Убийство в прямом эфире

Я шумно выдыхаю, и выхожу из кабинки к умывальнику. Как назло, прямо над ним висит огромное зеркало, мимо которого не пройти, как ни старайся. И я снова вижу эти унылые отростки. Как же убого они выглядят! Но что делать? Сейчас я снова выйду в зал, и все будут смотреть на мои проклюнувшиеся бугорки в том месте, где-либо должна быть нормальная женская грудь, либо, в случае девочки, груди быть не должно совсем. У меня же нечто среднее, как жопа у лягушки. Перед последним прогоном я уже в отчаянии нацепила этот бюст, и как же пожалела! Лямки скользили, периодически сползали, я весь танец думала только об этом чертовом лифчике, о том, какая я в нем неуклюжая и, в конце концов, вот – сорвалась. Оттолкнула Олега и убежала в туалет рыдать. Что он подумал? Оставила одного в зале. Я ни разу еще так с ним не поступала…

Когда моих родителей настигла перестройка, и папа… не смог это пережить, именно Олег захотел остаться со мной в паре и даже настоял на этом. Он единственный сын в своей богатой семье, его желания – это закон. Поэтому о замене меня не могло быть и речи. Родители Олега холодно относились ко мне и моей маме, но делали это молча. Ведь самое главное – наш с ним результат. Они растили победителя, и я была его отличным вспомогательным орудием на пути к званию чемпиона мира. Но расходы на занятия, костюмы и бесконечные конкурсы никто не отменял. Мама ни разу не попросила родителей Олега помочь нам материально, оплатить сборы или взносы. Ей было бы слишком стыдно просить, расписавшись при этом в своей беспомощности. Это не про неё. Поэтому она делала все возможное, чтобы не ударить в грязь лицом, ни при родителях Олега, ни при ком бы то ни было еще. От меня требовалось только лишь показывать класс на паркете. А не распускать сопли на умывальник! Нам нужно выложиться по-максимуму, иначе прощай, Чемпионат России, прощай «открытый класс». И мама покупала билеты сюда зря. Все ее бессонные ночи, платья эти – все зря! Он снова стучит. Это точно он, Олег. Понял где искать меня.

– Саша, я знаю, чем помочь тебе, открой.

Ну конечно ты знаешь, ты все знаешь лучше всех, поди и лифчик хороший принес? Я снова смотрю на эти бугры, и слезы сами собой застилают глаза. Нет, больше не могу сдерживаться. Левой рукой открываю дверь, а правой стряхиваю соленые капли у самой переносицы, пока те не упали на щеки. Олег – красавчик, как всегда – не постеснялся зайти в женский туалет. Он протягивает платок и «лимонку».

На все выступления, тренировки мы носим с собой перекусы и питье, я делаю «лимонку» – напиток из воды и лимонного сока. «Лимон хорошо утоляет жажду и повышает тонус – чтобы всегда быть готовым взять пьедестал», – как говорит мама. Олег тоже любит простую «лимонку». У каждого своя любимая бутылка. Своего рода священный амулет. У меня розовая, с глиттерными наклейками, которые чуть обтрепались, будто кто-то пытался их отклеить с углов, но они не отлеплялись, и он бросил это дело. Хотя конечно никто кроме меня и мамы к ней не прикасался, обтрепалась бутылка от старости – я не меняла ее несколько лет. У Олега бутылка новая, скромно-серая, вот ее он и принес. Мне, конечно, неудобно пить из «не своей» бутылки, будто бы вторгаясь на его, чужую территорию, и я глотаю побольше, с запасом – заодно прополощу горло. Олег улыбается, будто, не успев мне что-то сказать. И… Я захожусь кашлем, брызгаю на него, на себя, на пол. Я будто проглотила огромную горящую головешку! Водка?!

