Золоту – жизнь, человеку – смерть

Полковник Дышло сказал, что этот майор подчинялся только Александре Федоровне, и в полицейском управлении на него дела нет.

Его лично знают Великие князья Николай Николаевич и Михаил Александрович. Много раз полковник Дышло видел майора на приеме у Милюкова и Гучкова. Это было в десятом году, после этого полковник не видел и не слышал о нем ничего.

У Александры Федоровны был любимый художник, ученик профессора Балабы, он часто бывал в доме майора. Хозяева дома уехали за границу, а новые о них ничего не знают.

– Сегодня у нас мало данных о майоре, это темная личность, она появлялась на арене, когда семье императора грозила опасность.

Геннадий Иванович, я вас правильно понял, что майор – это кличка, а человек, стоящий за ней, является потомственным защитником царской семьи.

– Мы не уверены, но, возможно, это так. Материалы полицейского фонда говорят, что потомки майора, миргородские казаки, спасли царицу Екатерину II, когда она возвращалась из Крыма в Петербург.

– Данные надо искать на Украине, а там, как и здесь, беспорядок. А вы, Геннадий Иванович, постарайтесь, запросите своих товарищей из Киева, Полтавы, Миргорода. Кто-то, да что-нибудь скажет.

– Есть у нас не разгаданное, на расшифрованное письмо, в нем говорится о каком-то казачьем царском фонде в Швейцарии.

– Этим фондом пользовались отдельные доверенные лица царской семьи. Из этого фонда награждались казаки и агенты полиции, охранявшие царскую семью.

– Владимир Ильич, я лично сам проверил все банковские переводы наших банков за последние десять лет, там нет казаков и «майора». Но многое нашим работникам не понятно.

– Связь русских банков с иностранными банками, а особенно со Швейцарским, во многом утеряна. Исчезли первичные документы, и нет людей. Одни умерли, другие выехали за границу.

Геннадий Иванович вышел из Смольного, зашел к Дзержинскому, взял разрешение на встречу с членами Государственной думы, сидевшими в тюрьме.

– Зачем вам пропуск с моей подписью, вы со своим положением имеете такой же вес, как и я. Подпишите пропуска своим помощникам и выпишите себе.

Все документы, касающиеся Тобольска, исходят от вас, и я не имею права ваши указы и постановления подменять своими. Они идут сверху вниз и снизу вверх.

Баштанов вышел от Дзержинского, зашел в свой отдел, взял двух помощников и отправился в тюрьму. Предъявив документы начальнику тюрьмы, они попросили его дать им личные дела на каждого члена Государственной думы.

– У меня нет никаких первичных документов, их посадили после октябрьских событий. Они сидят, мы их охраняем. Я был начальником тюрьмы при его императорском величестве, при временном правительстве и остался при советах. За это время в распорядке тюрьмы никаких изменений не произошло. Разве только то, что стали мы хуже кормить в тюрьме. Наполовину срезали паек заключенным.

Личные дела членов Государственной думы лежат в Смольном, возьмите их там. Вы находитесь в одном крыле здания, а досье на членов Думы лежат во втором.

– С кем желаете поговорить?

– С Пуришкевичем.

Начальник тюрьмы вызвал своего помощника.

– Будьте любезны, приведите Владимира Митрофановича.

Помощник вышел в коридор, крикнул стоявшему красноармейцу.

– Извольте привести из камеры к начальнику тюрьмы господина Пуришкевича.

– Оставьте нас наедине, нужны будете, позову.

Начальник тюрьмы со своим помощником оставляют кабинет и идут в игровую комнату.

Долго Советы не тревожили членов Государственной думы, зачем им понадобился Пуришкевич, человек с двойным дном. В одно время он стоял за монархию, потом за республику.

– Как живется, как здоровье, Владимир Митрофанович? Кажется, мы с вами не виделись с февраля месяца. Помню ваше выступление в думе о конституционной монархии. Вас тогда Великий князь Николай Николаевич поздравил с победой.

– Было время, Геннадий Иванович, но с той поры утекло много воды, все изменилось, все преобразилось. Одни остались, кем и были, другие изменили своим взглядам, а третьи перекрасились.

– А вы к кому примкнули сегодня?

– Такие, как мы, вне закона. Любая страна судит своих нарушителей или оправдывает. Страна, именуемая Революцией, не имеет законов, она не судит а производит разбой. Вернее сказать, уничтожает без суда и следствия своих сыновей. Мы, осужденные Революцией, не пользуемся ни правом, ни законом.

