Однажды в Риме. Обманчивый блеск мишуры (сборник)

– Вам так это нравится? Да, вижу, что нравится. Но почему вы должны извиняться?

– О… не знаю… пуританская жилка, наверное. Мой дед Джейсон был квакером[31].

– Он часто вам является?

– Совсем не так часто, но, думаю, как раз сейчас он здесь притаился. Знаете, «суетность, тщеславие» и проповедь о том, имеет ли человек право покупать столь дорогостоящий вечер, зная, что собой представляет мир.

– В смысле, вам следовало бы потратить эти деньги на добрые дела?

– Да. Или вообще их не тратить. Дедушка Джейсон был еще и банкиром.

– Скажите ему, чтобы уходил. Вы сделали массу добра.

– Я? Как? Невозможно.

– Вы превратили то, что обещало быть отвратительным вечером, в…

Грант осекся, переждал мгновение, а потом наклонился к ней.

– Да, что ж, хорошо, – поспешно проговорила Софи. – Вам не надо было из-за этого переживать. Дурацкий разговор.

– … в нечто почти приемлемое, – закончил Грант.

Аллейн подумал: «Она, без сомнения, вполне способна за себя постоять, но ветреной я бы ее не счел. Наоборот. Надеюсь, Грант не хищник. В ее мире он бог, и внешность у него романтическая, и опустошенный бог к тому же. Просто работа, чтобы заполнить время в Риме. Старше ее лет на двадцать, вероятно. Он снова заставил ее покраснеть».

Сидевший во главе стола майор Свит заказал себе еще порцию коньяка, но никто его примеру не последовал. Бутылки с шампанским в беспорядке стояли в ведерках со льдом, кофейные чашки унесли. Появился Джованни, переговорил с официантом и удалился вместе с ним, предположительно оплатить счет. Метрдотель Марко уверенно надвинулся на них и не в первый раз принялся наклоняться, смеяться и ворковать над леди Брейсли. Она пошарила в золотистом ридикюле и, когда Марко поцеловал ей руку, оставила что-то в его руке. Этот маневр, с некоторыми отклонениями, он повторил с баронессой, вставил веселую похвалу Софи, охватил весь стол всеобъемлющим поклоном и умчался прочь, покачивая бедрами.

– Ну и штучка, – сказал Кеннет, обращаясь к тетке.

– Дорогой, – ответила она, – что ты такое говоришь! Правда, он гадкий, майор? – окликнула она через стол майора Свита, который неотрывно разглядывал Софи поверх бокала с бренди.

– Что? О! Отвратительный, – отозвался майор.

Кеннет пронзительно засмеялся.

– Когда мы едем? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Куда мы отсюда поедем?

– Мы теперь веселые! – воскликнула баронесса. – Теперь мы танцуем, и все шикарно, и ночная жизнь. В «Космо», да?

– В «Космо»! – смеясь, эхом отозвался барон.

Они широко улыбнулись, обводя взглядом сидящих за столом.

– В таком случае, – сказала леди Брейсли, беря сумочку и перчатки, – я голосую за ritirata[32].

В мгновение ока подскочил официант, чтобы набросить ей на плечи меха.

– Я тоже, я тоже, – подхватилась баронесса, и вместе с ними ушла и Софи.

Майор допил бренди.

– В «Космо», да? – сказал он. – Повеселимся там на славу, да? Ну, тогда нам, наверное, лучше двинуться в путь…

– Можно не спешить, – усмехнулся Кеннет. – Лучшее тетушкино официальное время в la ritirata – девятнадцать минут, и то когда ей нужно было успеть на самолет.

Барон увлеченно совещался с майором и Грантом насчет чаевых. Их официант стоял у выхода из ресторана. Аллейн подошел к нему.

– Ужин был бесподобный, – сказал он и дал чаевых ровно настолько больше, чтобы подкрепить последовавшую просьбу. – Хочу узнать, могу ли я переговорить с синьором Марко? У меня к нему есть личные рекомендации, которые я хотел бы предъявить. Вот они.

