Венганза. Рокировка

Не могу сказать точно, в какой момент поняла, что смотрю на Диего не просто как на родную душу. Я не могла оторвать глаз от капризного изгиба его губ, которые не терпелось попробовать на вкус. Сходила с ума от небесно-голубых глаз, самых красивых и прозрачных, что мне доводилось видеть. Восхищалась тем, как перекатывались его мышцы, когда он работал в автомастерской или участвовал в драках. Гордилась каждым его успехом, превознося его мысленно над всеми. В один день поймала себя на том, что отвожу глаза в сторону, когда Диего перехватывает мой взгляд. Нам было по пятнадцать, когда он перестал быть лучшим другом, а стал человеком, заполнившим сердце, мысли и душу.

Каждый раз, находясь рядом с Ангелом, я умирала от счастья видеть его, вдыхать пьянящий запах тела, слышать голос и в то же время гибла от отчаяния. Видеть, как пляшут искры в его глазах, когда он смотрит на других девушек, обнимает этих пустышек, нашептывая что-то на ухо, и уходит в заднюю комнату мастерской – все это походило на пытку. Никогда он не смотрел на меня тем же дьявольским взглядом, от которого бросало в жар, а лицо заливала краска. Пусть никто из них не задерживался рядом, но перейти черту и стать для него больше, чем просто другом, я не решалась. Сама мысль о возможности оттолкнуть Диего своими чувствами и потерять из своей жизни, парализовала, не давая совершить неверного шага.

Годы в университете превратились в настоящий ад. Оказавшись в другом месте и в окружении новых людей, я практически потеряла его. Редкие звонки и еще более редкие встречи оставляли горький осадок и кровоточащее сердце, не желающее освобождать место для кого-то другого. В попытках избавиться от мыслей о Диего снова и снова встречалась с парнями, не стоящими его мизинца. Новости о свадьбе Ангела выбили почву из-под ног. Пылающий в груди огонь надежды безжалостно окатили из брандспойта, не оставляя и малейшего шанса на существование. Я чувствовала себя преданной. Знаю, что глупо с моей стороны ждать перемен, но факт появления другой женщины в жизни Диего означал потерю особенного места, занимаемого мной долгие годы. Недели в барах с незнакомцами и постоянный алкогольный туман затягивали в пучину, из которой практически невозможно выкарабкаться наружу. Из забытья помогла выбраться автомастерская. Разбирая и собирая двигатели, я отключалась от реальности, полностью сосредотачиваясь на процессе.

День свадьбы – стал первым важным днем в жизни Диего, когда рядом с ним стояла другая… На лице этой самодовольной сучки жирным шрифтом светилось слово – тварь. Всё в ней казалось фальшивым, начиная от улыбки и заканчивая клятвой в вечной любви. Впервые не понимала, почему Ангел не видит её сущности. Мне оставалось только ждать, когда он наиграется и поймет, кто она на самом деле. Но чёрт, как же невыносимо больно оказалось наблюдать за тем, с какой нежностью он смотрит на женщину, названную женой. Сердце в груди практически не стучало, разрываясь от боли, заставляя корчиться от отчаяния. Я ненавидела эту сучку всей душой.

Всё изменилось в тот день, когда эта тварь променяла Диего, раздвинув ноги перед каким-то ублюдком. Мой сильный, несгибаемый мужчина оказался предан и сломлен женщиной, забравшей его сердце. Не знаю, сколько бы он переживал из-за неё, но несчастье с Луисом помогло ему правильно расставить приоритеты. Жесткий при посторонних, твёрдый и беспощадный ко всем, но прежде всего к себе, растоптал последнюю веру в людей. Диего сутками сидел у кровати брата, дожидаясь каких-либо перемен в его состоянии. Скандалы с врачами и долгие переговоры с бандой. Одиночество тяжким грузом свалилось на его плечи. Каждую свободную минуту он проводил с Сангре Мехикано, отыскивая виновных произошедшего. Ангел ни на секунду не позволял себе расслабиться, словно опасаясь поддаться панике, если остановится хотя бы на мгновение.

