Отец, или Цена родительской любви

– Только тыловые финансовые крысы типа той, что присвоила себе боевые Андрея… – возразил Пётр Иванович.

Игорь усмехнулся:

– Так я их-то и имел в виду!

– Ну а что же ты крыс-то испугался… Да ещё и тыловых… Побоялся даже просто подтвердить, что Андрей вместе с тобой участвовал в боевых операциях, за которые ты-то получил боевые по полной программе, а ему какой-то ворюга из финчасти показал вот такой, – Пётр Иванович скрутил фигуру из трёх пальцев, – кукиш!

Игорь снова встал, но на сей раз в его поведении не было заметно недовольства и раздражения, скорее было искреннее желание что-то объяснить отцу:

– Видишь ли, отец… – опёрся он костяшками пальцев о стол, – ты правильно назвал их крысами… Мне в бою было не так страшно, как с ними столкнуться… Понимаешь? Нет, это не для меня… Извини…

Пётр Иванович огорчённо кивнул:

– Вот-вот… Поэтому я, а не ты, написал в генпрокуратуру. Хорошо, разобрались, нашли свидетелей подвигов Андрея, а вора отправили в места, не столь отдалённые… Я, старик, ничего не испугался, а ты, сынок… – протяжно вздохнул он. – О-о-х… сынок…

– И всё равно, я не обязан разбираться с боевыми. Для этого финчасть имеется… – Игорь снова уселся на стул всё в той же демонстративно-расслабленной позе.

Пётр Иванович с огорчением взглянул на его равнодушное лицо:

– Да, это очень удобно – спрятаться за отсутствием обязанностей: а в законе не написано, что я обязан… И всё, моё дело – сторона… Совесть-то свою куда спрячешь, сынок?..

Игорь открыл глаза, уставился в полном непонимании на отца:

– Нет, ну на самом деле, зачем тогда понаделали всяких органов! Давайте тогда позакрываем их все! Полицию, например. Пусть люди сами ловят воров с помощью одной только собственной совести! – засмеялся, потрясая кулаком в воздухе, ехидно продекламировал. – Совестью народа ударим по преступности!.. Ура, граждане!..

Пётр Иванович с укоризной и грустно отмахнулся:

– Чувствуешь, что не прав, поэтому и паясничаешь… Шута из себя строишь…

Игорь выпрямился, в глазах его появилась усталость:

– Да придираешься ты просто ко мне, отец. Трусом объявил. Бессовестным… Ну какой я трус! Какой бессовестный! Ведь действительно на каждом участке жизни стоит свой охранник, у каждого свои обязанности! А я просто не хотел портить отношения с нужными людьми… Вот и всё объяснение моим поступкам… А ты – трус, трус…

– И сейчас ты сбежал, бросив раненого без помощи, не из-за трусости?.. – съязвил Пётр Иванович

Игорь развёл руки в стороны:

– Я не понимаю тебя, отец! Ну совсем не понимаю! Только что ты всячески уговаривал меня не сдаваться властям, а теперь вдруг такую мораль мне тут зачитал, ну как приговор прямо!..

Пётр Иванович на мгновение задумался:

– Не понимаешь, потому что так и не стал отцом… Я же сказал тебе, отцы детей не сдают. Хотя чего им это стоит, знал бы кто…

– И что же мне теперь?..

Пётр Иванович помолчал несколько секунд, вздохнул:

– Ох, лучше бы ты сам сдался, сынок, лучше бы сам… Горе было бы мне от этого большое, но и облегчение… ей-богу, облегчение, как ни странно…

Игорь не смог скрыть удивления:

– И даже если без внука останешься?..