Это была карточка Вальдарно с соответствующей припиской на обороте. Официант быстро глянул на нее, потом на Аллейна и сказал, что посмотрит, у себя ли в кабинете этот великий человек.

– Думаю, что у себя, – весело сказал Аллейн. – Пойдем туда?

Поспешив по внутреннему ресторанному коридору, официант вышел в фойе и через него – в небольшую переднюю, где попросил Аллейна подождать. Негромко постучал в дверь с табличкой «Il direttore»[33], пробормотал что-то открывшему ее элегантному молодому человеку и подал карточку. Молодой человек отсутствовал очень непродолжительное время и вернулся, обаятельно улыбаясь и приглашая войти.

Кабинет Марко был невелик, но роскошен. Хозяин его церемонно приблизился к Аллейну со сдержанным радушием.

– Еще раз добрый вечер, мистер… – он посмотрел на карточку. – Мистер Аллейн. Надеюсь, вы хорошо поужинали? – Он прекрасно говорил по-английски. Аллейн решил не показывать своего знания итальянского.

– Восхитительно, – ответил он. – Великолепный вечер. Комиссар полиции Вальдарно рассказал мне о ваших талантах и нисколько не погрешил против истины.

– Я рад.

– По-моему, несколько лет назад вы, помнится, работали в Лондоне, синьор. В «Примавере».

– Ах! Дни моей юности. Я, между прочим, создал тогда тридцать один салат. Пять из них, пожалуй, достойны воспоминания. Могу я вам чем-то помочь, мистер Аллейн? Любой друг комиссара Вальдарно…

Аллейн быстро принял решение.

– Вообще-то можете, – сказал он. – Если будете столь любезны. Мне кажется, следует сказать вам, синьор, что я коллега комиссара и нахожусь в Риме не только ради удовольствия. Разрешите…

Он подал свою рабочую визитную карточку. Марко взял ее своими пальцами с прекрасным маникюром и пять секунд сохранял полную неподвижность.

– Ах да, – промолвил он наконец. – Разумеется. Я должен был бы вспомнить по моей жизни в Лондоне. То cause célèbre[34]. Ваша блистательная карьера. А потом… точно… ваш брат… он был послом в Риме, кажется, какое-то время назад?

Обычно реакцией Аллейна на упоминание о его брате Джордже было стремление из кожи вон вылезти, нежели получить какую-то выгоду благодаря их родству. Он поклонился и продолжил.

– Это довольно деликатное дело, – произнес он и почувствовал, что выражается, как герой эдвардианского триллера или даже как обитатель дома номер 221 «Б» по Бейкер-стрит. – Уверяю, я не стал бы вас беспокоить, если бы мог этого избежать. Дело в том, что мы с комиссаром Вальдарно попали в затруднительное положение. Нам стало известно, что один неприятный субъект, личность которого до настоящего времени была неизвестна, живет в Риме. Он вступил в контакт с людьми самыми высокопоставленными, которые будут шокированы, узнав подробности об этом человеке. Как, думаю, были бы шокированы и вы.

– Я? Вы полагаете?..

– Он один из ваших клиентов. Мы считаем себя обязанными предупредить вас.

Если Марко имел, по итальянским меркам, весьма цветущий вид, теперь он его утратил. Щеки его посерели настолько, что безупречно выбритый подбородок сделался, по контрасту, багровым. За спиной у Аллейна раздалось какое-то шарканье. Он обернулся и увидел, что за столом сидит впустивший его красивый молодой человек и изображает крайнюю увлеченность документами.

– Я не знал… – проговорил Аллейн.

– Мой секретарь. Он не говорит по-английски, – объяснил Марко и добавил по-итальянски: – Альфредо, ты вполне можешь нас оставить. – И все еще по-итальянски обратился к Аллейну: – Так будет лучше, верно?