– …надо было взболтнуть, конечно…

***

Черт! А ведь он действительно знал, чем мне помочь! Уже тогда знал! Миллионы раз я вспоминала то наше выступление. Мы не танцевали – мы плыли, горели. Мы жили. По-настоящему, взросло, манко. Сотни глаз, следящих за нашими телами. И никто из них не знал наш маленький алкогольный секрет. Говорят, что опьянение не дает сфокусироваться. Но это и не нужно, я могла бы танцевать даже с закрытыми глазами. Когда тренируешься 24/7, тело запоминает мельчайшие детали движений, выдает их на автомате. Технически я всегда была невероятно точной: шаги только с носка, только в ритм – просчет в доли секунды. Но в танце важна не только техника, нужно общаться душами. А вот с этой проблемой мне помог справиться алкоголь. Нам аплодировали стоя. Тренер сказала, что это был прорыв для нашей пары. Она почти год вынужденно держала нас в классе, где можно танцевать только восемь танцев из десяти возможных, облегченного уровня. Потому что мы были «готовы физически, но не были готовы внутренне повысить категорию танца».

Мама ликовала. Собрала гостей, тех немногочисленных, кто не отвернулся от нас в тот злополучный год. Все поздравляли меня, сыпались тосты. Мама вспоминала наши бесконечные домашние прогоны «за маму, а теперь за папу»: когда я пыталась отточить новую фигуру, а мама отстукивала ритм каблучками моих первых танцевальных туфель. Это было удобно, туфельки легко помещались в ладонь. В окончание вечера она внесла огромный торт со свечами! Нет, не тринадцатью, свечей было только десять – по числу танцев любой сложности, которые отныне мы можем исполнять в «открытом классе». Ей богу, такого торта даже на моем дне рождения не было. Все фотографировались с ним на заграничный полароид, оставшийся от той обеспеченной жизни, которая совсем недавно для нас закончилась. А я задумчиво водила ложкой по пустой тарелке. Торт всегда был под запретом, берегла фигуру – танцору нельзя толстеть и покрываться прыщами. Сегодня мне можно было все, но – не хотелось. Мысленно я каждую минуту уносилась далеко от гостей, торта, мамы – на паркет, в тот наш пьяный танец, когда он вёл меня, а я полностью ему вверилась. Не было проблем, не было смущения – мы были полностью откровенны. Мы любили друг друга. По крайней мере, любила я.

Вы скажете «с того момента они начали встречаться, а потом жили долго и счастливо». Но нет. С того момента я стала добавлять в свою «лимонку» водку. Не так много, как в тот раз, буквально стопку. Иногда даже всего пару капель. Мне достаточно было знать, что алкоголь там есть, уже от этого знания я чуть расслаблялась и выдавала результат. Но на тренировке и выступлениях мы только танцевали, разговаривать с Олегом было некогда. А в школу я ходила без своей «страховки». Поэтому вне танца мы так и оставались «просто друзьями».

Мать

Май, 2007 г.

Но даже и ты помочь не можешь, и темнота твоя,

Мне одному совсем, совсем ни к чему. (с) «Ласковый май»

Голова раскололась надвое. Будто в затылок вбили гвоздь, и я лежу на нем, шевелиться попросту боюсь. Да и сил никаких нет: жутко тошнит, и в то же время дико хочется есть. Я бы съела сейчас курицу целиком, да только нет сил, даже до кухни дойти. Даже подняться с пола. Опять скакнул сахар, и я отключилась, сколько уже лежу здесь? Я поворачиваю голову, под кроватью ровные прозрачные бутылки: шесть, девять, двенадцать – пора выкидывать – а рядом с ними валяется зонтик. Я мотнула голову на другой бок, к окну – а там темно, дождь плевками шлепает по стеклу. Дождь. Зонтик. Роза. Черт. Роза! Я опять оставила ее! Это конец. Мысли понеслись бешеной каруселью.