– Даже если без внука…

Игорь посидел немного с каменным непроницаемым лицом, затем, как будто пытаясь доказать что-то самому себе, неспешно, тихо, с паузами проговорил:

– Неожиданное заявление… Я сам думаю, что надо идти… Но вот то, что и ты теперь уже считаешь так же… Не ожидал…

Пётр Иванович резко встал, испуганно тревожно сбивчиво и возбуждённо почти закричал:

– Да не так же! Не так же!.. О господи!.. Да если бы ты знал, сынок, как я хочу, чтобы всё это оказалось страшным сном! Чтобы завтра утром мы все, проснувшись, увидели бы, что всё хорошо! Что Бублик по-прежнему бегает по ресторанам и внушает всем, что он глава местной мафии! Что в его пустом котелке нет дырки! А верная твоя супружница беременна, и мне нужно срочно бежать в магазин покупать внуку памперсы!.. Если бы ты знал, как я хочу, чтобы всё было именно так!.. – взявшись обеими руками за голову, протяжно простонал, – если бы ты знал… если бы знал… Но всё, к сожалению, иначе… Всё иначе, сынок… всё…

Игорь, в очевидном смятении от страстной речи отца, спросил:

– Значит, всё-таки сдаваться, да?..

Пётр Иванович, не зная, что ответить, начал медленно ходить по комнате, задумчиво, тихо, с паузами почти простонал:

– О-о-х, сынок… сынок… Ты хочешь, чтобы я тебя… собственными руками?..

– Да нет, отец, ты не понял, я всего лишь думаю вслух… истину ищу…

Пётр Иванович подошёл к Игорю, постоял рядом, помолчал:

– Говорю же, поздно взялся искать, сынок, поздно… Да и вообще её, проклятую, почему-то всегда находят, когда она уже фактически стала приговором…

Игорь грустно усмехнулся:

– Да, ты прав, отец… Ты прав… Поэтому со своим приговором я уже ознакомился…

Пётр Иванович резко схватил Игоря за плечи, испуганно возбуждённо торопливо и сбивчиво забормотал:

– Нет-нет-нет, сынок, не вздумай!.. Не вздумай!.. Ты ни в чём, – слышишь? – ни в чём не виноват! Никакого приговора! Никакого! Ты не виноват!.. – протяжно и тихо застонал, – не отпущу-у…

Игорь спокойно отстранил руки отца:

– Ничего не понимаю… Чего же ты наконец хочешь, отец?.. То лучше сдаться, а то вдруг – никакого приговора, не отпущу! Всё это, в итоге, как я понял, означает, что мне лучше сидеть тихо?.. Не высовываться?.. Так, да?..

Пётр Иванович заговорил встревожено быстро и просительно, как будто обрадовавшись подсказке Игоря:

– Конечно лучше, сынок, конечно, лучше! Сиди дома! Никуда не ходи! Всё само собой уляжется… Само собой… Вот увидишь…

Игорь недовольно хмыкнул:

– Хм, странно, странно… А что же ты тогда только что…

Пётр Иванович суетливо нервно и неуверенно забормотал:

– Не обращай внимания, сынок! Не обращай внимания!.. – речь его стала совсем сбивчивой, прерываясь, казалось, нелогичными и неуместными паузами. – Это душа моя просто… громко всхлипнула… Душа, будь она неладна… Она всегда у меня не к месту и не вовремя… голос подает…

Игорь в молчаливой задумчивости походил по комнате, остановился, мрачно усмехнулся:

– Хм, ну ладно… Поговорили, значит… поговорили… – решительно и неожиданно повысил голос, как бывает в моменты принятия важных решений. – Хватит, пожалуй, уже разговоры разговаривать! Хватит… Спать пора. Утро вон уже почти подкралось незаметно…

Пётр Иванович посмотрел на окно, за которым действительно свои световые знаки уже вовсю подавал рассвет:

– Да, кажется, спать пора. Утро вечера мудренее…

Все молча начали готовиться ко сну. Пётр Иванович сел в задумчивости на свою кровать, стоящую в углу комнаты, в которой ему только что так долго, непривычно для него долго, пришлось разговаривать с сыном и его женой, а Игорь и Людмила, по очереди поцеловав в щёку Петра Ивановича, ушли в другую комнату.