Аллейн недоумевающе на него посмотрел.

– Простите, – сказал он и развел руками.

– Ах, вы не говорите на нашем языке?

– Увы!

Молодой человек быстро спросил по-итальянски:

– Padrone[35], неприятности? Это?..

– Все в порядке, – оборвал его Марко. – Я же сказал. Оставь нас.

Когда молодой человек вышел, Аллейн продолжал:

– Я не задержу вас надолго. Человек, о котором я говорю, – мистер Себастьян Мейлер.

После краткой паузы Марко сказал:

– В самом деле? Вы, как я понимаю, уверены в своих словах?

– Достаточно уверен, чтобы проинформировать вас. Конечно, вы предпочтете справиться у самого комиссара. Уверяю вас, он их подтвердит.

Марко наклонил голову и как бы извинился жестом.

– Но конечно, конечно. Вы меня очень поразили, мистер Аллейн, но я весьма признателен за это предупреждение. Я прослежу, чтобы мистер Мейлер больше не появлялся в «Джоконде».

– Прошу меня простить, но разве в обыкновении «Джоконды» распространять свое гостеприимство на туристические группы?

Марко быстро и гладко заговорил:

– О простой туристической группе – с пакетом услуг – и речи быть не могло бы. Комплексный обед с fiasco[36] вина – с флажками на столе – немыслимо! Но эта договоренность, как вы знаете, совсем иного рода. Гости заказывают индивидуально, по меню, как во время обычного торжественного ужина. Тот факт, что conto[37] оплачивает принимающая сторона – даже если этот человек профессиональный гид, – большого значения не имеет. Признаюсь, что, когда мистер Мейлер обратился ко мне в первый раз, я отклонил его предложение, но потом… он показал мне свой список. Блистательный список. Одна леди Брейсли – едва ли не самая уважаемая наша клиентка. А мистер Барнаби Грант – поистине выдающийся человек.

– Когда Мейлер обратился к вам впервые?

– Думаю… неделю назад.

– Значит, сегодня – первый из этих торжественных ужинов?

– И последний, могу вас уверить, если то, что вы говорите, правда.

– Вы, конечно, заметили, что он не появился?

– С некоторым удивлением. Но его помощник, Джованни Векки, сотрудник туристического агентства с хорошей репутацией, сообщил нам, что его хозяину нездоровится. Должен ли я понимать?..

– Может, ему и нездоровится, но он, несомненно, исчез.

– Исчез? – Бледные щеки Марко пошли красными пятнами. – Вы хотите сказать?..

– Только это. Пропал.

– Это очень странно. Должен ли я понимать так, что вы считаете, будто он…

Марко шевельнул полными губами, как будто перебирая слова, и, отбросив их, остановился на «скрылся».

– Это теория комиссара Вальдарно.

– Но не ваша? – быстро уточнил он.

– У меня нет никакой теории.

– Я прихожу к выводу, мистер Аллейн, что ваше присутствие здесь этим вечером, последовавшее за вашим участием в дневной экскурсии, является работой, а не отдыхом.

– Да, – бодро согласился Аллейн. – Не без того. А теперь я не должен больше занимать ваше время. Если… а возможность этого, полагаю, крайне мала… если мистер Мейлер появится здесь… – Марко издал легкое восклицание и слегка поморщился, – комиссар Вальдарно и я будем крайне вам признательны, если вы ничего не скажете ему об этом разговоре. Просто сразу же позвоните по… но, кажется, номер указан на карточке комиссара.

– Комиссар, – поспешно прибавил Марко, – я уверен, поймет, что любые неприятности здесь, в ресторане, были бы… – он воздел руки.

– Немыслимы, – закончил Аллейн. – О, да. Понимаете, все будет проделано очень тактично и совершенно тайно.

Он протянул руку. Ладонь Марко была влажной и очень холодной.

