Полная версия
Разные оттенки смерти
Полицейские посмотрели на тихого человека у камина. Что это появилось на его лице – удовлетворение?
– Был. Но я слишком здравомыслящий человек, чтобы добиться успеха на этом поприще.
Маруа рассмеялся, и Кастонге посмотрел на него с раздражением. Произнося эти слова, он вовсе не шутил.
– Вы были вчера на вернисаже в музее, месье Кастонге? – спросил Гамаш.
– Да. Меня пригласила старший куратор. И Ванесса, конечно, мой близкий друг. Мы с ней обедаем, когда я бываю в Лондоне.
– Ванесса Дестин Браун? Глава «Тейт модерн»?[28] – спросил Гамаш, на которого это явно произвело впечатление. – Она вчера была в музее?
– О да. Он была и там, и здесь. Мы с ней долго говорили о будущем метафорического…
– Но она не осталась? Или она тоже здесь, в гостинице?
– Нет, она рано уехала. Не думаю, что бургеры и народная музыка – ее стиль.
– Но это ваш стиль?
Бовуару стало интересно, заметил ли Андре Кастонге, что ситуация изменилась.
– Обычно нет. Но тут были несколько человек, с которыми я хотел побеседовать.
– Кто?
– Простите?
Старший инспектор Гамаш по-прежнему говорил любезно, вежливо. Но теперь он явно играл первую скрипку. Как и всегда.
Бовуар опять скосил глаза на Франсуа Маруа. Он подозревал, что того не удивило изменение ситуации.
– С кем именно вы хотели поговорить на вечеринке? – терпеливо и четко проговорил Гамаш.
– Ну, во-первых, с Кларой Морроу. Хотел поблагодарить за ее картины.
– С кем еще?
– Это мое частное дело, – отрезал Кастонге.
Значит, он заметил, подумал Бовуар. Но слишком поздно. Старший инспектор Гамаш был приливной волной, а Андре Кастонге – веточкой. Большее, на что он мог надеяться, – это остаться на плаву.
– Это может иметь значение, месье. А если нет, обещаю вам сохранить это в тайне.
– Что ж, я рассчитывал поговорить с Питером Морроу. Он первоклассный художник.
– Но не так хорош, как его жена.
Франсуа Маруа говорил тихо, почти шепотом. Но все посмотрели на него.
– Ее работы и в самом деле так хороши? – спросил старший инспектор Гамаш.
Маруа внимательно посмотрел на Гамаша:
– Я буду рад ответить на ваш вопрос, но мне любопытно узнать, что думаете вы. Вы были на вернисаже. И выделили этот примечательный портрет Девы Марии из других.
– Что-что? – спросил Кастонге. – Там не было никакого портрета Девы Марии.
– Если посмотреть внимательнее, то был, – заверил его Маруа и снова обратился к старшему инспектору: – Вы были одним из немногих людей, которые по-настоящему интересовались ее искусством.
– Кажется, я говорил вам вчера, что Клара и Питер Морроу – мои личные друзья, – сказал Гамаш.
На лице Кастонге появилось удивленное и подозрительное выражение.
– Разве это допустимо? Ведь получается, что у вас под следствием находятся ваши друзья, подозреваемые в убийстве, n’est-ce pas?[29]
Бовуар шагнул вперед:
– На тот случай, если вы не знаете, старший инспектор Гамаш…
Но Гамаш поднял руку, и Бовуар заставил себя замолчать.
– Это справедливый вопрос, – ответил Гамаш. – Они друзья, и да, они подозреваемые. Да что говорить, у меня в этой деревне много друзей, и все они тоже подозреваемые. Я понимаю, что это можно истолковать как неприемлемое обстоятельство, но факт остается фактом: я знаю этих людей. Так кто может быстрее найти среди них убийцу? Разве не тот человек, который знает их слабости, их недостатки, их страхи? Но, – Гамаш неторопливо подался вперед, к Кастонге, – если вы полагаете, что я могу найти убийцу и отпустить его…
Слова были дружескими, на лице старшего инспектора играла слабая улыбка, но даже Андре Кастонге не мог не заметить весомость его слов.
