Богиня в бегах

– Да погоди ты! – прервала ее Полина. – Нет у меня бесплодия! Пей вино и слушай, я тебя умоляю.

И она коротко рассказала подруге все, что происходило в последнее время: о ночных отлучках Глеба, о неожиданной командировке, о царапающем чувстве, которое поселилось в душе Полины и не отпускало ее: чувство гадливости, подозрения…

Марго слушала, иногда скептично и очень красиво выгибая бровь, а иногда шумно шепча: «Да ты чо-о-о?..»

– Я вот что хотела спросить, – начала Полина, нервно постукивая пальцами по столу. – Глеб… он вообще – женщинам может нравиться?

Несколько секунд Марго смотрела на Полину в недоумении, а потом запрокинула голову и громко захохотала, салютуя бокалом кому-то невидимому.

– Д-у-у-у-ура! – сквозь хохот ревела она. – Ну ты и д-у-у-у-ура, Полька!

Полине стало стыдно. А еще – шевельнулось в глубине души чувство, немного похожее на злость, но его она привычно задавила.

Марго, отсмеявшись, откинулась на спинку плетеного кресла, извлекла из кармана короткой курточки портсигар и, изящно щелкнув, открыла.

Пока она позировала с зажигалкой и сигаретой, нагнетая обстановку, Полина терпеливо ждала. Она знала подругу и ее любовь к театральным паузам.

– Полька, ты же не просто дура, – с какой-то жалостью проговорила Марго, украшая себя плюмажами белого дыма. – Ты же рохля и лохушка. Не спорь! Я тебя с детства знаю – со школы. Кукла-Поля-не-плачь, вот ты кто! Подожди!

Полина и не думала перебивать и спорить. Прищурившись, она смотрела на пятнышки солнца, усыпавшие столешницу как шкуру новорожденного олененка.

– Ты и в концерне своем сгорела – почему? Потому что все на тебе ездили. И пользовались твоей небесной добротой и безотказной поддержкой. За всех пахала, за каждого! Хорошо, что за уборщицу вечерами не оставалась полы драить… Вот отсюда, дорогая моя, и твое профессиональное выгорание, и нервный срыв, и башка ку-ку. – Марго постучала согнутым пальцем по виску и почти залпом опустошила свой бокал. – Наливай еще.

Она подождала, пока Полина снова наполнит бокал, и продолжила.

– Но бог таких, как ты, мучениц и лохушек, любит, Полька. Любит нежною любовью. Вы для него – соль земли. И поэтому он тебя вознаградил. Выдал тебе в мужья Захаржевского. Красавец, самец! На руках носит, пылинки сдувает! Царь! Посмотрит – колени подкашиваются! Позовет – побежишь, теряя тапки! Лев! Император! Мономах!

Полина рассмеялась. Марго, чувствуя, что зарапортовалась, тоже прыснула и полезла обниматься, обдавая Полину терпким запахом духов и дынным – белого вина.

– Ты только не думай, что это я его того этого… окрутила, – сказала она, прижавшись лбом к Полининому плечу. – У меня свои львы-императоры имеются. Но, Полька! Какие любовницы, когда Захаржевский тебя так любит! Он же сгорает от любви уже десять с лишком лет. Любой твой каприз – ему как… как заповедь на скрижали!

Она широким жестом обвела рукой дом и сад.

– Нет, Полька, никаких любовниц, я уверена. Ты просто дура.

– Марго, – не выдержала Полина, – следи за языком хоть иногда. Неприятно.

– А мне так положено, – ничуть не растерялась Марго, – я же лучшая подружка главной героини. По законам любовного романа им полагается быть резкими и дерзкими и резать правду-матку в лицо.

Полина только рукой махнула. Бороться с хамством Марго казалось бесполезным. Она задумалась ненадолго, осмысливая услышанное: лев-самец, на руках носит… Ей представился большой желтый лев с потешной мультяшной мордой, держащий в лапах ее, Полину, и она улыбнулась.

– Ну если тебя так сильно это волнует, – разглагольствовала дальше Марго, жуя оливки одну за другой, – то будь внимательнее: посмотри кармашки, понюхай воротнички, почитай бумажки, позвони на работу – внезапно так, неожиданно! Обычный женский шпионский арсенал.

Полина почему-то машинально отметила, что Марго не внесла в «арсенал» проверку ноутбука, и эта мысль, хоть и не задержалась надолго, но чем-то ее зацепила.

