Танки

И вот в 1911 году одному австро-венгерскому офицеру по имени Гюнтер Бурштын первому пришла в голову мысль оснастить бронемашину одновременно и колёсным, и гусеничным движителем. Идея заключалась в том, что такой «танк-гибрид» мог бы по хорошей дороге двигаться на колёсах, как автомобиль и с соответствующей скоростью, а при движении по бездорожью колёса бы поднимались, и танк шёл бы на гусеницах.

Прошло много лет, и от колёсно-гусеничных танков никто не хотел отказываться. Производственные циклы были налажены, танки опробованы в боях и при всех своих недостатках считались вполне удовлетворительными. Понятно также, что тяжёлую промышленность, тем более военную, вообще крайне трудно бывает сдвинуть с «насиженного» места… Но именно этого и добивался Кошкин.

Он думал только об одном: создать принципиально новый танк. Быстроходный и манёвренный, с крепкой броней, с дизельным безопасным двигателем, с дальнобойной пушкой и вездеходными гусеницами.

* * *

Как-то раз Кошкина в очередной раз вызвал к себе нарком тяжёлой промышленности Орджоникидзе. Завязался разговор о том, каким типам танков отдавать предпочтение, создавая новые образцы? Как найти наиболее удачное сочетание скорости передвижения, броневой защиты и огневой мощи?

– Движение, броня, огонь. Какой тип танка соединит в себе это триединство с максимальной пользой? – размышлял товарищ «Серго». – Я спросил на Харьковском заводе, отвечали: «Конечно, лёгкий. Разве серия наших БТ[19] не подтверждает это?» Спрашивал кировцев, те, недолго думая, сказали: «Безусловно, тяжёлый танк. И мы это докажем». А что вы, товарищ Кошкин, на это скажете?

– То, что и прежде говорил, товарищ нарком: средний танк. Но нам необходим танк принципиально новый. По моему глубокому убеждению, не стоит пытаться бесконечно «модернизировать» всё тот же лёгкий БТ, пытаясь сделать из него средний.

– Значит, – хитро сощурил глаза товарищ «Серго», – нужен танк не лёгкий и не тяжёлый, а средний.

– Именно так! Он станет основным для армии, если мы поставим на него не три башни, как на Т-28, не маленькую пушку, а одну башню с длинноствольным орудием. Такой танк будет стремительным, как танки серии БТ, но при этом он будет иметь броню тяжёлого танка, о котором мечтают кировцы. Но это будет возможно, если появится мощный мотор. Впрочем, это всё одному конструкторскому бюро не потянуть. Надо объединить усилия с моторостроителями. Другой нам нужен двигатель, товарищ нарком, совсем другой!

– И какой же именно?

– Специальный танковый дизель…

И дальше Кошкин в очередной раз изложил свою идею. Он был уверен, что будущее принадлежит гусеничному движителю. По мнению конструктора, данный тип ходовой части радикально улучшит проходимость танка, плюс он даст значительно большую грузоподъёмность. И именно это обстоятельство позволит при одинаковых габаритах и мощности двигателя резко увеличить мощность вооружения машины и толщину её брони.

* * *

Сейчас это выглядит даже странно, что Кошкина не посадили и не расстреляли в те страшные 1937 –1938 годы. Видимо, у него нашлись грамотные «покровители» в соответствующем наркомате? Или он изначально действовал по заказу сверху? Очевидно, что там – «наверху» – шла ожесточённая подковёрная борьба между сторонниками вечной «модернизации» лёгкого БТ, что, по сути, было топтанием на месте и пустой тратой народных средств, и сторонниками принципиально нового «прорывного» танка среднего класса, отличавшегося от монстров с тремя башнями типа Т-28[20].