– Я знаю, кто это сделал, – спокойной сказал Диего.

Перевела взгляд от пикающих приборов, подключенных к лежащему на больничной койке Луису, на Ангела, стоящего ко мне спиной и смотрящего в окно. Костяшки его пальцев побелели от силы, с которой он сжал подоконник.

– Ты уверен? – мне не требовалось уточнять, что он имеет в виду. Я прекрасно понимала любое его слово.

– Да, – резко развернулся, устремив на меня наполненные ненавистью глаза. – Это он, Эстер! Это ОН! – сжал челюсти. Жевлаки заходили от переполнявшей его ярости.

– Что ты хочешь сделать? Ты же не собираешься наделать глупостей? – обошла кровать, вставая напротив и вглядываясь в напряженное лицо.

– Я убью этого ублюдка! – прошипел сквозь зубы. – И пусть буду вечно гореть в аду, но я убью его!

– Ты же понимаешь, что если тебя посадят, то некому будет заботиться о Луисе? – подошла к обездвиженному телу, поправляя постель Лу.

– Твою мать, Эстер! – в отчаянии провел рукой по волосам. – Я разрываюсь, понимаешь? Разрываюсь! – закричал Диего. – Снова молча проглотить то, что он сделал?! Не смогу об этом забыть, не смогу!

Ангел прошел к двери, снова зачесывая ладонью волосы назад, и вернулся к окну.

– Этот ублюдок не может в очередной раз остаться безнаказанным! – полез в карман за сигаретой. Кинул взгляд на лежащего брата, смял папиросу и выбросил в ведро.

– Я не предлагаю тебе забыть об этом! – посмотрела на Диего.– Тебе нужен план или ты хочешь лежать рядом с братом, в то время как этот мерзавец будет гулять и радоваться жизни?! – нахмурилась, представляя лицо подонка.

Диего закрыл рот руками, делая несколько глубоких вдохов и выдохов.

– Ты отомстишь ему, обязательно отомстишь, – подошла ближе. – Но нужно сделать так, чтобы ему самому не хотелось больше жить. А пока, давай решим, как можно помочь Лу.

– Мы вытащим его, – тихо проговорил Диего. – Вытащим.

– Обязательно вытащим, – обняла за шею, притянув к себе и положив голову друга на плечо, осторожно поглаживая по голове. – Обязательно, – шептала словно мантру.

В тот день Диего позволил боли завладеть им. Я не могла оставить его одного в такой жуткий час. Подливая ром в быстро пустеющий бокал, молча находилась рядом, став единственной, не требующей от него быть сильным. Ночью он наконец-то стал моим.

Мягкие требовательные губы, сминающие мои в жарком поцелуе, сильные руки, блуждающие по телу и оставляющие метки своей безудержной страсти, горячая кожа, сводящая с ума своей гладкостью и запахом, которым не могла надышаться. Диего вновь и вновь возносил меня на вершины удовольствия, а я дарила ему любовь и ласку, хранимые глубоко внутри на протяжении многих лет. В его объятиях моё тело ожило, отвечая на каждое прикосновение волной удовольствия. Я словно была создана для его ласк. Пусть Диего и не стал моим первым мужчиной, но он оказался первым, пробудившим мою чувственность. Лежа на его груди и слушая размеренное дыхание, я умирала от счастья, благодаря судьбу за весь кошмар, произошедший с ним и сблизивший нас. Снова и снова целовала его грудь, боясь даже не секунду закрыть глаза и обнаружить, что всё это лишь сладкий сон. Утро отрезвило не только Диего от рома, но и меня от напрасных иллюзий.

– Чёрт, Эстер! – поставил передо мной чашку кофе. – Прости меня, – сдвинул брови. – Я не знаю, как смог допустить подобное… Это была ошибка.

Сердце оборвалось. Хотела возразить, успокоить и рассказать, насколько счастлива, но его глаза, наполненные тоской и раскаянием, вернули меня на землю. Он действительно раскаивался в случившемся.