– Нет, я так не полагаю.
– Рад это слышать. – Гамаш откинулся на спинку стула.
Бовуар еще несколько секунд сверлил взглядом Кастонге, пока не удостоверился, что тот не собирается больше ставить под сомнение профессиональную безупречность шефа. Пусть Гамаш считает себе, что так разговаривать с ним естественно и даже правильно, но Бовуар придерживался на сей счет другого мнения.
– Вы ошибаетесь в том, что касается картин этой Морроу, – угрюмо произнес Кастонге. – Это всего лишь несколько портретов старух. Ничего нового в этом нет.
– Там все новое, если заглянуть чуть поглубже, – сказал Маруа, занимая кресло рядом с Кастонге. – Посмотрите внимательнее, mon ami[30].
Несмотря на обращение Маруа, было ясно, что они никакие не друзья. Хотя, возможно, и не враги. Вот только стали бы они искать компанию друг друга для приятельского разговора в кафе «Лемеак» или ради выпивки в баре «Экспресс» в Монреале?
Нет. Кастонге – может быть, но Маруа не стал бы.
– А вы почему здесь, месье? – спросил Гамаш у Маруа.
Эти двое не боролись между собой за влияние. В этом не было нужды. Каждый верил в себя.
– Я торговец произведениями искусства, а не галерист. Как я сказал вам вчера вечером, куратор дала мне каталог, и меня поразили работы мадам Морроу. Я захотел увидеть их своими глазами. И, – тут он улыбнулся с сожалением, – боюсь, что даже в свои годы я остаюсь романтиком.
– Вы хотите признаться, что влюбились в Клару Морроу?
Франсуа Маруа рассмеялся:
– Не совсем так. Хотя, посмотрев ее работы, трудно не влюбиться. Но мой романтизм носит скорее философский характер.
– Что вы имеете в виду?
– Мне нравится, что художник может возникнуть из неизвестности, обнаружиться в возрасте почти пятидесяти лет. Какой художник не мечтает об этом? Какой художник, просыпаясь утром, не верит, что это случится с ним еще до того, как он вечером ляжет в постель? Помните Магритта?[31] Бельгийского художника?
– Ceci n’est pas une pipe?[32] – спросил Гамаш, совершенно убив этим Бовуара, которому оставалось только надеяться, что с шефом не случится припадок и он не станет пороть полную чепуху.
– Он самый. Он работал долгие годы. Десятилетия. Прозябал в бедности. Зарабатывал тем, что писал подделки под Пикассо и подделывал банкноты. На оригинальные работы Магритта галеристы и коллекционеры не обращали внимания, другие художники посмеивались над ним, считали его чокнутым. Должен сказать, что художник чувствует себя очень плохо, когда даже собратья по искусству называют его чокнутым.
Гамаш рассмеялся:
– А он таким не был?
– Может, и был. Вам знакомы его картины?
– Да. Они мне нравятся, но не знаю, что бы я почувствовал, если бы кто-то сказал мне, что это творения гения.
– Именно! – Маруа неожиданно подался вперед. Таким живым, даже возбужденным, Бовуар его еще не видел. – Это и делает мою работу ежедневным праздником. Если каждый художник просыпается с мыслью, что сегодня мир откроет в нем гения, то каждый арт-дилер просыпается с мыслью, что сегодня он откроет гения.
– Но кто это решает?
– Вот это и есть самое захватывающее.
Бовуар видел, что это было сказано искренне. Глаза Маруа сверкали, руки энергично двигались, но не театрально, а возбужденно.
– Я могу посмотреть чей-то портфолио и сказать, что это блестящие работы, а кто-то другой скажет, что они скучные, ученические. Вы посмотрите, как по-разному мы реагировали на картины Клары Морроу.
– Я продолжаю утверждать, что они неинтересны, – сказал Кастонге.