Как бы то ни было, на расширенном заседании Народного комиссариата обороны СССР 4 мая 1938 года Дмитрий Григорьевич Павлов, хотя и склонялся к гусеничному варианту, не рискнул перечить товарищу Сталину, который, как и всё Политбюро, благоволил колёсно-гусеничному движителю. К счастью, харьковских танкостроителей выручил Александр Александрович Ветров, который в 1937 –1938 годах под псевдонимом «Валентин Малино Рубио» участвовал в гражданской войне в Испании в должности заместителя командира Интернационального танкового полка по технической части. Он был участником боев под Фуэнтес-де-Эбро, штурма крепости Теруэль и последующей затяжной обороны Теруэля, а также обороны района Сегура-де-Лос-Баньонс-Монтальбан, где шли ожесточённые боевые действия. И он категорически выступил за необходимость создания гусеничного танка. В перерыве заседания Иосиф Виссарионович Сталин лично уточнил мнение Ветрова и принял соломоново решение: заказать заводу № 183 разработку сразу двух прототипов.

Но перед этим происходило следующее.

– Устранить противоречие между весом и проходимостью может только танк с гусеничным ходом, – сказал Кошкин. – Именно поэтому мы решили параллельно работать над проектом А-20Г. И мы просим Главный военный совет разрешить заводу закончить опытные работы над ним, подготовить к армейским и государственным испытаниям оба танка, чтобы можно было объективно сравнить, какой лучше.

Сталин набил свою любимую трубку, поднялся с дивана и, подойдя к раскрытому окну, закурил. Казалось, он не слышал ни споров за спиной, ни нападок на проект гусеничного танка. А выступления членов Военного совета и представителей Наркомата тяжёлой промышленности становились всё резче. И если понять позицию заслуженного кавалериста, героя Гражданской войны, который признавал только быстроходные лёгкие машины и даже название им придумал «кавалерийские танки», ещё было можно, то руководитель технического совета Наркомата, вроде бы инженер, удивил Кошкина. Выступил, словно проекта гусеничной машины не существовало, и ничего лучше танка А-20 и быть не могло.

И тут поднялся заместитель наркома обороны СССР Григорий Иванович Кулик.

– Тратя время и силы на несанкционированную машину, главный конструктор проявляет самовольство, и он вольно или невольно ущемляет заказанный Наркоматом обороны колёсно-гусеничный танк А-20. А ведь именно этот танк даёт нам высокую тактическую подвижность – главное условие успеха в сражениях, тем более что мы будем их вести за рубежом, где повсеместно отличные дороги. Ваша броня, товарищ Кошкин, ноль против артиллерии. Она вдрызг разнесёт любую броню любого танка, если тот не будет иметь скорость в пределах восьмидесяти километров в час. А ваш гусеничный и половины такой скорости не покажет. Ваши гусеницы имеют какой-то смысл лишь в дождь и грязь. Да к тому же перебьёт противник одну из гусениц – и всё. Весь танк мигом превратится в неподвижную мишень. Да и на отработку вашего танка потребуется лет шесть, не меньше. А мы ждать не можем. Вы будете делать А-20, и никто не позволит вам отвлекаться на всякую ерунду!

После этого Сталин повернулся к Кошкину:

– Вы можете что-то ответить вашим критикам?

– Я готов высказать свое мнение, товарищ Сталин.

– Пожалуйста, я вас слушаю.

Кошкин замялся на секунду, обдумывая ответ.

– За год наш коллектив создал проекты колёсно-гусеничного и гусеничного танков. И мне поручено заверить Центральный Комитет партии и Главный военный совет, что не позднее чем через год оба танка будут представлены на государственные испытания.

Сталин держал трубку в руке и изредка едва заметно кивал. Похоже было, что он понимает главное. А возможно, ему просто нравилась вера Кошкина в заводской коллектив, настойчивость конструктора, его умение за несколько минут сообщить самое основное…

И, конечно, очень кстати оказалось мнение Александра Александровича Ветрова.

В конечном итоге, в полной тишине Сталин, выделяя каждый слог, негромко произнёс:

– Вопрос предельно ясен. Вы поручили спроектировать и испытать А-20 – это будет сделано. Однако конструкторы считают, что можно сделать лучший танк, чем А-20, и представили проект этого танка. Так почему мы должны ограничивать наших конструкторов? Я думаю, мы предоставим товарищу Кошкину свободу действий. Пусть они там параллельно с А-20 делают свой вариант танка, пусть экспериментируют на двух машинах.

