Ложка дёгтя

Ложка дёгтя

Борис Вараксин

© Борис Вараксин, 2020

ISBN 978-5-4498-3540-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Ложка дёгтя

Эта бочка с мёдом ничем не отличалась от множества других, отгруженных пчеловодческим комбинатом заказчику. Но именно в ней обнаружилась ложка дёгтя, повлекшая за собой самые серьёзные последствия.

Во-первых, был уволен директор комбината. И правда: несколько грамм пахучего зелья способны испортить аппетит сотням людей, отвратить покупателей от чудесного, экологически чистого продукта, а имидж крупного хозяйства уничтожить навсегда. Простить такое? Ну нет…

За директором последовал начальник охраны. С ним тоже всё было ясно: на территорию пчелокомплекса проник злоумышленник, сделал своё чёрное дело и исчез в неизвестном направлении… Какие тут могут быть вопросы?

Был уволен и финансовый директор. Казалось бы, этого-то за что? А причина была. Он ведь ещё в позапрошлом квартале проплатил поставку суперсовременных ульев из Германии (с сенсорным управлением, системой видеонаблюдения и телеметрией в одном блоке), а их всё нет и нет. Объяснения со стороны поставщика невразумительные. Мол, улья проходят адаптацию к российским условиям эксплуатации. Пчёлы, видите ли, у нас другие! Может, оно и так, но зачем же делать стопроцентную предоплату, а после доплачивать трижды?

Последним свой пост покинул главный бухгалтер. Ну, этого-то всегда есть за что уволить (если не посадить). Объяснения не требуются.

Новые руководители, пришедшие на смену старым, приступили к исполнению своих обязанностей. Жизнь пчеловодческого хозяйства потихоньку вошла в прежнее русло.

Ни слуху, ни духу

Чего-чего, а петь Виктор Алексеевич любил. Особенно нравилась ему оперная классика. Её он мог распевать часами, находя в воспроизведении чарующих звуков неизъяснимое наслаждение. Единственное, что немножко огорчало – отсутствие слуха. Ему сказал об этом ещё в четвёртом классе учитель пения, огласив свой приговор сразу после того, как поставил годовую «тройку». Он бы поставил и двойку, но это было бы несправедливо по отношению к старательному ученику, с готовностью отзывавшемуся на малейшую просьбу что-нибудь пропеть. Правда, такая просьба прозвучала лишь однажды, но учитель понимал: наличие слуха – дар божий и даётся не каждому. Так что маленький Витя не заслужил не только «двойки», но и малейшего упрёка.

Однако, отсутствие слуха порождало ощущение лёгкой неполноценности и с этим надо было как-то бороться. И выход был найден: Виктор Алексеевич просто делал то, что ему так нравилось – пел всё подряд. Кстати, в его репертуаре была не только мировая классика, но и песни Аллы Пугачёвой и Филиппа Киркорова, Людмилы Зыкиной и Николая Баскова, Земфиры и Иосифа Кобзона. И всё это он исполнял с душой, с чувством, с толком, с расстановкой. И жить становилось легко и радостно.

Одно плохо: не было у него благодарных слушателей, а те, кто каким-то образом оказывался под воздействием звуков, издаваемых его голосовыми связками, спешили выйти из-под обстрела. Но ведь это была не его проблема?

Ещё Виктор Алексеевич любил насвистывать какую-нибудь мелодию. Что тоже вызывало однозначную реакцию у слушателей, выражавшуюся в страдальческом выражении лица и желании поскорее покинуть освистываемую территорию. Но всё это были мелочи, не способные отвратить исполнителя-энтузиаста от любимого занятия.

Шли годы. Тяга к пению становилась всё сильней, слушателей – всё меньше. Были и положительные моменты, с этим связанные. Например, он практически не употреблял спиртное. В одиночестве пить не имело смысла, в компании же после первой рюмки его неудержимо тянуло что-нибудь пропеть. Как результат – испорченное настроение у слушателей и нежелание оных встречаться с Виктором Алексеевичем вновь.

И стало любимым времяпровождением поклонника песенного искусства катание на велосипеде по просёлочным дорогам. Здесь не было слушателей – ни благодарных, ни неблагодарных – и он мог оттягиваться по полной. Так что для своих лет Виктор Алексеевич выглядел весьма неплохо и справедливо усматривал в своей моложавости благотворное влияние песенного искусства.

