Я и Тwиндер. Статус: в поиске

– Привет, ба.

– Ой, как Йессе вырос! – восхищается мама, словно не видела их всего неделю назад. – А Хельми какая красивая! В модели ее! Скоро все парни за ней будут бегать.

Дети смущаются, не знают, о чем разговаривать с бабушкой. Да, и в самом деле, о чем? Мы живем в разных мирах, встречаемся редко, почти ничего общего, кроме крови. Вскоре они возвращаются к себе по комнатам, а мама заводит разговор про наших родственников, где была, с кем виделась и т. д. А я слушаю и ловлю себя на мысли, что даже не скучаю по ним. Это мое прошлое, а я живу настоящим.

СААРА

Я прихожу на работу как обычно. В коридоре сталкиваюсь с Саарой – она мрачнее тучи, только здоровается и проходит мимо в кабинет директора. Я оборачиваюсь: неужели что-то случилось с учениками? Влетаю в класс. Миа как ни в чем не бывало возится со своим учеником, он сидит на полу и не хочет обувать специальные ботинки. У мальчика нарушена координация и он постоянно спотыкается и падает, поэтому возле него все время находится индивидуальный ассистент. Тут же сидит Сенья и рисует свои обычные цветные палочки. Сколько бумаги было испещрено ими, ничего другого девочка рисовать не хочет. Должны подъехать Олли и Саарина подопечная Мери, аутистка, впадавшая время от времени в агрессивное состояние (слава богу, посторонним она была не опасна, но себе навредить могла).

– Что с Саарой?

– Не знаю, – отвечает Миа, – я ее сегодня не видела.

– Пришла, но пролетела мимо.

– Может, что-то срочное? Примешь Мери?

– Да, конечно.

Я выхожу на улицу и стою возле парковки. Ученики тоненькой струйкой стекаются к школе, по двое, по трое, по одному… Сегодня просто пасмурный день, без дождя. Парочка мальчишек стоят в луже и о чем-то оживленно беседуют. Они в резиновых сапогах и вообще, очень хорошо одеты, по погоде. Младшие дети одеты тепло, как полагается, а вон девчонка лет десяти, идет в белых кроссовочках, боясь их запачкать, куртки на ней нет. Форсит, как говорила моя бабушка.

Подъехал миниавтобус-такси с Олли, черный молодой парнишка открывает заднюю дверь, легко запрыгивает в нее и после некоторых манипуляций, из чрева появляется кресло Олли. Таксист с прибаутками выдвигает кресло на подъемное устройство и Олли мягко приземляется возле меня.

– Пока, my friend, – говорит парнишка, машет мне (этот парень возит Олли почти постоянно, мы визуально являемся старыми знакомыми) и возвращается в кабину.

– Олли, не торопись, мы подождем Мери. Она скоро подъедет.

Мальчик, направивший, было, кресло в сторону входа, послушно останавливается возле меня. Почти сразу же подъезжает такси с девочкой, и я принимаю ее.

В классе я помогаю им обоим раздеться. Саара все еще не появлялась.

Приходит Тимо и другие наши ученики, мы начинаем день. Тимо говорит, что Саара сегодня не придет.

– Она заболела? – предполагает Сенья.

– Может быть, – отвечает Тимо уклончиво. Но вряд ли он сам знает, если только Саара не посвятила его. Здесь не принято передавать за другого – на больничном он или еще где, это дело самого человека решать – рассказать или просто промолчать. И никто не будет допытываться. Обычно про всякие простуды и гриппы никто не умалчивает, но считается дурным тоном начать расспрашивать.

Саара так и не пришла и нам ничего не сообщила. Мы с Мией решаем подождать и не звонить. Дело явно не в болезни.

Зато вместо Саары в продленку приходит Маринка.

– Я познакомилась с эстонцем, – говорит Маринка, как только у нас выдается минутка поговорить. – Но это так, для секса. Ничего серьезного у нас не будет.

– Ты не хочешь или он?

– Он бы и хотел. Живет с тремя мужиками в съемной квартире, на работу устроился, да мне не надо.

– Ну тоже хорошо.

– Да, главное, что чистоплотный и устраивает меня в постели. А там, поживем – увидим. Я ведь уже скоро год одна, мне ведь тоже надо. Ради здоровья. А то женщина без секса начинает быстро стареть.

Ну это тоже надо, кто бы спорил. Точно не я.