– Но ведь вы, – продолжал выпытывать он, – сами вы считаете, что он не вернется, не так ли?

– Я не настаиваю, но это моя идея, – согласился Аллейн. – В любом случае не по своей воле. Прощайте.

На обратном пути он зашел в телефонную будку и позвонил Вальдарно, который сообщил, что продолжал наводить справки, но новостей нет. Нашли квартиру Мейлера. Швейцар сказал, что Мейлер покинул ее около трех часов и до сих пор не вернулся. Полиция быстро обыскала квартиру, в которой, похоже, царил порядок.

– Нет следов внезапного отъезда?

– Никаких. Тем не менее я по-прежнему убежден…

– Господин комиссар, могу я просить вас добавить к тем многочисленным любезностям, которые вы мне оказали, еще одну? Я не знаком с правилами и процедурами вашей полиции, но понимаю, что у вас меньше ограничений, чем у нас. Можно ли немедленно оставить в квартире Мейлера человека и мог бы этот человек отвечать на телефонные звонки и тщательно регистрировать любые звонки, по возможности прослеживая их происхождение? Я думаю, в высшей степени вероятно, что Марко из «Джоконды» попытается сейчас до него дозвониться и сделает это снова. И снова.

– Марко! Но… да, конечно. Но…

– Я с ним разговаривал. Он был осторожен, но его реакция на это исчезновение была интересной.

– В каком смысле? Он забеспокоился?

– Забеспокоился… да. Не столько, думаю, из-за исчезновения Мейлера, сколько из-за мысли о его возвращении. Такая возможность, если я не ошибаюсь, пугает его.

– Я немедленно распоряжусь, – сказал комиссар.

– Если завтра Мейлер все еще не появится, вы позволите мне осмотреть его комнаты?

– Ну, разумеется. Я предупрежу своих людей.

– Вы чрезвычайно любезны, – сказал Аллейн.

В вестибюле «Джоконды» он застал всю компанию, за исключением леди Брейсли. Он заметил, что Джованни коротко посовещался с мужчинами. Сначала он заговорил с Кеннетом Дорном, который согласно кивал, украдкой озираясь. Джованни перешел к майору, который, игнорируя Кеннета, слушал жадно, но подчеркнуто равнодушно, что совсем не вязалось с усмешкой, кривившей его губы. Джованни, похоже, каким-то образом послал сигнал барону Ван дер Вегелю, который к ним подошел. Он тоже слушал внимательно, вовсю улыбаясь своей этрусской улыбкой. Говорил он мало и, воссоединившись с женой, наклонился к ней, их руки переплелись. Склонив голову набок, баронесса пристально смотрела на мужа. Он взял ее за кончик носа и нежно, игриво ущипнул его. Она широко ему улыбнулась и похлопала по щеке. Барон поднес ее руку к губам. Аллейн подумал, что никогда еще не видел более откровенной демонстрации физической любви. Барон слегка качнул головой в сторону Джованни, который грациозно поклонился, и посмотрел на Гранта, беседовавшего с Софи. Грант тут же громко произнес:

– Нет, спасибо.

И Джованни подошел к Аллейну.

– Синьор, – сказал он, – мы едем в «Космо», очень престижный и привилегированный ночной клуб, где гости останутся столько, сколько пожелают. Возможно, до двух, когда «Космо» закрывается. На этом программа тура завершится. Однако синьор Мейлер договорился о продолжении экспедиции для тех, кто, возможно, из легкого любопытства желает расширить свои познания о ночной жизни Рима. Можно выпить, покурить в приятной компании. Юноши и девушки, весьма прелестные. Все очень прилично. Автомобили будут предоставлены без дополнительной платы, но само развлечение не включено в стоимость этого тура.

– Сколько? – спросил Аллейн.

– Синьор, плата составляет пятнадцать тысяч лир.

– Очень хорошо, – сказал Аллейн. – Я поеду.