Ленин в своих выступлениях говорит о том, что мы на развалинах строим коммунистическое будущее.

– Владимир Митрофанович, вы что, не верите в то, что все заводы и фабрики будут достоянием народа, а землю получит народ, крестьяне?

Это внешняя оболочка, Ленин делает опору в своей революции на рабочих и крестьян, они ему поверили. Сегодня его идеи самые прогрессивные. Но кто будет хозяином заводов, фабрик, земли. Народ – это нарицательное слово. Кто будет основным хозяином, кто будет беречь и умножать богатство, которое в будущем создаст этот народ?

Советы уже управляют страной, готовят новые законы о земле, о заводах и фабриках.

– Законы можно издать, Геннадий Иванович, но выполнять их в куче сообща не всегда удается, наступит когда-то кризис, провал.

– А как поживает ваш отец Иван Николаевич, как его здоровье и самочувствие. Я с ним виделся за день до моего ареста.

– Отец болеет, просит разрешения на выезд за границу. Прошу его не позорить меня, а он и слушать не хочет. Все твердит свое, что я предал Россию с Лениным немцам.

– Завидую ему, завидую его мечтам попасть в тот мир, в котором родился и вырос. Сегодняшний мир не для нас с твоим отцом. Дети стали не понимать отцов, а мы, в свою очередь, не понимаем их.

– Моих часто видите, Геннадий Иванович?

– Они замкнулись в своем одиночестве, хотел вчера поговорить с ними, но разговор не состоялся. Жена и дети, увидев меня, ушли, а отец с матерью еле терпели мое присутствие.

Я тот человек, который посадил вас сюда, так я слышу от многих семей членов Государственной думы. И этот крест мне нести всю жизнь. Одни сажают, а другие расплачиваются за это. У каждого своя судьба.

– Прекрасная у вас судьба, Геннадий Иванович, вы стоите у вершины нового государства, а я у могилы со своим отмирающим государством. Мы, прозаседавшиеся, ничего не сделали для спасения отечества. Дрались за свои портфели и в итоге потеряли их, а скоро потеряем и свои головы.

Хочу все спросить, что думают Ленин и Дзержинский о нас, о членах Государственной думы. Или вас этот вопрос не касается?

– После беседы с вами буду у Ленина и Дзержинского, непременно спрошу о вашей судьбе. Передам весточку родителям, жене, детям, что мы любезно с вами поговорили один на один.

Владимир Митрофанович, вы можете сказать, как производилась охрана царской семьи и что за особые привилегии у миргородской сотни.

– На этот вопрос вам ответит мой отец. А из членов последней Государственной думы никто вам ничего не ответит.

Если бы миргородская сотня пошла в защиту Государственной Думы, то большевики не взяли бы Зимний, а потерпели бы поражение. Большевиков спасло то, что сотник – ярый монархист – обвинил нас в предательстве Родины, в изгнании с престола царя.

– Он прав, мы голосовали за Конституционную монархию и за Республику. Но ничего не дали народу. Мы распылились в спорах, а конкретного ничего не предложили.

Почему сотник пользовался большим уважением у Александры Федоровны и кто он такой? Меня интересует он и майор.

– Загляните в архив Екатерины II, там вы найдете ответ на этот вопрос. Зайдите к Великому князю Николаю Николаевичу, он любит сотника, как своего сына.

Что можно сказать о майоре. Это казак-сотник императрицы, дослужившийся до майора. Это бывает редко, обычно сотня служит при дворе три-четыре года и уезжает домой. На смену ей приходит новый сотник со своей сотней.

– Это что, Владимир Митрофанович, потомственная почетная служба при ее величестве императрице России дана кем-то миргородским казакам?

– Да, Геннадий Иванович, со времен Екатерины II. Даже Петр I не одержал бы победу, если бы миргородские казаки не разбили бы шведов в 22 километрах от своего города. Около тысяч шведов сложили там свои головы.

Своих погибших товарищей казаки увезли домой, а шведов схоронили в одном кургане.

–Кто может сказать фамилии сотника и майора?

– Списки казаков были у Великого князя и Александры Федоровны.

– Они состояли в партии восстановления монархии?