В тот день он отправился в очередной велопробег по окрестностям. Свернул с шоссе на просёлочную дорогу и помчался лесом. Заскрипели втулки и педали, замелькали ёлки и сосны… Захотелось петь во всё горло и Виктор Алексеевич не стал себя сдерживать: сначала исполнил арию Каварадосси из оперы «Тоска» композитора Джакомо Пуччини, после чего зазвучала ария Тореадора из оперы «Кармен». Тут было, что послушать, и неудивительно, что птицы благодарно смолкли, боясь внести в божественное звучание своё неуместное в данном случае щебетанье.

Воодушевление было столь велико, что Виктор Алексеевич не сразу обратил внимание на странное поведение переднего колеса. В шине упало давление! Она попросту сдулась! Пришлось остановиться.

Недолгое обследование резинового изделия подтвердило худшие опасения: из шины торчал ржавый гвоздик, тут же с отвращением выброшенный в кусты. Стало не до пенья. А если учесть отсутствие насоса, клея и кусочка резины для заплатки, то никаких других вариантов, кроме возвращения пешком, не было. И Виктор Алексеевич тронулся в обратный путь.

Настроение было испорчено до такой степени, что даже петь расхотелось. Этот момент хорошо прочувствовали птицы, принявшиеся щебетать на разные голоса. Но расшевелить пригорюнившегося велолюбителя они так и не смогли.

Придя домой, Виктор Алексеевич нашёл велоаптечку, зачистил место прокола, намазал резиновым клеем, прилепил заплатку. Начал накачивать стареньким насосом и понял: силёнок не хватает. Последнее время шины подкачивал племянник, тоже большой любитель велосипедного отдыха, однако в ближайший месяц его ждать не приходилось. Придётся самому.

Но как он ни собирался с духом, как ни давил на поршень, воздух в камеру не поступал. Насос прыгал в дрожащих от напряжения руках, на спине проступил пот, но никакого толку от этого было.

С грустью смотрел любитель велосипедных прогулок на уже немолодого двухколёсного друга. Неужели придётся с ним расстаться? В голове зазвучала ария Ленского из оперы «Евгений Онегин» и это было по-настоящему трагично. Но что же делать?

В веломагазине ему посоветовали купить новую камеру и насос к ней. Автомобильный. Просто на старых камерах был другой сосок, справиться с которым всегда было проблематично. Теперь настали другие времена и то, что вчера было несбыточной мечтой, сегодня явление повсеместное. Ну, что, покупаете?

После некоторых раздумий Виктор Алексеевич согласился. И снова заскрипели втулки и педали, замелькали на обочине ёлки и сосны, зазвучали любимые арии: Чио-Чио-Сан и Ивана Сусанина, Риголетто и Фигаро из «Севильского цирюльника». Всё было, как всегда и не нужно было ни слуху, ни духу, и вообще ничего, кроме хорошей погоды. А с нею был полный порядок. Во всяком случае, пока…

Пётр и Павел

Молодые, подающие надежды российские учёные Пётр Новиков и Павел Шестаков бились над этой проблемой уже третий год. Задача, стоящая перед ними, ещё никем не была решена. Заключалась она в том, чтобы разогнать теннисный мячик до скорости света (а если получится, то и больше), после чего зафиксировать новый мировой рекорд перемещения в пространстве материального тела.

Для решения поставленной задачи была создан гигантский ускоритель, работающий на принципах, доселе науке неизвестных, потребляющий колоссальное количество электроэнергии, для выработки которой была построена теплоэлектростанция, способная бесперебойно снабжать город-миллионник. Финансирование проекта взял на себя международный консорциум крупнейших банков планеты, а на медийное освещение брошены наиболее уважаемые средства массовой информации. Не остались в стороне и гиганты мировой телеиндустрии.

Весь мир, затаив дыхание, следил за ходом эксперимента, но результата всё не было.

***

Как часто бывает в подобных случаях, решение пришло неожиданно и совсем не оттуда, откуда следовало ожидать. Кому конкретно оно пришло в голову – Петру или Павлу – останется между ними. Но красота научного открытия впечатляет.

Учёные задались простым вопросом: если не удаётся увеличить числитель – может, попробовать уменьшить знаменатель? Другой вопрос, как это сделать. Но нужно попробовать.