– Вы не разочаруетесь, синьор.

– Отлично.

В вестибюле появилась леди Брейсли.

– А вот и я! – воскликнула она. – Вдрызг пьяна и готова ко всяким безумствам. Веселье продолжается!

К ней подошли Кеннет и Джованни. Племянник обнял ее за талию и что-то сказал вполголоса.

– Конечно! – громко ответила леди Брейсли. – Зачем спрашивать, дорогой? Я с удовольствием.

Она повернула к Джованни лицо и расширила глаза. Джованни поклонился и окинул ее взглядом настолько откровенно почтительным и слегка дерзким, что Аллейну захотелось либо сбить его с ног, либо сказать леди Брейсли все, что он о ней думает. Он увидел, что Софи Джейсон смотрит на нее с чувством, похожим на отвращение.

– А теперь, дамы и господа, – провозгласил Джованни, – в «Космо»!

II

«Космо» оказался действительно экстравагантным ночным клубом. Едва компания уселась, на их столах захлопали пробками бутылки шампанского. Очень скоро оркестранты покинули свой помост, по одному спустившись к передним столикам. Контрабасист и виолончелист просто-напросто положили инструменты на столы и принялись щипать струны. Скрипачи и саксофонисты подошли как можно ближе. Ударник держал тарелки над головой съежившегося майора Свита. Восемь почти обнаженных девушек, украшенных тропическими фруктами, скакали рядом. Заиграли «Черную молнию», и они превратились в негритянок. Шум стоял поистине чудовищный.

– Что же, все еще отпугиваете дедушку Джейсона? – спросил Грант у Софи.

– Не уверена, что он опять не нагрянет.

Грохот стоял такой, что они вынуждены были кричать друг другу на ухо. Леди Брейсли дергала плечами в такт саксофонисту, стоявшему рядом с ее столом. Он умудрялся с вожделением пожирать ее глазами, продолжая выдувать звуки.

– Похоже, здесь, как и в «Джоконде», – сказал Грант, – она в коротком списке персон грата.

– Пожалуй, – улыбнулась Софи.

– Скажите только слово, если захотите уйти. Мы ведь можем, вы знаете. Или вы хотите досмотреть шоу до конца?

Софи слегка покачала головой. Она пыталась как-то разобраться в своих чувствах. Странно было думать, что менее двенадцати часов назад она встретила Гранта, в сущности, впервые. Далеко не в первый раз она мгновенно увлекалась кем-то, но никогда еще не испытывала такой острой неприязни, за которой, без всякой видимой причины, последовало полное ощущение близости. В какой-то момент они без удержу пикировались, а в следующий, не больше чем через пятнадцать минут, сплетничали в святилище Митры, словно не только знали, но и понимали друг друга многие годы. Я, думала Софи, и Барнаби Грант. Очень странно, если вдуматься. Вот было б здорово, если бы все это можно было приписать сильной неприязни, которая иногда предшествует такому же сильному физическому влечению, но нечего об этом и мечтать. Ясно, что упасть друг другу в объятия им не грозит.

– Если мы останемся, – говорил Грант, – я могу подхватить вас на руки.

Софи онемела от этого сверхъестественного преломления ее мыслей.

– В качуке, фанданго, болеро или в чем хотите, – объяснил он. – С другой стороны… обратите все же внимание, – сердито проговорил Грант. – Я изо всех сил за вами ухаживаю.

– Как мило, – отозвалась Софи. – Я вся внимание.

Шум стих, оркестр возвратился на свой помост, негритянки вернули себе облик обнаженных розовых куколок и удалились. Сладкозвучный тенор, сверкая глазами, зубами и подпуская в голос рыдание, вышел и спел «Санта-Лючию» и другие знакомые песни. Он тоже перемещался среди зрителей. Леди Брейсли протянула ему веточку вечнозеленой растительности, которой был украшен ее стол.