* * *

Мнение товарища Сталина, слово товарища Сталина в те времена уже было законом. Абсолютным законом – по мере устранения с политической арены, а затем и физического уничтожения всех, кто выступал или мог выступить хоть с какой-то критикой. И товарищ Сталин понимал это. Тем не менее он обычно давал возможность высказаться каждому, бросая иногда короткие реплики, а затем, не спеша, всё резюмировал. И всё чаще его конечные решения кардинально отличались от мнения собеседников, однако это никого не смущало. Все тут же соглашались. А многие уже давно научились заранее угадывать мысли «вождя», так что им и смущаться было нечего.

Короче говоря, уже в октябре 1938 года завод № 183 предоставил Автобронетанковому управлению чертежи и макеты танков А-20 и А-20Г, которые Главный военный совет РККА рассмотрел 9-10 декабря 1938 года.

А 15 января 1939 года были выполнены рабочие чертежи корпуса и башни опытного колёсно-гусеничного танка А-20 и начата разработка чертежей нового образца чисто гусеничного танка с более мощным вооружением, который первоначально имел заводской индекс А-20Г, а впоследствии ему было присвоено новое обозначение – танк А-32.

На заседании Комитета обороны СССР 27 февраля 1939 года товарищ Сталин в присутствии Кошкина и заместителя наркома обороны Григория Ивановича Кулика уже обсуждал вопрос, какой прототип заказать харьковчанам. Военные функционеры по-прежнему склонялись к колёсно-гусеничному варианту, а те из присутствующих, кто придерживался другого мнения, не рисковали его озвучить.

И вновь исключение составил Михаил Ильич Кошкин, который сумел настоять на том, что для принятия окончательного решения необходимо сравнивать готовые прототипы с двумя видами движителей. В ответ товарищ Сталин многозначительно произнёс:

– Не надо стеснять инициативу завода. Я верю заводчанам. Пусть построят оба танка.

И в Харькове закипела работа. Гусеничному танку присвоили заводской индекс А-32 и включили в программу производства. Толщину его брони решили увеличить на 5 –10 мм, использовав тот факт, что «полегчала» ходовая часть. На танке А-20[21] установили 45-миллиметровую пушку, а танк А-32 вооружили 76-миллиметровым орудием Л-10 производства Ленинградского Кировского завода.

В начале 1939 года три танковых КБ (КБ –190, КБ-35 и КБ-24) завода № 183 объединили в одно подразделение, которому присвоили секретное наименование – «отдел 520». Организационные изменения провели в связи с увеличением объёма работы и необходимостью постоянной переброски конструкторских кадров с одних «горящих» участков на другие. Новое КБ-520 возглавил Кошкин, назначенный главным конструктором, а его заместителями стали Александр Морозов, Николай Кучеренко, Анатолий Колесников и Владимир Дорошенко.

Прототипы танков А-20 и А-32 изготовили очень быстро – к маю 1939 года, и за последующие три месяца они прошли полный цикл государственных испытаний. К этому времени дизельный участок окончательно выделили из состава завода № 183 в самостоятельный дизельный завод № 75 Наркомата авиационной промышленности. В июне двигатель В-2 наконец успешно прошёл государственные испытания, и 5 сентября его рекомендовали к запуску в серийное производство.

* * *

Что же касается государственных испытаний, то в их ходе каких-то радикальных преимуществ ни у одной из машин выявлено не было.

На сравнительные испытания прибыли представители наркоматов обороны и машиностроения, созданного в результате расформирования в январе 1939 года Наркомтяжпрома. В день приезда председатель комиссии заместитель наркома обороны Григорий Иванович Кулик сделал недвусмысленное заявление о безусловном превосходстве Т-20 над гусеничным танком. Он сказал, как отрезал:

– Танк Т-20 – это улучшенный вариант танков БТ-5 и БТ-7, которые выиграли бои с японцами, благодаря колёсному ходу.

Члены комиссии всё поняли: товарищ Кулик был на Халхин-Голе и поэтому знает, какими должны быть боевые машины.

И Кошкину вновь пришлось убеждать руководство армии и страны, что танк на гусеничном ходу обладает дополнительными резервами для увеличения толщины брони, повышения боевой массы не в ущерб скорости и манёвренности. В то же самое время, утверждал он, у второго образца такого запаса нет, а на пашне или в снегу он без гусениц вообще застрянет.