– Ты слишком дорога мне, чтобы я обращался с тобой как с дешевкой. Ты не заслуживаешь такого, – посмотрел прямо в глаза.

– Ты жалеешь?– прочистила горло, осмеливаясь спросить.

– Мьерда, Эстер, – нахмурился ещё сильнее. – Я поступил как ничтожество. Воспользовался твоей добротой…

– Не извиняйся, – перебила его, найдя силы слегка улыбнуться. – Всё по-прежнему.

Дрожащими руками поднесла кружку к губам, запивая комок слёз, застрявший в горле.

– Точно? – он внимательно следил за моим лицом.

– Да, – кивнула, поставив чашку. – Ничего не было.

С тех пор Диего никогда не повторял нашей ночи. Не важно, насколько пьяным или разбитым был, он всегда помнил о данном мне обещании. Я ненавидела себя за трусость. Стоило раз и навсегда прекратить собственные мучения, но я, словно обезумевшая, предпочла снова быть просто рядом, наблюдая за тем, как через постель любимого мужчины проходят новые и новые женщины. Я ненавидела каждую, на которую он обращал свое внимание. Стоило ему хотя бы улыбнуться девушке, я мысленно представляла, как её гладкая кожа гниёт под землей. Единственное, что служило успокоением- краткосрочность романов Диего.

Решив сосредоточится на способах возвращения брата к нормальной жизни, Ангел превратился в очерствевшую и более жестокую копию Луиса. Он поставил перед собой цель, пути достижения которой его не волновали. Диего шёл напролом, невзирая не средства, затрачиваемые по пути. Единственным неизменным в его жизни оставалась дружба со мной. Пока не пришло время воплощать в жизнь его план мести.

Глава 4

Луч солнца пробился сквозь плотные шторы, падая на чемодан, стоящий у порога. Немую тишину нарушало лишь моё прерывистое дыхание. Закрыла глаза, прижавшись спиной к двери, шумно выдыхая. Шаг в пропасть сделан. Смогу ли я выкарабкаться из неё? На этот вопрос никто не сможет дать ответа. Во что бы то ни стало, я просто обязана вернуться. Другого выхода нет. Перед глазами всплыло улыбающееся личико Софи. Большие широко-раскрытые синие, как морские глубины, глаза, всегда с удивлением и любовью смотрящие на меня, круглые щёчки, вздернутый кверху крошечный носик, пухлые ручки, протянутые ко мне – это всё, о чём я способна была думать. Сердце забилось в бешеном ритме. Плач, разрывающий душу на тысячу мелких осколков, не переставая, звучал в голове. Как я могла? Как я могла оставить её одну, соглашаясь на это безумие? Позволила прошлому затуманить рассудок и прыгнуть с утёса в пропасть, кишащую тварями. Медленно сползла по двери, оседая на пол. В памяти раз за разом прокручивалось мгновение после передачи Софи в руки няни. Наблюдая, как улыбка, озаряющая личико моей девочки, сменяется плачем, я всячески пыталась улыбаться сквозь слезы, оставляющие на коже обжигающие следы. Стараясь не думать о минуте расставания, непроизвольно вновь и вновь мысленно прокручивала эту сцену. Как ни пыталась, не могла удержать перед глазами картинку её радости, которая всё время ускользала от меня, сменяясь пронзительным криком. Чувство засасывающей пустоты и гулкого одиночества захватило каждую клетку тела. Глаза опять застили слёзы, и не в силах бороться с эмоциями, позволила горечи прорваться наружу. Расставаться с самым дорогим созданием на свете оказалось настоящим испытанием. После ада, через который пропустил меня Ангел, не думала, что впереди ждет нечто ещё более страшное. Я бы ни за что не допустила разлуки с дочерью. Но снова моё слово ничего не значит. И подвергать опасности Софи оказалось бы моим самым непростительным поступком. Единственный выход – выполнить миссию как можно скорее и вернуться к своей девочке.