Речь шла о времени. 300 тысяч километров в секунду – величина немаленькая. На такой скорости теннисный мячик усвистит за сутки на расстояние 25 миллиардов 920 миллионов километров. Вся беда в том, что разогнать пушистого летуна удавалось лишь до скорости 287,5 тысяч километров в секунду и ни метром больше. А вот если полётное время спрессовать, уменьшить на один час, то получилась бы как раз скорость света и все были бы счастливы.

Для укорачивания времени суток потребовалась ещё одна энергетическая установка. И она была создана, хотя финансирование дополнительного, непредусмотренного изначальной сметой объекта превысило все разумные границы. Мощность нового энергетического гиганта была умопомрачительной, а площадь, на которую она воздействовала, составила почти гектар. Должно было хватить…

***

Пётр и Павел в сотый раз проверили состояние кабелей и трубопроводов, обмоток и предохранителей, трансформаторов и генераторов. Всё было в норме и Пётр взялся за рубильник.

Загудели трансформаторы, засветились плазменные панели. Мячик стронулся с места и начал уверенно набирать скорость.

Через полтора часа непрерывного ускорения скорость подошла к критической. Ещё немного… Ещё чуть-чуть… Всё, предел достигнут! Цифры застыли на значении 287500 км/сек. Надо было двигаться дальше. Для чего и создавался энергетический монстр.

От волнения Павел, которому выпал жребий нажать на кнопку, сильно побледнел. Но всё-таки справился с грузом ответственности и нажал на «Вкл».

***

Энергетическая установка выдала мощнейший импульс, заставивший время замедлить свой бег, и на табло замелькали цифры 289000, 290000… Они дрожали и подпрыгивали и продолжали фиксировать новые рубежи. Скорость мячика уже практически вплотную приблизилась к заветной цели, но каждый последующий метр давался с огромным трудом. Возникло опасение: хватит ли энергии установки?

Дело в том, что из последнего письма, пришедшего из консорциума, со всей определённостью следовало: терпение инвесторов лопнуло. Денег больше не будет… Ни копейки! И так уже смета превысила все ожидания! Не будет результата – как хотите, так и кувыркайтесь…

Неужели величайшее научное достижение не состоится из-за каких-то трёх-пяти импульсов? Об этом не хотелось и думать.

***

Напряжение достигло апогея. Оставались жалкие 20 метров в секунду, 10, 5… Наконец, установка выдала решающий импульс и на табло засветились заветные цифры – 300 тысяч километров в секунду. Ни одно материальное тело до сих пор не летало так быстро!

Павел нажал «Выкл» и в изнеможении откинулся на спинку кресла. Их с Петром эксперимент благополучно завершился. Дальше их ждала всемирная слава, почёт и уважение. Ради этого стоило жить и биться над разгадками тайн Вселенной

***

Ликование охватило население Земли. Каждый чувствовал свою причастность к великому событию. Но больше всех радовались россияне. Их чувству гордости не было предела, а души переполняла вера в научно-технический прогресс. И это было прекрасно.

Банкиры тоже потирали руки: их вложения в, казалось бы, безнадёжную затею полностью оправдались. Принял посильное участие в торжествах и нобелевский комитет, присудивший отличившимся учёным свою премию сразу, не дожидаясь обычных в таком случае формальностей.

Однако, среди всеобщего восторга один учёный всё-таки сумел сохранить трезвость ума и не поддаться глобальной эйфории. Звали этого учёного Илья Пророков, причём его фамилия на удивление соответствовала его профессиональному реноме. Так, он в своё время в точности предсказал последствия разгадки тайны всемирной гравитации для развития металлургической промышленности, с чем были согласны даже самые ярые его оппоненты.

Что же не устроило критически настроенного россиянина в достижении Петра и Павла? Конечно же, нерешительность, проявленная коллегами в конце эксперимента. Остановиться на самом интересном месте, не заглянуть за грань, отделяющую сверхсветовую скорость от световой… Это просто не укладывалось в голове! И Илья продолжил начатое его предшественниками.

