Крутой вираж…

До сдачи экзаменов все варились в одном котле – в палаточном городке все были равны. После зачисления были назначены командиры, которые сразу повели себя соответствующим образом.

Особо выделялся Федя Савчук – хохол (хохол – это не национальность, а стиль поведения), который в чине младшего сержанта был назначен помощником командира взвода. Командиром взвода был старший лейтенант Цветиков, который с подачи Мишки Константинова (николаевца) получил кличку свекровь. За то, что был неугомонным, совал свой нос во все щели и беспрерывно делал замечания. После своего назначения Савчук, построив взвод – 48 душ (два классных отделения), объявил, что теперь он – командир и к нему следует обращаться на Вы: «Товарышу сэржант, и шоб Хвэдею нэ звалы», – у него был совершенно жуткий акцент – «суржик» (не украинский, а именно «хохляцкий» – чудовищная смесь русского и украинского). Как и большинство «настоящих» хохлов, был он туповат, нагловат и ум его не распространялся дальше простой мужицкой хитрости.

С самого начала Виктор бравировал независимым поведением. В глубине души рассматривал училище второсортным – ведь он сам готовился в летчики! По вечерам вместо обязательной самоподготовки уходил в библиотеку. Здесь он нашел литературу, которая его больше интересовала, чем та, которая шла по программе. Книги по практической аэродинамике реактивных самолетов, воспоминания боевых летчиков. Нашлась «Инструкция по летной эксплуатации МиГ-15бис» и прочие.

В лице Виктора все ощущали лидера. К нему тянулись наиболее развитые ребята. Во взводе сложился коллектив, ядром которого были ребята из Николаева: сам Виктор, Юрка Ячнев, Женька Зяблев. Женька тоже был боксером, и они с Виктором были знакомы еще до училища. В компанию также вошли: Юрка Огуренков – из Киева, Генка Звягун – из Одессы, Сашка Бородин из Белгород – Днестровского (под Одессой). К ним примкнул Олег Ивченко – из местных. Дружба складывалась по большей части на основе совместных занятий спортом. Кроме бокса занимались штангой, вольной борьбой.

Юрка Ячнев был скромным и очень застенчивым. Его легко можно было обидеть. Когда на него наезжали командиры, он терялся – моргал глазами и не знал, что ответить. Погиб он нелепо, года через два после выпуска. Будучи в отпуске в родном Николаеве, провожал девушку. У девушки оказался то ли муж, то ли жених – полусумасшедший, который разрядил в Юрку охотничье ружье.

Сашку Бородина мы звали композитором не только за фамилию. Он был очень музыкальным: профессионально пел баритоном, играл на аккордеоне. Какой черт занес его в это училище?

Юрка Огуренков был из обеспеченной семьи, слегка избалован. Когда в 6 утра дежурный жутким голосом орал: «Подъем!», положено было за 40 секунд одеться и стать в строй. Зато время, в течение которого передовики заканчивали одеваться, Юрка был способен лишь перейти из лежачего положения в сидячее. Половину отведенного срока он приходил в себя, постигая – где он и что происходит вокруг. Его глаза в это время отражали вселенскую тоску и ужас перед началом наступавшего дня. К строю он «подгребал» самым последним, при этом всем своим видом демонстрировал полное презрение к происходящему ритуалу. Оглядывался по сторонам, как бы говоря: «Какие же вы все – идиоты!». Виктор, глядя на него, думал: «Если он окончит училище, то вряд ли после выпуска сможет служить в армии».

Олег был местным и выделялся пижонством. Форму подбирал тщательно, подгонял – что-то подрезал, что-то ушивал. Носил на голове «кок», намазывал его бриолином. Иногда в увольнении вся компания вваливалась к нему «в гости», его мать угощала будущих офицеров отличным самогоном. Компания, попадая в увольнение, вела себя не так, как большинство. Ребята могли выпить, но не пьянствовали. Не посещали танцы. Ходили плавать на пруд, иногда играли с местными в баскетбол. Часто просто гуляли по городу. Заходили в магазин, покупали пару батонов хлеба и по бутылке молока. В училище кормежка была хорошая, но молока не давали.