– А я утверждаю, что интересны, и где тот судья, который скажет, кто из нас прав? Это сводит с ума художников и арт-дилеров. Все это так субъективно.
– По-моему, они рождаются сумасшедшими, – пробормотал Кастонге, и Бовуар не мог с ним не согласиться.
– Это объясняет, почему вы были на вернисаже. Но почему приехали в Три Сосны? – спросил Гамаш.
Маруа задумался, пытаясь решить, сколько ему стоить сказать, и даже не скрывая своих колебаний.
Гамаш ждал. Бовуар, державший авторучку и блокнот наготове, принялся рисовать закорючки. Худощавую фигуру на лошади. А может, это был лось? С кресла доносилось тяжелое дыхание Кастонге.
– У меня когда-то был клиент. Он давно уже умер. Приятный человек. Работал дизайнером в рекламных агентствах, но был и настоящим художником. Его дом был наполнен чудесными картинами. Я открыл его, когда он был уже далеко не молод, хотя теперь, когда я думаю о нем, то понимаю, что он был гораздо моложе меня сегодняшнего. – Маруа улыбнулся.
Улыбнулся и Гамаш. Ему было знакомо это чувство.
– Он был одним из моих первых клиентов, и довольно успешным. Он был на седьмом небе, как и его жена. Однажды он спросил, не могу ли я взять несколько работ его жены для его следующей выставки. Я отказался, хотя и очень вежливо. Но он настаивал, что было совсем не характерно для него. Я мало ее знал и вообще не был знаком с ее работами. Я подозревал, что она оказывает давление на старика, но видел, что для него это очень важно, а потому согласился. Дал ей уголок и молоток с гвоздями.
Маруа помолчал, его глаза загорелись.
– Теперь я этим не очень горжусь. Я должен был либо отнестись к ней со всем уважением, либо вообще отказаться от выставки. Но я был молод, и мне еще многому предстояло научиться. – Он вздохнул. – В тот вечер на вернисаже я впервые увидел ее работы. Вошел в зал и увидел, что все столпились в том уголке. Можете сами предположить, что случилось.
– Все ее работы были проданы, – сказал Гамаш.
Маруа кивнул:
– Все до одной, включая и те, что были у нее дома. Люди покупали их, даже не видя. За некоторые даже шла торговля – покупатели повышали ставки. Мой клиент был талантливым художником. Но его жена оказалась еще талантливее. Гораздо талантливее. Это было поразительное открытие. Настоящее ухо Ван Гога.
– Pardon? – спросил Гамаш. – Что?
– И что сделал старик? – вмешался Кастонге, которого увлекла эта история. – Он, наверно, был в ярости.
– Нет. Он был душевным человеком. Научил меня снисходительности. И сам был снисходительным. Но вот чего я никогда не забуду, так это реакции его жены. – Он помолчал секунду, явно видя перед собой тех двух пожилых художников. – Она оставила кисть. Не только больше никогда не выставлялась, но и не написала ни одной картины. Она видела, какую боль причинила ему, хотя он хорошо скрывал свои чувства. Для нее его счастье было важнее собственного. Важнее ее искусства.
Старший инспектор Гамаш знал, что этот рассказ должен был прозвучать как история любви. Самопожертвования, бескорыстия. Но для него это прозвучало как трагедия.
– И поэтому вы здесь? – спросил Гамаш.
Маруа кивнул:
– Я боюсь.
– Чего вы боитесь? – спросил Кастонге, опять потерявший нить.
– Вы видели, как вчера Клара Морроу смотрела на своего мужа? – спросил Маруа.
– И как он смотрел на нее, – подхватил Гамаш.
Взгляды этих двоих встретились.
– Но Клара не похожа на ту женщину, о которой вы вспомнили, – возразил старший инспектор.
– Верно, – согласился Маруа. – Но и Питер Морроу не похож на моего пожилого клиента.
– Вы и вправду считаете, что Клара могла бы оставить кисть? – поинтересовался Гамаш.
