Крутой вираж…

– Молодец, Витя. Вот теперь я тебя узнаю. Да! Вспомнил! Я чего тебя искал? Полкана видел, он нас с тобой приглашал на субботу. Там в спортзале какой-то юбилей, будут показательные бои. Очень просил прийти, поучаствовать. Полкан – это наш тренер. Кличка эта давно за ним закрепилась. То ли от имени – Поликарп Кондратьевич. То ли от звания его – полковник милиции. Полкан – звали за глаза. А так, уважительно – Кондратич.

Выпили в тот вечер хорошо. Тем не менее, домой Виктор добрался в умиротворенном расположении духа и спал хорошо. А утром вместе со снятой пивом утренней головной болью ушла и жалость к себе, и досада.

В субботу они пришли в спортзал. Встретили их, как родных. Полкан просто светился счастьем:

– Ну, спасибо, ребята, уважили! А выросли то как! Ты, Витя, был у меня в первом полусреднем с запасом, теперь, наверное, и в средний с трудом войдешь. Тренировались в училище? Ребята переглянулись и засмеялись:

– Не регулярно, Кондратич. Но продуктивно.

– Проведете сегодня показательный бой перед молодежью?

– Между собой? Или хотите подставить нас какой-нибудь вашей новой восходящей звезде? Не иначе у вас таковая имеется?

– Да есть паренек. В мастера метит. Пока работает по первому. В твоем, между прочим, Витя, бывшем весе. Может, Виктор, попробуешь? Два раунда. Показательный бой. Предупрежу, чтобы аккуратно.

– Давай, Кондратич, побалуемся. Можешь не предупреждать. Раз показательный, значит, технику будем показывать, а не драку. Через сколько гонг?

– Да по готовности, Виктор, по готовности. Он, собственно, ждет тебя. Пойдем, познакомимся.

Паренек оказался плотным крепышом. Смущенно протянул руку, представился:

– Сеня.

– Ну, что, Сеня, разомнемся? Вижу, силенка у тебя имеется. Не стесняйся. Будем показывать бой настоящий. Понарошку не интересно. Согласен?

– Подходит.

Виктор заранее представил себе картину боя. Парень цену себе знает, но будет осторожен – обо мне от Полкана слышал. Значит, начнет аккуратно. Защитный вариант. Тут я ему подыграю – буду легко атаковать, но без напора, просто держать на дистанции. В середине раунда он начнет меня прощупывать – попробует вылазки в ближний бой. Опять подыграю – дам пару раз пройти, без контратак. Держу глухую защиту. По первому раунду у него впечатление сложится о преимуществе. Публика будет довольна.

Второй раунд Сеня начнет решительно, поскольку почувствует, что может выиграть. С моей стороны – снова глухая защита. А когда он уверует, что полностью ведет бой, я включаюсь и сыграю на опережение. Проведу контратакующую серию с несильными, но акцентированными ударами. И отход. Дальше – в зависимости от результата, но бой уже буду вести я. Показательно, на технику.

Полтора раунда бой проходил в точности с прогнозируемым Виктором сценарием. Но вот, когда в середине второго раунда Виктор провел подготовленную контратакующую серию, Сеня ситуацию оценил неверно – как случайную. Тут же полез вперед – пришлось вновь его жестко остановить. Потом еще раз, и Сеня поплыл. Виктор аккуратно довел бой до конца, стараясь не нанести нокаутирующий удар, поскольку Сеня стал раз за разом подставляться.

В целом, бой получился. Зрители и Полкан были довольны. Полкан шепнул на ухо Виктору:

– Молодец. Давно я хотел, чтобы его кто-нибудь поучил слегка, зазнается парень. – А Сеня расстроился:

– И как тебе удалось перехватить инициативу? Весь бой я вел, осталось чуток и – концовка. – Виктор загадочно улыбнулся:

– Кондратича больше слушай. По себе знаю: когда приходит чувство, что уже что-то можешь, слова тренера начинаешь мимо ушей пропускать. Техника у тебя в порядке. А по части тактики и стратегии, Кондратич тебе наш бой разложит по полочкам. Но в принципе, ты боец. В боксе, да и не только – это главное. Так, что – удачи тебе, Сеня!

Подошел Женька:

– И как ты удержался, чтобы ему не врезать? Как он на тебя попёр, нахал!

– Да ты что Женя? Бой то ведь не реальный – показательный! Если он парень умный, то, все, что я показывал, поймет. Полкан подскажет.

