Я не люблю своего мужа

Таня взялась за лопатку вместо Наташи и разложила торт по остальным тарелкам.

– Так ты сегодня именно этого себе пожелаешь? – спросила она, кивнув в сторону открытого окна. – Женского счастья?

– Да, девочки! – отозвалась Наташа, продолжая уплетать торт. – Хочу замуж! И детей хочу! Правда, рожать не хочу.

– Это как так? – удивилась Таня.

– А вот так! Старовата я уже для этого, где-нибудь уже готовеньких взять бы парочку – это был бы просто идеальный вариант!

Ее лицо приняло при этом такое заинтересованно-мечтательное выражение, что подруги рассмеялись.

– А ты? – обратилась Таня к Ире, принимаясь за свою порцию сладкого. – Следующий этап карьеры – стать владельцем всей фирмы?

– Нет, у меня тоже сегодня будут не вполне обычные пожелания, – сказала Ира, тоже берясь за ложку. – Проблемы возникли совсем не там, где их можно было бы ждать – с Яной в последнее время творится что-то неладное.

– Так ведь переходный возраст, что ж ты хочешь, – отозвалась Таня. – У меня старший тоже сейчас из шкуры лезет – пытается доказывать всем и каждому, какой он умный и самостоятельный!

– Да если бы она из шкуры лезла, а то наоборот, замкнулась в себе, из комнаты почти не выходит, ничего не рассказывает о себе, целыми днями просиживает за компьютером – и что она может делать там столько времени?

– Но ведь раньше у тебя были с ней хорошие отношения? – вмешалась Марина. – Пробовала поговорить с ней?

– Да пробовала, конечно… Правда, пока зарабатывала свою долю в фирме, времени не было совсем, успевала только утром сказать ей привет, а вечером пожелать спокойной ночи да и то только в случае, если успевала вернуться домой до того, как она ложилась спать.

– О, так тебе теперь надо срочно налаживать с дочерью контакт, а то дело до такого может дойти!

Таня сомневалась только в себе, а про других всегда точно знала, что им нужно делать, и, как ни странно, чаще всего оказывалась права.

– А я вот, девочки, – продолжила она же, – сначала хотела работы по душе – получила. Потом побольше времени, которое можно было бы ей уделять – и это мне удалось. А теперь смотрю на свою жизнь и вижу, что работы в ней выше крыши, можно сказать, только она одна и есть, а денег как не было, так и нет! Так что буду сегодня хотеть денег – и побольше!

– А зачем тебе деньги? – спросила Ира.

– Как это зачем? – удивилась Таня. – Чтоб были!

– Нет, дорогая моя, так не бывает. Деньги надо хотеть для чего-нибудь, иначе они не приходят. На что конкретно они тебе нужны?

Таня задумалась.

– Ну, даже не знаю. Тряпки я не люблю, по салонам красоты мне ходить некогда, машину не вожу, отпуска провожу на даче…

– Неужели совсем ничего не хочешь? – допытывалась Ира. – Может, баню на даче построить – ты же любишь баню? Или новый диван? Ну хотя бы новые осенние сапоги?

Таня растерянно пожала плечами.

– Ты чего, Танюх? – изумленно посмотрела на нее Наташа, оторвавшись от своей тарелки. – Неужели это так сложно – чего-нибудь захотеть?

– Ну разве что… – начала та.

– Что? – хором отозвались подруги.

– Хотелось бы квартиру побольше, но ведь это же какие деньжищи! Мне таких вовек не заработать!

– Стоп! – остановила ее Ира, для убедительности подняв руку с ложкой, перемазанной чизкейком. – Вот с этого и начинаются наши проблемы. Зачем ты сама себе, не успев даже озвучить толком свое желание, уже отказываешь в его осуществлении?

– Да как же я отказываю? – удивилась Таня.

– Нужно уметь не только мечтать, – сказала Ира, – но и уметь принимать то, о чем мечтаешь. Так что будь любезна, постарайся убедить себя, что квартира – это не есть нечто совершенно невозможное, а там глядишь, и способы заработать на нее найдутся.

– А может, тогда лучше не квартиру, а дом? – спросила Таня.

Подруги рассмеялись.

– А ты чего молчишь, подружка? – спросила Наташа, поворачиваясь к Марине. – Что загадывать сегодня будешь?

Марина ждала этого вопроса, но все равно растерялась.

