Полная версия
Старый дом
Михаил Климов
Старый дом
© М. Климов, 2014
© М. и Л. Орлушины, оформление, 2014
© Издательство «Водолей», оформление 2014
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
1
Да никогда в жизни Прохоров эту квартиру бы не снял.
Ну, или при других обстоятельствах…
Это и не квартира была вовсе: малюсенькая прихожая, небольшая комната с газовой плитой и холодильником прямо тут же у входа, раковина, крохотный туалет, душ в углу, переоборудованный, скорей всего, из половинки старого платяного шкафа – так там было тесно и темно. Стол под полуподвальным окном, узкая походная кровать (Славе в голову не могло прийти, что такие в Москве сохранились) у противоположной стены, стул, который по возрасту точно был старше нашего героя. И еще компьютерное кресло, которое он купил, потому что сидеть долго на местном стуле не мог.
Но ремонт в родной «однушке» в Черемушках – Равиль сказал, что если проводку не сменить, то однажды хозяин проснется, в лучшем случае, под рев пожарных машин, а в худшем – и их не услышит…
Но наличие Интернета, хотя, казалось бы, какой Интернет в подвале такой развалюхи. Но ведь есть и даже вполне пристойно работает.
Но местоположение… Он поднял голову – через невысокое окно был виден центральный купол и довольно большой кусок Храма Христа Спасителя.
Да и Горохов жил сравнительно рядом, смена книг на описание проходила быстро и без задержек. Шофер, секретарь, охранник Горохова, кто он там – не важно, но точно Вадик, привозил и увозил коробки по первому звонку. Правда, сколько Прохоров ни просил расставлять их по одной возле стола, гребаный адъютант всегда ставил их одна на другую и у стены. И сегодня опять придется таскать их, напрягая сорванную сорок лет назад спину.
Зачем он только взялся за опись этой библиотеки? Не его это дело – считать страницы и щелкать фотоаппаратом.
Деньги приличные, это конечно, но вот иметь так часто дело с Гороховым совсем не правильно.
Понятно, что на самом деле так было не столь тоскливо вечерами, но все же… Лучше дружить с тоской, чем с Вадиками в разных видах – это он усвоил давно, но все время нарушал.
Зазвонил телефон:
– Картошка с мясом понравилась? – спросила дочь.
– Сейчас… – торопливо сказал он в ответ, пытаясь сообразить, где это у него такое сокровище может обретаться.
На столе не было, на плите – тоже.
В душе мокро и пахнет несъедобно, а в туалет нести – вроде рано, оставался холодильник.
Он встал, открыл дверцу, Марина терпеливо ждала.
Молоко, пирожные, сыр, салат с прошлого дочкиного посещения.
А где компот?
Вадик, что ли, съел…
– Уверена, что была картошка? – на всякий случай спросил он.
– На самой нижней полке…
Там «компот» и оказался.
В новой синей кастрюльке явно не местного происхождения. «Приготовила дома? Потом везла из Кунцево? В такую жару?»
– Приступаю… – кивнул он, как будто Марина могла это видеть. – Отчет в письменной форме через час…
– Можешь не спешить… – она хмыкнула, – мы с Володей на концерт идем. Освободимся поздно…
– Игги Поп? – блеснул он слышанным когда-то от Володи именем.
– Мимо… – в голосе дочери послышалось удивление. – Сама Нина Хаген приехала… Потом позвоню…
Но есть не хотелось, придется опять наврать или ждать до утра, когда он все и попробует. А вот попить не мешало. Слава протянул руку к начатой утром бутылке, но тут же отдернул ее – молока явно было меньше, чем перед его уходом.
А вот это точно – Вадик.
Прохоров посмотрел на любимую кружку – та стояла точно на том же месте, куда он поставил ее утром после мытья.
«Из горла пил, сука…»
Он взял бутылку двумя пальцами и понес к раковине. Пить после этого бугая он не мог. Известно, что молоко любят либо очень здоровые, либо очень больные люди. К какой категории отнести Вадика, Слава не знал, но ни та, ни другая симпатий к этому персонажу не вызывали.
И как всегда, когда он злился, все пошло наперекосяк.
