Вкус жизни

– Раздули вы костер воспоминаний, окунули меня в прошлое. Подошло-подступило времечко, когда надо бросать все дела и встречаться друг с другом, пока не поздно. Многих я уже не увижу никогда. Доведется ли еще приехать? Нет, обязательно приеду. Но память о них, уже ушедших, все равно останется в нас до конца дней. – Лена незаметно смахнула слезу. – Я впервые поняла, что такое смерть, когда она забрала у меня человека, которого я любила больше всех на свете, – дедушку. Ум человека истощается, язык сердца – нет. Слезы о нем не оставили следов на лице, только шрамы на сердце. И все накапливается, накапливается долг благодарности, – раскрыла себя Лена. – А потом и друзья один за другим стали уходить. Хотелось говорить им единственно возможные слова, но часто не успевала… Хотя умереть на бегу или во сне, что может быть лучше?

– Догорают наши свечи. В принципе для меня смерть не страшна. Главное, как без меня будут мои внучки. Нас привязывают к жизни те, кому мы служим опорой, – пробормотала Рита.

– Да и то сказать, взгрустнулось что-то. Если исходить из того, что молодость – время новых встреч, то наша теперешняя жизнь напоминает постоянное прощание. Но не будем грустить. Нас ждут среднестатистические пятнадцать-двадцать лет, – оптимистичным тоном подвела черту Кира. – Приезжайте снова. Не пропадайте надолго.

И ей подумалось горько: «Каждый знает, что впереди ждет нас еще чья-то смерть, еще чье-то и наше общее горе. Любая жизнь заканчивается альбомом с фотографиями, памятью детей, внуков, а у некоторых многим больше. «Дух вечен», – писал Сенека. Может, и встретимся где-то там». И вдруг собственная смерть почудилась ей не такой уж и далекой. Она вздрогнула, резким движением головы отогнала пугающую мысль, прошептав «Боже сохрани». В этот момент ей показалось, что она без колебаний могла бы записать себя в число искренно верующих.

– Результаты статистики говорят, что мужчины, дожившие до шестидесяти лет – те, что не пили, не курили и вели правильный образ жизни, – дальше живут вровень с женщинами, – внесла в разговор нотку успокоения и отвлечения от грусти Лиля.

– Ах, какой безмятежной иногда бывает жизнь! Но как редки эти драгоценные врачующие минуты, – вздохнула Аня и грустно улыбнулась каким-то своим далеким, сокровенным мыслям.

И все же за этим разговором последовала длительная, печальная пауза. Ее прервала вошедшая из коридора Мила. Заглянув в альбом через плечо Лены, она воскликнула:

– Ой, девчонки, а у меня нет такой фотографии! Какая я тут смешная! Косички, бантики. На мне спортивное трико, строгое платье и огромный мамин пиджак – чучело гороховое!

– С чем тебя и поздравляю, – не утерпела, чтобы не взбрыкнуть, Инна.

– На первом курсе я не комплексовала насчет одежды, готова была напялить на себя весь свой гардероб, лишь бы не замерзнуть в только что отстроенном холодном корпусе, чтобы не заболеть и не дай бог пропустить лекции.

Какая я тут тощенькая, кажется, дунь – упаду. А какие у меня тут невинные детские, искренние глаза! И притом недетская серьезность и строгость. Такой вот неожиданный симбиоз. И при этой-то внешности пятикурсники мне замужество предлагали?! Что они во мне могли тогда разглядеть? А я о замужестве не помышляла, хотела умнеть, а не взрослеть. А некоторые девчонки в общежитии поддразнивали меня, насмехались над моей подростковой внешностью. Но я не нервничала и отвечала весело, мол, в тридцать пять лет вы уже будете старухами, а я только в пору начну входить.

Какая я тогда была глупая. Помню, мама спросила меня, когда я приехала домой на каникулы: «Говорят, кто-то там у тебя в шляпе завелся». А я в первый момент удивилась странному вопросу, потому что сразу представила себе шляпу, перевернутую тульей вниз, и в ней что-то шевелится. И только через минуту до меня дошло, что она о мнимом ухажере спрашивала. Боже мой, как я всегда торопила лето, как рвалась сюда, к друзьям!

– Кто это в шляпе? Ты это о вредном старичке Михаиле Викторовиче, о котором на первом курсе поговаривали, будто бы он часто пешком возвращался вместе с тобой из университета? – спросила Лена.

– О нем, будь он трижды неладен, – сердито фыркнула Мила.