– Ой, я даже и не знаю…

– Не, так не пойдет, – решительно вступила Таня, как будто сама только что не искала мучительно ответ на этот вопрос. – Купаться надо, зная, чего хочешь, иначе ничего не выйдет.

– А зачем обязательно что-то должно выйти? – спросила Марина. – Я же приехала с вами повидаться, а не ради исполнения каких-то желаний.

– Так ведь одно другому не мешает, – заметила Ира, – зачем упускать такую прекрасную возможность улучшить свою жизнь?

– Да если бы я знала, что в ней улучшать-то… – сказала Марина и вдруг почувствовала, как снова задрожало все внутри при воспоминании о ее с Мишей доме, куда ей нужно будет вернуться уже завтра, и о Васином лице, которое несколько часов назад снова смотрело на нее с черно-белых фотографий, о любви, которая, оказывается, все еще билась где-то глубоко – запертая, загнанная, но живая, и о нелюбви, с которой приходилось жить каждый день, месяц за месяцем, год за годом, оттаскивать себя от мыслей об этом, как от открытого огня, чтобы не обжечься и не сгореть окончательно.

Слезы снова подступили к глазам, но Марина вдохнула поглубже, улыбнулась, посмотрев на подруг – справилась.

– Да оно и верно, конечно, – отозвалась Таня, разворачивая фантик и откусывая от конфеты. – Прекрасный муж, дети, новый дом, машина, куча тряпок, красавица вон какая – чего еще желать? Все есть.

– Да нет, – возразила Марина, – на самом деле, конечно, все не так гладко…

– А что не так? – поинтересовалась Таня. – Может, тебе муж изменяет? Пьет? Бьет? Все деньги проигрывает на игральных автоматах?

– Ну нет, конечно, – натянуто рассмеялась Марина.

– Может, свекровь сживает тебя со свету? Или проблемы со здоровьем? Или ты сама должна вести все хозяйство по дому – мыть все свои двадцать окон, стирать, стричь газон?

Ира с Наташей смотрели на Таню предостерегающе, но та не хотела ничего замечать. Марина отрицательно покачала головой, снова отводя глаза в сторону.

– Может, дети плохо учатся, дерутся со всеми подряд, воруют, бьют стекла в школе?

– Да нет же, – сказала Марина, – вроде ничего такого…

– Ну вот я и говорю, потому и нечего желать.

– Есть, – упрямо возразила Марина дрогнувшим голосом.

– Еще одну шубу? – пошутила Таня.

И тут плечи у Марины затряслись, лицо скривилось, слезы хлынули из глаз. Она поспешно закрылась руками, сжалась, словно вдавливая себя в кресло, в котором сидела. Подруги всполошились, заволновались, стали наливать в стакан воду, искать салфетки, Таня торопливо зачастила:

– Да ты что, Мариш, я же не имела в виду ничего такого! Да ты прости меня, дуру, сказала не подумав! Черт с ней, с этой шубой, ты что? Ну не плачь, не плачь, все образуется!

– Ничего не образуется! – вдруг выкрикнула Марина сквозь слезы. – Никогда ничего не будет лучше!

– Да ты что за ерунду говоришь? – возмутилась Ира, вкладывая бумажные салфетки ей в руку. – Все можно исправить!

– Я не люблю своего мужа! – снова крикнула Марина. – Никогда не любила и уже полюблю! И никогда не буду счастлива! Я ненавижу каждую минуту, проведенную с ним, нашу спальню, нашу кухню, тарелки, с которых он ест, машину, на которой ездит, даже наши дети вызывают во мне неприятие, когда я замечаю в них черты мужа! Боже мой, это ужасно – то, что я говорю, как же это ужасно, но только это и есть настоящая правда, а не машины, шубы и мои двадцать окон, которые мою не я!..

Рыдая, она снова уткнулась в свои ладони. Ира отодвинула от нее вконец растерявшуюся Таню, села рядом на подлокотник, подставила свои колени, за которые Марина уцепилась как за последнюю возможность спасти свою жизнь.

– Всегда есть выход, – повторила Ира. – Ты молодая, красивая, у тебя все в порядке. Нелюбимый муж – это еще не конец света. Успокойся, и мы подумаем, что можно сделать в этой ситуации.

Марина слушала ее и в какой-то момент ей вдруг действительно показалось, что все не так страшно – подумаешь, не она первая, не она последняя, кто живет так. Взять хоть ее подруг –личную жизнь ни одной из них нельзя было назвать особо счастливой, но ведь они не делали из этого трагедии!