Кошкину специалисты, воевавшие в Монголии, не раз рассказывали правду о танковых сражениях на Халхин-Голе. Да, танки там доказали: они годятся на большее, чем только оказывать поддержку пехоте. Главный бой двухсот БТ против японцев, прорвавшихся на западный берег Халхин-Гола и захвативших гору Баян-Цаган, произошёл без участия советских стрелковых частей и артиллерии. И это было вопреки желанию Кулика. Не он, а командующий советскими войсками в Монголии Георгий Константинович Жуков поднял танкистов по тревоге, приказал им мчаться до реки и сбросить в неё японскую дивизию, пока та не закрепилась окончательно, пока не успели переправиться на западный берег главные силы японских самураев. Танковая бригада вместе с советскими и монгольскими подразделениями броневиков, совершив стремительный марш-бросок, с ходу врезалась в боевые порядки противника и сбросила его с горы в Халхин-Гол. Но, говорили очевидцы, мало кто знает, чего это стоило. Танки горели, и это было страшно. Красная Армия потеряла половину танков и людей. И победа досталась такой ценой не потому, что приказ Жукова был опрометчивым или неверным. Вся проблема заключалась в танках, ведь у БТ та же тонкая броня и тот же бензиновый мотор, что на «двадцатьшестёрках», и они так же огнеопасны.

Кошкину очень хотелось спросить у кого-нибудь, почему именно Кулик направлен председателем комиссии на сравнительные испытания, если все знают, что он давний и решительный противник гусеничного танка? Но он не спросил – у кого было спрашивать… Да и не до того тогда было.

И получилось так, что заместитель наркома обороны Кулик и его сторонники в комиссии выискивали, буквально из пальца высасывали погрешности у А-32 и даже самые незначительные возводили в ранг крупных конструктивных недостатков.

Со своей стороны, Кошкин и Морозов доказывали, что погрешности неизбежны – ведь это первая модель принципиально нового танка.

Михаил Ильич говорил:

– Часть дефектов была обнаружена ещё до комиссии, и теперь они успешно устраняются.

Конструкторов выслушали и… подготовили отрицательное заключение. Причём задолго до окончания испытаний.

Главным «козырем» обвинителей были фрикционы.

– Летят главные фрикционы, товарищ главный конструктор? – ехидно спрашивал Кулик.

– Летели, товарищ заместитель наркома обороны. От трения коробились диски. Но мы уже нашли способ уменьшить пробуксовку.

– А разрывы вентиляторов?

Складывалось впечатление, что кто-то из заводских подробно информировал председателя обо всех неувязках в гусеничном танке. Что это было? Чувство зависти? Безответственность? Предательство?..

Кошкин терпеливо объяснял, что эти проблемы вскрыты, и что многое уже исправлено. Но глава комиссии, досадливо морщась, каждый раз находил, к чему ещё придраться. И стало совершенно ясно, что Кулик настроен провалить гусеничный А-32, а А-20 объявить победителем. Наверное, этим бы всё и завершилось, не будь в комиссии начальника Автобронетанкового управления и члена Главного военного совета РККА Дмитрия Григорьевича Павлова.

Он настаивал на том, что надо провести огневые испытания, обстрел обеих машин, но в равных условиях – из одинаковых пушек и с одинаковых дистанций. Кулик сослался на срочные дела в Москве и наскоро попрощался, но всё же вынужден был посчитаться с мнением Павлова.

В результате, выводы комиссии по сравнительным испытаниям всё равно получились какими-то неопределёнными. Так и не было сделано чёткое заключение, какой танк рекомендовать для серийного производства. Однако было записано, что обе машины по своей надёжности и прочности выше всех опытных образцов, ранее выпущенных. И это на тот момент устроило всех.

Кошкин, уже морально готовый к полной катастрофе, несколько приободрился: всё-таки с танком А-32 не было окончательно покончено. И всё же обида не утихала. Почему? За что такая необъективность?

На заводе ни для кого не было секретом: продолжение работ над экспериментальным образцом гусеничного танка санкционировал сам товарищ Сталин. Его слова на Главном военном совете, что сравнительные испытания покажут, какой танк лучше, были восприняты как неукоснительное указание – лучший пойдёт в серийное производство. Испытания выявили очевидное превосходство А-32 почти по всем показателям, но… в серийное производство его не пустили.