– А я почему-то в этой связи Игоря Васильевича Копытина вспомнила. Многие в него были влюблены. Еще бы! Молодой, талантливый, амбициозный, неженатый, – восхищенно произнесла Алла и даже глаза прикрыла, будто желая прокрутить перед своим внутренним взором интересные лекции удивительно обаятельного педагога по теоретической физике. – Во всяком случае, я вполне могу считать его своим первым учителем на пути осознания себя как ученого. Первые годы обучения я почитала его как Бога. Становление личности происходит через содержательное общение. А я три года в его котле варилась. Сам того не зная, своим примером он удерживал меня от многих глупых шагов, вселял в меня уверенность в свои силы и даже привил изрядную напористость. В противном случае карьера стоила бы мне много больших нервов и сил. В этом плане я благодарна ему как никому другому. Встречая на своем пути таких прекрасных людей, становишься внутренне богаче.

– Вот именно, что таких, а не всяких, – пробурчала Инна только для того, чтобы хоть что-то произнести.

– Экспериментальной физикой я увлеклась уже на пятом курсе. Но и здесь мне пригодилось все, что вложил в меня Игорь Васильевич, – закончила Алла.

– И я не могла позволить себе влюбиться в Игоря Васильевича. Я его слишком уважала и боготворила, – серьезно сказала Аня. – Может, поэтому при упоминании о нашем любимом городе я всегда невольно вспоминаю о нем.

– Город на всю жизнь становится родным, когда ты любишь одного из живущих в нем. Вот и мы со Славой здесь счастливо встретились, – вздохнула по ушедшей юности Кира, но глаза ее светились радостью.

– Рита, это твоя свадьба? – спросила Лена, подавая подруге большой черно-белый снимок.

– Моя, – смущенно зарделась Рита. – Мне тогда очень хотелось выглядеть серьезной, но мой рот сам собой разъезжался чуть ли не до ушей. У меня здесь такая глупая счастливая улыбка! Правда же? – как-то по-детски спросила она.

– Вы здесь такие красивые! Твой муженек совсем не похож на деспота, каким его представляло мое воображение. А теперь он какой? – Инна прицельно направила свои острые черные глаза.

Рита закусила нижнюю губу и промолчала.

– А это Аркаша Трушев. Какой милый! Личико круглое, лопоухое и такое отчаянно смелое. Девчонки, где он теперь? Как сложилась его судьба? Такой правильный был. Юный добрый рыцарь без страха и упрека. Мне он казался самым счастливым мальчиком на свете. Только он тогда не понимал этого. Глядя на него, я, бывало, думала: «Счастлива будет та, которую он полюбит». Этой выцветшей любительской фотографией я обязана всплывшими в один миг теплыми, немного грустными воспоминаниями юности, правда, совсем не связанными с Аркашей, – с улыбкой исповедовалась Лена. И вдруг подумала: «Я уже не способна, как прежде, беспечно смеяться по каждому пустяку, но улыбку во мне вызвать еще очень даже просто. Не затухли еще радостные искорки в душе».

– Никто, к сожалению, об Аркаше ничего не знает. Добросердечие и мягкость сослужили ему плохую службу, став причиной многих его бед. Всё у него было: и юношеские амбиции, и мечты, благополучно растворившиеся в жизненной текучке самых разных уровней. Потом поднялся с колен, женился. Женитьба не стала событием в его судьбе, не повернула его жизнь в лучшую сторону. Проблем возникало – хоть отбавляй, и все неразрешимые. Начальник – сволочь, яслей нет, квартиры нет, жена переживает. И вдруг навсегда покинул наш город и как в воду канул. Уехал и больше не давал о себе знать. Через его маму напала было на след, но он никуда не привел. Временами я думала, что не хотел он светиться, пока не достигнет определенных успехов. Его исчезновение до сих пор окутано завесой загадочности. И где обрывается его след, не удалось обнаружить. Хоть в мировой розыск подавай. Даже всё ведающая Инна ничего «не накопала», – шутливо откликнулась Кира, скользнув быстрым одобряющим взглядом в сторону всезнающей однокурсницы.

Лена не успела удивиться рассказанному, а Лиля уже среагировала:

– Инна, под Коломбо косишь? – поддержала она шутливый тон Киры. Ей не хотелось грустить на встрече друзей.