При этой мысли давление изнутри, гнавшее все новые потоки слез, стало ослабевать, и Марине стало легче. Какое-то время она еще всхлипывала, но довольно быстро успокоилась, глядя, как Наташа и Таня суетятся, чтобы занять себя чем-то в этот неожиданно напряженный момент – ставят чайник, убирают со стола фантики от конфет и косточки от персиков, меняют грязные тарелки на чистые. Наконец Марина окончательно пришла в себя, поднялась с Ириных колен. Наташа и Таня перестали суетиться и сели на свои места за столом.

– А Васю ты любишь? – вдруг спросила Наташа Марину.

Таня быстро и с укором глянула на нее, но Марина, как ни странно, на вопрос о Васе прореагировала спокойно.

– Наверное, сейчас я уже люблю не его, а воспоминание о нем, – сказала она. – Память о своей любви. О том, какое это было сладкое чувство, когда я готова была простить Васе все, если он был рядом, когда радовалась каждой секунде, проведенной вместе с ним, когда с трепетом хранила воспоминания о наших встречах, о его взглядах, улыбках, словах. Ничего этого не было с Мишей, никогда, даже в самом начале. Надо же, – сказала она, вдруг улыбнувшись, – думала раньше, что вы завидовали мне, уговаривая расстаться с ним, и только сейчас понимаю, что завидовать-то было абсолютно нечему. Можно было только порадоваться, глядя на меня, что сами не попали в такую ситуацию.

Повисла пауза, и уже стало казаться, что сказанное так и останется без ответа, но Наташа вдруг сказала:

– Знаешь, Мариш, мы действительно думали так. Но сейчас я как никогда понимаю то, что в любви только это и важно – то, как ты сам ее переживаешь, какими чувствами она тебя наполняет. Так что ты не права, то, что было у тебя с Васей, было прекрасно. И ты по крайне мере знала эту любовь. А ведь сколько угодно людей никогда не испытывали ничего подобного и даже не понимают, чего лишены в жизни…

За окном сгущались сумерки.

– Девули мои дорогие! – вдруг встрепенулась Таня. – А где же наш тазик-поглотитель неприятностей?

Наташа тут же выбежала из комнаты и, погремев чем-то в кладовке, вбежала в зал действительно таща за собой тазик – большой, закопченный и покореженный.

– Ну-ка, мои хорошие, подкиньте-ка дровишек! Тащите-ка приговоренные к сожжению негативчики!

Ира и Таня направились к пакетам, оставленным в коридоре. Наташа стала расчищать место на балконе, поставила туда табуретку, на нее водрузила устрашающего вида таз, достала с полки зажигалку и старую газету. Марина помогла ей все это проделать, после чего они зашли внутрь, и Наташа стала внимательно оглядывать комнату, будто искала что-то.

– Если бы мы жили в девятнадцатом веке, – прокомментировала Наташа свои действия, – то я с отрешенно-задумчивым видом отправила бы в огонь письма этого подлеца. А сейчас, скажи на милость, что мне туда кинуть? Свой мобильный телефон?

Наконец она остановила свой взгляд на Марине и спохватилась:

– Ой, я же тебе не рассказала, что мы сейчас будем делать! Хотя тут и рассказывать нечего: неси что-нибудь, что олицетворяло бы для тебя твои мучения и от чего тебе хотелось бы избавиться, и очистим свою жизнь от вредоносного мусора!

– Но у меня нет с собой ничего такого… – начала Марина, но тут в комнату вошла Таня, и взгляды подруг обратились к ней, потому что в руках она держала хрустальную вазу средних размеров.

– Только не говори, что сегодня мы должны будем сжечь эту вазу, – предостерегающе произнесла Наташа.

– А что такого? – округлила глаза Таня. – Я в этой вазе хранила деньги, которых никогда не было, а теперь хочу избавиться от нее, чтобы устроить для своих денег жилище получше, куда они приходили бы с радостью!

– А для этого обязательно жечь их старый дом? Просто постелила бы у входа в их новое хранилище коврик с надписью Welcome, глядишь, они и сами сообразили бы, куда надо двигать. Опять же а если у тебя следующий раз с банком не заладится, ты и его вознамеришься сжечь? И вообще, как ты себе представляешь сожжение хрусталя? Он же не горит!

– Почему это не горит? – возмутилась Таня. – Ведь стекло же выплавляют именно на огне!