Женька сказал, что куда-то спешит и умотал. А Виктора бой умотал. Он давно не тренировался. Хорошо, что мудрый Полкан остановился только на двух раундах. На большее сил бы уже не хватило. Виктор разделся, взял полотенце и расслаблено побрел в душевые.

Проход из мужской раздевалки в душевые начинался за левым поворотом коридора. Повернув, он вдруг едва не столкнулся…Сначала он увидел узкие ступни ног с наманекюренными ногтями. Подняв глаза, – обомлел. Перед ним стояла стройная, спортивного вида девушка. Если для сокрытия тех или иных недостатков фигуры женский пол умело пользуется предметами женского туалета, покроем одежды, то настоящую красоту можно оценить, лишь убрав все лишнее. Что-то подобное у него промелькнуло в голове, когда он увидел ее. Ладно скроенную по всем законам естественной гармонии молодого женского тела. Лишь лоскут ткани едва прикрывал сокровенное место тела, покрытого густым золотистым загаром. Девушка выглядела столь ослепительно, что у Виктора случился ступор. Он тупо уставился на незнакомку и окаменел. Девушка не смутилась – стояла и улыбалась. Помахав перед его глазами рукой, попыталась оживить:

– Эй, отомри! Ты, что, никогда не видел девочек? Такой большой, пора бы. Будь проще, и народ к тебе потянется! Да тебе, наверное, нужен душ, мужской душ? – Он, молча закивал, не смея смотреть ей в глаза. Она продолжала стоять спокойно, предоставляя ему возможность любоваться собой и потешаясь над его оглупевшим видом.

Затем также невозмутимо произнесла:

– Поворачивай, если сможешь, хи-хи, назад, через два метра повернешь влево. Ты, просто прошел поворот, ведущий в мужской душ. Наверное, давно здесь не был. Теперь мужской душ там, где раньше был женский. Вдогонку крикнула:

– Знакомиться будем потом, подожди меня после душа на выходе.

Они познакомились. Света была волейболисткой и выступала за сборную юношескую команду Запорожья. А здесь как раз проходил чемпионат Украины. Команда проиграла в полуфинале и участницам соревнований теперь представились два дня свободной жизни. Смотрела его бой. Поняла, что он играл с соперником, «как кот с мышью»:

– Ты, что, мастер спорта?

– Первый разряд, но я старше и опытнее. Я курсант авиационного училища. Сейчас в отпуске. А бокс, так – хобби.

Они, как-то сразу почувствовали родственность душ. И их души просили общения. Вдруг она спросила:

– У тебя здесь есть девушка? Нет? Знаешь, в вашем городе я тоже никого не знаю. Давай сегодня я буду твоей девушкой. А ты пригласи меня куда-нибудь. У меня деньги есть, пойдем в ресторан?

– В ресторан? С удовольствием! Только, к сожалению, у меня с деньгами… Подумалось: «Вот дураки, тогда с Женькой все пропили» – Не гоже, когда приглашает девушка. Будем считать, что ты приглашаешь меня взаймы. Все следующие разы – за мной.

Вечер получился. Они много разговаривали, танцевали. Виктор давно не чувствовал себя таким спокойным и умиротворенным. Он проводил ее до гостиницы. Перед тем как расстаться, мучительно соображал: поцеловать – не поцеловать. Она сама приникла к нему:

– Пойдем ко мне? – После несложной комбинации с отвлечением консьержки они прошли на нужный этаж. Здесь сидела дежурная по этажу. Света шепнула ей на ухо необходимые слова, и они прошли в номер. Номер был двухместный. Света сняла обувь, бросила Виктору:

– Располагайся, а я приму душ, переоденусь.

– А как же…Он кивнул на вторую кровать, имея в виду, что в комнате должны проживать двое.

– Это уже не твоя забота. Не забыл, что сегодня я твоя девушка? – добавила: – на целые сутки!

И они нырнули в ночь, как в омут. В ночь нежданного блаженного безумия. Обнявшись, они не отпускали друг друга до утра. Виктор, проваливаясь в короткий сон, продолжал удерживать ее руку. Он впервые познал настоящее счастье близости с женщиной и упивался им вволю. С Настей было совсем по-другому. Недоставало полной открытости, наверное, безумия. Света уже имела некоторый опыт. Вела себя совершенно свободно и естественно. И он на это откликнулся тем же. Сумасшедшая ночь прошла быстро и при расставании их охватила искренняя грусть. К утру он уже признавался ей в любви и готов был провожать ее в родное Запорожье. Света еле отговорила его:

– Затоскуешь – напиши, – и оставила свой адрес. Ему было удивительно, но он не затосковал. Все произошло неожиданно быстро и как-то просто. Почти по-деловому. Период знакомства, ухаживания оказался слишком коротким. Тело ликовало, но в душе зарубки не осталось.