– И с кем он может тебе изменять? – вещала Марго после обеда, бродя за Полиной по садовым дорожкам с бокалом в руке. Африканское вино закончилось, пришло время Испании – испанское Полина только пригубила. – Секретарши? Слишком банально. Коллеги? Полька, ты видела тех коллег?

– Иногда, – сказала Полина, присаживаясь на корточки и осторожно вынимая из плетеной корзины рассаду. – Приезжали к нам на шашлыки. Приличные тетеньки.

– Дай шляпу, – сказала Марго и тут же схватила Полинину шляпу, – мне надо прикрыться, лицо горит… Приличные тетеньки – это значит не женщины, а чулочно-носочные изделия. Глебу такие не нужны.

– Глеб ходит в фитнес-клуб. А там наверняка уйма красивых женщин! – напомнила Полина, утирая со лба пот рукой в тоненькой перчатке, перемазанной землей.

– Думаешь, там нашел себе бабу? – удивилась Марго и присела рядом с Полиной. На корточках ее ощутимо пошатывало. – Была я в тех фитнес-клубах, там редко красотки появляются, обычно толстушки на похудении… Полька, сажай цветы сюда, красотища будет, зачем ты их в разные стороны тычешь?

– Не будет красотищи, будет – ту мач. Может, тогда тренерша? – продолжила цветочно-детективный разговор Полина. – Они-то точно все свежие и сочные, как яблочки. Надо поискать его карточку и позвонить туда, что ли… разузнать, к кому он там ходит – тренеру или тренерше?

Марго долго и старательно качалась туда-сюда, пытаясь обрести равновесие, но в итоге ткнулась коленями в только что вскопанную землю, а руками – в высаженные левкои. Вино пролилось.

– Вот как! – удовлетворенно заявила Марго. – Вот как хорошо, что я сняла нюд и джинсы нацепила… Полька, подними меня.

Полина схватила подругу под мышки и потащила на себя. Несколько секунд они пыхтели вместе: Полина, пытаясь поднять Марго, а Марго – безуспешно топоча каблуками по дорожке.

– Эх, погоди-ка! Отпусти.

Полина отпустила, и Марго, встав на четвереньки, поднялась осторожно и растопырившись как краб.

– А что ты будешь делать, если он тебе изменяет? – как ни в чем ни бывало, сказала она. Будто и не прерывалась.

– Разведусь, – просто ответила Полина.

– Дура, – в сердцах рявкнула Марго.

Глава 2

В которой Полина находит Иветту, Лизетту, Мюзетту, Жанетту и Жоржетту и начинает настоящее расследование

Полина безукоризненно выполняла годами устоявшиеся ритуалы, оставаясь приветливой, ласковой и улыбчивой. Глеб чувствовал себя в полной безопасности, и ни на йоту не изменил своего поведения.

Утром он пел и плескался в душевой кабине, потом завтракал, одевался, выбирая галстук с помощью Полины, и уезжал на работу… Он не пересчитывал флэшки, хранившиеся в ящике стола, и не заметил, что в понедельник их стало не десять, а девять.

Он не придал значения тому, что во вторник завтрак немного запоздал – Полина сослалась на недомогание и задержалась в постели, пока он принимал душ.

Он не мог заметить, что ноутбук кто-то брал: потому что тот лежал точно так, как и всегда, ни миллиметром правее или левее.

И тем более он не заметил, что в гардеробной жены все перевернуто вверх дном: он туда попросту не заглядывал, а ведь именно с гардеробной и началось Полинино настоящее расследование.

Визит Марго в пятницу закончился тоже ритуально: Глеб, как и десятки раз прежде, иронично улыбаясь, загрузил ее на заднее сиденье ее собственной машины, Полина протянула бутылку минералки и пакет с парадными шмотками, в которых Марго приехала.

Марго, икая и размахивая руками, оставила на щеках Полины размазанные следы помады и поклялась в вечной дружбе.

Раньше Полина задумывалась: почему Глеб, обычно такой строгий и серьезный, не терпящий пьяных женщин, взял на себя обязанность возить Марго?

Она осторожно спросила его об этом, и Глеб рассмеялся:

– Ради тебя, дорогая моя девочка. Я знаю, что ты беспокоишься за эту дурищу и, если с ней что-то случится, снова дойдешь до нервного срыва. Я не ее берегу, я тебя берегу.

Полину тогда полностью удовлетворил этот ответ, но после разговора о любовницах в ней почему-то проснулись подозрения.