– Надеюсь, Аркаша сумел найти себя и справиться с трудностями, – как-то по-детски ласково-грустно сказала Жанна. И подавила вздох, сделав вид, будто хотела откашляться. – Я верю, мы с ним еще встретимся. Этот момент обязательно настанет. Странно устроена жизнь: мы часто не замечаем тех, кто рядом, стремимся искать понимания на стороне и лишь с годами, словно спохватившись, начинаем ценить добрые качества далеко ушедших от нас старых друзей.

– Жаль. Хотелось бы его увидеть, – опечалилась Лена, будто не веря в предсказания Жанны.

– Девчонки, я оставлю вас ненадолго. Мне на кухню надо. Слава там один не справляется, – сказала Кира.

– Так давай поможем, – с готовностью вскочила Аня.

– Слава колдует над своим фирменным блюдом. Не станем ему мешать, – таинственно возразила Кира.

Как всякий уважающий себя человек, Лена ненавидела сплетни. И хотя ее преследовала неотвязная мысль о неуместной категоричности Инны в их компании, ее все-таки настигло настоятельное желание прислушаться к разговору Инны и Жанны. И она повиновалась этому чувству, успокаивая себя тем, что сможет распознать истину в потоке Инниных слов. Но ничего в их разговоре ее не заинтересовало, и она обратила свой слух к Гале и Миле, развлекавшимся свежими «компьютерными» анекдотами.

«Не оторвешь их друг от друга, ну прямо-таки не разлей-вода, – про себя улыбнулась Лена. – Впрочем, ничего удивительного – живут рядом, у них много точек соприкосновения. Они спокойны. Такие встречи для них привычны; это я взбудоражена».

Вася

– Лена, а вот Вася. Узнаешь? Студентом был необоснованно амбициозным, но таким милым и обаятельным! – подсказала Кира тему дальнейшей беседы, осторожно дефилируя между гостями с подносом, уставленным маленькими бутылочками. Она успевала вставлять замечания в разговоры отдельных группок подружек и одновременно разносить безалкогольные напитки на любой вкус.

– Теперь, наверное, на пенсии, отошел от дел, – предположила Лена.

В ответ на слова Киры Инна наклонилась к Лене и зашептала энергично:

– Слабо сказано. Васька – вдохновенный враль и самовлюбленный индюк. Ты его мало знала, он не из нашей группы. Сам себя возвел в ранг счастливчика, а судьба таких не любит и жестоко наказывает. Как ты думаешь, кем он оказался по жизни: гусем ли лапчатым, петухом ли горластым?

– Обойдемся без ярлыков, – передернула плечами Жанна, – суть говори. – Она тоже заинтересовалась судьбой Васи.

– Встретила я его через год после распределения на вокзале. Он беременную жену к маме провожал. Они так истово целовались! Я даже в какой-то момент позавидовала их счастью, но не поверила. В глубине души он должен был понимать, что переоценил себя, что не по себе дерево срубил. На что надеялся? Выбрал бы себе девчонку попроще и был бы счастлив. Так нет же, забраковал этот вариант. Он, видите ли, не мог пройти мимо истинной красоты!

Зачем хвост павлином распускал и тигром прикидывался при заячьей душонке, разыгрывая роль перспективного ученого? Смелый тигр достаточно быстро превратился в неподдающегося дрессировке облезлого кота. Невменяемый. Все мы, конечно, по молодости были глупы, но не все так бездарно самонадеянны. У него ума и энергии хватило только на то, чтобы завоевать будущую жену. Возбужденно-радостный всплеск его эмоций быстро угас.

Помню, я у него спросила, отчего он небритый. А он мне: «Не буду бриться, пока сына на руки не возьму». Я тогда еще подумала: «Белены объелся. А если дочка родится? Зачем дураком себя выставлять? Ведь бывают же мужчины, от которых мальчики вовсе не рождаются». Мы в журнале «Наука и жизнь» об этом читали. А он хвастливо радовался будущему ребенку, как троечный школьник неожиданной пятерке. Он еще не мог чувствовать себя виноватым за свою неудачную, в ближайшем будущем, семейную жизнь. Растрезвонил о своем призрачном счастье на всю округу, а потом долго не мог привыкнуть даже к тому, что у него дочь, а не сын, что уж говорить об остальном. Боже мой, какой глупый! Он сразу взял неверную и слишком высокую ноту, вот и не справился с арией, сорвал голос.

– Не будь так строга к Васе. Он же тогда был пьян от любви. Ему казалось, что он на вершине счастья и ему доступно все, что пожелает, а нюхнул реальной жизни и сразу завял. В двадцать один год ты хотела от него мудрости старика? – осторожно возразила Жанна.