Вдохнув в отпуске глоток вольной жизни, в училище Виктор возвращался с большой неохотой. Когда оказался за забором, навалилась тоска. Приехали и остальные ребята. У всех подавленное настроение – снова казарменная, почти тюремная, жизнь. За пятнадцать минут до контрольного срока появился Генка – бодрый и веселый:

– Что, соколики, приуныли? Радоваться надо, теперь мы – выпускной курс. Это нужно отметить. Что бы вы без меня делали? После отбоя подползайте с закуской. – Генка умудрился притащить две бутылки самогона:

– Первач высшей пробы. Дед специально для сталинских соколят варил. Сам дед всю войну прошел авиамехаником. Летунов звал сталинскими соколами, а технарей – соколятами.

Командир роты Земков, почувствовав, что у курсантов после их отпуска появился некий дух вольности, решил закрутить гайки. Повод нашелся быстро. Обычно раз в месяц каждый взвод участвовал в хозяйственных работах. Чаще всего посылали на железнодорожную станцию, где требовалось разгрузить вагон угля. Почему-то такая работа выполнялась исключительно по ночам. Возможно, считалось неприличным показывать населению курсантов, выполняющих тяжелую грязную работу. В этот раз оказалось, что под разгрузку был подан не один вагон, а два – пришлось выполнять двойную норму. Если обычно часам к четырем утра работа заканчивалась и удавалось до завтрака несколько часов поспать, то в этот раз курсанты вернулись в казарму только к восьми утра. Вернулись уставшими, голодными и злыми.

Поступила команда:

– Умыться, переодеться и через десять минут построение на завтрак. В ответ недовольный ропот: «Дай передохнуть. Что за спешка?» Однако Хвэдя был неумолим:

– Отставить разговоры! Через десять минут построение.

Построились. Появляется сам Земков. Командует:

– На право! Шагом марш! Запевай!

Такой был заведен порядок: почти все передвижения строем должны производиться «с песней». Для этого в каждом взводе существовал штатный «запевала». У нас эту роль выполнял Сашка Бородин. Он заворчал. Тихо, но внятно:

– Он, что, охренел? Не то, что петь – жрать не хочется! Все же затянул:

«Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится… (ать-два), угрюмый танк не проползет …(ать-два), там пролетит стальная птица».

Припев должны бодро подхватить остальные. Остальные молчат. Сашка вновь солирует: «Там, где пехота не пройдет…(ать-два), где бронепоезд не промчится…(ать-два), угрюмый танк не проползет…(ать-два), там пролетит стальная птица».

Новая команда Земкова:

– Взвод, кругом! На исходную позицию – шагом марш!

Земков возвращал взвод два раза. На третий раз он решил усилить силу воспитательного воздействия:

– Взвод! Разойдись! Через две минуты построение с противогазами! – И погнал взвод на трехкилометровый марш – бросок. В противогазах!

В столовой взвод появился через час. Без песни. Еще более злые и еще более усталые. Земков злорадно усмехался.

А зря! Борьба еще не была окончена. И ребята, сговорившись, выложили свой главный козырь – отказались от еды. Сели за столы, посидели положенное время и, не притронувшись к пище, встали и вышли из столовой. Прибежал дежурный офицер по училищу, попытался уговорить – не бузить и вернуться. Не помогло. Это было ЧП! В армии одно из самых серьезных. Доложили начальнику училища. Он обязан доложить еще выше. Обычная разборка с поиском виновных в этой ситуации ничего не давала – среди курсантов отсутствовал единоличный виновник! Зато он был налицо среди командиров. Слишком много он себе позволил. Нарушены были все нормы – работы, отдыха, сна, питания. Земков получил «предупреждение о не полном служебном соответствии».

После этого Земков с курсантами нашего взвода держал дистанцию. Командовал исключительно через своего взводного – старшего лейтенанта Дроздова, который появился у нас в конце первого курса. Дроздов – широкоплечий крепыш с бледно-голубыми глазами и зычным голосом. Настолько зычным, что когда он включал свои голосовые связки на полную мощность, казалось – воробьи с деревьев посыплются на землю. По крайней мере, когда такое случалось, то курсант Суслик обхватывал свою голову руками и наклонялся к земле. Тем ниже, чем зычнее звучал голос взводного. Суслик получил свою кличку не от своей фамилии – Суслов, а за щуплое телосложение и малый рост, при котором он был вынужден постоянно вытягиваться вверх, словно суслик, охраняющий свою норку от нападения копчика. Суслика не обижали. Парень он был простой, добрый и на редкость наивный. До такой степени, что никакого интереса у любителей позубоскалить не вызывал.