Когда до раковины оставалась какая-то пара метров, бутылка выскользнула из рук, а Вадик, козел, ее еще неплотно завинтил…
Короче, через двадцать секунд по полу шел длинный белый след, потому что наш герой с расстройства еще и пнул пластмассовую посудину, и теперь, вместо того, чтобы убрать лужу размером с блюдце, надо было возить тряпкой по всей комнате.
К чему он и приступил, поминая родных и близких гороховской шестерки. Но злиться все-таки не следовало, потому что духи этого старого дома тут же отомстили ему. Уже заканчивая вытирать загаженный пол, Прохоров выяснил, что не убрал брошенную бутылку.
Удалось узнать ему это очень просто – он, сделав шаг назад, на нее и наступил…
Бутылка громко сказала «Ква», остатки молока разлетелись по всей комнате, и на одном из белых пятен Слава и поскользнулся. А поскользнувшись, полетел в сторону, задел за гороховские коробки и шмякнулся об стену с такой силой, что тут же заныло плечо.
Он посидел несколько секунд, велел себе успокоиться, что ему почти удалось, так только спел про себя что-то нецензурное. Но тут же с радостью констатировал, что ни одна капля, ни один ручеек не добрались до этих треклятых гороховских коробок. А то еще вдобавок к уборке и помятому плечу пришлось бы платить немалые тысячи за испорченные книги.
Потом тяжело поднялся, взял оброненную тряпку и, заставляя себя улыбаться, снова принялся за уборку.
А когда оглянулся, увидел, что в том месте, где он влетел в стену, часть ее немного просела, а обои по краю слегка прорвались, образуя четкий и довольно большой четырехугольник.
Похоже, там была какая-то дверь, которую заклеили в незапамятные времена, а он сегодня сдуру отклеил. Ему как-то раньше в голову не приходило поинтересоваться, что у него за соседи.
Но эта дверь Прохорову совсем не понравилась. Потому что у него здесь чужие книги на несколько десятков, а иногда и сотен тысяч долларов, а тут какая-то незапертая или почти незапертая дверь.
Толкнуться туда? А вдруг там кто-то живет и он вломится в чужую жизнь в самый неподходящий момент…
Слава почесал затылок, потом подошел к обозначившемуся проему, прислушался – все тихо. Он перетащил пару коробок прямо под злополучную дверь, чтобы желающим войти была помеха, достал ключ и вышел из квартиры. Прошел через разрушенный и заплеванный коридор, посмотрел на лестницу, ведущую на верхний этаж – а там кто-нибудь живет? Или он один обитатель всего дома? За неделю, что он тут тусовался, ему мысль о соседях, как уже сказано, не приходила ни разу…
Прохоров вышел на улицу – идея была простая: прикинуть, где его окна, понять, где окна той комнаты, в которую он сейчас чуть не ввалился, глянуть на них. Если там все пустынно и заброшено, как во всем доме, хрен с этой дверью, пусть все будет, как есть, а перед тем как съехать, он позовет Равиля и за тысячу рублей тот переклеит всю стену, чтобы риэлторша, которая сдавала Славе квартиру, не приставала.
А вот если там кто-то живет, герань на окошке и все такое, тогда надо думать, как быть. Возможно, придется обращаться к Горохову, чтобы он решил этот вопрос (ох как не хочется) или просто снял для него другую квартиру.
Он вышел из подъезда, прикинул, какое окно его, подошел ближе и перевел глаза влево, туда, где должна была находиться соседняя комната.
Только там ничего не было, дом явно кончался его квартирой, а та стена, в которую он въехал, была глухая и снаружи, во всяком случае, – каменная.
2
И никаких следов двери.
Вообще никаких…
Более того, весь дом был ветхим донельзя, многочисленные перестройки (а откуда иначе в нем силикатный кирпич?) привели к тому, что страшноватая двухэтажка, бывшая некогда городской усадьбой, превратилась в развалюху, которая и уцелела-то до сих пор только потому, что никто, видно, не мог придумать на таком крохотном участке даже «точечной застройки». Так вот, все было ветхое, кроме наружной стены его комнаты, той самой, где должна была быть дверь…
Или он ошибается?