Олег из нашей компании слегка выпадал. Он не столь рьяно увлекался спортом, любил выпить. Однажды из увольнения пришел, выпив изрядно лишнего. Когда роту построили на вечернюю поверку, ему стало нестерпимо тошно. Тут он проявил незаурядную военную смекалку: чтобы себя не выдать, он быстро снял сапог и использовал его в прикладных целях. В строю стоял во втором ряду, никто и не заметил, кроме рядом стоящих.

«Хвэдя» (после его тронного выступления между собой его иначе не называли) Виктора невзлюбил сразу. Впрочем, это было взаимно. Виктор ему часто дерзил, за что часто получал наряды «вне очереди». Каждый из них соответствовал суточным отработкам – на кухне или дневальным по роте. Обычно в наряды ходили по определенному графику. Наряды же «вне очереди» положено было отрабатывать исключительно по выходным. Однажды Виктор обнаружил, что «Хвэдя» посылает его в наряды по выходным чаще других даже тогда, когда внеочередные за ним не числятся. На вопрос Виктора «Хвэдя» дал разъяснение: «А цэ тоби по очэрэди – ты по очэрэди в выходные вже два мисяця нэ був. В прошлое був? Так то ж вни очэрэди, а цэ не засчитуеться». Виктор был ошарашен и решил жаловаться командиру роты – капитану Земкову, чернобровому красавцу, всем своим видом подчеркивающему уникальность и значимость этой красоты. Нет сомнения в том, что он пользовался успехом у слабого пола.

Выслушав Виктора, Земков уточнил:

– Так значит у вас, товарищ курсант, нарядов вне очереди нет?

– Нет, товарищ капитан.

– А ваш командир – младший сержант Савчук вас все равно в наряды исключительно в выходные дни посылает?

– Так точно, товарищ капитан.

– Так это же очень легко исправить. Я вам объявляю пять нарядов вне очереди. Идите и доложите об этом своему командиру.

С весны 55 года в училище порядки установились «Жуковские» (Г. Жуков в феврале стал министром обороны). Известно его высказывание: «В армии командую я и сержанты». На практике это означало, что сержантам много позволялось, в том числе действия, выходящие за пределы уставных отношений. Возможно, «дедовщина» в армии именно тогда и закладывалась. Вообще официальная точка зрения относительно фигуры маршала Г, Жукова порой расходится с мнением тех людей, которые знали его достаточно хорошо, кто воевал под его командованием.

По-видимому, у И. Сталина имелись веские основания к тому, чтобы в июне 1946 года снять Маршала с должности, обвинив в «отсутствии скромности, чрезмерных личных амбициях, приписывании себе решающей роли в выполнении всех основных боевых операций во время войны».

Тогда против Жукова было начато так называемое «трофейное дело», связанного с вывозом им из Германии огромного количества трофейного имущества (эшелонами) – в основном, антиквариата (старинной мебели, произведений искусства) в свое личное пользование. По сведениям западной прессы, у Жукова было изъято два десятка золотых и с драгоценными камнями часов, 15 золотых кулонов, свыше 4000 метров ткани, более 40 ковров и гобеленов (из немецких дворцов), полсотни картин известных мастеров, два десятка дорогих охотничьих ружей произведенных по специальным заказам и т. д. и т. п.

После смерти И.Сталина Жуков вновь занял ведущие позиции в армии, став в марте 1953 года первым заместителем Министра обороны СССР, а девятого февраля 1955 года занял пост Министра обороны. Новое восхождение Жукова связано с его решающей ролью в поддержке Н.Хрущева во время его борьбы за власть – вначале с «врагом народа и шпионом» Лаврентием Берия, а затем – с «антипартийной группой» В.М. Молотова, Л.М. Кагановича, Г.М. Маленкова «и примкнувшим к ним» Д.Т. Шипиловым, которая завершилась в 1957 году партийным осуждением и изгнанием последних из политической жизни страны. И вновь в этих событиях сыграли личные амбиции Маршала, который выступил против тех, кто вместе с И.Сталиным в свое время его «обидел».

Личность Н.Хрущева весьма противоречива, а его эпоху правления трудно оценить для страны в качестве положительной. В каждом из кажущихся позитивных начинаний Н.Хрущева присутствовала противоположная сторона, которая по большей части была доминирующей. Чего стоит только его идея «разогнать» военную авиацию, физически уничтожить многие сотни исправной авиационной техники, уволить из рядов армии массу летчиков в расцвете сил и технических специалистов, многим из которых не дали дослужить до пенсии несколько месяцев? А передача Крыма Украине? Не говоря уже о, так называемом, освоении Целины, кукурузной эпопее и пр.