Вчера вечером я пошла в магазин, мимо парка, я застыла на месте – Олег гулял с Розой. Всего в паре метров от меня, за забором. Он купил Розе разноцветные блестящие шарики, и вату размером с две ее головы. В честь окончания второго класса, наверное. Я долго любовалась ими, смотрела как зачарованная – так смотрят на бабочек, боясь спугнуть их дыханием. А потом к ним подошла она. Кошачья морда. И они стали гулять втроем. С моей Розой. Снова она. Забрала у меня танцы, его, а теперь и Розу. Они сели в машину Олега и уехали. А я пошла домой, позвонила ему на мобильный – он не взял трубку. Я ходила из комнаты в ванную, из ванной в кухню, звонила, звонила, раз пятьсот – занято, без ответа, не доступен. В холодильнике стояла начатая бутылка водки, но я открыла новую и выпила ее полностью.

Проснувшись наутро, я решила встретить Розу из школы, погулять с ней как раньше. Обычно Розу забирала из школы мама, и они шли к ней домой. Роза уже пару лет жила с моей мамой, я заходила к ним изредка, когда была в состоянии… Но мамы еще не было, а Роза уже вышла в пришкольный дворик. Я помахала ей рукой из-за ворот и позвала ее. Роза отошла от группы одноклассников, и незаметно для учителя прошмыгнула ко мне. Так началось наше тайное путешествие. Мы немного поскакали на бревне в овраге за школой, а потом поехали в наш парк, ездили на железной дороге, Роза очень любила кататься на ней раньше. Хотя у меня не было много денег на аттракционы, но Роза как будто понимала это, и не просила ничего. Она догадливая. Небо потемнело, и я предложила зайти домой за зонтиком, а потом пойти в кино.

Мне пришлось попросить Розу посидеть на скамейке у подъезда, объяснив тем, что дома я потравила тараканов и детям дышать отравой нельзя. Не знаю, почему из меня вылетела эта нелепость. Просто здесь бардак, да и бутылки давно нужно было выкинуть – нельзя, чтобы Роза рассказала маме об этом. Иначе мы вообще больше не увидимся. Я зашла домой, на автомате закрыла дверь и стала искать зонтик. Я жутко нервничала, потому что торопилась и понимала, что не пользовалась им уже несколько лет. Найти его в моем бардаке было бы сложно. И все же я нашла чертов зонт, он лежал на верхней полке в чулане. Я потянулась за ним, и голова сильно закружилась. Иногда меня накрывало волной бессилия, особенно на голодный желудок или с похмелья как сейчас. Наверное, сахар в крови скачет. В такие моменты мне нужно что-то срочно съесть, иначе бессилие будет расти как снежный ком, и через пару минут я уже не смогу подняться на ноги. Вот это и произошло со мной. Ухватилась за какой-то чемодан рядом с зонтом, и он с грохотом упал на меня. Я ударилась о косяк и отключилась. А Роза осталась сидеть у подъезда. Под дождем. Снова.

Шторина мечется на гардине туда-сюда. По полу разлилась лужа длиной в метр – вот сколько дождь нахаркал в открытую форточку, пока я тут валялась. Господи, неужели Роза до сих пор ждет меня на улице? Я мгновенно вскакиваю и лечу по подъезду вниз, перепрыгивая ступени так, что ляжки подпрыгивают. А в голове бултыхается уже не один – сотни мелких гвоздей. Вот же ты алкашка, Саша, бухаешь не просыхая. Одно и то же – десять лет коту под хвост! Но ведь так было не всегда!

Как только Роза родилась, и первые месяцы… я была так счастлива! Пока он был со мной. Потом держалась, даже несмотря на напряжение, на усталость – только чтобы не расстраивать его, чтобы ему было хорошо. Я отчаянно цеплялась за нашу маленькую семью. Но когда Олег ушел, во мне будто обломили стебель. Я перестала чувствовать жизнь. Нет, у меня не было мыслей покончить с собой. Но мне стало все равно – жить или умереть. Даже несмотря на маленькую Розу. Как это возможно вообще? Наверное, я плохая мать.