– Так то стекло, да и ты хоть знаешь, какая для этого должна быть температура? У нас тут между прочим не доменная печь, если ты не заметила, а простой жестяной таз!

В комнату зашла Ира и, подойдя к спорящим подругам, посмотрела на вазу.

– Ну это хотя бы не системный блок как в прошлый раз, – заметила она. – До сих пор не понимаю, как ты его дотащила.

– А какие у меня были варианты? – воинственно отозвалась Таня. – Мой благоверный пять лет обещал мне поменять компьютер, я на нем даже в интернет выйти не могла по-человечески – такой тот был древний! Зато когда сказала, что нечаянно залила его внутренности клеем, так сразу подсуетился и приобрел наконец-то нормальную машину!

– Да, – согласилась Наташа, – про клей это правильно, но необязательно было тащить его сюда!

– В конце концов, это ритуальное сожжение или нет? Ведь получилось же все в конце концов!

– Ну еще бы не получилось! Только мы разбирали его битых два часа, а когда попытались сжечь какую-то пластмасску, помнишь, сколько от нее было копоти? Думала, так и буду теперь жить в квартире с черным потолком! Ты, Танюх, вечно как придумаешь что-нибудь!

– Слушай, Тань, – вступила Ира, – я сегодня видела твой кошелек, когда ты расплачивалась в магазине за покупки – сожги лучше его, по-моему, именно от этой твоей вещи деньги должны шарахаться в ужасе. Уверена, это будет гораздо более символично, чем… хм… уничтожение вазы.

Таня озадаченно на нее посмотрела, потом сходила в прихожую и принесла оттуда свой кошелек. При виде его сразу стало понятно, что Ира имела в виду: тому было лет, по всей вероятности, не меньше, чем самой Таньке, был он грязный, замусоленный, порванный в нескольких местах и неровно зашитый, опять же от вазы его очень выгодно отличали весьма скромные размеры и то, что он был тряпичный и должен был отлично гореть. Таня все из него вытащила, готовя к ритуалу, и все вздохнули с облегчением.

– Ну вот, – удовлетворенно отозвалась Наташа, – совсем другое дело. Убирай свою вазу.

Сама она принесла мужские домашние тапки, которые судя по всему принадлежали ее последнему кавалеру, а Ира выложила на стол пачку бумаг.

– Старые документы, – объяснила она. – Мои трудовые договоры с прошлых мест работ, должностные инструкции, справки, квитанции, старые пропуска. По-моему, пора от всего этого избавиться, чтобы больше к этому не возвращаться, ну и в столе без них стало гораздо свободнее.

Марине вдруг тоже наконец пришла в голову идея, от чего она могла бы избавиться. Поколебавшись секунду, она все-таки вышла в другую комнату и принесла оттуда вечернее платье, в котором была накануне.

– Какая красота! – воскликнула Таня. – Но ты же, надеюсь, не будешь его жечь?

– Почему нет? – спросила Марина.

– Шелк? – потрогала ткань Ира. – Хорошая вещь. Не жалко?

– Нет, – отозвалась Марина. – После вчерашнего вряд ли смогу надеть его еще раз, так что нет, не жалко.

– И правильно, – согласилась Ира. – Не нужно жалеть – это всего лишь вещи, их еще так много будет в нашей жизни.

Таня неодобрительно промолчала, Наташа взялась за зажигалку.

Жечь вещи приходилось осторожно, чтобы огонь не разгорался и не дымил слишком сильно, поэтому процесс шел медленно. Подруги открыли еще одну бутылку вина, расположились на балконе на стульях и подушках, кромсали потихоньку вещественные доказательства прошлой жизни, подкидывали их в костер, смотрели, как огонь с равнодушным аппетитом пожирает то, что когда-то вызывало столько волнений и переживаний, и казалось, что наверное, и правда, не стоило тратить на это столько нервов.

Марина испытала облегчение, когда в костре оказались лоскутки ее платья. Правда, едва оно загорелось, от него пошел такой запах, что она невольно поморщила нос и подумала, что пожалуй, ментально именно так и пахнет ее жизнь. Хорошо, что оно хотя бы сгорело быстро, в связи с чем напрашивалось предположение, что, вероятно, проблема, с которой она имеет дело, неприятная, но легко устранимая. На душе после этого вдруг стало тихо и спокойно, и даже мысль о завтрашнем возвращении домой не нарушила этого состояния, будто это событие или реакция на него больше не были предопределены, и оставалась надежда на благополучный исход.