Часть 2

Глава 1

Утро, уже давно превратившись в яркий солнечный день, осветило своими приветливыми лучами комнату, в которой после столь тревожно проведённой ночи совсем недолго спал Пётр Иванович. Теперь он уже сидел за столом и молча читал небольшую бумажку. Прочитав её несколько раз, он встал, подошёл к двери в другую комнату и постучал в неё. Из второй комнаты вышла заспанная Людмила в халате.

Пётр Иванович протянул ей бумажку:

– Вот, смотри… всё кончилось…

Людмила, зевая и потягиваясь, взяла её в руку:

– Что кончилось?

Пётр Иванович сел на стул у стола, равнодушно и опустошённо прошептал:

– Всё кончилось… Жизнь кончилась… Да ты прочитай бумажку-то.

Людмила поднесла бумажку к лицу, стала читать вслух: «Отец, душа-то твоя всхлипнула по делу, ой как по делу! И вероятно, ты прав. Я, кажется, действительно трус. Когда вы проснётесь, я уже буду в прокуратуре. Извини, что оставил тебя без внуков…»

Людмила растерянно стала озираться по сторонам:

– Ну надо же, а я и не заметила, как он исчез! – повернулась к Петру Ивановичу, с огорчением выкрикнула. – Но какой же он дурак! Ну кто бы узнал, а? Свидетелей-то не было! Ни одного!

Пётр Иванович, казалось, пребывал в полном трансе, но ответ его показал, что трезвости мысли он не потерял:

– Да нет, не дурак… Хотя и вряд ли поумнел…

– Что вы имеете в виду?

Пётр Иванович взял у Людмилы записку сына:

– Ну… видишь, как пишет? Вероятно… Кажется… Он никогда не осознает определённо, кто он есть такой… Никогда, к сожалению…

Людмила с раздражением выкрикнула:

– Да о чём это вы, Пётр Иванович! Человек добровольно пошёл на эшафот, а вы тут философствуете! Я-то поначалу думала, что вы искренне хотите уберечь его от судебной расправы, от тюрьмы, а вы!.. В мораль какую-то сомнительную ударились! Совесть! Трусость! Какая совесть! Шкуру спасать надо!

Пётр Иванович спокойно посмотрел на Людмилу:

– Чью шкуру?..

– Вон как вы заговорили! Намекаете, что я только о своей шкуре и пекусь?! А как же ваши внуки?! Не будет теперь внучат-то! Не будет! В полном одиночестве помрёте теперь! Стакан воды некому будет подать!..

– Да, теперь уже я никогда не увижу ни сына, ни внуков… Но ты знаешь, мне почему-то стало легче… Да, мне стало легче…

Людмила раздражённо и резко махнула рукой:

– А, ну вас всех к чёрту! Один трус, другой – философ-моралист! Всё, я ухожу!

Пётр Иванович усмехнулся:

– Куда?

Людмила уже совсем не стеснялась своей грубости:

– Не куда, а вообще от вас! От Игоря! От вас, его бестолкового отца, который вместо того чтобы спасти сына от тюрьмы, стал почему-то будить в нём совесть! Ха-ха-ха! Как будто на совести нынче можно заработать! За совесть не платят, Пётр Иванович, не платят! С голоду будешь помирать с этой самой совестью, но даже, – собрала пальцы в щепотку, потрясла этой щепоткой перед носом Петра Ивановича, ехидно взвизгнула, – корочки хлебушка за неё не дадут!

Пётр Иванович с грустью улыбнулся:

– Да ты, девонька, тоже вон как заговорила! Я-то не могу сдать сына, потому что я отец. Понимаешь? Отец. А ты только что отказалась от моего сына с лёгкостью ну просто необыкновенной! Если б ты была матерью, может, и понимала бы меня… А-а-а… – взмахнул он рукой, – зачем я всё это?.. В общем, я хочу предложить тебе…

– Что предложить?

– Продолжать жить в квартире Игоря. Может, всё-таки дождёшься его…

Людмила засмеялась:

– Мне уже сорок первый идёт! Если ему дадут пятнадцать, вы, что же, предлагаете мне до пятидесяти шести куковать в одиночестве, ожидая возвращения вашего сыночка?!