Однако, на этот раз всё было намного сложнее. Инвесторы скептически отнеслись к предложению российского учёного. Они уже потратили чудовищные деньги! Конечно, отдача тоже была немаленькой (созданные в ходе эксперимента энергетические установки полностью обеспечивали потребности населения целого региона), но были и другие проекты. И всё-таки их удалось уговорить, и энергетическая установка мощностью, превышающей предшествующую в два раза, была создана.

Илья Пророков ни минуты не сомневался в положительном результате эксперимента. Чутьё подсказывало ему: всё будет о’кей. Он был абсолютно уверен: скорость света – не предел, и он подтвердит это экспериментально.

Были предприняты особые меры предосторожности. На всякий случай население прилегающих областей было эвакуировано, а полёты гражданской авиации отменены. И когда всё было готово, эксперимент начался.

***

Теннисный мячик покорно ускорился до предписанной ему скорости 300000 км/сек. Включились дополнительные мощности. Сутки медленно, но верно укоротились на 2 часа, при этом разгоняющие мощности оставались на прежнем уровне.

И скорость света была превышена, достигнув величины чуть больше 313636 км/сек. Так был поставлен мировой рекорд, остающийся непобитым до сих пор. Просто инвесторы сказали: «Хватит!» и прекратили дальнейшее финансирование. А так бы это ещё долго продолжалось…

К сожалению, Илья Пророков не удостоился заслуженных им почестей. Ведь он шёл в своём открытии уже проторенной дорожкой. А ценятся только идущие впереди.

Энергетические установки нашли применение в народном хозяйстве и деньги инвесторов не были выброшены на ветер. Пётр и Павел – признанные мэтры мировой науки, их имена вошли в поговорку, что является высшим признанием заслуг перед человечеством. И Илья Пророков под конец своей научной карьеры удостоился той же чести. Всё-таки, убавить день на два часа удаётся не каждому.

Сани & телега

С наступлением лета Михаил Степанович начинал готовиться к зиме. Подготовка заключалась, в том числе, и в работах по строительству саней. Дело это было хлопотное. Сани в наше время товар штучный, можно сказать – экзотический. Воспользоваться чьим-то опытом, конечно, было можно, но Михаил Степанович предпочитал всё делать сам: набрасывал план работ, включающий этапы проектирования, изготовления и доведения конструкции до ума, закладывал смету, определял поставщиков материалов и подрядчиков для выполнения особо сложных технологических операций. На всё про всё уходило месяца полтора и было это, в сущности, немного: другие-то работы по дому никто не отменял! А их было предостаточно, ибо лето – лучшее время для замены подгнивших ступенек крыльца, починки крыши и приведения забора в божеский вид.

После завершения теоретической части начиналось возведение стапеля для сборки будущей конструкции. Для этого предусматривалась часть сарая, предусмотрительно освобождённая от многолетнего хлама и предыдущих конструктивных разработок. И где-то к концу августа к работам по строительству саней всё было готово.

Тут бы и окунуться в творческий беспредел, погрузиться в решение технических вопросов. Но…

На дворе был уже сентябрь и с работой над санями пора было заканчивать. Осень – время для проведения других мероприятий: уборки урожая, приготовления солений и варений, обрезки деревьев и кустарников, сгребания опавших листьев и сжигания их на костре и много чего другого. Успеть бы до холодов!

Осень незаметно подходила к концу. Вот уже и ноябрь на излёте. Впереди – декабрь, а вместе с ним…

В декабре начиналась подготовка к лету, заключавшаяся в строительстве телеги. Дело это было хлопотное. Телега в наше время товар штучный, можно сказать – экзотический. Воспользоваться чьим-то опытом, конечно, было можно, но Михаил Степанович предпочитал всё делать сам: набрасывал план работ, включающий этапы проектирования, изготовления и доведения конструкции до ума, закладывал смету и бюджет, определял поставщиков материалов и подрядчиков для выполнение особо сложных технологических операций. На всё про всё уходило месяца полтора и было это, в сущности, немного: другие-то дела никто не отменял! А их было предостаточно, ибо зима – лучшее время для катания на лыжах, подкормки птиц и мелких лесных зверей (особенно белок), разгребания сугробов, сбрасывания с крыши снега и сосулек. Так что только в феврале начиналась разборка стапеля для сборки саней и возведение стапеля для сборки телеги. К марту всё было готово.