– Кэндис, – вздрогнула от стука по дереву, – через час у нас встреча. Будь готова.

Низкий мужской голос по ту сторону двери напомнил о причине, по которой пришлось уехать от полугодовалой дочки. Жестокая реальность не собиралась ждать до тех пор, пока я перестану сокрушаться о несправедливости этого мира.

– Хорошо, – прочистила горло, вытирая ладонью слёзы, струящиеся по щекам.

Опираясь о пол, поднялась на ноги. Долгая дорога отзывалась во всем теле. У меня в запасе всего шестьдесят минут до момента, после которого невозможно будет повернуть назад. Скинула туфли и направилась в ванную. Включив воду в душе, расстегнула узкую бордовую юбку, торопясь избавиться от неудобной одежды, служившей панцирем около суток. Оставшись совершенно обнаженной, шагнула в душевую кабину, сразу же оказавшись под струями прохладной воды. Перед встречей необходимо привести голову в порядок, спрятав мысли о слабых местах и обо всём, что способно сбить с цели, как можно глубже. Провела рукой по отрастающим волосам, смывая усталость и мрачные мысли. Пришло время вступить в игру.

Чуть больше года назад

Новости о беременности порвали последнюю нить, сдерживающую лавину безумия. Крупицы рассудка, оставшиеся после моих похорон, затерялись в шквале помешательства, проникшего в каждый уголок сознания, стирая настоящее и заполняя кошмарами прошлого. Меня окружил туман, заполненный голосами и образами тех, кого старалась забыть. Отец снова равнодушно вручал мою руку Майклу, горящему как факел. Человек, назвавший себя моим мужем, касался кожи липкими пальцами, оставляющими на теле жирные следы. Но их образы быстро рассеивались, не успев вывернуть душу наизнанку. Сквозь густой смог до меня добрался тот, из-за которого хотелось убить себя, лишь бы не чувствовать снова невыносимой боли. Руки Ангела осторожно дотрагивались до щек, через мгновение беспощадно сжимаясь вокруг шеи. Его хриплый голос, шепчущий «Котёнок», сменялся на рык, выкрикивающий «шлюха». Я бежала сквозь белые перья тумана, спасаясь от жестоких рук. Бежала, зная, что он собирается превратить меня в товар, сор под ногами, не достойный даже пыли на его ботинках. Поворачиваясь спиной, ждала, когда догонит и прижмет к груди, коснется губами лба и будет умолять остаться. Но каждый раз оказывалась в яме, под грудой тел, не в силах выкарабкаться наружу. Я вновь задыхалась под землей с мыслями о Нём.

Таблетки, инъекции и бесконечная череда одинаковых людей в белых халатах заполнили просветы забвения. Страх быть найденной обострился, заставляя бояться даже теней. Сознание тщательно блокировало мысли о беременности, оставляя один на один со страхом. Иногда, когда меня в очередной раз засасывал липкая мгла, я видела маму. Ложилась головой к ней на колени и давала перебирать ей свои волосы. Но сколько бы я не мечтала продлить это мгновение, вместо неё постоянно появлялся Он, хватал за волосы и утаскивал за собой, словно тряпичную куклу. Мне не удавалось вырваться из его рук. Никогда.

Целый месяц врачи боролись за мой рассудок. Снова приходить в себя оказалось гораздо сложнее, чем в первый раз. Находясь среди незнакомых людей, распоряжающихся моим телом по своему усмотрению, практически вернулась в Его ад. Чувствовала себя марионеткой в руках множества кукловодов. Здесь не могло быть моих друзей. Каждый, притворяющийся заботливым специалистом, ничем не отличался от людей Ангела, стремящихся закончить начатое у той гребаной ямы. Их лекарства ни черта не помогали, вгоняя в ещё больший бред. Но даже эти невыносимые, отвратительные проблески реальности казались радостнее, чем всё, преследующее в забытье.