Пока жгли костер, окончательно стемнело, и Марину начало клонить в сон. Ира отправила в огонь последние обрывки своих документов, после чего его затушили и все вещи с балкона отнесли обратно в квартиру. Немного навели порядок, убрали грязную посуду. Марина уютно устроилась в углу дивана и порадовалась, что уже совсем скоро можно будет наконец пойти спать, как вдруг Наташа встала и подошла к окну.

– Девочки, – сказала она, – уже.

Марина, как и остальные подруги, посмотрела за окно и замерла. Вместо привычного пейзажа из панельных девятиэтажек, деревьев и красных мигающих огней, обозначающих виднеющиеся вдали трубы завода, за балконом простиралось море. Оно светилось снизу зеленым светом, и темное небо, кажущееся бездонной бездной, потому что на нем не было видно ни одной звезды, тонуло в нем целиком, никак не обозначая границу соприкосновения с водой.

– Сколько раз мы собираемся, – сказала Наташа, – и снова пропустили момент, когда оно появилось. Каждый раз одно и то же.

Не глядя ни на кого, она вдруг начала раздеваться и ввиду небольшого количества вещей скоро осталась полностью обнаженной. Тут же ступила из комнаты на балкон, легко забралась на бортик и через мгновение соскользнула с него, скрывшись по ту сторону бетонного ограждения.

Марина невольно вскрикнула и подалась вперед. Ира улыбнувшись посмотрела на нее.

– С ней все в порядке, – сказала она. – Пойдем.

Она тоже стала раздеваться, и через несколько секунд они вместе с Таней тоже вышли на балкон и скрылись в зеленой воде.

Марина колебалась еще несколько секунд и вдруг решилась. Может, это и есть ее судьба? Сгинуть за балконом шестого этажа, что бы это ни означало?

Быстро скинув с себя одежду, она последовала за подругами и, больше не позволяя себе думать о чем-либо, спустилась по лестнице в воду.

Вода была ледяной, но Марине не было холодно. Хотя это скорее была даже не вода, потому что окутавшая ее субстанция была плотнее привычной жидкости… или, может, это Марина стала легче? Еще через несколько мгновений Марина уже вообще не могла сказать, где кончалось ее тело и начиналось зеленое море, будто они смешались друг с другом, стали одним целым. Окружающая ее текучесть свободно заполняла ее, и как источник с живой водой давало силы, легкость и непоколебимую, спокойную уверенность в себе, будто сама Марина стала такой же гибкой, текучей и могла теперь принять любую форму, проникнуть куда угодно, выбрать себе любую судьбу. Любую судьбу, подумала про себя Марина. Елки, а ведь она так и не загадала никакого желания! – пронеслось вдруг в мыслях, но видимо, окружающая среда не терпела никаких всплесков, потому что Марина тут же снова успокоилась с ощущением, что все это неважно. Хотелось наслаждаться этим моментом, и она наслаждалась, покачиваясь на… нет, даже не на, а внутри. Вдруг возникло чувство, что нет никакой границы между небом и морем, а все это есть одно и то же, уходящее глубоко вниз к зеленому свету и далеко вверх в черную бархатную темноту, казавшуюся мягким потолком, заглушавшим все звуки.

Марина сделала попытку плыть, и это движение далось так неожиданно легко и отозвалось такой радостью, что она собрала все свои силы и рванула вперед. Наверное, именно такие ощущения можно было бы испытать, если бы она умела летать, подумалось ей. С неведомым доныне наслаждением она взмывала вверх, падала вниз, ввинчивалась в невидимую линию горизонта, и испытывала такую радость, такую свободу просто плыть, просто быть, какой никогда не знала прежде. Безусловную безотчетную радость, которая бывает только в детстве или в снах, когда нет никаких «но», никаких ограничений, и нет этому чувству ни начала, ни конца, оно было, есть и будет, и можно не бояться, что оно когда-нибудь исчезнет или что-то умалит или обесценит его.

Вдоволь наплававшись, Марина перевернулась на живот и лежала, глядя на зеленый свет внизу. Ей было хорошо. Покойно. И если понимать под счастьем не пиковый всплеск эмоций, а совершенную гармонию с собой, то можно было сказать, что она была абсолютно счастлива.

Проснувшись, она обнаружила себя лежащей на разложенном диване и прикрытой пододеяльником. Непривычные ощущения подсказывали, что одежды на ней не было. За окном уже было светло, но было ясно, что еще очень рано. Марина поднялась и первым делом посмотрела за окно: как и следовало ожидать, в серых утренних сумерках виднелись девятиэтажки, деревья и трубы заводов. Подруг в комнате не было, но из кухни доносились звуки, которые давали повод думать, что кто-то из них уже проснулся и готовит завтрак.