Она стояла на крылечке, провожая взглядом выезжающий «опель» с Глебом за рулем. Сумерки и дружественные ей яблони скрывали ее неподвижную фигуру и внимательный взгляд. Отвлекись Глеб от маневра – не заметил бы ее ни за что, но он и не смотрел, уверенный, что жена ушла в дом, укрылась в уютном тепле от зябкого майского вечера.

И Марго, видимо, тоже посчитала так же, потому что выпрямилась на заднем сиденье, деловито встряхнула головой и принялась поправлять прическу, пристально глядя перед собой – в зеркало заднего вида, как поняла Полина.

Наверняка глаза Глеба и Марго, протрезвевшей так неожиданно, встретились в отражении, потому что Марго слегка улыбнулась.

Полина тихонько проскользнула в дом, перебирая в памяти все, что было связано с Марго в ее жизни: школа, которую Полина не помнит. Выпускной, на котором Марго случайно порвала Полине платье, – Полина не помнит. Марго – подружка на свадьбе – отодвинула тамаду на второй план и была сногсшибательна в совершенно прозрачных брюках… Полина помнит смутно, но есть фотографии: на каждой Марго, широко раскрыв рот, смеется в камеру. В ее руке то бокал, то букет, то Полинино плечо.

Марго в гостях, всегда резкая, всегда откровенная и циничная, и почему-то постоянно пьяная, словно ее цель – накачаться вином так, чтобы Глеб Захаржевский был вынужден везти ее домой. Или не накачаться? Или не вынужден?

Размышляя, Полина медленно вымыла посуду – она всегда мыла ее вручную, потому что Глеб считал, что в посудомоечной машине тарелки остаются грязными и жирными, хоть и выглядят чистыми.

Цветущие яблони вместе с ночным ветром шумели за окном. Полина вдыхала смесь нежного аромата цветения и резкого запаха остывающей травы. Она всегда делала так, когда в душе поселялось смятение – дышала глубоко и медленно.

Этот простой прием помог ей не сойти с ума, когда пять лет назад она очнулась в жизни с пустого листа: когда впервые увидела Глеба, наклонившегося над ее кроватью с тревогой в глазах; доктора, улыбавшегося ее первому осознанному пробуждению, и других совершенно незнакомых ей людей.

Посуда вымыта. Последний бокал, тонкий, в голубых искрах, Полина поставила сушиться на бумажное полотенце.

Теперь все идеально: чисто, аккуратно, Глеб ни за что не придерется.

Уверенным шагом Полина направилась в гардеробную и снова выдернула из разноцветной шелестящей толщи платьев плечики с серым лондонским «дождем». На прямоугольной этикетке витым стилизованным шрифтом было выведено «Marc Jacobs. Collection 2016».

Глеб говорил, что был в командировке в Англии два года назад, в 2014. Платье было куплено накануне разговора о новой поездке.

Два года назад его в Полинином шкафу не было и не могло быть, если только тряпки не приноровились путешествовать во времени.

Полина повесила платье обратно, а этикетку оторвала и сунула в карман домашних брючек. В задумчивости она прошлась по комнатам дома своей мечты, пять лет в котором она была счастлива сонным, скучным счастьем домохозяйки.

Пять лет она купалась в требовательной любви Глеба: он никогда не указывал и не командовал, но всегда давал ей понять, что хорошо, а что плохо, по его мнению. А она привыкла поступать «хорошо». Хорошо быть затворницей, уйти из большой жизни, разорвать все связи. Хорошо быть доброй, податливой, улыбчивой и разбираться в галстуках. Хорошо готовить вкусно и разнообразно, хорошо – надевать в постель миленькие хлопковые трусики. Шить и вышивать – хорошо. Хотеть детей – очень хорошо!

Плохо – водить машину, работать и общаться со множеством мужчин, плохо – есть в ресторанах вредную еду, носить вульгарное кружевное белье и короткие платья и юбки. Плохо – забивать голову мужскими заботами о деньгах и работе, плохо скучать, спорить, грустить, унывать.

Хорошо быть настоящей женщиной, а еще лучше – «родной девочкой». Плохо – быть оголтелой современной бабенью.

Полина остановилась перед зеркалом и поправила светлые кудряшки. Она – настоящая женщина, мягкая, ласковая, хозяйственная, творческая – она украсила дом своими изделиями, она украшает сад, блюда, которые подает мужу, она украшает его жизнь.