В училище действовала странная воспитательная система: курсантов готовили стать офицерами и при этом прививали стойкое неуважение к этой категории защитников Родины, да и к армии – в целом. Чем больше Виктор узнавал об армии, о больших и не очень больших (не всех, но очень многих!) командирах, тем большее он испытывал разочарование.

Конечно, после окончания первого курса, несмотря на неоднократные рапорты и просьбы Виктора, никто его в летное училище не направил. Его разговор с замполитом училища закончился неприятно: «Будете настаивать – отчислим из училища и направим рядовым в часть. Отслужите полный срок, потом поступайте куда хотите». То есть, все с нуля. Зачем тогда он поступал в училище? Теперь после училища его заставят служить техником, и тогда тем более не будет шансов поступить в летное. Он стал серьезно подумывать о подаче рапорта на отчисление, но тут случились событие, нарушившее его планы.

Начиналось все тривиально. Основным местом общения и развлечения молодежи города были танцы в местном клубе. Как, это обычно бывает, среди мужской части танцоров существовали враждующие группировки. Наиболее устойчивые из них – местные против курсантов. В результате этого противостояния эпизодически случались мордобои. Почти всегда по одному и тому же сценарию – вначале местные «подлавливали» одного или нескольких курсантов и «отделывали» их далеко не в рамках «джентльменских» правил – на одного наваливалось несколько. После этого шла «мобилизация» в училище и в очередное увольнение шла подготовленная команда «мстителей», которая лупила всех без разбора. Естественно, что основные виновники начала боевых действий заранее прятались (видимо о готовящейся акции их кто-то предупреждал), и пострадавшими оказывались совершенно непричастные. Если последствия разборок оказывались достаточно тяжелыми, включалась цепочка: милиция – местные власти – командование училища – поиск и наказание виновных курсантов. Истинные зачинщики оставались в стороне.

На этот раз «подловили» Юрку Огуренкова и Юрку Ячнева. Их побили сильно. Били ногами. Били по голове. Как выяснилось, ни за что. Они на этих «танцах» появились едва ли не в первый раз. Видно, в процессе приглашения дам «на мазурку», по неопытности, нарушили какое-то местное «табу» – то ли не испросили разрешения у «мамани», то ли не были дамам представлены. Огуренков пострадал сильнее, пришлось обращаться в санчасть. У него были повреждены пальцы левой руки – кто-то на них с силой опустил каблук, когда он уже лежал и не сопротивлялся. На кисть наложили гипс.

Виктор собрал срочное оперативное совещание. Были приглашены наиболее надежные и боеспособные ребята. Решили: сформировать компактную группу, о выходе «на операцию» не должен знать никто; найти истинных виновников – главаря и его окружение; отделать профессионально, но без зверств. Двух боксеров – Виктора и Женьки для этого достаточно. Еще три – четыре должны обеспечить изоляцию «поля боя». Вмешался Генка: «Включите в основную группу». Виктор возражал. Дело в том, что Генка был парнем «приблатненным». У него и характер был соответствующий. Но, главное, он слыл профессиональным драчуном, владел жестокими приемами драки. Большинство решило – пускай. Нужно проучить. Ладно.

Виктор вместе с Юркой Ячневым зашли на территорию клуба первыми. Юрка быстро вычислил обидчиков и «боевая группа» направилась к ним. Их вожак стоял и улыбался, он видел, что к нему направились всего-то четверо (включая пострадавшего). Он быстро оглянулся, что-то сказал своему окружению – их было не менее десятка. Было заметно, что у него вновь «зачесались» руки. Опережая Виктора, вперед рванулся Генка. В правой руке у него мелькнул фонарик. С помощью его он ослепил «вожака», затем тем же фонариком с короткого замаха врезал ему сверху в район ключицы. «Вожак» со стоном рухнул. Рванувшаяся на помощь «свита» нарвалась на точные нокаутирующие удары. Через минуту недобитая часть «свиты» кинулась врассыпную. По полу, пытаясь встать, ползали пятеро. Генка умудрился атаками головой в нос уложить еще двоих. Все произошло настолько быстро, что в основной части танцевальной толкучки никто ничего не заметил. Танцы продолжались. Группа «мстителей» спокойно покинула «поле боя».