– А почему бы и нет? Ну заведи себе хахаля, но сына моего дождись…

– А ребёнок?! Я же ещё могу родить! Нет уж, увольте от такой радостной перспективы! Увольте! Не хочу! Я ухожу по-настоящему! Конечно, я понимаю, квартира до брака принадлежала Игорю, поэтому прав на неё я не имею, но это и хорошо, решительнее буду судьбу свою устраивать!

– Да, квартиру Игорю купил я. Давно уже. Но я же тебя не гоню из неё. Живи, сколько хочешь. И всё-таки жди…

– Нет уж! Спасибо вам, Пётр Иванович, за доброту вашу, но я ухожу, повторяю, по-настоящему!

Голос Петра Ивановича дрогнул, стал сдавленно-глухим и тихим:

– Просто я надеюсь, что его ещё, может, не посадят… Или дадут не так много…

Людмила засмеялась:

– Ага, немного!.. Вы не видели проломленный череп! Даже если несчастный выживет и не станет инвалидом, Игорю дадут – мало не покажется!.. Ну всё, Пётр Иванович, я пошла одеваться.

Людмила скрылась за дверью второй комнаты. В этот момент раздался звонок во входную дверь. Пётр Иванович неспешной старческой походкой подошёл к двери и открыл её. На пороге появился мужчина, показал Петру Ивановичу красную корочку. Пётр Иванович посторонился и молча пропустил мужчину в комнату.

Мужчина зашёл в комнату и строго представился:

– Я следователь. Сергеев Сергей Сергеевич.

Пётр Иванович засмеялся:

– Ох, батюшки мои, сколько же Сергеев участвовало в твоём проектировании! Ну просто Кубосерж!

Сергеев недовольно передёрнул плечами:

– Не понял. Что значит, кубосерж?

Пётр Иванович усмехнулся:

– Сергей в кубе!..

Сергеев многозначительно и с укором посмотрел на Петра Ивановича:

– Я бы на вашем месте, Пётр Иванович, не был бы так весел…

Пётр Иванович подошёл к столу, сел на стул, молча показал рукой на соседний стул, приглашая этим Сергеева присесть, на что Сергеев никак не среагировал:

– А с чего ты взял, что я веселюсь? Хотя… Было бы смешно – смеяться не грешно. И мне просто элементарно смешно: фамилия Сергеев, имя – Сергей, отчество – Сергеевич! Может, и не к месту смеюсь. Но почему-то захотелось…

Сергеев усмехнулся, соблюдая при этом, насколько возможно, строгость:

– Это – нервное. Так бывает, когда понимаешь, что всё так плохо, что хуже некуда, вдруг начинаешь смеяться. Это бывает… Вы мне лучше скажите, Пётр Иванович, как мне поговорить с Людмилой Даниловной Свириной.

Пётр Иванович встал:

– Да, пожалуйста. Она как раз здесь сейчас. Правда, собирается уходить… – подошёл к комнате Людмилы, постучал в дверь. – Людмила, с тобой тут хотят поговорить!

Людмила тут же вышла уже одетая:

– Кто тут?

Сергеев с интересом посмотрел на её дорогую шубу:

– Я следователь. Сергеев… – оглянулся на хмыкнувшего Петра Ивановича, запинаясь, неуверенно пробормотал, – в общем… Сер…

Пётр Иванович, едва сдерживая смех, перебил смущённое бормотание Сергеева:

– Сергей Сергеевич его зовут. Застеснялся что-то… – теперь уже открыто смеясь, обратился к Сергееву. – А ты Кубосержем представляйся. Коротко и ясно…

Сергеев недовольно оглянулся на Петра Ивановича:

– Опять вы шутите, Пётр Иванович! Не к добру это…

Пётр Иванович пожал плечами:

– Да, видать, совсем плохи мои дела… Сам удивляюсь, что это я…

Сергеев повернулся к Людмиле:

– Людмила Даниловна, скажите, вы участвовали в избиении гражданина Бублика?