Она внимательно слушает его и почти никогда не противоречит, она знает свое место и знает, что он умнее ее, рациональнее, логичнее, сильнее. Ее же сильные стороны – доброта, отзывчивость, красота. Она надежный тыл, она мечта, она та, кого он готов носить на руках всю жизнь…

Полина все это знала, и знала, что именно такая она и нужна Глебу. Но тихий вкрадчивый шепот звучал в ушах: «Полина, ты могла ему просто надоесть…»

Могла? Да запросто! Надоели же как-то Полине ее горячо любимые когда-то белые тапочки с кроличьим мехом!

А она – как те тапки. Уютная, красивая, снежно-нежная… Удобная.

Ей придется подвинуться, если придет другая: допустим, одна из тех современных бабеней, о которых Глеб говорит с таким презрением.

Эта «бабень» обязательно на каблуках модных лабутенов, в микро-юбке, у нее идеальное тело фитнес-инструкторши и силиконовая грудь. Она делает фото, стоя у японского мотоцикла и закинув на него ногу. Она, например, фотомодель!

Или же – спортсменка, ныряющая с парашютом в километровые пропасти. Коротко стриженная, сильная, в ярких обтягивающих костюмах. Она умеет гонять по крутым волнам на доске для серфинга, выбегает на пляж, весело смеясь и встряхивая мокрыми волосами. На ней белоснежный купальник, и еще – однажды она отбилась от нападения акулы!

Возможно – она деловая женщина. Ей за сорок. Она ухожена, ее стиль – классика. Ее кожа неувядаема, губы полны и свежи, прическа уложена с тщанием лучшего мастера парикмахерского искусства. Она варит настоящий кофе, пьет его, не оставляя ни пятнышка помады на кромке кружки японского фарфора. На ее рабочем столе смартфон, планшет и макбук, и никаких ниток-бусинок.

Она способна проанализировать самый рисковый бизнес-план наравне с мужчинами, она разбирается в колебаниях биржи, инвестициях, акциях, во всем, что интересно Глебу.

В постели же она – ураган страстей и любительница эротических игрушек.

Полина снова перебирала образы женщин и остро болела душой. Боль ей причиняло то, что ее, Полины, нет в этой галерее красавиц. Ее место – в тылу, за спиной, с подносом в одной руке и галстуком – в другой…

Не прыгать ей с парашютом, не ринуться в большой бизнес, не запостить на страничку смелую фотосессию…

Что за глупую плюшевую жизнь она себе выбрала!

А с другой стороны – что еще она умеет? Глеб и Марго говорят, что жизнь ее прежде была пустой и бесцельной. Оконченная школа, оконченный вуз, работа на износ, серые будни в офисе. Никакими талантами, кроме трудолюбия, Полина не отличалась. Так и жила бы, листая туда-сюда корпоративный календарь собраний, если бы Глеб, ее мужчина и герой, не вывел бы ее за руку в рай, где раскрылись в полной мере ее женское предназначение, ее мягкая натура.

Так легко заявив подруге, что в случае измены она готова развестись с Глебом, Полина не подумала о главном: что будет после?

Снова работа? Сорок кошек? Никому не нужное существование пустоцвета? Или – поиск нового мужа, обожающего домашнюю еду и хлопковое белье?

А удастся ли снова найти такого, кто будет достойно ее обеспечивать в обмен на эти нехитрые блага?

Кто будет любить ее так, как любит Глеб?

За женское счастье надо держаться, за женское счастье надо сражаться. И начинать надо с обнаружения врага. Чем Полина и занялась, забросив на время рассаду и незаконченную вышивку ирисов.

Она быстро скачала на флэшку все папки с ноутбука Глеба, которые показались ей полезными: аккуратный Глеб расположил их по названиям и даже годам. У него были папки, помеченные «Работа», «Фото», «Дела», «Контроль», «Планы»: все их Полина скачала без особой надежды что-то найти. Особый интерес вызвала папка с названием «Семья» – что может в ней храниться?

Вернув ноут на место, Полина дождалась отъезда мужа и кинулась к телефону. Ей удалось зацепить номер большого сетевого маркета электронных товаров, и там она заказала маленький нетбук, договорившись о времени доставки и оплате наличными.

Ей пришлось пережить неприятный момент, когда в разговоре с услужливым и веселым менеджером, задающим уточняющие вопросы, она мямлила и терялась на каждом шагу.