– Мне не раз приходилось у них бывать. Как-то сразу там что-то не заладилось, но они надеялись, что все поправимо. А когда настало время раздражения, обид, ссор, они не сумели преодолеть усталость друг от друга. Постоянная, дикая отрицательность эмоций в их доме просто поражала. Вася уходил из семьи, опять возвращался будто бы из-за дочки, а на самом деле боялся одиночества и хотел, чтобы его любили просто так, ни за что. То была их обоюдная ошибка, достойная сожаления и сочувствия. Жена молчала, а он выставлял напоказ свою трагедию, свою слабость – глаза вечно в глубоком гипнозе, ходил с лицом мятым, как пустой мешок, жалкий какой-то, будто ничейный. Его вид не вдохновлял меня на добрые слова. А ведь мальчиков с детства учат не плакать…

И позже, взрослея, но не мужая, он в известном смысле продолжал жить в выдуманном им самим сказочном пространстве. Видно, не слишком был способен к внутреннему перевоплощению. Я знала об их стесненных жилищных условиях и как-то спросила: мол, когда выберешься из своей собачьей конуры, то бишь из однокомнатной «хрущевки»? А он тоскливо сказал: «Теперь уж никогда».

«Этот Инкин голос – внушающий, полный убеждения, всю жизнь неотвязно преследует меня», – передернула плечами Рита.

– А вот Алиса, жена его, оказалась намного умнее, напористей, оборотистей. Помню, ее шеф говорил, что «если нужно выступить с речью, я обращусь к мужчине, а если мне нужно что-то сделать, я дам задание женщине, и, скорее всего, такой, как Алиса. Петух, может быть, и хорошо кукарекает, а яйца все-таки несет курица». Знал, что комплименты повышают производительность труда женщин. Щедро раздаривал их тем, кто заслуживал.

Алиса знала, что красивая, но не придавала этому большого значения, ценила в себе только трудолюбие. Она эффектной осталась, даже когда раздобрела после родов. Поначалу Вася пытался ей соответствовать, но избыток самолюбия порождал неудовлетворенность, обидчивость, раздражительность. Он из-за самозабвенной приверженности к фантазиям был азартным, спонтанным, взрывным, но не практичным, не предприимчивым, непредсказуемым, неспособным к длительным научным изысканиям, а в скором времени совсем иссяк и вынужден был заниматься с его точки зрения бесперспективными проблемами и расчетами. Неудачи быстро согнули его.

Вася с беспокойством замечал, что жена все хорошеет, ревновал, отслеживал нестыковки фактов, достраивал их в голове, заполняя собственными домыслами. Стал «мастером по части видений», замучил жену своими необоснованными фантазиями. Алиса на самом деле была не лишена привлекательности и обаяния. И сначала это было предметом Васиной гордости, только достаточно скоро перестала его радовать ее неповторимая индивидуальность. Она задевала и подавляла, что крайне осложняло его поведение. Казалось, он завидует ей. И это был существенный минус в их отношениях.

Вася лихорадочно, любым способом силился привлечь к себе ее внимание. Только не удавалось ему переступить через себя, переломить свой гонор, свою ревность, и, всецело поглощенный лицемерной скорбью, он изводил себя и семью. Все всегда у него сводилось только к пустым разговорам. Не понимал, что надо всю жизнь работать над собой, развивать то, что дала природа. Скулить и киснуть – не велик труд и не почетен. О таких говорят: «Посредственный». Вечно несобранный, растерянный, заспанный, недовольный… Может, ему до сих пор рисуется иная жизнь, умчавшаяся в вечность вместе с его фантазиями.

Ты знаешь, откуда он родом? Представь себе самое далекое, богом забытое место на карте нашей страны, пройди по карте еще несколько сот километров и там найдешь его родное селение… Конечно, он гордился собой, тем, что из глубинки попал в университет, добился любви красивой девушки. В каком-то смысле и я поначалу восхищалась этим деревенским мальчиком. Только стержня в нем не оказалось, один гонор.

…Трудно сказать, когда это у них началось. Слухи о том, что виновником ссор является Вася, впервые пошли после его «открытого выступления» в нетрезвом виде на балконе. Он потом очень расстраивался по этому поводу. Впрочем, и жена не далеко ушла от него в изъявлениях своих отрицательных чувств. Не могла смириться со своей ошибкой, злилась на себя, что по неопытности не рассмотрела за внешним шиком красивых слов слабого, безвольного, не очень умного человека, который не стал ни опорой, ни надеждой, ни перспективой. Она сама в былые годы, как и все мы, додумала, дорисовала его образ, а выйдя замуж, при любой возможности отыгрывалась на муже.