Постепенно туман рассеивался, позволяя привыкать к жизни лабораторной крысы. Терапия, процедуры, наблюдение психологов и снова всё по замкнутому кругу. Осознание действительности проникало в меня медленно, давая возможность привыкнуть к её уродливости. Жуткие воспоминания прошлого съедали изнутри, отравляя своими токсинами. Беременность по-прежнему оставалась за гранью понимания и казалась скорее сном, чем горькой правдой. Лишь после того, когда я вновь смогла разговаривать, печальная явь представила свой жуткий лик. Чтобы провести грань между сном и реальностью, чётко проговаривала про себя: «Я беременна. Я ношу в себе то, что посеял монстр, не знающий пощады и не имеющий никаких ценностей в жизни. Во мне растет Его ублюдок. Как я могу позволить появиться на свет ещё одному чудовищу?» Прикладывала ладони к животу, не веря до конца, что там развивается жизнь. На какие-то доли секунды забывала о чудовищной стороне человека, поселившего её в меня, представляя, как такие же пронзительные голубые глаза будут мне улыбаться. Но затем, даже в фантазиях, искры радости в них сменялись на пламя ненависти, превращаясь в то, с чем никогда в жизни не хотелось соприкасаться вновь. И тогда я точно знала, что внутри меня вселенское зло, цель которого уничтожить всё хорошее вокруг. Я умоляла врачей избавить меня от плода, но все как один утверждали, что время допустимое для аборта упущено и придется выносить ребенка до конца. Тогда я ненавидела их всей душой, так же, как ненавидела Ангела за разрушенную жизнь.

– Чем ты любила заниматься в детстве? – спросила Доктор Роуз, заправляя прядь волос за ухо, придвинув диктофон, лежащий на тумбе и фиксируя на мне взгляд.

– В детстве? – переспросила, нахмурившись. Беззаботное время, казалось таким далёким и нереальным, что вспоминать о той другой, спокойной жизни, было неправильным.

– Да. Когда ты была ребенком, что ты любила? – Тень внимательно вглядывалась мне в глаза.

– Ну…, – взяла в руки край одеяла, перебирая грубую ткань. – У меня было два детства, – перевела взгляд на белую материю.

– Когда ты говоришь, что у тебя было два детства, что ты имеешь в виду? – спокойный голос Доктора Роуз убаюкивал.

– До смерти мамы, – провела языком по пересохшим губам, – это одно детство. И …, – быстрее принялась перебирать пальцами, стараясь найти изъян в ткани, позволяющий зацепиться за него.

– И.., Марина? – так же спокойно поинтересовалась девушка.

– И когда её не стало, – замолчала на пару секунд, снова смачивая губы. – Когда её не стало, это второе детство, – сказала, опасаясь, что даже слова, произнесенные вслух, заставят меня вновь пройти через её смерть.

– Расскажи о детстве с мамой, – настаивала Роуз.

– Самое лучшее время в моей жизни, – замолчала, вспоминая, как мама читала сказки на ночь и, не дождавшись пока я усну, засыпала на самом краю моей кровати. А я лежала, и молча любовалась ею, боясь разбудить и тем самым остаться в комнате совсем одной. Я рассматривала её ровный аристократический нос, длинные черные ресницы, чуть вздрагивающие во время сна, мелкие веснушки, окрашивающие её лицо в солнечный цвет. Она казалась самой прекрасной женщиной на свете. И только налюбовавшись, я осторожно брала её за руку и держала до тех пор, пока она незаметно не исчезала из детской.

– Вы были близки с мамой?– продолжила сеанс Тень.

– Да. Она научила меня любить музыку, – опустила лицо, чувствуя, как глаза начинает щипать.

– Расскажи об этом, – интонация Роуз совершенно не менялась, оставаясь такой же спокойно-равнодушной.

– На фортепиано. Она играла на фортепиано, – прошептала, вспоминая маму, сидящую ко мне спиной и играющую «Лунную сонату».

–Тебе нравилось слушать её игру?

– Я любила наблюдать за ней во время игры, – слегка улыбнулась.