– Чтобы спасти свой брак? Чтобы спасти мужа? – спросил Маруа. – Большинство на это не пошли бы, но женщина, которая написала эти портреты, смогла бы.
Арман Гамаш никогда не думал о такой вероятности, но теперь, взвесив слова Франсуа Маруа, решил, что это вполне возможно.
– И все же, – сказал он, – что вы могли бы сделать, чтобы предотвратить это?
– Откровенно говоря, не многое, – сказал Маруа. – Но по крайней мере, я хотел увидеть, где она пряталась все эти годы. Мне было любопытно.
– И все?
– Вам никогда не хотелось посетить Живерни, чтобы увидеть, где творил Моне? Или посетить мастерскую Уинслоу Хомера на Праутс-Нек?[33] Или посмотреть, где писали Шекспир и Виктор Гюго?
– Вы правы, – согласился старший инспектор, – мы с мадам Гамаш посетили много домов наших любимых художников, писателей и поэтов.
– Зачем?
Гамаш обдумал ответ:
– Затем, что эти места кажутся волшебными.
Андре Кастонге хмыкнул. Бовуар ощетинился, смущенный за своего шефа. Ответ был смешной. Даже, может быть, слабый. Признаться подозреваемому, что ты веришь в волшебство.
Но Маруа сидел неподвижно, глядя на старшего инспектора. Наконец он кивнул. Едва заметно и задумчиво. Это можно было бы даже принять за слабую дрожь.
– C’est ça[34], – сказал Маруа. – Волшебство. Я не собирался приезжать сюда, но когда увидел ее работы на вернисаже, то захотел увидеть деревню, где рождается такое волшебство.
Они проговорили еще несколько минут о том, куда заходили, кого видели, с кем разговаривали. Но, как и все остальные, этот разговор ничего не принес.
Старший инспектор Гамаш и инспектор Бовуар оставили двух пожилых людей в светлой гостиной и отправились на поиски других постояльцев. За следующий час они поговорили со всеми ими.
Убитую никто не знал. Никто не видел ничего полезного или подозрительного.
Когда они спускались по склону холма в Три Сосны, Гамаш думал о проведенных допросах, о том, что сказал Франсуа Маруа.
Но в Трех Соснах было нечто большее, чем волшебство. Что-то чудовищное бродило по деревенскому лугу, ело и танцевало среди здешних обитателей. Что-то темное пришло вчера на вечеринку.
И произвело на свет не волшебство, а убийство.
Глава шестая
Из окна своего книжного магазина Мирна видела Армана Гамаша и Жана Ги Бовуара, спускающихся по грунтовой дороге с холма в деревню.
Потом она повернулась и окинула взглядом свой магазин с его деревянными полками, уставленными новыми и старыми книгами, с дощатым сосновым полом. На диване у окна сидела Клара и смотрела на дровяную плиту.
Она пришла несколькими минутами ранее, прижимая к груди пачку газет, как иммигрант на острове Эллис[35], прижимающий к груди какое-нибудь драгоценное старье.
«Неужели то, что держит Клара, и в самом деле так важно?» – спрашивала себя Мирна.
Мирна не заблуждалась. Она точно знала, что в этих газетах. Суждения других людей. Точки зрения окружающего мира. Мнения о том, что видели люди, глядя на картины Клары.
Мирна знала даже больше. Она знала, что именно написано на этих влажных страницах.
Она тоже рано встала этим утром, вытащила свою усталую задницу из кровати, протопала в ванную. Приняла душ, почистила зубы, надела чистую одежду. И в свете раннего утра села в свою машину и поехала в Ноултон.
За газетами. Она могла бы просмотреть эти газеты в Интернете, но если Клара любила читать бумажные газеты, то и Мирна тоже.
Ее не волновало, как мир смотрит на искусство Клары. Мирна знала, что ее подруга – гений.
Но она волновалась за Клару.