Через день на строевом плацу училища было объявлено общее построение. Руководил построением сам начальник училища. Он объявил причину построения: «Группой курсантов совершено нападение на мирно отдыхающих молодых людей – комсомольцев, активистов. Распоясавшиеся хулиганы из числа наших курсантов – я надеюсь, бывших курсантов, жестоким образом избили местных комсомольцев. В результате этого бандитского, не побоюсь этого слова, нападения трое из пострадавших находятся в больнице с травмами средней тяжести. Еще двое получили сотрясение мозга. Все виновные будут сурово наказаны. Будет проведено дознание и при необходимости дело будет передано в военную прокуратуру. А теперь прошу провести опознание участников нападения, позорящих имя курсанта Советской Армии и подрывающих светлую идею единства армии и народа».

Далее «на сцену» вышли вместе с замполитом: секретарь местного райкома комсомола, возглавлявший делегацию из «комсомольцев – активистов». В качестве делегатов выступали двое из числа той части «свиты», которая спасалась бегством, оставив «на поле брани» своих товарищей с «травмами средней тяжести» и «сотрясениями мозга». У Виктора взыграла гордость. Он решил исключить «опознание», порочащее его достоинство и честь будущего офицера. Бросив остальным: «Вышли», он первым сделал шаг вперед. «Боевая группа» в количестве трех человек предстала перед строем.

– А остальные!? – завопил замполит.

– Здесь все – твердо заявил Виктор. Добавил:

– И пускай предстанут те, кто избивал Огуренкова и Ячнева.

– Молчать!!! – замполит окончательно вышел из себя. Задуманное «представление» срывалось.

– У кого был кастет!? – попытка вернуть ситуацию под контроль.

Виктор вновь не выдержал:

– Кастетами пользуются уголовники и слабаки – те, которых вы привели.

А мы не уголовники и нам кастеты не нужны!

По рядам строя курсантов пошел нарастающий гул недовольства происходящим процессом.

Вмешался начальник училища, который, по-видимому, понял, что ситуация совсем не такая очевидная, как ему было доложено:

– Прошу соблюдать дисциплину. Расследование будет проведено. В любом случае, факт участия данных курсантов в драке с представителями гражданского населения очевиден. Это серьезное нарушение. Объявляю взыскание: участникам – по восемь суток ареста с содержанием на гауптвахте строгого режима. Зачинщику Соколову – десять.

«Откуда он решил, что я зачинщик» – подумал Виктор. – «Или это наказание за честность, за прямоту – зато, что я первым вышел из строя?».

Расследованием занимался «особист». Он быстро сориентировался в ситуации, и раскручивать дело не стал. Провокаторская роль местных «комсомольцев» была очевидна. Он только сказал Виктору: «Ты, как квалифицированный боксер («Откуда он знает?») не имеешь права применять свои навыки на улице. Ну, допустим драка. Зачем нокаутировать? Мог бы просто поколотить. А если бы ты его убил? А то, что сам вышел из строя – молодец!».

Что собой представляет гауптвахта строгого режима? Камера 2,2х1,5 метра без окна. Из «мебели» – широкая подвесная полка, которая сразу после подъема – в 6 утра пристегивалась на замок к стенке. Отстегивалась, становясь кроватью, после отбоя – в 23.00. Формально целый день арестант должен проводить на ногах. Впрочем «выводящий» – такой же курсант, задача которого выводить арестанта под дулом карабина в туалет, а также давать ему еду, обычно закрывал глаза на то, что арестант валяется на полу. Самое тяжелое в этой системе – полное отсутствие общения. Арестантов строгого режима запрещено даже привлекать к каким либо работам. Для курящих большие страдания приносит запрет на куренье.

Показательно, что суровые условия гауптвахты строгого режима полностью соответствуют наиболее жесткому тюремному наказанию – содержанию в ШИЗО. То есть, будущий офицер сим воспитательным актом приравнивался к уголовникам. Странная система воспитания офицера. Страдает чувство чести, чувство самоуважения.

Авторитет Виктора в училище – и среди курсантов, и среди некоторых офицеров утвердился окончательно. Только замполит «психовал»: «Дело еще не закрыто. Если напишешь рапорт на отчисление – добьюсь, чтобы тебя направили в дисбат. Там не повыпендриваешься». И Виктор от своего решения – уйти из училища отступился. Как показало время, зря.