Людмила встревожено всплеснула руками:

– Ну какое же это избиение, Сергей Сергеевич!

– Ну да, конечно, какое это избиение! – съязвил Сергеев. – Всего-навсего сотворили человеку открытый перелом черепа, так что он, сердечный, до сих пор в коме, и ещё неизвестно, по словам врачей, умрёт или просто инвалидом станет… Пошутили это вы, наверное, так, да? – обернулся и многозначительно посмотрел на Петра Ивановича. – Что-то слишком много у вас тут шутников…

Людмила испугано залепетала:

– Ну зачем же вы так, Сергей Сергеевич… Зачем?.. Мы ведь не хотели ничего плохого…

Сергеев решительно повёл рукой в сторону двери:

– Ну, короче, собирайтесь, Людмила Даниловна, я вас задерживаю для выяснения личности и дачи показаний.

Людмила угодливо сложила ладошки перед лицом, покачивая ими в такт словам:

– Пожалуйста-пожалуйста, Сергей Сергеевич! Задерживайте! Выясняйте! И показания я вам дам любые, какие только захотите!..

Сергеев брезгливо поморщился:

– Так вы долго собираться будете?

Людмила теперь уже подобострастно поклонилась всем своим туловищем:

– А я уже готова!

Сергеев направился к двери:

– Ну так в чём же дело тогда? Следуйте за мной!

Сидевший всё это время за столом Пётр Иванович, грустно ухмыльнувшись, съязвил вслед уходящей с Сергеевым Людмиле:

– Смотри, не поперхнись, Людмила…

Людмила с удивлением обернулась:

– Чем?

Пётр Иванович мрачно и задумчиво процедил сквозь зубы:

– Показаниями…

Сергеев и Людмила ушли. Пётр Иванович закрыл за ними дверь, медленной, вдруг ставшей совершенно старческой походкой с трудом добрался до стола, сел на стул, на несколько секунд задумался:

– Да-а-а… Видно, по-настоящему смешно, когда по-настоящему плохо…

Глава 2

Зал судебных заседаний был полон. На своих местах, как и положено, сидели судья, прокурор, адвокат. За металлической решёткой стоял, судорожно ухватившись руками за холодные неприветливые прутья Игорь. Он был теперь подсудимым. Был тут и пострадавший. Бублик уже вышел из комы, но удар Игоря бы, видимо, по-настоящему спецназовским, потому что Бублик был парализован и сидел в инвалидной коляске. Зрители в зале, среди которых в первом ряду расположились Пётр Иванович и Людмила, с интересом наблюдали за судебным процессом.

Судья стукнул молоточком по специально подложенной для этих целей деревяшке:

– Слово предоставляется государственному обвинителю!

Прокурор встал:

– Уважаемый суд! Двадцать четвёртого февраля текущего года, в два часа тридцать минут, при выходе из ресторана "Вечерний звон", произошёл конфликт между подсудимым Свириным Игорем Петровичем и пострадавшим гражданином Бубликом Виктором Викторовичем, получившим в результате этого серьёзные увечья. Причиной конфликта, по утверждению подсудимого Свирина, стало избиение пострадавшим жены подсудимого. Подсудимый заявляет, что гражданин Бублик, выйдя вслед за ним и его женой из ресторана, стал приставать к его жене, как он говорит, с откровенными комплиментами, что не понравилось подсудимому, который просто стал отталкивать гражданина Бублика от своей жены. Показания подсудимого в ходе следствия не получили никаких подтверждений.

– Да-а-а?!.. – Пётр Иванович забыл, что он в суде и что здесь необходимо соблюдать определённый законом порядок.

– Гражданин!.. – деревянный молоток судьи с грохотом обрушился на предусмотрительно подложенную кем-то, – вот уж кто-то молодец, придумал же! – как раз для такого случая деревяшку.

– Всё-всё-всё!.. – испугался Пётр Иванович.

Судья повернулся к прокурору:

– Продолжайте, пожалуйста.

