей Фабр
Да. Да. Я собирался рассказать сегодня, как мы ловили на озере окуней и встретили Тереху, последнего конюха рязанской земли. Но если некоторые члены КЛУБа столь бурно протестуют против басен, построенных на основе сюжетов об охоте и рыбалке, мне ничего не остается, кроме того, чтобы обратиться к событиям прошлого.
* * *Вечером пятницы, тринадцатого июня тысяча девятьсот восьмидесятого года, а если быть более точным, то в 19 часов 55 минут, я шел по Арбату, направляясь к дому номер 35, на углу с Калошиным переулком. Смеркалось. Или нет. Не помню, смеркалось ли вообще тогда, четверть века тому назад. Тот вечер был прохладным, это я помню хорошо, дождь прошел днем, скособочил, снес, поменял всю прокисшую жару на свежие строгие сумерки.
Я шел медленно, любуясь тем старым, непешеходным, Арбатом, от метро «Смоленская», мимо овощного магазина, где время от времени можно было купить венгерский «Токай», мимо ресторана «Риони», магазина «Букинист» и еще одного овощного магазина, где время от времени можно было купить грузинские вина. Шел медленно, наслаждаясь самой возможностью никуда не спешить после сравнительно неплохо сданной сессии, за что и был обруган господином, который сейчас сидит слева от меня.
Да, спасибо за уточнение. Конечно, обруган был не за сданную сессию, а за то, что опоздал на пятнадцать минут. Ну, извини.
Надеюсь, все уже поняли, что речь идет о знаменитом доме Филатовой, или «доме с рыцарями», где в то время шла большая стройка. Или перестройка? нет, перестройка – это потом. Я был сторожем на стройке, как и все здесь присутствующие, за исключением тех, кто был пожарником. Между прочим, господин, который сейчас сидит напротив меня, а в тот день должен был вместе со мной выходить в ночную смену как раз в качестве пожарника, вообще не пришел. Так что обидные слова, сказанные мне, и только мне, в тот вечер тринадцатого июня 1980 года, в пятнадцать минут девятого… Нет, конкретно какие не помню… И спасибо, напоминать не надо… Те слова я считаю несправедливыми.
Свой долг я выполнил, заступил на дежурство, заварил чай в кружке, вскипятив воду кипятильником, что категорически запрещалось техникой безопасности. Но, во-первых, пожарник в доме Филатовой в тот момент отсутствовал по забытой мной причине, а во-вторых, если бы он пришел на дежурство, то мы бы вскипятил не одну, а две кружки. Или же кто-то пошел бы в магазин. У меня с собой был «В круге первом», в самиздатовском варианте, и я собирался провести вечер и часть ночи с пользой. Но не судьба.