Когда мамины пальцы порхали над клавишами, она превращалась в неземное создание. Весь её образ становился практически невесомым и безумно прекрасным. Она отдавалась игре полностью, отключаясь от реальности. А я, забравшись в кресло с ногами, смотрела на неё, уносилась под музыку туда, где были только мы вдвоём.

– Она учила тебя играть на фортепиано? – Роуз сидела по-прежнему, не двигаясь, изучая меня.

– Нет. Не она. Папа считал, что мама бездарность, и нанял для меня учителя, – мечта играть вместе с мамой обернулась кошмаром. Бесконечные пустые этюды, монотонные гаммы и недовольство учителя и папы навсегда перечеркнули мою любовь к классической музыке. Единственный, кто помогал мне не затушить тлеющий огонек былой страсти – мама. Когда я начинала падать духом и думать, что никогда не осилю очередной этюд, она тихо присаживалась рядом и незаметно подсказывала, затягивая и превращая нудную зубрежку в настоящее исполнение.

Под ложечкой противно защипало. Вспоминать то время, зная, что её больше нет, напоминало занятие мазохизмом. Говорить о маме, после её смерти всегда было тяжело, а теперь, когда во всей вселенной не осталось ни одного близкого человека, казалось просто невыносимым. Грудь щемило от тоски по её ласке и любви. От отчаяния, подпитываемого беспощадным одиночеством, захотелось вернуться в ту яму, из которой я так яростно искала выход.

– После того, как мамы не стало, ты продолжила заниматься музыкой? – размеренный голос Роуз не раздражал, но и не радовал. За время, проведенное в больнице, я привыкла к постоянному присутствию посторонних, их тихому перешептыванию, мягким шагам. Разговоры с доктором Тенью стали частью новой жизни, они просто появились в ней как данность, не зависимо от того, нравится мне это или нет.

– Когда я была совсем маленькой, постоянно наблюдала за маминой игрой. Для меня это казалось чудом! – вспоминая свои первые бестолковые попытки извлечь из рояля, стоявшего в холле внизу, хоть какие-то складные звуки, снова заставили улыбнуться. – Для меня фортепиано – это она. Без неё оно превратилось в боль.

– Больше ты не играла? – Роуз наклонилась чуть ближе, дожидаясь ответа.

– Пришлось, – сжала одеяло в кулаках, впиваясь ногтями в ладони. – Папа не позволил прекратить занятия. Я искала утешение в наушниках, слушая рок и мечтая заглушить крики души, извлекая пронзительные звуки из гитары, но всё осталось лишь в мечтах.

– Могу я узнать почему? – пристальный взгляд Доктора испепелял.

– Папа считал это бесполезной тратой времени и распутством, – по щеке скатилась предательская слеза.

– Чем ты заглушала свою боль? – понизила голос Роуз.

– Почти все время проводила с подружками. Часто ночевала у них дома. Мне нравилось чувствовать себя частью настоящей семьи, – слезы бесконтрольно стекали по лицу, падая и оставляя мокрые разводы на одеяле.

– Наблюдая за чужими семьями, о чём ты думала? – стараясь быть мягкой, Роуз всё равно надавливала на самые больные точки, настраивая против себя.

– О том, что у меня обязательно будет дружная и любящая семья, – вздернула подбородок, смахивая соленые капли.

– Что ты думаешь сейчас о семье? Ты по-прежнему об этом мечтаешь? – интонация доктора Роуз слегка изменилась, став более мягкой.

– Нет. Сейчас семья не входит в мои планы, – обезумевший взгляд Диего, бьющего меня по лицу, в мгновение стёр все прекрасные воспоминания о маме.

– Чем ты хочешь заниматься после того, как выйдешь из больницы? – на секунду показалось, что она приблизила руку ко мне, но затем вернула на колено.

– Хочу уехать как можно дальше, – снова мысли о мире, где никто не сможет защитить меня от Него, вызвали панический ужас.

– Ты уедешь одна? – следила за моим лицом Роуз.

– Да. Совсем одна, – повернулась к ней, всматриваясь в глаза цвета разбавленного чая.