Прокурор, бросив недовольный взгляд на Петра Ивановича, поёжился:

– Гражданин Бублик всё объясняет иначе. Он увидел, как подсудимый бьёт свою жену и сделал ему замечание, от чего подсудимый рассвирепел и стал жестоко избивать гражданина Бублика. От первого же удара подсудимого гражданин Бублик упал и ударился головой о тротуар, получив открытый перелом черепа. После этой серьёзной травмы гражданин Бублик находился в коме более десяти дней, и теперь он парализован, частично лишён слуха и речи. Однако гражданин Бублик, столь жестоко избитый подсудимым, всё-таки смог сегодня присутствовать на судебном процессе в качестве пострадавшего. Данное избиение гражданина Бублика подсудимым вполне можно квалифицировать как умышленное причинение тяжкого вреда здоровью. Свидетелей выше описанного преступления, кроме жены подсудимого, следствием не выявлено. И верить объяснениям подсудимого у прокуратуры нет никаких оснований, потому что никто не видел, кто именно является автором всего лишь двух лёгких синяков и одной царапины на лице жены подсудимого, в то время как сама гражданка Свирина Людмила Даниловна дала следствию показания, в которых заявила, что, как только они с мужем вышли на улицу, муж тут же нанёс ей два удара по лицу, чем и объясняется наличие у неё двух синяков и царапины.

Пётр Иванович повернулся к Людмиле и в упор посмотрел на неё. Людмила тоже секунду посмотрела на Петра Ивановича и демонстративно отвернула лицо в сторону.

– Вот оно, значит, ка-а-ак!.. – подумал Пётр Иванович.

Но подумал он, видимо, вслух и, без сомнений, громко, потому что тут же на уже упомянутую деревяшку вновь с треском обрушился молоток судьи:

– Вы, наконец, прекратите нарушать порядок в судебном заседании?!

– Всё-всё-всё! Я больше не буду!.. – Пётр Иванович понял, что дело может для него кончиться изгнанием из зала суда.

– Таким образом, – продолжил прокурор, – вина подсудимого в умышленном причинении тяжкого вреда здоровью гражданина Бублика Виктора Викторовича, по мнению обвинения, неоспорима. Его действия ничем, кроме сознательного желания искалечить пострадавшего, не мотивированы. И я как государственный обвинитель уверен, что на данном судебном заседании это будет объективно установлено. Поэтому я прошу суд определить подсудимому наказание в виде лишения свободы в колонии общего режима сроком восемь лет. – Прокурор повернулся к судье. – Спасибо, ваша честь, я закончил.

Судья посмотрел на адвоката:

– Слово для защиты предоставляется адвокату.

Адвокат встал, мельком взглянул на Игоря:

– Уважаемый суд! Да, прокурор совершенно прав в том, что свидетелей расследуемого здесь происшествия нет. Даже камеры внешнего наблюдения, установленные у входа в ресторан, в тот день, как назло, оказались неисправны. Так что, свидетелей действительно нет. Поэтому, наверное, обвинитель, противореча сам себе, заявляет тут одновременно и что подсудимый стал жестоко избивать пострадавшего, и что он нанёс ему всего лишь один единственный удар. Но зато тот факт, что жена подсудимого Свирина Игоря Петровича весь вечер провела в ресторане со своим мужем без синяков и царапины на лице, зафиксирован самим же следствием в показаниях множества свидетелей. Надо ли здесь всех их допрашивать, чтобы подтвердить это?

– Думаю, не надо, – ответил судья, – если обвинение и защита не возражают.

Прокурор привстал:

– Я не возражаю.

Адвокат удовлетворённо кивнул:

– Тогда я продолжу, ваша честь. Мне совершенно не понятно, как мой подзащитный, проведя на глазах десятков посетителей ресторана прекрасный вечер со своей женой, заботливо и с любовью ухаживая за ней несколько часов кряду, вдруг, выйдя с ней на улицу, стал её бить…

Прокурор, нетерпеливо заёрзал на стуле:

– А всё объясняется довольно просто. Он заметил, что его жена очень приглянулась многим мужчинам, и его охватила ревность… Да что там говорить, ваша честь, позвольте мне допросить единственную свидетельницу всего этого происшествия Людмилу Даниловну Свирину.