И вот теперь ее подруга сидела, ссутулившись, на диване, а Мирна – напротив нее в кресле.
– Пиво? – предложила Мирна, показывая на пачку газет.
– Нет, спасибо, – улыбнулась Клара. – У меня свое. – Она показала на промокший лиф платья.
– О такой женщине мужчины могут лишь мечтать, – рассмеялась Мирна. – Ты только подумай: женщина, состоящая исключительно из круассанов и пива.
– О да, предмет вожделения, – с улыбкой согласилась Клара.
– Ты уже их читала?
Мирне не было нужды показывать на промокшие газеты, они обе знали, о чем идет речь.
– Нет. Мне все время что-то мешает.
– Что-то?
– Какое-то идиотское тело в саду, – сказала Клара, но потом попыталась обуздать себя. – Мирна, господи боже, я не понимаю, что со мной такое. Я должна быть расстроена, сокрушена из-за того, что случилось. Я должна переживать за бедняжку Лилиан. Но ты знаешь, о чем я думаю? Единственное, о чем я думаю?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Строки из стихотворения «Тонул, а не махал рукой» («Not Waving but Drowning») английской поэтессы Стиви Смит. Оно так часто цитируется в романе, что стоит привести его полностью:
Никто его слов не слышал, увы,Но мертвец все свое гнул:«Я заплыл гораздо дальше, чем думали вы,И не рукой махал, а тонул».Бедняга, он любил пошутить всегдаИ теперь здесь мертвым лежит не вдруг.Сердце сдало: была холодна вода, —Говорили вокруг.«Ах, нет, нет, нет, вода всегда была холодна, —Мертвец все свое неслышно гнул. —Я всю жизнь плыл туда, где не видно дна,И не рукой махал, а тонул».2
Гёте И. В. Гец фон Берлихинген с железною рукой. Акт I.
3
Хант Л. История Римини.
4
Со временем (фр.).
5
Ложный шаг (фр.).
6
Здесь: уголок (фр.).
7
Здесь: прошу прощения (фр.).
8
Досада (фр.).
9
Потрясающе (фр.).
10
Безусловно (фр.).
11
Совершенно верно! (фр.)
12
Христо Явашев (р. 1935), Жанна-Клод де Гийебон (1935–2009) – супружеская пара американских художников.
13
Персонаж из книги Л. Ф. Баума «Удивительный волшебник страны Оз».
14
Прошу прощения (фр.).
15
Спасибо. Великолепно (фр.).
16
Мой прекрасный (фр.).
17
Слова из песни американской певицы Кэрри Андервуд.
18
Шотландская рок-группа, популярная в первой половине 1970-х годов.
19
Серия американских детских детективов, написанных под псевдонимом Франклин У. Диксон. В России эти книги были выпущены издательством «Совершенно секретно» в серии «Детский детектив».
20
Хорошо (фр.).
21
Псевдоним (фр.).
22
Шанди – разновидность пива с разными добавками.
23
Вими, Фландрия, Пашендейль – места ожесточенных боев Первой мировой войны.
24
Мак Сеннет (1880–1960) – американский кинорежиссер и продюсер, работал в жанре эксцентрической комедии.
25
Черный Красавец, Флика – клички лошадей из одноименных фильмов.
26
Приступ (фр.).
27
Да нет, месье (фр.).
28
«Тейт модерн» – лондонская галерея современного искусства.
29
Не правда ли? (фр.)
30
Мой друг (фр.).
31
Рене Франсуа Гислен Магритт (1898–1967) – бельгийский художник, автор остроумных и вместе с тем поэтически загадочных картин.
32
Это не трубка? (фр.) Название одной из популярных картин Магритта, на которой изображена трубка с надписью «Это не трубка».
33
Уинслоу Хомер (1836–1910) – американский художник и график, один из основоположников американской реалистической живописи.
34
Верно (фр.).
35
Остров Эллис в устье реки Гудзон был самым крупным пунктом приема иммигрантов в США; закрыт в 1954 году.