Тут бы и окунуться в творческий беспредел, погрузиться в решение разного рода технических вопросов, неизбежно возникающих при строительстве такого сложного объекта, как четырёхколёсная повозка. Но…

На дворе был уже март с его чистым небом и ярким солнцем и с телегой пора было завязывать. В марте вообще неохота что-либо делать. Уж очень долгожданное это время года. А там и апрель с его половодьем, май с цветением яблонь и прочих фруктовых деревьев. В общем, время пролетало незаметно.

Вот и июнь. А с приходом лета Михаил Степанович начинал готовиться к зиме. Как обычно…

Лебединая песня

Тропинка вынырнула из леса и перед Дмитрием Ильичем открылся широкий простор: пологий берег, река, много воздуха и света. Красота!

Полюбовавшись на живописную картину, двинулся вниз, к воде. Вокруг – никого. А переправляться нужно.

Приглядевшись, заметил небольшой домик метрах в пятидесяти от берега, мостки. «Там непременно кто-нибудь есть» – подумал притомившийся путник и поспешил туда, где надеялся отыскать лодочника, который согласится перевезти на тот берег.

К мосткам была привязана лодка. Такие обычно дают в парке на прокат. Но мотор имелся. Правда, не очень мощный и явно не новый. Но выбирать не приходилось.

Где-то должен быть и хозяин…

А вот, кажется, и он:

– Здравствуйте! Не перевезёте на тот берег? Я заплачу.

Заросший щетиной мужик поднял на Дмитрия Ильича сонные глаза. Ну и видок у него! С перепою, что ли?

– На тот берег? Отчего же не перевезти? Двести рублей устроит?

Голос хриплый, но перегар не ощущается.

– Да, конечно! Вот…

Мужик взял две сторублёвки, сложил пополам и бережно отправил во внутренний карман пиджака:

– Располагайтесь, я сейчас подойду. Бензин только принесу.

Дмитрий Ильич поспешил к лодке. Вид у неё был малопрезентабельный. На такой разве что в пруду плавать… Недалеко от берега… Ладно, лишь бы перебраться. Других вариантов всё равно нет.

Подошёл мужик с помятой канистрой:

– Милости просим! Да вы не бойтесь – домчу с ветерком. Присаживайтесь! Вот сюда… – и указал на лавку такого же цвета, что и канистра.

Дмитрий Ильич, прежде чем сесть, провёл рукой по гладкой поверхности. Вроде, чисто. Успокоился. Ну, с богом!

Мужик дёрнул за шнур… Раз… Другой… Третий…

Где-то с десятой попытки мотор, выпустив облако сизого дыма, завёлся. Мужик довольно крякнул и дал газ. Двигатель натужно взвыл и едва не заглох. Однако, мужик успел за что-то дёрнуть и тот хоть и с перебоями, но затарахтел. Путешествие началось.

Река в этом месте была особенно широка. Дмитрий Ильич подставил лицо набегающему ветру и зажмурился от удовольствия. Нет, всё-таки, водное путешествие – это супер! Хорошо, что ему повстречался такой классный лодочник!

Лодка выскреблась на середину реки и пошла, забирая против течения. Так было нужно, чтобы причалить в нужном месте. И всё шло хорошо до тех пор, пока мотор не поперхнулся, дёрнулся пару раз и заглох.

Мужик с руганью принялся дёргать пусковой шнур. Но всё было напрасно: мотор не заводился. Чудо инженерной мысли приказало долго жить и сделало это в самый неподходящий момент – аккурат посреди реки, при резко ухудшившейся погоде, усилившемся ветре, гребешках на волнах и огромной чёрной туче, вывалившейся из-за горизонта.

«Та-а-а-к…» – подумал Дмитрий Ильич и на душе у него сделалось скверно.

Мужик, между тем, бросил свои бесплодные попытки вдохнуть жизнь в холодеющее железо и взялся за вёсла.

«Это конец!» – тоскливо подумал любитель водных прогулок и для этого у него были все основания: лодка сделалась игрушкой в руках разыгравшейся стихии и закончиться это могло плохо.

Мужик, интенсивно работая вёслами, прохрипел:

– Ты… Это… Извини! Я не хотел…

Дмитрия Ильича передёрнуло. Он не хотел… А кто матчасть в порядке содержать будет? Пушкин?

– Что с мотором-то? Всё, каюк?

– Да шут его знает. Вроде, не должен…

– И где мы теперь окажемся?