На другой день Саара снова не появилась, и для ее ученицы была вызвана какая-то неопрятная женщина неопределенного возраста. Я взяла на себя Мери, так как к ней нужен свой подход, а женщина каталась с моим Олли. Мы с Мией написали Сааре смс-ку, все ли у нее в порядке? Та ответила: «Нет, но я выкручиваюсь. Приду, расскажу». Мы не стали делиться предположениями и решили подождать.

Саара появилась через два дня. Она – тише обычного, мы сидели в учительской и пили кофе, когда она вошла и молча встала у порога. Хорошо, что никого кроме нас с Мией сейчас на месте не было.

– Привет, – говорим мы, чтоб развеять тишину.

– Пойдемте-ка, девочки, покурим, – отвечает Саара и первой выходит за дверь. Мы, накидывая на ходу куртки, мчимся за ней.

Выйдя с территории школы, мы заходим за кусты, где стоит баночка с окурками и встаем а ожидании. Саара достает сигарету, прикуривает, с силой выпускает дым.

– В общем, такие дела – я переехала. Сняла первую попавшуюся квартиру, забрала дочь и съехала от мужа.

Наши с Мией глаза лезут на лоб. Вот это сюрприз. Ведь ничего не предвещало… Или она просто не открывала нам своих планов?

– Я развожусь. Вчера подала документы, нашла адвоката.

– Что случилось?

– Банально до охренения. Девочки, у меня все так болит внутри, если б вы знали, – она снова глубоко затягивается.

– Что, что он такого натворил? Изменял? – удивляется Мия. Мне и самой в последнюю очередь могло бы прийти в голову, чтоб нашей красавице и умнице можно было изменить. Променять нашу Саару на кого-то?.. Да абсурд!

– Да. Мудак последний. И главное, что это длится за моей спиной давно, она беременна. Наверно на седьмом месяце.

Мы с Мией пребываем в шоке. Это как так? У них дочери всего три года, когда успел? Чуть ли не из роддома к следующей?

– А это точно? Ты не ошиблась? – пытаюсь я уложить услышанное в голове.

– Я сама увидела их. Они стояли в магазине, куда я обычно не заезжаю. И выбирали одежду для малышей. Я ее видела раньше, на вечеринке, где были его коллеги. Подумала, что заехали после работы, он по-дружески пошел с ней, чтоб помочь, мало ли – беременная баба без мужика и машины… Хотела подойти сначала поздороваться, а потом увидела, как они целуются.

Я представляю Саару и ее реакцию: выбежать, надавать ему по морде. Но я оказалась не права. Саара не сделала этого, вероятно пребывала в шоке. Она осталась стоять как обухом пришибленная. А когда парочка прошла мимо к кассе, ее словно черт дернул пойти за ними. Надо было убедиться, что не ошиблась, что она сейчас только что видела реальность, а до этого обманывалась.

– Я пошла за ними на парковку, они сели в его машину и поехали. Я поехала следом. Он даже не заметил меня, хоть нас отделяла всего одна машина. Мы приехали к ее дому, он вышел из машины и пошел за ней, обнимая. Я уже не могла себя сдерживать.

Саара, словно маленькая неудержимая фурия выскочила следом и окликнула тех двоих.

– Ой, срань! Кого я вижу! – ее просто трясло от гнева.

Любовники встали столбняками.

– Верить ли мне своим глазам?

Она решительно шла навстречу, муж глотал слюну, а любовница продолжала стоять с широко распахнутыми глазами и ртом.

– Вы ребеночка ждете? И когда? К весне? Или уже к рождеству?

– В декабре, – проблеяла любовница.

Саара подошла близко, ухватила мужа за лацканы куртки и коленом ударила того в пах. А потом еще раза два успела, пока тот не опомнился и не вырвался. Этот момент Саара рассказывает с блеском в глазах. Ей очень понравилось.

– Мы разберемся дома, не здесь, – оглядываясь на окна домов запросил муж. Они с любовницей быстро направились к подъезду. Тогда Саара подхватила лежащую на земле сосновую ветку потолще и пошла бить зеркала в машине мужа. Она оторвалась на славу. А муж орал: «я звоню в полицию!»

– По дороге я позвонила маме, чтоб забрала ребенка из садика и поехала домой. Я изорвала и искромсала ножницами все его говняные хоккейные рубашки. Он же как мудак собирал их, скупал в инете, обменивался. Некоторые редкие и дорогие. Я тогда не думала о последствиях, рвала и балдела от мести. И его ноутбук, и телевизор, и всю остальную хрень раздолбала.