Дроздов же поначалу показался нам мужиком суровым, но справедливым. Когда он объявлял взыскание, обязательно уточнял: «Понятно?». И все разумели, что имелось в виду: «Понятно за что? Справедливо?». И тут уж лучше морду недовольно не корчить. А то, как гаркнет: «Чт-о-о?»

Однако вскоре у него обнаружилась одна странность, связанная с прежней профессиональной деятельностью. А служил он и воевал, как оказалось, в войсковой разведке. Ну, понятно, там главная работа: просочиться через линию фронта, языка взять и тому подобное. Вот и у нас он стал…В общем, как привык. Известно, что, при проверке постов, проверяющий должен подходить к часовому в сопровождении «разводящего» открыто, чтобы тот заранее мог обнаружить их приближение. Не дай бог часового «пугать»! Ночью. Многие стоят на посту и без того напуганные. Карабин часового заряжен боевыми патронами, с испугу может и пальнуть.

Дроздову же нужно было обязательно «просочиться» к часовому незаметно. Обычно он тихо подкрадывался из-за какого-нибудь темного угла, и, неожиданно возникая перед часовым, орал жутким голосом:

– Подъем! Смирно! – если заставал часового дремлющим. Или:

– Ну, что – «Стой, кто идет?» – если часовой хоть и оказывался в состоянии нормального ночного бодрствования, но все же прозевал проникновение «лазутчика».

Случилось это, когда в очередной раз глубокой ночью Дроздов проверял несение службы часовыми. На одном из постов обнаружил, что часовой, а это был Суслик, забравшись в постовую будку, спит. Спит стоя, обнявши карабин. Не долго думая, Дроздов опрокинул будку вместе с Сусликом на землю. «Шутка» могла иметь тяжелые последствия. Шок Суслика с остаточными явлениями психики – само собой. Кроме того, карабин был снаряжен штыком. При падении будки штык мог воткнуться куда угодно – в лицо, в горло. На этот раз все обошлось. Но последствия были …

Остаточные явления психики Суслика, вызванные глубоким долго переживаемым испугом, трансформировались в навязчивую идею. Идею мести. И вот однажды, глубокой ночью, Дроздов, как обычно, используя свое мастерство разведчика, незаметно прокрался на территорию поста. Часового на посту видно не было. Зато будка не было пуста. Когда Дроздов, уже подобравшись к будке, приготовился ее опрокидывать на землю, сзади одновременно с характерным звуком затвора, загоняющего боевой патрон в патронник, раздались команды:

– Стой! Ложись! – и тут же прозвучал выстрел.

– Предупредительный! – заорал Суслик, – не двигаться! Следующий – на поражение. – Попытка Дроздова объясниться с часовым ни к чему не привела, она лишь распалила Суслика еще больше, и он с наслаждением продолжал орать:

– Лежать! Буду стрелять! – В караульном помещении выстрела не услыхали, и «разводящий» прибыл на пост Суслика только через час. Все это время Дроздов, будучи под прицелом карабина, пролежал, уткнувшись носом в землю и боясь пошевелиться.

Как ни странно, курсанта даже не наказали. Он притворился сильно напуганным. Что взять с «двинутого?». Кроме того, формально он действовал правильно. Ведь он Дроздова «не узнал» и даже «не мог предположить», что человек, скрытно пробирающийся на территорию поста, мог оказаться его командиром. А то, что свою шинель повесил на гвоздик в будке – так было жарко. И действительно, была весна, и температура даже ночью оставалась выше нуля. После этого случая Дроздов, напрочь, «забыл» свои навыки разведчика. Кстати, Суслику он ни словом, ни делом – никак не напоминал о произошедшем. Правильный все-таки мужик.

Когда после приказа о присвоении офицерских званий состоялся выпускной вечер, бывшие курсанты вместе с Сусликом подошли к взводному, типа того – извиниться. Он выпил с ними, как с равными, и даже похвалил Суслика – в том духе, что бывают случаи, когда поступать нужно именно подобным образом, решительно. Пользуясь случаем, ребята попытались разговорить его о службе в разведке. Дроздову эта тема пришлась не по вкусу, он сразу изменил тон разговора:

– Вот вы, ребята, теперь – офицеры. Представляете, что это за профессия? Людей убивать! А кто из вас, свинью может зарезать или, хотя бы, курицу. То-то же! Стрелять по врагу на расстоянии – из карабина или пушки не так уж сложно. Почти – как по мишени. А представьте себе – зарезать ножом. Человека! Лицом к лицу! Это и есть разведка. Война не на расстоянии, а лицом к лицу.