Почему комиссия так поступила? Как у председателя комиссии Кулика хватило смелости против указания «вождя народов»?

Несправедливость и малопонятная неизвестность лихорадили конструкторское бюро и весь завод. Для какой машины отрабатывать технологию? Какую броню заказывать заводам-смежникам? Какие приборы? Какое вооружение? Всё это изматывало людей, подрывало моральный дух и веру в собственные силы.

* * *

Между тем, 1 сентября 1939 года началась Вторая мировая война, и тянуть дальше с началом серийного выпуска нового основного среднего танка было нельзя. В конце сентября Климент Ефремович Ворошилов назначил проведение показательных испытаний на полигоне в Кубинке.

В тот день нарком обороны СССР покачивающейся походкой кавалериста взошёл на трибуну, встал у перил и обвёл глазами танковый строй.

На полигоне советские танкостроители демонстрировали сразу шесть машин: экспериментальные тяжёлые похожие на крейсер СМК и однобашенные КВ с небывалой броней в 75 мм, лёгкие модернизированные Т-26 и БТ-7М, а также А-20 и А-32. Управляли ими настоящие танковые асы.

Кошкин в это время затерялся среди гостей: военных, инженеров, представителей наркоматов. Он старался держаться незаметно. Конечно, Михаил Ильич очень волновался, но при этом убеждал сам себя: «Ничего, не подведём. Машины отличные – ещё посмотрим, чья возьмет!»

Кошкин понимал, что грядущая большая война будет войной моторов. Да что там говорить, если ещё лет десять назад каждый мальчишка представлял себя верхом на коне с шашкой в руке, мчащимся в лихой кавалерийской атаке, то к концу 30-х годов этот романтический образ был, похоже, навсегда вытеснен лётчиками-истребителями и танкистами, управляющими грозными боевыми машинами. Это стало мечтой тысяч советских ребят. «Ребята, айда в танкисты! Почётно же! Едешь, вся страна под тобой! А ты – на мощном железном коне!»

Сейчас Кошкина немного напрягало то, сколько препятствий наготовили в Кубинке. Эскарпы и рвы, надолбы и ежи. И всё это приказано было пройти, даже то, что другим танкам обычно в программу не включали…

Танки СМК и КВ, названные так в честь Сергея Мироновича Кирова и Климента Ворошилова, выглядели малоповоротливыми и медлительными машинами, но зато какая сила! 850 и 600 лошадиных сил! Они разворачивались, утюжили насыпи, играючи брали эскарпы – отвесные срезы холма.

Потом должны были пойти Т-26, потом «бетушки», и самым последним – танк А-32.

«Жаль, что идём последними, – подумал Кошкин. – Устанет комиссия смотреть. Да и чем особо удивишь после KB и после знаменитых прыжков «бетушек»?»

Но танк А-32 показал отличную проходимость. Он отличался от А-20 более широкой гусеницей, и при этом за счёт отсутствия на танке механизмов и приводов для движения на колёсах, располагавшихся вдоль бортов, вес А-32 отличался от веса А-20 всего на тонну. И, в отличие от А-20, вес А-32 можно было значительно увеличить.

Во время показательных испытаний танк А-32, быстро преодолев все препятствия, неожиданно начал взбираться на прибрежный крутой холм. Нарком Ворошилов забеспокоился:

– Куда это механик-водитель полез? Разве можно взобраться на такую кручу? Не одолеет… Машина перевернётся…

Но А-32 упорно шёл наверх.

– Вершина! Он на вершине! – радостно крикнул комкор Павлов.

И все зааплодировали.

Накануне нарком тяжёлого машиностроения СССР Вячеслав Александрович Малышев с Кошкиным несколько часов провели возле танка А-32 и внутри его. Малышев был очень доволен. В не известной ещё мировому танкостроению форме корпуса и башни, в самом расположении механизмов, узлов и деталей он увидел глубокую гармонию и целесообразность. А главное – можно было наладить массовое производство этого танка без реконструкции цехов.