Саара достает вторую сигарету. Рассказывает и ее всю трясет. Мы слушаем и не верим своим ушам. Ведь если ее муж подаст на возмещение убытков, то сколько это придется Сааре выплачивать, на нашу-то минимальную зарплату. Несколько лет. С другой стороны, я восхищаюсь Саарой – я бы так не смогла, я бы не дала волю гневу и оглядывалась бы на последствия. Вот она, финская женщина. Скрытый огнь, вырвавшийся наружу сжигает все на своем пути. В гневе она страшна.

– А что муж? – осторожно спрашивает Мия.

– Он не пришел ночевать, и правильно сделал. А то я бы его убила. Так гадко врать. Мы с ним всего пять лет вместе, у нас дочери три года… Он что, почти сразу же после нашей свадьбы нашел себе? Она с ним работает, потихоньку втерлась в доверие.

– Я не понимаю эту бабу, недоумеваю я. – Она же знала, что он женат и, возможно, если бы ты не открыла бы все, еще бы долго был женат, но встречалась с ним, на что-то надеялась, забеременела…

– Такая же тихушница, как и мой бывший. Сволочь.

Да, именно, Саарин муж был под ее каблуком, это ясно. Она сама говорила, что в их семье муж все делает, как она скажет, она является командиром и ей нужен такой мужчина. Ну что ж, такой будет искать лазейку выбраться из-под тапка, но тихо, незаметно. И всю жизнь бегать за отдушиной тихим шохом, как выражалась моя тетка. А Саара, думая, что все у нее под контролем, даже не обращала внимания на знаки, которые наверняка просачивались, ведь все тайное со временем становится явным. И это не просто игра слов.

Немного отойдя от шока, Саара позвонила по знакомым и нашла себе адвоката. Утром переговорила с нашим директором и взяла три дня без содержания. Позвонила в агентство по сдаче жилья и взяла первое попавшееся, которое стояло пустым. Заказала машину, перевезла свои и вещи дочери. А ее муж в самом деле сделал заявление в полицию.

– Тебе не страшно последствий? – спрашиваю я.

– Страшно, – признается Саара. – Но я ни о чем не жалею. – Она выкидывает бычок в баночку, заворачивает крышку и идет к школе. Мы с Мией семеним следом.

Дома я думаю над произошедшим. Нет, не с Саарой, с ней все ясно, она справится. Пережала с руководством, обманул ее мужик, но такие женщины сильные и смелые, они не тонут. Шторм их закаляет. Я думаю про любовницу. Никогда не понимала таких женщин, на что они надеются? Или их забавляет игра в тайну? Как бы соревнование с женой. Но зачем? Какой-то комплекс у них, наверное. Я давно не смотрю российское кино про любовь, потому что там все интриги строятся на изменах, как по шаблону, но не предполагала, что и среди финнок такое есть. Мы вообще мало знаем о личной жизни друг друга.

Хотя, чего это я, некоторые финки переходят в мусульманство, добровольно надевают хиджаб, рожают кучу детишек от мужей-мусульман. Я не верю в этом случае в любовь, простите. Человек, который рожден свободным не хочет в рабство, у него нет желания за чем-то скрываться, чем-то оправдывать себя. Слабые прячутся за хиджабы, за любую религию, они слишком мягкие и податливые, они словно воск, из которого вынули нитку – и это уже не свеча, а мягкий комок неясной формы.

Но я понимаю, что таким людям тоже нужно жить, за что-то держаться, к кому-то сильному прислониться. И это хорошо, если они счастливы в том, в чем нашли себя. Не обязательно понимать что-то или кого-то, чтобы принимать это. Просто принимать. И это здесь умеют.

КАРИ

Лица, лица, лица. Разной формы, разной степени бритости и лысости. Прямоугольное – финн, круглое – русский. Русских в моем круге поиска в тридцать километров было мало, но иногда попадались. Русские меня не выбирали. Я не знаю, почему.

Однажды я попала на украинца, наверно он свайпнул меня, не особо вдаваясь в детали и не читая текст. Когда я ему написала по-русски, осторожно заметил:

– Мы из разных Восточных Европ.

– Из разных? Это как? Есть еще восточнее? Или немного западнее?

Он прояснил:

– Я из Украины.