– Да уж где-нибудь… Спасаться нам надо. С рекой шутки плохи…

– Что-то спасательного круга не видать…

Мужик досадливо крякнул. Круга и впрямь не было.

– Ну, ты даёшь… Я же плавать не умею!

– Не умеешь? Хм… Что ж ты раньше не сказал?

– А должен был? У тебя что, этот случай с мотором… не впервой?

– Да всякое бывало. Только погоды такой не случалось.

Погода и впрямь была не подарок: разошедшийся дождь, порывистый ветер, волны, с силой бьющие в утлое судёнышко. Лодку несло по течению и мужик только и успевал, что поворачивать её носом к волне. Дмитрий Ильич тихо злился: «Чёртов лодочник! И зачем я встретил его? Сидел бы сейчас на берегу в безопасности. Проклятье! Убить его мало!»

В памяти всплыла песня со словами, удивительно созвучными происходящему. Тоже про лодочника… И голос – в точности, как у мужика: хриплый, со скрежетом. Как же того певца звали?

Вопрос занозой засел в воспалённом мозгу. Имя исполнителя убойного шлягера напрочь вылетело из головы. От расстройства, что память отказывает ему в такой малости, Дмитрий Ильич забыл о грозящей ему опасности. И вместо того, чтобы с ужасом взирать на мрачные волны, норовящие пустить ко дну хлипкое судёнышко, силился вспомнить имя того, кто ничем не смог бы ему помочь. Но вспомнить не получалось.

Лодочник, между тем, потихоньку выгребал со стремнины. Дождь, хлынувший как из ведра, начал стихать, в воздухе прояснело. А вскоре и вовсе выглянуло солнце. Дмитрий Ильич отчерпывал воду, но мысли его были далеко: всё-таки, как его зовут? Ну, как же?

– Что, брат, не можешь вспомнить? Я тебе подскажу… Когда приплывём…

Дмитрий Ильич растерялся. Лодочник читает его мысли? Стало не по себе.

– Не парься понапрасну! Давай-ка я лучше попробую…

Взялся за шнур, дёрнул…

Мотор завёлся с пол оборота. Словно ждал своего часа. Лодка бойко пошла нужным курсом.

Мужик чему-то молча усмехался. Молчал и Дмитрий Ильич, но ему было не до веселья.

Причалили. Дмитрий Ильич выбрался на берег, начал поправлять лямки рюкзака. Мужик взялся за шнур:

– Профессор его имя, Лебединский!

Мотор взревел и лодка быстро набрала ход.

Дмитрий Ильич с силой хлопнул себя по лбу: «Ну да, конечно, как я мог забыть? Такое запоминающееся имя!» Закинул рюкзак за спину и, насвистывая любимый мотив, двинулся в гору.

Песнь белки

Белка песенки поёт,Да орешки все грызёт.А орешки не простые,В них скорлупки золотые,Ядра – чистый изумруд.Слуги белку стерегут.

Да, когда-то, в стародавние времена, белки на Руси являлись источником не только экономического благополучия, но и эстетического наслаждения. Ибо никто из лесных зверей так не услаждал слух древних россиян своим пением, как эти пушистые вертихвостки. Для кого-то их переливчатые трели были даже предпочтительней песен соловья. Но, в отличие от пернатого, белки пели не только по весне, но и в другое время года. Главное, чтобы было пропитание – орехи, шишки и прочие носители высококалорийного продукта, делающего жизнь лесных обитателей приятной и полезной для общества.

Но однажды всё изменилось. Тамошний князь, большой любитель охоты на крупного зверя, в ходе преследования свирепого вепря обратил внимание на прелестный мотив, льющийся с высокой сосны. Мелодия была столь чудесна, что князь плюнул на хрюкающего громилу, спрыгнул с коня и долго вслушивался в песню неведомого исполнителя. Тогда-то ему и доложили, что данная белка – лучшая певунья в здешнем лесу и егеря частенько приезжают её послушать.

Однако, князь не был бы князем, если б не спросил себя: с чего бы это его белка на его земле доставляет удовольствие не ему, а его челяди? Без его ведома!

Поймать и доставить во дворец!

Приказание было исполнено и у поющей белки началась новая жизнь, краткое описание которой и дал в начале нашего рассказа замечательный русский поэт.