Слава сделал шаг назад, чтобы получше прикинуть, где кончается его нора. С глазомером было все в порядке, и ясно, как Божий день, что даже внутрисхемного прохода, как в романе «Месс-Менд» тут быть не могло. Ну, или только для мышей с крысами…
Где-то сбоку скрипнули тормоза, послышалась глухая ругань, и, скосив глаза, Прохоров увидел, как из большой БМВ к нему двинулся молодой парень, сжимая в руках бейсбольную биту.
– Че, папаша, – орал он, потрясая своим оружием, – жить надоело? ГЦа помогу до кладбища добраться…
Пришлось срочно ретироваться, тем более, что претензия парня была вполне справедливой: наш герой стоял посреди мостовой и вполне мог отправиться на кладбище сам на капоте «бехи».
Парень преследовать его не стал, только заржал, глядя на то, как «папаша» трусил к грязному подъезду. Сел и уехал, но наш герой этого уже не видел, он стоял, прижавшись изнутри к своей двери, и пытался восстановить дыхание.
А заодно думал…
Тут сбившееся дыхание и бешено колотящееся сердце совершенно не мешали процессу…
Нужно или не нужно проверять дверь?
Вполне возможно, что если ее совсем отклеить от обоев и как-то заглянуть за нее, там обнаружится просто каменная кладка. И можно будет успокоиться за чужие «богатства»…
Скорее всего, так и будет…
Так что можно и не начинать…
Но, немного зная себя, Слава понимал, что будет изводиться, пока не проверит. Нудный характер, привычка все доводить до конца, зачастую ненужного, давно уже взяли в нем верх над детской безалаберностью и разгильдяйством юности. В науке это, кажется, называется ананкаст. Хорошая тема для размышления – когда и как пацан, которого мама всегда снимала то с забора, то с дерева, превратился в зануду.
Но это – потом, сейчас надо было понять – трогать дверь или звать Равиля с обоями?
Он, наконец, отклеился от входа и решил сделать то, что всегда, правда, непонятно для чего, в подобных обстоятельствах делают люди – простучать странную стенку костяшками пальцев.
Зачем? Бог весть…
Что он поймет, если звук будет глухим?
А если гулким?
А звонким?
Но Прохоров уже решительно стоял у стены и решительно колотил в нее рукой.
Интересно, какой это звук?
А это?
Он подошел к не проявленной до конца двери, отодвинул коробки и стукнул костяшками и по ней.
И видимо, в азарте передвигания коробок, довольно сильно. Или до этого она не смогла пережить Славину тушку или сейчас испугалась точного удара, только дверь вдруг заскрипела обиженно и… рухнула.
Без особого шума и грохота, да и пыли особенной не было, вроде, как лист фанеры шлепнулся на землю, даже не на пол.
Чего быть не могло по условию, потому что от двери до внешнего края стены, как он установил экспериментально, глядя с улицы, было максимум сантиметров тридцать, а упала эта сволочь плашмя.
Словно там была целая комната…
Что там в реале, Прохоров видеть не мог, потому что дверь, падая, за собой остатки обоев не потащила, они так и висели теперь, на манер разноцветной и грязной занавески, заслоняя от нашего героя новый мир.
Зато и выбора у него не осталось: живет там кто-нибудь или нет, было там, куда падать двери или это у него бред такой – теперь не имело значения. Тронул – ходи, соблазнил – женись, уронил – подними…
И вот наш герой решительно обеими руками ухватил, используя рваные края, «занавеску» и рванул на себя.
Открылась комната.
Не входя, он стал осматривать ее.
Примерно такого же размера, как Славина.
Только поуютней: занавески на окнах, горшок с цветами, правда, подзасохшими, стол с настоящей скатертью, в отличие от его с бумажной. Даже какой-то лохматый половик…
И что-то странное в ней было, в этой комнате, хотя, что именно, он не мог пока поймать.
Ни «платяного шкафа», приспособленного под душевую, ни раковины, ни холодильника, ни плиты… Однако на столе стоял примус… Или керосинка…
Слава в детстве в коммуналке еще застал такое или подобное сооружение, но чем одно отличается от другого, не знал.
Что же все-таки тут не так?