Еще и мое тело, всегда такое подтянутое и отлично сложенное – поплыло без тренировок. Вроде бы я не была слишком толстой. Но это ощущение, когда при ходьбе ляжка трется об ляжку – и ты автоматически чувствуешь себя кобылой. У меня чуть подвисал живот, пара сантиметров в ляжках, бедрах, в руках. Но общее ощущение такое, будто тебя замотали в полиэтилен, а в прослойку между ним и кожей наложили желатина. Помню, пришлось объяснять маме, что деткам до года нельзя смотреться в зеркало, поэтому я и завесила его пеленкой, чтоб Роза не пугалась. На самом деле, я, конечно, пугалась сама – своего отражения.

Олег не забыл обещание помогать нам деньгами. Передавал через маму каждый месяц. Немного, но достаточно, чтобы не просить больше. А еще их хватало на водку. Алкашка?! Но нет, все было не так. Не совсем так. Я не пила водку бутылками. Я делала коктейли с лимоном и спрайтом. Да, можно было покупать вино. Но, во-первых, водка обходилась дешевле. Вина в магазинах тогда было не так много, как сейчас, стоило оно недешево. Я ведь не работала – сидела с Розой. А во-вторых, мне нравился вкус. Он напоминал то время, когда мы танцевали. Напоминал о нем. Сначала я делала коктейли только по выходным. Вечером вдвоем с малышкой было особенно скучно. Потом и в будни. Потом подумала, раз я все равно не работаю – зачем дожидаться вечера? Если можно поднять себе настроение прямо с утра. Я выпивала коктейль, и мы с Розой шли гулять. Под шафе мне было все равно как меня оценивают соседские бабульки. «Малолетка родила? Ай да девка! Проститутка, так и надо!». Мне были безразличны мамаши, которые либо смотрели оценивающе – почему полуторагодовалая девочка не ходит в ясли, либо с сочувствием – Роза гуляла только со мной, и никогда с отцом. Олег попросту не приходил к нам с Розой – «дел по горло, работаю сутками, кризис – с начальством не стоит кусаться, я тут без году неделя» и одно, да потому… Так что я была «и за маму, и за папу». С алкоголем можно было терпеть детские истерики, можно было часами дремать рядом с песочницей, или смотреть «Шоу Тома и Джерри». Вы скажете, миллионы женщин по всему миру проходят через это, и не спиваются. Да, это так. А я вот спилась.

Раньше у меня всегда была цель. Сначала одна категория, вторая, выход в чемпионат области, затем соревнования по России, а после распада Союза перед нами замаячила Европа! Я росла как ослик с привязанной перед мордой морковкой. А еще Олег – он всегда был рядом. Но теперь у меня не осталось ни его, ни танцев. Будто кто-то оторвал морковку, и ослик не мог решить в какую сторону ему идти. А пока раздумывал, вроде бы и идти стало некуда.

Так я перестала покупать спрайт для своих коктейлей. Выпивала довольно много, могла по полбутылки за вечер. Наутро мне было очень плохо – я могла только лежать, есть не хотелось. А нужно ведь варить Розе еду, но признаться, я не всегда это делала. Однажды к нам заглянула соседская бабушка Катя, царствие небесное. Она прошла на кухню и увидела гору посуды в мойке. Было около трех часов дня, а я только встала, не умылась, и дочка просила кушать. Соседка ушла. Мне стало стыдно, и я выпила еще. А затем соседка вернулась с вареной картошкой. Покормила Розу и меня заодно. Она стала приходить чаще, навещать нас. Всегда ворчала на меня, но недолго.