За тенором последовало начало программы – знаменитая чернокожая певица в стиле соул. Она была красивой и волнующей, как и ее пение. «Космо» замер. Одна из песен рассказывала о безнадежности, раненых чувствах и унынии и в устах певицы превратилась в своего рода обвинение. Софи казалось, аудитория почти уничтожена под ее напором, и ей было странно, что леди Брейсли, например, и Кеннет могли сидеть, одобрительно смотреть и почтительно присоединяться к аплодисментам.

Когда она ушла, Грант сказал:

– Это было удивительно, правда?

Услышавший его слова Аллейн подхватил:

– Необыкновенно. Неужели современная аудитория считает, что стремление к удовольствию удовлетворяется лучше всего тогда, когда у вас из-под ног выбивают почву?

– О, – сказал Грант, – разве не всегда так было? Мы любим, чтобы нам напоминали, что в Датском королевстве что-то прогнило. Это позволяет нам чувствовать себя важными.

Программа закончилась выступлением очень стильного ансамбля, свет приглушили, оркестр принялся наигрывать танцевальную музыку, и Грант обратился к Софи:

– Давайте же! Хотите вы или нет?

Они потанцевали, говоря мало, но с удовольствием.

Появился Джованни, и леди Брейсли потанцевала с ним. Они с большим мастерством проделывали замысловатые па.

Ван дер Вегели, с полуулыбкой, тесно обнявшись, покачивались и поворачивались на пятачке, держась поближе к погруженному в темноту краю танцевальной площадки.

Майор Свит, который предпринял старательную, но запоздалую попытку пригласить Софи, сидел, пил шампанское и уныло беседовал с Аллейном. Тот заключил, что майор – выпивоха бывалый и даже в сильном подпитии долго сохраняющий более или менее приличный контроль над собой.

– Очаровательная она девушка, – бормотал майор. – Естественная. Милая. Но и сексапильная, заметьте. Глаз не оторвать, а? – Довольно мрачно добавил: – Просто милая, приятная, естественная девушка… как я и говорю.

– Вы поедете на другое шоу? – спросил Аллейн.

– А вы сами? – задал встречный вопрос майор. – Что справедливо, то справедливо. Наказание маршировкой с полной выкладкой, насколько мне известно… – туманно добавил он. – При прочих равных…

– Да, я еду.

– Дайте пять, – предложил майор, протягивая руку. Но, обнаружив, что она наткнулась на бутылку с шампанским, снова наполнил свой бокал. Перегнулся через стол. – Чего я только в свое время не повидал, – признался он. – Вы человек широких взглядов. На вкус и цвет товарищей нет, но из всего этого складывается опыт. Ни слова дамам – чего они не увидят, о том не станут горевать. Сколько мне лет? Давайте же. Скажите. Сколько мне, по-вашему, лет?

– Шестьдесят?

– И десять. Законный отрезок жизни, хотя трудно поверить. До встречи со всеми вами этим вечером, мой мальчик. – Он наклонился вперед и печально посмотрел на Аллейна, не фокусируя взгляд. – Я говорю, – пробормотал он. – Она-то не поедет, а?

– Кто?

– Старая перечница.

– Полагаю, поедет.

– Господи!

– Это непомерно дорого, – заметил Аллейн. – Пятнадцать тысяч лир.

– Пусть только попробуют нас надуть, а? Я полон надежд, – плотоядно осклабился майор. – И вот что я скажу вам, старина, в обычных ос-стояс-ствах вы бы меня здесь не увидели. А знаете что? Волнение. Зеленое сукно. Монте-Карло. И – бах! – Он широко взмахнул обеими руками. – И все – бах!

– Большой выигрыш?

– Бах!

– Великолепно.

И этим, предположил Аллейн, можно объяснить поведение майора. Или нет?

– Странная история с Мейлером, вам не кажется? – спросил он.