Впрочем, он решил этот вопрос обдумать после отпуска – как раз подошло время. К отпуску все подгоняли форму. Главным в ней были погоны. Их делали из офицерских парчовых (парадных) погонов – на среднюю часть каждого погона наклеивалась полоска голубой ткани и, таким образом, они преобразовывались в курсантские. Но смотрелись, как офицерские. Укорачивалась гимнастерка. Отутюживались складки. Надраивалась бляха ремня. Сапоги укладывались в фасонную «гармошку».

Гл. 5. Оперившиеся «соколята»

Виктор до родного города добрался к вечеру. Сразу решил зайти к Насте. Она с родителями жила в отдельном доме на окраине города. Его ждала неожиданность – дом был закрыт. Виктор остался ее ждать во дворе. Вскоре появилась Настя – она провожала родителей, которые уехали на похороны матери отца. В деревню под Очаков. Настя была расстроена, и Виктор остался у нее на вечер. А потом и на ночь. Она позволила ему лечь вместе с собой в постель, и случилось то, что и должно было случиться между молодыми влюбленными после долгой разлуки.

Наутро произошел разговор, который для Виктора оказался столь же неожиданным, сколь и странным, После того, как они побывали в любовных объятиях. Настя сказала, что прошедший год был очень долгим, и что за это время многое что произошло:

– Витя, я должна тебе честно сказать, что мои чувства к тебе изменились. Я стала другой. Наверное, более взрослой. Во всяком случае, я чувствую себя гораздо старше тебя. Может, еще что-то на меня повлияло, но я ощущаю, что наша любовь прошла. Она осталась где-то там – позади, как приятное воспоминание о первых чистых чувствах.

– Настя, что ты говоришь? Это после всего? Зачем же ты мне позволила? Не хочешь ли ты сказать, что все произошло помимо твоей воли?

– Нет, нет. Я знаю, сразу ты не поймешь. Я тебе сейчас все объясню. Я очень признательна тебе, что у нас с тобой была любовь. Первая любовь. И благодарна, что ты был терпеливым и не принуждал меня к близости. Я чувствую, что ты до сих пор сохранял мне верность. Но вот подошло время, мы становимся взрослыми и, скорее всего, наши пути разойдутся. У меня может появиться другой парень. В то же время, это справедливо и правильно, что в честь нашей с тобой любви мы впервые отдались именно друг другу. Мне это приятно. Надеюсь, и тебе. Теперь всю свою жизнь я буду помнить тебя, а ты меня. Это честно. И еще… Знаешь…Ты вел всегда себя достойно, хочу чтобы у тебя осталась обо мне тоже хорошая память.

– Ну, Настя, такой неожиданный сюрприз. А что нам вместе уже никак нельзя? Давай постепенно. Зачем так сразу? Нам же хорошо с тобой было сегодня. Давай еще побудем вместе. Может быть, ты еще передумаешь?

– Нет, Витенька, все решено. Сегодня. Я тебе еще не сказала, что я познакомилась с молодым человеком, и мы, похоже, любим друг в друга. Не так, как мы с тобой. По-взрослому. Он старше тебя, заканчивает мореходку. И он расстраивается, что я держу его на дистанции. А я не могла. Я чувствовала ответственность перед тобой. Теперь я свободна. Его зовут Павел. Он хороший. И он, знаешь…В общем, мужик, настоящий. Скорее всего, мы скоро поженимся. С ним я готова хоть на край света. Короче, с ним я хочу создать семью. Всю оставшуюся ночь они разговаривали. Виктор попытался понять Настю. Так могла поступить только сильная личность. Смело и открыто. Благородно? А, может, практично? Виктор понял, что они разные люди, и пути их, действительно, расходятся. Расходятся без обид. Без обид? Да нет, обида оставалась. Глубоко в душе. Чувство глубокой безвозвратной потери и несправедливости. Ведь он честно ждал встречи и надеялся на взаимность.

Расстроенным и опустошенным покидал Виктор дом Насти в то странное утро. После ночи их любви, и после такого неожиданного расставания. Расставания навсегда. Тогда никто из них не мог предположить, что их судьбам предназначено вновь пересечься в обстоятельствах весьма необычных.

Расстались мирно, но уже, как чужие люди. Удивительно, как быстро люди переходят через грань: свой-чужой. Как бывает в жизни? Вот парень и девушка могут быть знакомы между собой несколько лет. Симпатизируют друг другу. Встречаются регулярно, но долго остаются просто знакомыми. Соблюдают установленную рамками приличия дистанцию.