С мамой мы общались редко. Я не отвечала на звонки, но звонила сама раз в неделю, чтобы узнать заранее, когда она хочет приехать к нам в гости. В этот день я прибиралась и выкидывала скопившиеся бутылки. Но она, видимо, заметила перемены, и однажды приехала без предупреждения. У нее был ключ, она открыла и увидела все как есть. Роза смотрела телевизор и обмочилась, но мультик был настолько интересный, что она так и сидела в мокрых трусах на полу. Прямо под открытой настежь форточкой. А я спала рядом на диване, перед которым лежала бутылка водки и осколки керамической кружки. Видимо она упала с дивана, когда я повернулась. По сути, это было стечение обстоятельств, но они стеклись в такую неприглядную картину, что мама забрала Розу к себе. Уходя, мама оставила дверь нараспашку. Меня разбудила бабка Катя, сказала, что входная дверь снова открыта. А Розы дома не было. У меня раскалывалась голова, так же, как вот сейчас, будто битком набитая гвоздями – мысли зажевало. Я пыталась предположить, как Роза могла открыть дверь, но тщетно. Чтобы открыть входную дверь, ей нужно было бы встать на стул. Но все стулья у нас тяжелые, а табуретку я заперла в чулане, так как Роза уже пыталась с помощью нее залезть в буфет и упала, прикусив язык. Табуретка там и стояла. Но как же Роза открыла дверь? Ответ напрашивался сам собой – я забыла эту дверь закрыть. Меня кольнуло стыдом от отвращения к себе. Я спустилась во двор, так же, как и сейчас, но Розы там не было. Вернувшись, я позвонила маме. Даже не знаю, что я хотела. Я не намеревалась ей рассказывать о пропаже, но и не хотела с ней разговаривать на отвлеченные темы сейчас. Я просто позвонила и спросила, когда она думает приехать. В ответ она спросила: «А что, хочешь помыться наконец-то перед моим приездом»? Я все поняла – она приехала, и забрала Розу. Зачем так поступать? Она также добавила, чтобы я пришла к ним сегодня вечером и забрала Розу. Я знала, что меня ждет тяжелый разговор, поэтому вымылась и даже накрасилась. Но я не знала, что встречу там его. Наверное, хорошо, что не знала, иначе ни за что не пришла бы. Мне ведь было всего двадцать, я была жутко гордой. И глупой.

Когда я зашла, за столом уже сидели мама, он, Роза бегала по кухне в каком-то новом костюмчике. И моя сестра Тома тоже была, с Егором. В старших классах ботаник Егор одно время таскался за мной, и я часто у него списывала, Тома же училась на год младше, ей он помогал делать домашнюю работу. А теперь они в одном институте, встречаются. Милашки. Я зашла и не сразу поняла, как себя вести. Мама указала мне на стул, и продолжила щебетать. Олег пересказывал ей статью про конец света, который обещают с приходом 2000—го года. Мол, пора запасаться водкой, тушенкой и уходить в бункер. Всем шутка понравилась. А я ведь уже два года как живу в бункере. С тушенкой и водкой. Кажется, я готова встретить конец света, как физически, так и морально. Мама перехватила мой взгляд и глазами спросила: «Почему? Почему ты вот так легко сдалась?». Олег часто заходил к ней, ведь она практически усыновила его: устроила на работу в милицию, сразу после того как случился дефолт и родителей Олега обчистили. Он остался без наследства, без жилья, без образования – и без партнерши. Но сегодня бьюсь об заклад – она пригласила его специально, чтобы мы пересеклись. Чего она добивалась? Что он посмотрит на мое помятое лицо и влюбится снова? В его глазах читалось сочувствие и стеснение. Он избегал смотреть на меня. Обращался только к маме, или к Томе. С Егором они никогда не контачили. А может мама добивалась, чтобы я посмотрела на себя со стороны? «Жизнь не закончилась – он цветет и пахнет, сестра нашла парня, и тебе пора»?

Когда Олег и сладкая парочка ушли, мама попросила меня убрать посуду. Пока я мыла, она села за стол, и сказала, что я переезжаю к ним, жить буду в своей комнате. Под надзором. Вот чего она хотела. Показать, что я все еще маленькая девочка и нахожусь под ее контролем. Я буду делать то, что захочет она. Ведь я не обеспечиваю себя, не обеспечиваю ребенка, а значит, мое мнение вообще учитываться не должно. В общем-то, все так и есть. Я ничтожество, которое не может позаботиться ни о Розе, ни даже о себе. Ну и ладно.