– И что, мы не можем познакомиться?

– Ну если мы на мир смотрим с одной точки зрения…

Ясно, он в каждом русском видит врага. Это как же запудрены мозги у человека. И похоже, у украинцев так же, как у русских, даже в этом народы похожи. А чего мне делить, много лет живущей в Финляндии с украинцем, который тоже (как позже выяснилось) уже много лет живет здесь?

– Я не придерживаюсь политики партии, и с удовольствием побывала туристом в Киеве. Есть еще как-то препятствия?

– Нет, – ответил он. – Можем познакомиться.

Но познакомиться мы так особо и не успели. После неторопливого обмена обычными данными (кто сколько лет здесь, где работает, сколько детей) он вынес вердикт:

– Я чувствую, что мы с тобой не сойдемся. Так что, наверно даже и не стоит тратить наше время на встречи.

Я прям опешила. Как так? Это он откуда понял? Или у него хрустальный шар имеется? Мы же ничего друг другу кроме общей инфы и не сказали. Я пребывала в недоумении.

– Ну как знаешь. Нет так нет. Всего тебе хорошего. – Что я еще могла сказать?

– И тебе тоже.

И самоудалился.

Вообще, как это называется? Мне трудно понять. Но, видимо, у него какие-то свои соображения, может, он финку ищет?

Ладно, проехали.

В комнату входит Йессе.

– Мам, ты в телефоне сидишь, больше, чем я.

– Да? – у меня как раз открыт твиндер и я переписываюсь с одним блондином. – Я тебя слушаю.

– У меня тут по математике вопрос. И еще, завтра родительское собрание.

– Я помню. Что с математикой.

Но Йессе не спешит дать мне тетрадь.

– Папа тоже хочет завтра прийти.

– Он твой родитель, конечно, пусть приходит.

– Ты не будешь сердиться? Он просил тебя спросить.

Просил спросить, ну надо же.

– Нет, сын, я не буду сердиться. А почему ему нужно по этому поводу переживать? Я чего-то не знаю?

После развода мы виделись несколько раз, когда Карри заезжал за детьми. Не скажу, чтобы я так хотела встречи с ним, но и против не была. Наоборот, я всячески поддерживала их с детьми близость. Правда, частенько меня задевало, что он устраивал детям всяческие развлечения, ходил с ним в кино, таскал по городским мероприятиям, часто водил обедать вне дома. Словно хотел им показать, что у него веселее, лучше. У меня было больше быта, там – больше отдыха.

– Я не знаю, – уклончиво отвечает Йессе.

– Ты что-то скрываешь?

– Не, ничего не скрываю. Я подумал, что раз вы развелись, вы не хотите видеть друг друга.

– Садись, – я откладываю телефон в сторону и хлопаю по дивану рядом с собой. Он садится.

– Ты знаешь, что мы последнее время совсем не ругались с твоим папой. У нас нет зла и ненависти… по крайней мере, у меня нет, – поправляю я. – Просто равнодушие. А равнодушие часто убивает быстрее, чем какие-то сильные чувства, даже, говорят, от любви до ненависти и от ненависти до любви ближе, чем от пустоты к пустоте.

Йессе слушает и пытается понять.

– А ты его когда-то любила?

Я отвечаю не сразу. Возможно, возможно, я когда-то любила его. Или то, что было, принимала за любовь. Но чувство прошло довольно быстро. Остальное время я жила с ним по инерции. Ну и потому что у нас были общие прекрасные дети. Но как это скажешь двенадцатилетнему мальчику?

– Да, я любила его. Может быть, не так сильно, как нужно было. Но любила.

Йессе удовлетворен этим ответом. Подает мне тетрадь.

– Мы изучаем… как это по-русски?

– Дроби.

– Да, броби. Объяснишь?

Я вздыхаю, так как в математике никогда не была гением и говорю:

– Давай разбираться вместе.

На собрание пришло, наверно, человек сто. Сначала все родители поместились в школьной столовой и нас приветствовала директриса, женщина лет пятидесяти с модной стрижкой и как ни странно, одетая со вкусом. Увы, финские женщины за редким исключением, не умеют одеваться. Они носят хорошие вещи, но которые совсем не подходят одно к другому. Об обуви вообще разговор отдельный. Стили путаются, цвета мешаются. Я уже молчу о том, что все должно быть под фигуру, одежда должна скрывать недостатки и подчеркивать достоинства. У многих все было как раз наоборот. Саара однажды пошутила, что мне надо работать стилистом и одевать людей. Но если посмотреть на селебрити в журналах, у которых наверняка есть свои стилисты – это просто невозможно. Безвкусица в крови даже у профессионалов. Хотя, может у них и нет стилистов… Сомневаюсь, что здешние медийные лица богаты.