На гвозде возле выходной двери (а я не сказал, что там была еще одна дверь, прямо напротив только что открытой?) висел какой-то зипун не зипун, армяк не армяк – что-то зимнее и, по определению Прохорова, «деревенское».
«Жарко ведь в таком сейчас…» – всплыло в голове.
Однако кому жарко, в голову не приходило.
Так в чем же дело, что его так тревожит в этой комнате?
Он покрутил головой, пытаясь понять, что именно его настораживает, и вдруг понял, что тревога к видимому никакого отношения не имеет…
Скорее к слышимому…
Потому что в комнате этой новой было до удивления тихо.
Да, форточка в ней была закрыта, но Слава отлично знал, как сквозь закрытое окно лезут в квартиру звуки улицы, спал-то он здесь не одну ночь.
А здесь никакого рева машин слышно не было вообще, только за спиной из его комнаты…
Он прислушался и вдруг услышал, как где-то далеко пропел петух…
3
И этот крик петуха, как положено в романах про вампиров, пробудил Прохорова от некоего подобия сна. Он еще успел подумать: «…петух на Остоженке… – это что-то из серии «Конь в сенате», как мысли приняли совершенно другое направление:
А что делать-то?
Комната, которой быть никак не могло, однако, была и притом обитаемая. Похоже, хозяин куда-то отъехал (подсохшие цветы и пыль на полу, которую вдруг усмотрели привыкшие к свету глаза), но тут живут.
И он влез в чужую квартиру.
Которой не было, потому что быть не могло…
Но она была…
И никаким Равилем тут уже не отделаешься…
Вроде бы можно просто поднять дверь, непонятным образом закрепить ее и оклеить обоями.
Но это с его, Славиной, стороны.
А с той?
Там-то вернувшийся хозяин моментально обнаружит, что кто-то в комнату вторгался, да еще и путь вторжения точно обозначен, ведь не может же Равиль и с той стороны поклеить обои. То есть может, конечно, но ведь видно будет, обои какие-то непривычные, сейчас таких и не делают, наверное.
Прохорову надоело стоять столбом, он решительно прошел в чужую комнату и сел на колченогий стул.
Все равно придется вопрос решать, когда хозяин вернется. Давать деньги за беспокойство, оплачивать ремонт, договариваться, чтобы хозяин не ментов звал, а решили они все полюбовно и мирно. Доказывать, если мирно и полюбовно не получится, что все произошло случайно и он, Слава, здесь ничего не украл.
Может быть, сфотографировать, все, как он здесь застал? Будет это подтверждением того, что ничего он тут не трогал?
Или наоборот, хозяин решит, что он все сфотал, чтобы точно восстановить после того, как обчистит квартиру?
Хотя, что тут брать?
За долгие годы своего антикварного дилерства Прохоров был, наверное, в паре сотен случайных квартир разного уровня благосостояния и привык, выработалось какое-то шестое чувство, понимать, куда он попал. Эта хата была странная (где телевизор с холодильником?), но явно не богатая.
Может, в углу где-нибудь и лежит первое издание Достоевского, как было однажды, но это один раз на сто. А тут можно предположить в лучшем случае Марксовское собрание какой-нибудь классики в приличном виде. Или Синодальное издание Библии с Доре, но это только если в роду были священники.
Однако книг ни одной Слава здесь не видел, да и не в этом дело, конечно. Это он понимает, что брать тут нечего, у хозяина может быть совсем другое мнение…
Глаза перебегали с одного предмета на другой, мысли метались из стороны в сторону и в одной стороне дометались до того, что он понял, почему дверь упала, а не открылась, как положено.
Потому, что это была никакая не дверь…
Может, когда-то и была в этом месте таковая, но сейчас на полу лежал совершенно плоский прямоугольник, нужного размера, только не деревянный, а…
Как же называется вот эта тонкая деревянная щепочка, торчащая из прямоугольника по всему периметру? Прохоров это название знал, совершенно точно, потому что еще в стройотряде они обивали какую-то стенку, обивали этой дрянью, чтобы потом на нее уложить штукатурку…
И слово «дрянь» потащило за собой – «дранку».
Вот как называется эта щепа.
Точно – дранка…
Кто-то ее драл…
Почему-то это открытие его развеселило.