Я собрала несколько пакетов и переехала к маме. Первое, что заметила из изменений – моя сестра. Она стала похожа на женщину. Раньше мы всегда ходили как красавица я, и моя сестра Тома. Она тоже была приятной внешности, но какая-то бесполая что ли. Она воспринималась скорее, как человек, а не как женщина. Сейчас что-то в ней неуловимо изменилось. Духами стала брызгаться. Ну и конечно парень ее, Егор. Когда я танцевала с Олегом, Егор бегал за мной, как многие другие парни, а теперь накатывало ощущение, будто из моей свиты исчез один подопечный. Но обидно не было, скорее забавно. Он также терся около Томы, как когда-то около меня. И почему он не придет в равное ей положение, перестанет уже лебезить как собачка. Когда я переехала, Егор стал приходить чаще. Мы не общались, но я знала, что он идет мимо моей комнаты и боится посмотреть сюда. Так стесняются смотреть на тех, кто делает что-то интимное. Например, занимается сексом. Или на больного раком, оставшегося со своей болезнью тет-а-тет. Или на алкаша. Меня забавляло его смущение, и я специально выходила из комнаты, закуривала перед ним, а потом выдыхала дым прямо ему в лицо, делая вид, что не замечаю неудобства. Несмотря на мой растрепанный видок, я похоже навевала на него страх. Он начинал нервно шевелить пальцами, как краб, которого вытащили из воды, и он не знает, куда ему деться.

Я продолжала пить, но всегда убирала бутылки под кровать. Так как тихий час у Розы длился всего 2 часа, и я не всегда оставалась одна в это время, у меня не было возможности выкидывать бутылки слишком часто. Поэтому под кроватью собирались внушительные батареи. Я выкидывала их, только когда там уже совсем не оставалось места. Конечно же, мы разговаривали о садике. Но это значило, что мне нужно будет искать работу или поступать учиться. Я не знала, кем я могу работать без образования, а учиться не было желания. Точнее мне хотелось бы иметь диплом, но я не знала какой именно. Кроме танцев я ничего не умею. Что же до танцев, я исключала саму мысль о том, чтобы вернуться. И даже не могу назвать конкретную причину. Конечно, после такого перерыва мне уже не светил чемпионат, но, наверное, какой-то уровень можно было нагнать. С другой стороны, нужен был партнер. Партнера сложно найти даже для восьмилетней девочки, а уж для двадцатилетней почти нереально! Как только заходила тема танцев, в моей голове будто кипел мозг, мысли собирались в кашу, и выцепить какую-то конкретную было невозможно. Я просто нервничала и никогда не приходила к какому-либо ответу. Обычно я выпивала немного, и напряжение забывалось. Стеснялась ли я своей новой фигуры? Да. Стеснялась ли разговора с тренером, потому что надо было назвать причину ухода из танцев? Да. Хотя тренер обо всем знала, конечно. Боялась ли, что после перерыва мой класс упал как минимум вдвое? Да. Боялась ли, что не смогу найти партнера? Да, да, да! Но даже если бы сам Олег, вдруг, как в сказке предложил мне попробовать танцевать снова, в нашем старом зале, вместе – я бы отказалась. Было что-то еще, чего я боялась. Что-то гораздо более значимое. Но это «что-то» в лабиринте своих мыслей я до сих пор не нашла.

Однажды мы гуляли с Розой на площадке, ей было уже четыре или пять лет. Я по традиции подлила водки в бутылку из-под сока. Солнце пекло. На площадке гуляли первоклашки, слушали Бритни Спирс на кассетном плеере. Роза качала головой в ритм и лепила какие-то замки из песка. Бритни пела ничего так, но под нее можно было только танцевать, или подпевать в Розину пластмассовую лопатку. Для этих целей Бритни была незаменима. Но рыдать, как мы с Томой рыдали, можно было только под песни Юры Шатунова. И мне стало немного жаль первоклашек, которым даже порыдать-то было не под что. За этими мыслями я незаметно осушила бутылку и задремала на скамейке.