– Бах! – Майор, похоже, застрял на этом восклицании. – Странное поведение, – добавил он. – Неприличное поведение, если вы меня спросите, ну да ладно. – Он на несколько секунд погрузился в мрачное молчание, а затем заорал так громко, что люди за соседним столом уставились на него: – Тем, черт побери, и лучше. Прошу прощения за выражение.

После этого он, судя по всему, потерял желание разговаривать, и Аллейн присоединился к Кеннету Дорну.

После ухода соул-певицы Кеннет снова впал в кажущуюся хронической вялость, прерываемую вспышками суетливости. Он не делал попытки потанцевать, но теребил оборки своей сорочки и часто поглядывал на вход, как будто ждал какого-то нового гостя. Он бросил на Аллейна один из своих беспокойных, изучающих взглядов.

– Вы великолепно выглядите, – сказал он. – Вам весело?

– Мне, по крайней мере, интересно. Подобные вещи совершенно не в моем вкусе. Это опыт.

– О! – нетерпеливо воскликнул Кеннет. – Это! – Он шаркнул ногой. – По-моему, вы держались потрясающе, – сказал он. – Вы понимаете. То, как вы распоряжались всеми после исчезновения Себа. Слушайте. Вы думаете, что он… вы понимаете… я хочу сказать… что вы думаете?

– Понятия не имею, – ответил Аллейн. – Я никогда раньше не видел этого человека. А у вас с ним, кажется, очень дружеские отношения.

– У меня?

– Вы называете его Себ, не так ли?

– Да ладно. Понимаете. Просто такая манера. Почему нет?

– Возможно, он вам полезен.

– Каким же это образом? – проговорил Кеннет, не сводя с Аллейна глаз.

– В Риме. Я надеялся… разумеется, я могу серьезно ошибаться. – Аллейн оборвал себя. – Вы едете на эту позднюю вечеринку? – спросил он.

– Конечно. И мне все равно, сколько придется ждать.

– Правда? – отозвался Аллейн. И, надеясь, что правильно и с правильной интонацией употребляет жаргонное слово, спросил: – Можно ожидать увидеть «сцену»?

Кеннет кончиком пальца откинул прядь волос, упавшую на глаза.

– Какого рода «сцену»? – осторожно спросил он.

– Группу… э… или я неправильно выразился? Я пока еще не подсел… так, кажется, называется? Я хочу «опыта». Понимаете?

Теперь Кеннет неприкрыто его разглядывал.

– Вы, конечно, выглядите классно, – сказал он. – Знаете, просто круто. Но… взглянем правде в глаза. Начистоту, дорогой. Начистоту.

– Сожалею, – сказал Аллейн. – Мистер Мейлер должен был помочь мне с заменой.

– Пусть это вас не тревожит. У Тони здорово.

– У Тони?

– Там, куда мы едем. В «БерлогуТони». Самое лучшее местечко. Отличное. Знаете? «Травка», кое-что покрепче, все такое. Причем никаких осложнений. Немножко поторчим.

– Поторчим?..

– Это такая вечеринка. Психоделическая.

– Шоу среди присутствующих?

– Если хотите… но наоборот. Такое модное. Некоторые приходят просто похихикать и уходят. Но если вас забирает, ради чего это и делается, вы ловите кайф.

– Очевидно, вы уже бывали там раньше?

– Не стану вас обманывать, бывал. Нас возил Себ.

– Нас?

– Тетушка тоже ездила. Она так любит новые впечатления. Она изумительная… честно. Я не шучу.

Пересиливая себя, Аллейн непринужденно спросил:

– Себ… подсадил вас?

– Совершенно верно. В Перудже. Я подумываю, – сказал Кеннет, – сменить.

– Сменить?

– Сделать большой скачок. С «травки» на иглу. Ну, у меня, между прочим, есть вкус. Понимаете. И заметьте, зависимости у меня нет. Так, изредка принимаю дозу. Только чтобы повеселиться.