Пётр Иванович хлопнул себя ладошками по бёдрам, громко и смешливо вскрикнул:

– Ить-ты! Свидетельница!.. Она уже свидетельница!..

Судья вновь обрушил молоток на многострадальную деревяшку:

– Гражданин! Успокойтесь! Иначе наложу штраф!.. – повернулся к прокурору. – Пожалуйста, допрашивайте свидетельницу.

Прокурор подошёл к Людмиле:

– Людмила Даниловна, станьте, пожалуйста, за трибуну и расскажите суду, что произошло, когда вы с подсудимым вышли из ресторана на улицу.

Людмила подошла к трибуне для свидетелей:

– Ваша честь, сразу же после того как мы с подсудимым…

Пётр Иванович, перебивая Людмилу, развёл в руки стороны, громко и язвительно крякнул:

– Кхе! Уже не муж!.. – ехидно растянул. – Подсуди-и-мый!..

Судья стукнул молотком так, что несколько зрителей в зале инстинктивно слегка подскочили вверх:

– Гражданин! Ещё одна реплика, и я прикажу вывести вас из зала!

Вот теперь Пётр Иванович испугался уже по-настоящему:

– Всё-всё-всё! Я больше не буду! Точно не буду! – тихо проворчал. – Выведут действительно, и не увижу больше сына…

Судья обратился к Людмиле:

– Продолжайте, пожалуйста.

Людмила положила руки на края трибуны:

– Только мы вышли на улицу, он сразу стал оскорблять меня необоснованными подозрениями: вот, дескать, мужики все на тебя пялились, и ты им, как проститутка, недвусмысленно строила глазки! Я попросила меня не оскорблять, тогда он, совершенно неожиданно, дважды ударил меня…

Адвокат язвительно перебил:

– Два удара спецназовца, и два лёгких синячка… Сомнительный результат…

Судья строго посмотрел на адвоката:

– Прошу не перебивать свидетеля! – повернулся к Людмиле. – Продолжайте, пожалуйста.

Людмила с опаской мельком взглянула на Петра Ивановича:

– Всё это увидел вышедший вслед за нами пострадавший гражданин Бублик. Он, желая защитить меня, всего лишь сделал замечание подсудимому, а тот тут же ударил его так, что гражданин Бублик упал головой на бордюр. Ну а дальше вы всё знаете… открытый перелом черепа…

Адвокат ехидно съязвил:

– Ну вот это уже удар спецназовца!..

Судья почему-то показал пальцем на адвоката:

– Я прошу защиту вести себя покорректнее… – повернулся к Игорю. – Подсудимый, вы слышали показания свидетеля. Скажите, в действительности так было дело?

Игорь, всё время сжимавший прутья решётки, обречённо и вяло разжал пальцы, безвольно опустил руки по швам:

– Свидетелей не было… Камеры, оказывается, не работали… А жена… – протяжно вздохнул. – Что я теперь могу изменить?.. – вяло взмахнул рукой. – А-а, делайте, что хотите…

Судья недовольно дёрнул головой:

– Это не ответ. Что значит, делайте, что хотите? Мы не делаем, что хотим, а вершим правосудие на основании установленной в судебном заседании истины. Поэтому я ещё раз вас, подсудимый, спрашиваю: так было дело, как рассказала тут свидетельница Свирина?

Игорь хмыкнул:

– Хм, свидетельница… Ну… раз свидетельница… раз все и всё против меня… значит, так и было…

Глава 3

Комната свиданий колонии была совсем небольшой. Колония находилась, как говорят в таких случаях, в местах, не столь отдалённых, ехать сюда на короткие встречи с заключёнными их родным и близким было очень накладно для личного бюджета. Видимо, поэтому в этот утренний час за столом, друг против друга, сидели только Игорь в полосатой одежде заключённого и Пётр Иванович. Сбоку, у двери, стоял строгий и надменный тюремный надзиратель.