Ее темперамент утомлял Васю. Сверлом вбуравливались в его мозг ее жесткие, хлесткие фразы, от которых он потом не мог долго отделаться. Это был коронный номер, срабатывающий с любым мужчиной. Только каждый подопытный муж по-разному реагирует на подобную мозговую атаку. Некоторые не выдерживают, насовсем уходят из семьи, а эти так и грызлись как кошка с собакой, изливая недовольство друг другом затасканными, примитивными фразами. Мухи дохли от их скучных ссор. Безотрадная картина. Они наводили меня на мысль о никчемности подобного существования. Я считала, что им необходимо разойтись. Нельзя примирять непримиримое! – энергичной скороговоркой шептала Инна.

– Инка, ты прорва! Сколько в тебя пакости влезает! Тебе, чтобы стать милосердней, надо разгрести в себе кучу зла. Опять перемываешь чужие косточки? Я бы на твоем месте не стала рассказывать о том, что иногда думаешь о других. Васе и так было несладко. Ты же знаешь, чем кончаются подобные «откровения», – сердито фыркнула Рита, до которой волей-неволей долетали отдельные фразы из монолога Инны-всезнайки.

– Почему ты вечно меня одергиваешь? Я ничего против Васи не имею, просто даю ему характеристику. В конце концов, я не с тобой разговариваю, – огрызнулась в ответ Инна.

Кира не могла сразу вникнуть в суть разговора Инны и Жанны, но, разобрав последние фразы, поняла, что Инна как пороховой склад, готовый в любой момент взорваться. «Нельзя ни на минуту спускать с нее глаз», – подумала она и поспешила вмешаться, чтобы не дать времени для новых оскорбительных восклицаний в адрес Риты. Она заступилась за сокурсника:

– Зря ты о Васе так. Ты всегда надеешься доискаться до правды, но твои сведения редко соответствуют действительности, ты слишком предвзято относишься к мужчинам. Хоть запоздало, но я разъясню тебе Васину суть. Безвредный он был, по-своему добрый, беззащитный, ранимый, безропотно переносящий неудачи. Не нашел он в жизни свою верную стезю, вот и мучился. Его не удовлетворяло то, что он делал, чувствовал, что не достигает желаемых высот, и очень от этого страдал. Говорил, что в определенный период жизни он поместил себя в торпеду и заставил ее лететь, а сам не был готов к большой скорости.

Может, он вообще хотел бы двигаться в другом направлении, потому что сначала не понимал, что сам из себя представляет. Кто бы мог подумать, что душевные метания наложат такой сильный отпечаток на всю его последующую жизнь. При его апломбе трудно было предположить, что внутри он такой нежный. Я была чрезвычайно озадачена и озабочена одним обстоятельством, которое, видимо, ускользнуло от внимания многих. Теперь уж не скажу, что навело или натолкнуло нас на эту несколько неприятную тему. Помню только, что случилось так, что речь зашла о мистике, так он – тогда ему было еще тридцать пять лет – вдруг сказал, что у него уже составилось достаточно четкое ощущение кратковременности жизненного бытия и что отпущенный ему срок подходит к концу.

Сначала я подумала, что он, как обычно, рисуется и его слова суть не что иное, как желание добиться внимания, а не искренняя исповедь. Но что-то в тоне его голоса – быть может, легкий оттенок горечи – возбудило во мне сначала любопытство, а потом и подозрение. Я стала успокаивать его, ободрять: мол, не развивай эту тему, лучше покончить с этим мнением раз и навсегда, что твоя вера основывается на ложных представлениях, что этот путь никуда не ведет и с точки зрения логики сказать что-нибудь в его пользу мне нечего. Но я чувствовала, что переубедить его мне не удается. Как можно переубедить в том, во что человек сам верит как-то неосознанно? Как помочь человеку, если его мечты рухнули как карточный домик?.. Хвалила его, чем, как мне казалось, доставляла ему большое удовольствие. Видно, нечасто он слышал в свой адрес добрые слова. Потом довелось побывать в его семье.

– Ты в самом деле полагала, что он не выдумывал свои предчувствия? При всем моем уважении к тебе я этого не понимаю, – удивилась Инна, сделав вежливо-отсутствующее выражение лица.