Кари не было видно. Не то чтобы я его ждала и выглядывала, но по сторонам несколько раз оглянулась. Может, не рискнул прийти? Уж не меня ли забоялся? Я усмехаюсь про себя.

Вслед за директрисой нас приветствует медсестра, рассказывает о времени работы, с чем к ней можно прийти и если есть вопросы у родителей – то пожалуйста, ее кабинет по коридору налево. Потом небольшую речь толкает куратор. Куратор отвечает за здоровую атмосферу в школе, решает все возникающие проблемы и ведет работу с детьми и их родителями. Если вас заботит успеваемость ребенка и его нежелание учиться, его апатичное состояние, вам кажется, что его дразнят – все вопросы к куратору. Куратор разберется, поможет, подскажет.

Затем начальная часть закончилась, и родители стали расходиться по классам. Мне надо было успеть в два.

Первым я решила пойти в класс Йессе, тут-то меня и настигает Кари.

– Привет, – говорит мне в спину.

– Привет. – Я оборачиваюсь к нему, невежливо не обернуться.

– Я чуть-чуть опоздал, с работой задержался.

– Ничего страшного ты не пропустил. Мог и не приходить.

Зачем я это сказала? Мне-то какое дело? Кари меняется в лице, улыбка спадает:

– Я хочу быть в курсе дел моих детей.

– Вилма тебе в помощь.

Вилма – очень удобная система в интернете, в ней ведется учет посещаемости, ставятся оценки, это и информационная доска, и средство общения учителей и родителей. У детей тоже есть своя страница, где они так же получают сообщения, оценки и пр.

– Ты злишься, что ли?

– Вовсе нет. Просто устала за день, прости.

Вот с чего я въелась на него? Совсем нет причин. И не так чтоб мне было неприятно его видеть. На нем новый свитер, ему очень идет.

– Красивый свитер, – замечаю я в знак примирения.

– Thanks, – на автомате отвечает он.

Мы садимся за парту, вдвоем. Учительница начинает рассказывать о планах на этот год, какие мероприятия ожидаются, как будут проходить уроки, в общем, можно было не приходить – все это было в Вилма.

– Учебный год начался отлично, – на подъеме говорит учительница Йессе, – все с большим энтузиазмом приступили к учебе. Может быть, вы что-то хотели бы заметить? Как ваши дети чувствуют себя? Ваши пожелания к работе?

Кто-то из родителей начинает хвалить отличное начало, как его ребенок с большим удовольствием ходит в школу. Здесь не ругают и не журят, особенно прилюдно. Здесь не говорят про каждого из детей и не отчитывают родителей. И даже при частной встрече учитель только говорит о том, что надо подтянуть, улучшить, над чем постараться, но никогда его речь не звучит осуждающе. Я рада, что мои дети учатся в финской школе. Критика приветствуется только по конкретному поводу, и не в адрес ребенка, а в адрес его поступка или учебы. И всегда заканчивается решением, что конкретно нужно предпринять. И если хвалят – то весь класс, а не некоторых отличников или активистов. Я люблю ходить на родительские собрания.

Как только умолк чей-то отец, я приподнимаюсь с места:

– Извините, мне надо успеть в класс дочери.

– Да, конечно, – кивает учительница, – спасибо, что пришли.

Я выхожу, Кари – следом.

Мы молча идем искать класс Хельми. Я здесь бываю два раза в году и не помню, что находится ее кабинет – они все выглядят одинаковыми. Я чуть не сворачиваю направо, когда Кари хватает меня за локоть и тянет влево. Я слушаюсь, он лучше меня ориентируется в пространстве.

Мой телефон пищит, пришло сообщение от дочери:

– Что мы сегодня будем есть?

Я останавливаюсь, чтобы написать:

– В холодильнике вчерашний суп. Разогревай и ешь.

Кари ждет. Мог бы пойти один. А потом телефон тренькает у него. Достает, читает, улыбается.

– Любовное сообщение? – шучу я.

Он протягивает телефон. Я не собиралась читать его переписку, но все-таки прочла. Хельми писала ему:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.