Виктор попробовал представить. Нет, не смог бы. А может быть и смог бы – если по-настоящему встанет вопрос: кто – кого. Ему показалось, что он Дроздова понял – обстоятельства формируют нас – не только навыки, но и психологию, и жесткость, и остальное…И еще: в условиях войны проходят проверку те качества человека, которые определяют его способность выжить. Боевые летчики – истребители рассказывали, что больше половины всех потерь приходилось на летчиков в их первом бою. Первый бой – жестокая проверка: способен воевать и выжить или нет. Остался жив – не только проверку прошел, но и поверил в себя. И познал то, что никаким другим способом познать нельзя. Заглянул в глаза смерти.

Время, проведенное в училище, оказалось не просто потерянным – это время было связано с травмированием психики, чувства собственного достоинства. Именно тогда закладывались истоки понимания курсантами своей «второсортности» и как офицеров, и как профессионалов.

Гл. 6. В авиации, как в авиации

В начале октября 1956 года Виктор окончил училище с дипломом по специальности: «авиационный техник по эксплуатации самолетов и двигателей» и в офицерском звании «техник-лейтенант». Это звание имело налет некой условности: звание, вроде бы, офицерское, но, прежде всего, носящий его – техник. Технарь, одним словом. Так технари и называли себя – «техник минус лейтенант».

Впоследствии, когда летчиков из училища стали выпускать с записью в дипломе «летчик – инженер», их между собой также, совершенно справедливо, называли: летчик минус инженер. Как авиационные техники, по своему роду деятельности не были офицерами, так и летчики от одной этой записи не становились инженерами.

Звание «техник» было доминирующим. Полагающееся представление начальству по должности и по званию часто звучало странновато. К примеру: Старший техник – пиротехник младший техник – лейтенант. Для непосвященных – полная бессмыслица. По протоколу же: первые три слова означали должность, вторые три – звание. И погоны у технарей были особые. Если летный состав, как строевые офицеры, носили золотые погоны, то инженерно – технический состав – серебристые.

Таким образом, их второсортность закреплялась вполне официально. Технари шутили: «Что это за войска такие – погоны белые, а рожи – красные». «Рожи» у технарей действительно были красные – зимой от мороза, летом – от знойного солнца. Их рабочим местом был аэродром. В ходу была присказка: «Нормальные люди для того, чтобы подышать свежим воздухом едут по выходным за город, а мы на этом проклятом свежем воздухе – каждый день с раннего утра до позднего вечера. И в зной, и в стужу».

Служить Виктор был направлен в Одесскую воздушную армию. После собеседования в штабе ВВС округа получил назначение в полк, который дислоцированный в центральной части Бессарабии. Самолет МиГ-17 по двигателю и основным самолетным системам мало чем отличался от своего предшественника – МиГ-15, который Виктор знал прекрасно. Аэродром третьего класса. Вместо бетонной ВПП – металлические листы с отверстиями, из которых при посадке самолета вылетают фонтаны грязи. В поселке – тоже грязь. А летом – пыль. Структура почвы такая – смесь чернозема с глиноземом. И грязь от такой структуры особая. Скользкая, и в то же время, вязкая.

Получил зимнее техническое обмундирование: куртка из «чертовой кожи» (плотной брезентовой ткани) с меховым воротником, ватные штаны, валенки с калошами, варежки на меху с одним пальцем. Все – тяжелое и жесткое. Не то, что не побегаешь – в полном зимнем комплекте с трудом ходишь. Зимой технари выглядели как клоуны, да и работать в такой одежде неудобно.

При получении обмундирования на складе Виктор спросил:

– Как в таких варежках работать?

– А они не для работы. Работать будешь голыми руками. А варежки – для того, чтобы руки греть в перерывах.

Разделение на два сорта ощущалось во всем: столовая – летная и техническая. Норма питания, норма выделения жилья – соответственно. Транспорт: для летного состава – автобус, для техников – открытая бортовая машина. Специальная одежда летчиков – кожаные комбинезоны, шерстяное белье и свитер, меховые унты, меховые перчатки. Для техников всего этого жалко – понятно. Хотя шерстяное белье и свитер ведь немного стоят. Допустим, до аэродрома – несколько километров можно и на бортовой машине доехать. Но, разве сложно брезентовый тент соорудить? А скамьи накрыть хотя бы плотной тканью?

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.