– Так я считала не всегда, но в последний год на этот счет у меня уже не было никаких сомнений. Его слова как-то странно завораживали своей неожиданностью и болезненной искренностью.

– Версия не лишена интереса. Но только не при нашем воспитании, – саркастически хмыкнула Инна.

Киру кольнула легкая досада, но она продолжила развивать свою мысль:

– После горьких Васиных слов, когда случалось вспомнить о нем, мое воображение всегда рисовало то человека, разрываемого непосильной тоской и отвращением к себе, то гордого, трагического героя, сочинившего себе прекрасную сказку, но не нашедшего ее в реальной жизни. И тогда мне бывало грустно, очень грустно… И прежде чем мне удалось найти верное толкование его словам, он ушел от нас, и теперь мне уже не кажется странным, что горечь его слов особенно ощущалась в то его последнее лето.

Не каждый мужчина может стать лидером. Надо уметь ценить и простого честного труженика, если к тому же он добрый и порядочный человек. Кому-то дано облагодетельствовать массы, а кто-то только для своей семьи царь и бог, и в том его счастье и заслуга.

– Вон Максим во многих странах побывал, на трех языках книжки в подлиннике читает. Гордится собой, для себя живет, только себя тешит, а детей не приобщил, не помог им поднять великие пласты культуры. Он сам по себе, они сами по себе. Вот и считай, кто лучше жизнь проживает, – привела конкретный пример Лиля.

– Ты же знаешь, Инна, жизнь – странная штука. Иногда слишком непосильной бывает наша любовь для тех, на кого она направлена, и тогда жар души растрачивается впустую. Ведь даже когда два человека любят друг друга, они любят по-разному. Никогда не понять до самого дна душу другого человека… Слишком много в мире и прекрасного, и омерзительного. Когда вспоминаешь, что все мы чуть-чуть верблюды, чуть-чуть «шизики» или шакалы, то многое начинаешь воспринимать проще, сочувственней, что ли. Душой…

Как-то Вася сфотографировался, принес нам фотографии и сказал шутливо, нисколько не заботясь о произведенном впечатлении, что, мол, теперь может спокойно умереть, а этих фоток хватит на все случаи, в том числе на памятник. Меня тогда мороз по коже пробрал от этих его слов. Помню, стоял он передо мной с отсутствующим взглядом, отрешенный, тихий и бормотал: «У меня было множество видений на этот счет, но я не знаю, на какие из них можно полагаться». Я не решилась пристать к нему с расспросами. Мне чудилось в его словах расщепленное восприятие мира, неспособность к нормальному эмоциональному взаимодействию с близкими людьми. «Очередные странные фантазии», – посчитала я. Это я к тому говорю, что Вася будто сам напророчил себе гибель. Последний год в нем проявлялось твердое ощущение того, что его неизбежно и очень скоро ожидает смерть.

Кира вздохнула.

– Мне, как, впрочем, и моему мужу, он казался человеком, уже вобравшим в себя всю горечь последующих еще не прожитых им десятилетий. Изо дня в день он вновь и вновь впадал в меланхолию и хоть и вскользь, но все время упоминал о грядущем своем несчастье. Он испытывал усталость, неудовлетворенность, подавленность и как-то быстро состарился. Я обнаруживала в его отчетах такие нелепицы – мы в одном отделе работали, меня приставили к нему, – собственно, не относящиеся к качеству его ума. Этим он неоднократно удивлял меня. Я сердилась, по нескольку раз возвращая отчеты, напоминала ему, что он всегда был донельзя щепетильным, призывала больше думать о расчетах, укоряла, мол, с таким же успехом его работу можно доверить начинающему инженеру, и, как следовало ожидать, отказывалась соглашаться с его странным изъяном. Работа есть работа.

Менее всего я склонна была признавать, что он по этой непонятной мне причине скоротечно деградирует. Врачи не находили болезни. Потом и другие стали замечать, что с ним творится что-то неладное. Лицо его сделалось какое-то странное, сдвинутое. Может, он на самом деле чувствовал, что обречен… Теперь, когда все связалось воедино, я иначе смотрю на многое в его неудавшейся жизни. Но ведь не вернешь ее к началу, заново спектакль не отыграешь… Я укоряла Васю, а он в эти моменты, наверное, искренне презирал себя и свою жизнь. Помню, с обидой говорил о том, что все мы разные, не скроенные по одному и тому же шаблону, как платья по лекалу пусть даже талантливого портного… Это вполне могло быть метафорой, а может, и на жену намекал. Жаль милого человечка.