Он спрашивал ее о разных вещах: объеме памяти, количестве ядер процессора, о назначении нужного ей компьютера, даже о том, какой цвет она предпочитает.

Полина вцепилась в трубку и, тяжело дыша, выдавливала:

– Все равно… чтобы открывать фотографии… я не знаю…

И, когда парень-продавец посоветовал наконец нужную модель, она выдохнула с облегчением и сбросила звонок, ощущая себя полной дурой.

Неудивительно, что Глебу могла понадобиться другая женщина – при таком-то уровне Полининого развития – ниже плинтуса.

Ноутбук привезли на следующий день. Полина нервничала с утра, боясь, что курьер приедет слишком рано или позвонит, и придется объяснять Глебу, что за звонки она принимает. Ее нервозность не осталась незамеченной – Глеб ласково поцеловал в макушку и поинтересовался:

– Что случилось? Ты какая-то бледненькая.

– Не хочу, чтобы ты уезжал, – собралась с духом Полина, – буду скучать по тебе.

Глеб улыбнулся и потянул ее за кудряшки.

– Что тебе привезти из заморских стран, любимая?

– Не надо мне ни украшений, ни туалетов хрустальных, ни платьев роскошных, – поддержала шутку Полина, – а привези ты мне цветочек аленький…

Глеб рассмеялся.

– Хорошо, привезу.

– А чудище какое-нибудь тебя не заберет? – поинтересовалась Полина.

Глеб внимательно посмотрел на нее.

– Нет, Поля, чудище меня не заберет.

– Тогда я спокойна.

Нетбук привез молодой парень в красной фирменной куртке. Он ловко распаковал коробку, включил компьютер:

– Операционная система – десятая, по умолчанию.

– А интернет?

– Подключайтесь хоть по вай-фаю, хоть напрямую.

– Пожалуйста, – взмолилась Полина, – подключите мне вай-фай, я сама не могу. Вот пароль, я записала на листочке…

И она протянула переписанный от руки логин и пароль, которые нашлись в документах на подключение интернета.

– Я не мастер, – засомневался парень, но за новенькую тысячную купюру передумал и выполнил Полинину просьбу.

После его ухода Полина обошла дом, закрыла все окна и двери и забралась с ногами в большое уютное кресло «для рукоделия», как она его называла – кресло, мягкие подлокотники которого были утыканы иголками с разноцветными хвостиками.

Экран нетбука засветился мягким синим светом, подключенная флэшка определилась.

Дрожащими руками Полина открывала папку за папкой, оттягивая момент знакомства с папкой «Семья». Глеб оказался предсказуем. В папке «Работа» лежали сканы документов, в папке «Контроль» – копии договоров, разложенные по датам. В папке «Фото» обнаружились чудесные черно-белые работы, которые на время заставили Полину забыть о своем расследовании.

Множество фотографий, запечатлевших простые и в то же время очень глубокие виды: сгорбленный котик, сидящий на полуразрушенном заборе, а за ними – покосившийся домишко с белеными стенами и крышей из камыша.

Кругленькая одинокая нерпа на мокром камне в окружении холодных пенных вод. Камни вокруг – словно спинки ее сородичей, некогда огромной стаи, исчезнувшей давным-давно.

Сморщенное крошечное личико младенца, ласково поддерживаемое сморщенными руками пожилой женщины, наклонившейся над ним: две стадии жизни, рождение и увядание, такие далекие друг от друга и такие родственные по сути…

Полина листала фото, чувствуя, как к глазам подступают горячие слезы.

Простенькие сюжеты, пойманные в чей-то объектив, вызывали в ней бурю чувств. Она интуитивно понимала, что ни секундой раньше, ни секундой позже этот кадр сделан быть не мог. Она чувствовала гениальную уместность каждой складки на воде, каждой тени на лице, каждого облачка на заднем плане, и эта ювелирная уместность тревожила ее до слез.

Это были фотографии, автора которых Полина готова была боготворить лишь за то, что он изредка нажимает на кнопку спуска своего фотоаппарата.

Этот неизвестный фотограф – кто он? Почему его фото Глеб хранит на своем компьютере уже несколько лет?

Ни малейшего указания на авторство Полина не нашла. На последнем фото женщина стремилась укрыться от дождя: она забегала по лестнице вверх, держа зонт над головой. Мокрые пышные кудри разметались, на плаще – потеки, на чулках – темные капельки.

Черно-белые фотографии, ведущие в жизнь.