Хотя радоваться было совершенно нечему.
Как он теперь хорошо видел, вся стена между их комнатами и была сделана вот из такого материала – дранка оштукатуренная, а сверху обои. Слава помнил, что они-то эту щепу набивали на бревенчатую стену, а потом клали штукатурку, но здесь была какая-то другая технология: никакой основы, на которую крепилась дранка, видно не было.
То есть вся стена состояла из щепы, покрытой штукатуркой, толщина сантиметра полтора, а сверху обои.
То есть стены, как таковой и не было – тонкая перегородка, которая стояла на чьем-то честном слове. Ткни, и развалится…
Только отсутствие хозяина квартиры могло привести к тому, что Прохоров его ни разу не слышал, через такую тонкую стенку звуки должны проходить даже лучше, чем через панели хрущевок.
Он оглянулся на входную дверь – эта-то хоть настоящая? Выглядела – натурально, но ничему удивляться тут не приходилось. В стене толщиной, по прикидке, сантиметров тридцать помещалась комната шириной метра в три. И из нее в глухую стену выходила дверь, которой с другой стороны вообще не было.
Слава встал, подошел поближе: дверь и дверь. Подергал ручку – заперто. Конечно, было бы странно, если бы эта дверь оказалась открытой: заходи, кто желает, и бери, что хочешь…
Тьфу ты… что делать-то?
Взгляд скользнул по «армяку», который вблизи оказался совсем не армяком. Скорее женское пальто довольно странного вида. Если бы наш герой занимался не книгами, а костюмами, он, наверное, что-то смог бы сказать о таком крое, но сейчас, единственное, что приходило в голову – модерн, начало двадцатого века.
Однако сегодня, в начале двадцать первого, крой ни о чем не говорил. Слава вспомнил рассказ одной знакомой актрисы, как ей сшили для съемок платье как раз в таком стиле, а она просто ходила в нем по улицам, и все восхищались, какая модная и классная у нее шмотка.
Какая-то линия в голове начинала выстраиваться, но он отмахивался от нее, как от пьяного гостя, который раз за разом зовет в три часа ночи сходить на Чистые пруды половить морских черепах.
Прохоров еще раз обежал глазами комнату и тут, наконец, заметил нечто привычное и родное: на подоконнике все-таки лежали несколько книг. Он рванул к ним, как к старым знакомым, случайно встреченным заблудившимся туристом в чужом городе.
Приставил стул, с трудом взгромоздился на шаткое основание.
И порадовался своей интуиции: сверху лежал томик Тургенева, как раз издания Маркса, внизу виднелись несколько номеров «Нивы», а вот в середине все оказалось не совсем правильно. Степняк-Кравчинский «Подпольная Россия» и брошюра Лассаля «Принципы труда в современном обществе»…
Мдя…
Просто макулатура…
Кто же здесь живет?
Коллекционер революционной литературы?
А книги в таком прекрасном состоянии, как будто не прошло ста лет. Славу это как-то давило, он не мог понять, что происходит. Мухи за эти годы на них садились? Солнце их палило? Кефир на них проливался?
А они – как новенькие… Читанные, конечно, но от времени они деформируются по-другому, чем от чтения.
И тут за окном послышался скрип, Слава поднял глаза и увидел, как мимо проехала карета…
4
«Снимают кино… – сказал он себе, стараясь быть максимально убедительным. – Точно, гадом буду, кино снимают…»
Хотя, если честно, то верил он этим словам, пусть и собственным – мало. Слишком много всего уже было, что настораживало: ни одного предмета в комнате, сделанного хотя бы пятьдесят лет назад, пальто в модерне, книги в идеальной сохранности, крик петуха, наконец…
Завести себе сегодня любое животное – не вопрос, но вот как его услышать в беспрерывном грохоте московского центра?
А тут тишина…
И вот в этой тишине – карета…
Чего-то подобного он уже ждал. Ну, все же видели кучу фильмов с таким сюжетом: есть дверь, иногда окно, а на том конце альфа Центавра, преисподняя, Париж, наконец.