Меня разбудила какая-то женщина. Я проснулась с камнем в голове, кашей во рту и поняла, что пока я спала, пошел дождь. Я вся промокла. И Розы опять нет. Господи, ну и ворона! Больше никогда не буду пить во время прогулки. Во дворе ее не было, и я пошла в подъезд. Дома Розы тоже не было, зато дома была Тамара. Интересно, она видела меня на площадке, или нет? Наверное, не видела, иначе подошла бы. «А где Роза?» – спросила она. Я не знала, чего ответить, да и мозг мой еле соображал. Сказала, что Олег ее забрал погулять. И тут меня начала охватывать паника. Кто-то же действительно забрал Розу! Мою девочку. Кто-то забрал ее. Она не могла уйти сама. Я начала судорожно набирать рабочий телефон Олега. Но время было уже больше шести вечера, и возможно он ушел домой. Он съехал из старой съемной квартиры, я не знала нового адреса. Порылась в нашей записной книге, но телефона так и не нашла. Ждала маминого прихода, когда в дверь позвонили. Олег. Он принес Розу, завернутую в плед. В его руках она мирно спала. Он не поздоровался, и, оттолкнув, прошел в комнату прямо в обуви. Положил Розу на мою кровать, и видимо слишком далеко поставил ногу. Под кроватью упала бутылка, повалив за собой еще несколько. Судя по звуку, около трех. Хорошо, что я выбросила большую часть вчера. Затем он вернулся, попросил швабру, чтобы затереть грязные следы на полу. Разделся и сел на кухне. Я предложила чая, а он послал меня на х… Он не матерился раньше. Я спросила, как Роза нашла его. На что он буркнул «привел участковый». Вот ведь как, позорище. Олег сказал, что ждет маму. А со мной разговаривать больше не намерен. Ну что же. Я почистила зубы, на всякий случай, и вернулась в комнату.

Они долго разговаривали на кухне, мама даже плакала, кажется. Я лежала с Розой, она была горячей. Ее плечи, руки и нос обгорели на солнце, а потом она простыла под дождем. Сейчас ее жарило. Мне было неловко заходить на кухню, но только там лежал парацетамол. Когда Олег ушел, мама спросила, зачем мне таблетки. Я рассказала свою версию. Конечно, опустила причину, из-за чего я уснула на площадке, объяснив, что мне стало плохо на солнце. Но мама итак все поняла. По виду она не была зла, скорее растеряна. На нее это было не похоже. Она как будто не могла принять решение, сомневалась.

На следующий день я поняла причину ее сомнений. Мама сказала, что я уеду жить обратно в квартиру. А Роза временно поживет с ней, до сентября. В сентябре Роза пойдет в садик, а у меня «сейчас есть время, чтобы поступить учиться или устроиться на работу». Я, конечно, стала протестовать, но мама быстро пресекла это. Либо так, либо Олег подаст жалобу в органы опеки, а это значит, что за нами будут присматривать. Она постаралась сказать это в шутку, но видно было насколько ее бесит такой расклад. Мне пришлось согласиться. Я навещала Розу почти каждый вечер. И даже поступила на вечернее отделение в институт. Я подумала, что могу работать днем, а вечером учиться. Роза пошла в садик, и постепенно переехала обратно ко мне. Все налаживалось. Тамара оканчивала институт и готовилась выйти замуж за Егора. Они с мамой были заняты предсвадебными хлопотами. Однажды мама попросила меня сходить в салон платьев вместе с сестрой. Они планировали пойти вдвоем, но мама была занята и опаздывала. Сестра примеряла платья одно за другим, шикарные, расшитые бисером, с огромным кринолином. Я сказала ей: «Том, ты похожа на принцессу из мультиков Дисней». На самом деле, в этих обалденных нарядах она была похожа на меня в детстве.