И Вячеслав Александрович ещё тогда сказал Кошкину:

– Машина ваша, Михаил Ильич, с исконно русским характером: проста, сильна, неприхотлива.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

По старому стилю. По новому стилю это 3 декабря.

2

Так тогда называлась временная, чаще всего сезонная, работа крестьян вне места постоянного жительства, когда нужно было «отходить», то есть уходить из села или деревни.

3

Тогда это была фабрика «Эйнемъ» – та самая, что в 1900 году получила Гран-при на Всемирной выставке в Париже за ассортимент и качество шоколада, а в 1913 году удостоилась звания поставщика двора Его Императорского Величества. С 1922 года и поныне – это знаменитая фабрика «Красный Октябрь»).

4

Коммунистический университет им. Я.М.Свердлова, готовивший кадры для советской и партийной администрации, действовал в Москве с 1918 по 1937 гг. Идейное руководство университетом осуществлял ЦК РКП(б), а подчинялся университет Наркомпросу РСФСР. В университете выступали с лекциями В.И.Ленин, Я.М.Свердлов, Н.И.Бухарин, И.В.Сталин, А.В.Луначарский и многие другие известные люди. Курс обучения в университете вначале составлял 6–8 месяцев, а затем был увеличен до двух, трёх и четырёх лет.

5

В то время прозвучал призыв ЦК партии о направлении в индустриальные вузы тысячи коммунистов, и Кошкин превратился в студента-первокурсника (как тогда говорили, «парттысячника»).

6

Опытный образец эталонного танка Т-29 был изготовлен в 1935 году, и Кошкин принимал участие в конструировании КПП для этого танка.

7

Опытный образец танкетки Т-27 был готов в январе 1931 года, а уже 13 февраля, ещё до окончания государственных испытаний, она была принята на вооружение РККА. И очень быстро стало ясно, что боевые возможности танкеток низки, броневая защита недостаточна, а отсутствие вращающейся башни не позволяет эффективно использовать и без того весьма скудное вооружение.

8

По компоновке Т-46 мало чем отличался от «двадцатьшестого». Он был крупнее по размерам, нёс более просторную башню, в которую в перспективе можно было установить 76-миллиметровую пушку. Опытный образец был построен в 1935 году и превосходил исходный вариант по весу в полтора раза.

9

В 1956 году они оба были реабилитированы «за отсутствием состава преступления».

10

В 1956 году его реабилитировали

11

Под руководством С.А.Гинзбурга «молодой специалист» М.И.Кошкин участвовал в разработке танка Т-46-5, и он за это, как мы уже знаем, получил орден.

12

Адъюнкт (от латинского слова «adjunctus» – «присоединённый») – так называлась должность помощника или заместителя в различных областях. Это аналог терминов «ассистент» и «помощник».

13

Эскизный проект танка А-20 (БТ-20) был утверждён 25 марта 1938 года, с двухмесячным отставанием от сроков, указанных правительством. Виновных в этом вычислили молниеносно.

14

Сам Н.Ф.Цыганов инженерного образования не имел, и расчёты за него проводили молодые конструкторы В.Г.Матюхин и Л.А.Бессонов.

15

А вот танк-конкурент Т-111 оказался слишком сложным в производстве и на вооружение так и не поступил.

16

ТТТ – тактико-технические требования.

17

Например, В.В.Бешанов пишет об этом так: «А. Я. Дика и его «сообщников» арестовали, ОКБ расформировали. Дальнейшую работу возглавил М.И.Кошкин. Тогда же К.Е.Ворошилов предложил создать чисто гусеничный вариант танка – это по поводу мифа о том, что Т-34 якобы был «инициативным» проектом гениального Кошкина».

18

Лёгкие колёсно-гусеничные танки БТ военные ласково называли «бетушками».

19

Лёгкие колёсно-гусеничные танки БТ очень нравились товарищу Орджоникидзе. Они составляли основу бронетанковых войск Красной Армии, а в 1936 году прошли испытания в боевой обстановке на Пиренейском полуострове. Эти танки имели возможность снимать-надевать гусеницы, как «калоши». Понятно, что процесс «переобувания» танка был крайне неудобен. Но это было необходимо, так как основным направлением разработки было увеличение скорости.