Но это кино…
Кино…
Это может быть только в кино…
Раз за разом повторял он эти фразы, сидя прямо на столе, куда опустился, когда увидел карету. Щипал себя за щеку, пробовал даже ударить по скуле, прокусил губу. Щека, скула и губа болели…
Но пальто было на месте, книжки лежали аккуратной стопочкой, и холодильник из стены не выступил.
А вот карета еще одна проскрипела за стеной…
Да и та была не первая, звуки он, сейчас вспомнилось, слышал уже несколько раз, пока бродил по комнате, да только значения им не придавал.
Прохоров даже вставать не стал, чтобы посмотреть на диво-дивное – что, он карет в своей жизни не видал? Все последние полчаса думал, как проверить то, что постепенно приходило в голову.
И придумал…
Только не хотел этот свой тест применять, потому что все остальное с трудом, но как-то на реальность походило, и даже три кареты и ни одного авто за полчаса. Но если и эта проверка туда же, тогда – шардык, тогда все, жизнь дала трещину и надо ее всю переделывать и передумывать…
Он по привычке сунул руку в карман, достал телефон.
Набрал номер дочери…
Надо же было с кем-то посоветоваться… И Володя ее человек неглупый…
Но посредине процесса ткнул в кнопку «Отбой» – она же на концерте и наверняка отключила трубу.
Автоматически глянул на экран – «Поиск Сети».
Понятно…
«Ищи, ищи… – почему-то съехидничал он. – А как найдешь – телеграфируй на домашний адрес…»
Можно, конечно, было пойти и проверить в своей квартире, но почему-то он был уверен, что там с Сетью все в порядке.
Положил телефон на стол – потому что и это не доказательство. Мало что ли мест в Москве, где он Сеть ищет, но не находит.
«Ладно, лезь на стул…» – скомандовал он себе, но опять не полез.
Может, все еще образуется?
Трудно и как-то глупо начинать жизнь сначала. Все уже как-то устоялось: круги друзей определены, пряники любимые выбраны, десять или пятнадцать «твоих» книг аккуратно поставлены на полку.
А тут…
Ладно, выбора-то нет: он взял себя за шиворот и заставил подняться, чтобы посмотреть на Храм Христа Спасителя.
Только глаза не открывал…
Потом на секунду открыл, глянул, сел и… заплакал.
Когда-то давным-давно лет тридцать, а то и больше назад была у нашего героя реставраторша по бумаге, которая работала в Донском монастыре. Раз в месяц приезжал он к ней, привозил заказ, забирал сделанное и каждый раз удивлялся, глядя на огромные мраморные горельефы числом не то пять, не то восемь, стоящие у внутренней стены монастыря. Удивлялся гигантскому размеру, красоте композиции и великолепному качеству отделки.
И как-то раз не забыл спросить: что это?
– Так это барельефы с Храма Христа Спасителя… – удивилась реставраторша. – Все, что сохранилось…
Потом, когда Храм начали восстанавливать, Слава решил, что вот эти кусочки (по сравнению с самим собором – просто крохи) подлинного точно используют. И страшно удивился, когда увидел, что вся скульптура была бронзовой и работы не то самого, не то его мастерских, короче, ваятеля по кличке Ркацители.
И когда он открывал на мгновенье глаза, ах, как он надеялся увидеть знакомое бронзовое поблескивание…
Но не увидел…
Скульптуры были величественными и прекрасными.
Но – белыми, мраморными…
А это значит, что сомнений уже не осталось – он нашел дверь в какое-то другое время минимум до 1931 года, когда Храм взорвали.
Никто и никогда, Прохоров это прекрасно понимал, не будет белить бронзу под мрамор, не на Украине же все это обретается.
Кино снимают?
Бред, невозможно…
Даже если бы кино снимал сам великий Никита Первый, которому позволено, кажется, всё, то и тогда, ясное дело, сняли как есть, а потом просто перекрасили бы горельефы на компе, если кому-то вообще пришла бы в голову идея заморачиваться такой ерундой.
Так что последние сомнения исчезли…
– Ну и с чего тут мучиться, чего переживать? – спросит любой нормальный человек. – Выпала такая уникальная удача, так лови ее за хвост…
Но здесь мы возразить не можем, а можем только пересказать ту бурю мыслей, которая бушевала в Славином мозгу по этому поводу.