Марина встала и, обернувшись в пододеяльник, попробовала попасть в ванную, но обнаружив, что она занята, пошла на кухню.

– С добрым утром, – поприветствовала ее Наташа, накрывавшая стол к завтраку. – Как спалось?

– Ничего не помню, – сказала Марина. – Как мы очутились в комнате?

– Каждый год одно и то же, – повторила Наташа свою вчерашнюю фразу. – Плаваем, потом просыпаемся в комнате, кто-то на диване, кто-то на кровати, прикрытые простынями, которые я заранее достаю.

Марина попыталась помочь ей расставить тарелки, но сползающий пододеяльник не давал ей нормально двигаться, и Наташа, заметив это, махнула ей рукой, чтобы она садилась.

– А ты уверена, что вообще было что-то? – спросила Марина, послушно опускаясь на табурет. – Честно говоря, сейчас все произошедшее представляется сном – ярким и отчетливым, но мало похожим на реальность.

– Темное небо, вода, светящаяся зеленым, – начала перечислять Наташа, – хотя даже не вода, а нечто, с чем ты сливаешься, и становишься таким же подвижным и текучим, и двигаешься в этом нечто не как чужеродное тело, а как струя того же самого. Испытываешь покой, радость, счастье – так?

– Точно, – подтвердила Марина, почему-то испытав радость при мысли, что произошедшее прошлой ночью все-таки не было сном.

– Мы уже сто раз сверяли свои впечатления, – сказала Наташа, – я даже выясняла, при каких обстоятельствах возможны групповые галлюцинации, но это точно не наш случай. Так что остается одно объяснение – это все происходит на самом деле. Да и какая в сущности разница? Тебе разве не понравилось?

– Понравилось, – отозвалась Марина, – даже очень.

– Ну вот! Что еще нужно?

На кухню зашла Ира.

– Привет, Марин. Что-то рано ты. Выспалась?

Она взяла чашку, чтобы налить кипяток из чайника, и уже севшая за стол Наташа протянула ей и свою чашку тоже.

– Кстати, да, – сказала она, – нам-то с Ирой на работу, а ты оставайся, если хочешь, Танька тоже спит еще.

– Спасибо, – поблагодарила Марина, – но я лучше поеду, и так уже два дня дома не была.

– А так и надо иногда делать, – сказала Ирина, тоже садясь за стол. – Хотя бы для того, чтобы окружающие осознали твою незаменимость. У нас в компании некоторые сотрудники годами не ходят в отпуск – я же иду обязательно, даже когда не очень хочется, именно для того, чтобы не забывали, как без меня плохо.

– Ты молодец, – улыбнулась Марина.

– Да уж, нам у тебя учиться и учиться, – согласилась Наташа. – Правда, я тоже хожу в отпуска регулярно и с удовольствием вообще не вылезала бы из них, если бы за это платили как за работу.

– Всегда все упирается в деньги, – сказала Марина с непонятным выражением и встала со своего табурета. – Пойду умоюсь.

Она привела себя в порядок, оделась и, успев перед выходом сделать глоток чая и съесть кусок вчерашней курицы, вышла вместе с подругами. Наташа собиралась поехать с Ирой, потому что им было по пути, поэтому Марина с сожалением попрощалась с подругами, и сев в машину направилась к дому.

Нужно было вернуться до того, как Миша уедет на работу, чтобы остаться с детьми вместо него, но Марина привычно медлила, чтобы приехать к самому его отъезду и по возможности ограничить свое общение с ним обменом приветствиями. И тут вдруг поймала себя на мысли, что не испытывает никаких негативных чувств в связи с предстоящей встречей с мужем. Правда, особой радости она тоже не ощущала, но и того отвращения, которое раньше в ней вызывала одна мысль о прикосновении его губ к ее щеке, тоже не было.

Наверное, отдохнула от него за эти дни, подумала Марина, но скорости все равно не прибавила. Ни к чему торопиться – заработана эта передышка была нелегко, но продлится это состояние, скорее всего, недолго.

Мишу Марина встретила уже на выезде из поселка, он притормозил и опустил стекло.

– Привет, путешественница, – улыбнулся он немного вымученно. – Хорошо провела время? Все нормально?