В один прекрасный вечер что-то происходит в окружающем мире. То ли особое расположение небесных светил, то ли особый аромат весеннего воздуха настраивает их сердца в общий тон, и приходит НЕЧТО. То, что приводит их в объятия друг друга. СЛУЧАЙ или СУДЬБА? И два человека, до сих пор лишь просто симпатизирующие друг другу, в один час проходят огромную дистанцию – от робкого прикосновения до жарких объятий с интимным продолжением. В один миг они становятся своими близкими и дорогими людьми.

Или, вот такой ещё вариант. Ухаживает парень за девушкой, годами добивается ее благосклонности. Наконец, получает её – она допускает его к себе. Как говорится, отдает себя ему. И в их отношениях сразу меняется всё. Исчезает некий барьер, барьер условностей. Назавтра он может смело рассчитывать на такую же благосклонность без всякого расположения звёзд на небе. И эта новая ситуация иногда открывает в парне другую, скрытую ранее, черту характера: «Ну, все, я за тобой отухаживал – теперь ты моя, так что без лишнего выпендрежа – давай, ложись».

Или обратный случай: были друзья в доску. И вдруг: случается предательство. И всё! В один миг – враги на всю жизнь.

Такого вот рода мысли в голове. Неожиданно появляется Женька Зяблев. Еще издали орет:

– Ты где пропадаешь, я тебя сутки ищу?

– Ты меня ищешь? Это я тебя ищу! Тут у меня история. Короче, нужно срочно выпить.

Купили бутылку и – в пивную. Выпили. Виктор душу стал изливать:

– Вот, не дождалась, кого-то нашла, меня бортанула. – Конечно, про прощальный интим – ни слова. С Настей они условились строго – тайну сию сохранить.

– Главное, что обидно? Я целый год в училище ни с одной девчонкой даже не разговаривал. На танцах ни разу не был! А она, значит, там знакомилась, с ребятами крутила. – Женька смеется:

– А, ты что хотел? Чтобы она весь год сидела, как затворница? Не будь идиотом!

– Все же обидно.

– Не дрейфь: «Если к другому уходит невеста, то неизвестно кому повезло». Хочешь, познакомлю на отпуск или – как получится?

– Нет, Женя, я потосковать должен. – К этому времени оба уже вышли на уровень кондиции, и Виктору стало себя очень жаль – просто жутко как жаль. – Я думал, а она… Я же не какой-нибудь. Я еще летать буду… А она – стандартный ход.

– Будешь, Витек, летать, будешь. – И запел: «Мы с тобою писем ждем крылатых, вспоминаем девушек знакомых. Это ничего, что мы солдаты, далеко с тобой ушли от дома». Виктор подхватил:

«Будет еще небо голубое, будут еще в парках карусели. Это ничего, что мы с тобою, Женя, до войны жениться не успели». Туалета, как всегда, в пивной не было. Пришлось расположиться за углом пивной. Судя по характерному «амбрэ» и грязи, здесь постоянно справляли нужду, (слава богу, исключительно малую) любители народного напитка.

Не прошло и получаса как соратники неожиданно осознали, что требуется добавить. Денег наскребли только на бутылку. Виктор потребовал выкроить еще на сосиску и четвертушку чёрного. Вместо водки пришлось брать портвейн – три семерки.

Друзья пристроились в скверике на подвернувшейся металлической конструкции, одновременно напоминающей антикварный элемент садового интерьера эпохи Людовика шестнадцатого и останки гвардейского миномета второй мировой. На этом, явно историческом месте на Виктора сошла благодать, пришло успокоение вместе с мудрой мыслью:

– Подожди, у меня тост. Знаешь, хорошо, что мы с Настюхой (теперь он ее стал звать исключительно так) разошлись. У нас же совершенно разные характеры.

Представляешь, она говорит: «У нас план». У них уже план! Он, мол, заканчивает мореходку, она – медицинский. И их обещают устроить вместе на судно. Понимаешь? Все продумано. Практично. И цинично! Нет, мне такая жена не нужна. Мне нужна боевая подруга – простая, чтобы всегда со мной. И чтобы меня слушала, а не строила какие-то хитрые планы. Так, выпьем же за своих будущих боевых подруг! Выпили. Стоя с серьёзными лицами.