Возможно ли, что это фото Глеба? Он когда-то увлекался фотосъемкой и забросил только после свадьбы – много дел, сказал он, не до хобби. И даже камеру куда-то задевал – может, и выкинул.

Если это его работы, то за него стоит бороться не из-за благополучия и сытой теплой жизни, а потому, что когда-то Полина сказала ему «да». Потому, что за привычкой видеть мужа утром и вечером скрывалась забытая ею любовь. Если это его работы, то Полина не имела права не влюбиться в него, потому что его взгляд на мир – ее взгляд на мир.

Антуан де Сент-Экзюпери говорил, что любить – это не значит смотреть друг на друга. Любить – это значит смотреть в одном направлении. Когда-то они с Глебом смотрели в одном направлении. А теперь – только друг на друга, и то мельком, за завтраком и ужином. Каждый день она видела Глеба и не видела его – кто он, ее муж, что он за человек?

Как она смогла потерять ключ к его душе? Как она посмела забыть про сокровищницу, ограничившись только разглядыванием ее фасада?

Полине стало стыдно. Она, волнуясь, засунула в рот кончик своего локона и принялась покусывать волосы – старая привычка.

Ее решимость крепла: никаких разводов, только борьба. Правильно сказала Марго – дура!

С таким настроем Полина открыла папку «Семья», и на нее посыпались, словно птицы, норовящие выклевать глаза женские имена: Мальвина, Светлана, Ангелина, Аглая…

Ни одна папка не называлась «Полина».

Ангелина. Несколько селфи на вытянутых руках: смеющаяся блондинка с лукавыми глазами. На другом фото – она с мохнатой собачкой в руках, потом – с сумочкой и в платье с биркой позирует у примерочной.

Аглая. В очках в красной пластиковой оправе. Девушка в стиле пин-ап: блузки в горох, бантики в черных волосах, челка «лопаткой», ярко накрашенный рот.

Светлана. Хрупкая, балетной внешности девушка в легких голубых, розовых и белых платьицах. В венке из ромашек, со скрипкой под нежным подбородком, ресницы опущены… У нее тоже собачка – только не мохнатенькая, а лысая и в пятнышках.

Мальвина. (Откуда такие имена, в смятении подумала Полина, открывая ее папку.) Молодая женщина восточной внешности, с ярким фентезийным макияжем. Она была запечатлена то в шелковом кимоно, шитом золотом, с крошечными чашечками в руках; то в прозрачных шальварах, изогнувшаяся в танце, с яркими браслетами на запястьях.

Полина снова кинулась шарить по папкам. В каждой, помимо фотографий, лежал еще и вордовский файл, где оказалась анкета каждой девушки. Домашний адрес, телефон, рост, вес, даже место работы – Светлана ожидаемо оказалась танцовщицей, Ангелина – фитнес-инструктором, а Мальвина – руководительницей восточного образовательного центра «Сакура-химэ».

Полина открывала файл за файлом, мысли в голове метались, как белки по веткам. Что все это значит? Эти женщины – какие-то особенные элитные проститутки? Или эскорт для состоятельных господ? Почему Глеб назвал их «Семьей»?

Может, они – специально обученные актрисы, изображающие умных красивых жен в заграничных командировках?

Эта мысль показалась Полине самой разумной. Глеб очень дорожил своим статусом и репутацией и всегда комментировал авто и жен своих коллег. Он считал, что мужчина должен гордиться двумя вещами: солидной и надежной машиной и красивой и умной женой. Обладателей спортивных авто и жен-моделей он считал глупыми прожигателями денег и жизни и финансовых дел с ними не имел. Неухоженную глупую жену и дешевое авто считал показателем неумения вкладывать капиталы.

Полина отодвинула нетбук и понеслась к зеркалу. Красота – на месте, фигура – подтянутая. Не зря же она крутится на этих тренажерах, как чертов хомяк в своем колесике!

А вот интеллект подкачал… Не сумела даже разобраться, сколько ядер ей нужно в процессоре! Не смогла сама подключить интернет!

Но – простите, – остановила себя Полина. Что-то тут не сходится… получается, что Глебу нужны две жены: одна на выход, а вторая дома? Ведь первые – и есть те самые «бабени», как он их именует, а настоящая женщина должна быть тылом и обустраивать уют дома, а не шататься по деловым встречам и рабочим мероприятиям! Зачем ему те, кого он презирает, – современные дамочки-щучки, в которых не осталось ничего от мягкости, нежности и теплоты истинной женщины?