– Ты твёрдо решила отказаться от ребенка? – в комнате повисла тишина.

Мысли в голове начали кружиться бешеной воронкой, вызывая приступ тошноты. Никогда раньше не предполагала, что смогу оставить свою плоть и кровь на произвол судьбы, стараясь за повседневными занятиями навсегда вычеркнуть эту часть жизни. Стоило лишь вспомнить, каким монстром оказался мужчина, от которого какой-то краткий миг в прошлом я мечтала иметь детей. А теперь, эти мечты сменились на яростное желание стереть любое напоминание о нём с лица земли.

– Я не хочу его, – посмотрела прямо в глаза Тени, стиснув челюсти.

– Ты уверена? – чуть наклонила набок голову Роуз.

– Совершенно.

Выписываясь из больницы, я наблюдала за происходящим будто со стороны. Девушка с потухшим взглядом выглядела незнакомой и совсем чужой. Я была уверена в том, что теперь смогу разбираться со своей головой самостоятельно, не распахивая душу посторонним. Но чертова Роуз предусмотрела все, позаботившись о том, чтобы ежедневно был тот, кто сможет копаться в моем грязном белье. В сопровождении двух копов меня перевезли на другой конец страны в штат Мэн. Ещё год назад я и подумать не могла, что попаду в подобную дыру. Передо мной стояли другие цели и приоритеты. Теперь, оказалось, совершенно наплевать, где склеивать собственные ошмётки. Запершись на все замки в крохотной квартирке, снятой на деньги государства, и задернув шторы, сутками не вылезала из кровати, прислушиваясь к каждому шороху. Мне не хотелось есть, не хотелось возвращаться к жизни. Я намеренно морила себя голодом, чтобы уничтожить инфекцию, завладевшую организмом. Мой покой нарушала огромная черная Тень с ежедневными проверками, маскируемыми под сеансы. Постоянное пичканье едой и витаминами под размеренную болтовню о муже и внуках нового надзирателя не давали тихо сдохнуть. Все ежедневные ритуалы совершались на автомате, без понимания их смысла. Я наблюдала за существованием девушки с незнакомым именем Рэйчел, из такого же чужого тела. Да и вся жизнь происходила с другим человеком, а я дышала по инерции. Днём воспоминания заполоняли мою реальность, снова утягивая в смердящую топь. По ночам сны продолжали выворачивать мою душу. Кошмары не шли ни в какое сравнение со снами, от нереальности которых щемило в груди. В них я снова жила. Чувствовала прикосновения Диего, вкус его поцелуев. Он дотрагивался до моего живота, излучая восторг, и его глаза светились обещанием бесконечного счастья. А на утро, я просыпалась одна в чужом городе, поломанная, с разорванной душой и дырой в груди вместо сердца. Положив руки на живот, забывала на время о жутком монстре. Я понимала, что, не зная Ангела, могла бы летать от счастья, паря над облаками, чувствуя его продолжение в себя. Но теперь … готова собственноручно покончить с его копией. В том, что вынашиваю его копию, не сомневалась ни на мгновение. Контраст между сном и явью пропускал, словно через мясорубку, перемалывая последние останки той девушки, которой я была когда-то. Я погружалась в ванную, заполненную до краев ледяной водой. Стискивая зубы, лежала до полного онемения тела. Теряя физическую чувствительность, верила, что становлюсь жестче и равнодушнее к терзавшим призракам. Только вытирая полотенцем обжигающе холодные капли, ловила в зеркале отражение незнакомки. Абсолютно несчастной женщины с кровоточащей душой и стеклянными глазами. В этом человеке невозможно было узнать красавицу с глянцевых обложек. Длинные светлые локоны стали свидетелями чужой жизни, где есть место радости и позволительны глупости. Но сейчас они были свидетелями падения личности и никак не сочетались с той, кого прятала программа защиты свидетелей. Взяв кухонные ножницы, избавилась от следов прошлого, поверив на мгновение в жизнь.