– Нет и еще раз нет. Всех монархистов Родзянко и Керенский разогнали, а их руководители сидят в соседней со мной камере. Они ждут своего часа, но пока о них все забыли. Не дошли руки до них у советов.

– Геннадий Иванович, если не секрет, его императорское величество и семья живы?

– Живы, Владимир Митрофанович, и слава Богу!

– И кто готовит суд над царской семьей, и где они,

если не секрет?

– Там, куда вы их определили.

– Значит, вам морочат голову монархисты, видать снова пытаются освободить и поставить на престол Николая II. Это у них не выйдет. Они хотят видеть его на престоле, но управлять империй хотят сами, без царя. Они распались на группы, а когда соединятся, то нечего им будет делать.

– Сегодня Николай II не в моде, он игрушка, для тех, кто пытается его восстановить.

– Там полковник Зарев, ярый монархист, отказался служить идеям февральской революции. Он обещал Родзянко и Керенского повесить их голяком на колышке и вывесить на посмешище в Питере, если освободит императора.

На второй день Баштанов отправился в загородный дом старшего Пуришкевича. Митрофан Карлович сидел в библиотечке, перебирал книги. То, чем он гордился всю свою жизнь, стало не нужным, превратилось в домашний мусор.

Вошел слуга, долго топтался на месте, не решаясь заговорить с хозяином. Непрошенные гости вызывали нервное раздражение у хозяина дома. Зная это, слуга всегда долго не решался говорить о приходе нового посетителя.

– Кто пришел? Говори и не топчись на месте.

– Ваш мучитель и сосед Геннадий.

– Эта чекистская крыса никому не дает покоя. Что ему нужно?

– Он пришел с военным поручением от Дзержинского.

– Феликс Эдмундович по пустякам посылать своих сотрудников не будет и такую важную чекистскую птицу нельзя выгнать. Накличешь беду. Пусть войдет.

Митрофан Карлович холодно встретил Баштанова. Не предложив сесть, он спросил, что желает гость знать, и что за дела привели такого важного человека, как он, в его дом.

– Желаю, с вашего позволения, сесть и поговорить с вами.

– Только со мной или может с моей женой, сыном, снохой? – спросил усталым обиженным голосом хозяин дома.

– Я не против, если при нашем разговоре будут присутствовать ваша жена, ваш усыновленный младший сын и сноха.

– Вы и это знаете, что он не мой сын.

– Да, знаю, что он сын князя Вирко, казненного Александром II.

– Вы пришли собирать мусор в моем доме и кому подарить его собираетесь?

– У меня, Митрофан Карлович, такая служба – рыться в чужом белье, собирать и вытряхивать пыль со своих клиентов и посетителей.

– Моя семья относится к вашим клиентам, и какую пыль нынче вы пустите нам в глаза?

Тихонько входит жена с приемным сыном, снохой и внуками, они садятся и смотрят молча на Баштанова.

– Прибыли все, можете говорить. Секретов у меня от моей семьи нет.

– Владимир Митрофанович шлет вам большой привет, желает вам большого здоровья, долгих лет жизни. Он в хорошем здравии, желает поскорее выйти на свободу и крепко вам всем пожать руку. Отцу и матери шлет свой низкий поклон.

Чтобы не быть голословным, я передаю вам лично от него письмо и жду ответ, который он завтра получит. Пожалуйста, напишите письмо, а мне разрешите погулять в вашем саду. Дадите ответ, позовете!

– Прошу, Митрофан Карлович, разрешить вам задать несколько вопросов, касающихся семьи его величества Николая II.

Входит в дом профессор Балаба со своей женой Лорой.

– А, здесь гости, причем большого полета, от самого главного чекиста. Не ожидал увидеть такую важную персону в этом доме. Коль вы здесь, Геннадий Иванович, то что-то у вас неладно. Слышал, вас интересуют какие-то майор и сотник.

– Садитесь, Владимир Алексеевич, разрешите сначала хозяину несколько вопросов задать, а потом вам.

– Как фамилия сотника, отказавшегося защищать членов Государственной думы?

– Зовут Василий, а фамилия Васильев.

– Почему только из Миргорода казаки могли охранять покой царицы?

– Этот указ издала Екатерина II, это почетная ответственность дается лучшей миргородской сотне. В ней служили только отличившиеся казаки под руководством сотника Фуголь, но не Васильева.

На этот вопрос точно ответит только Великий князь и никто больше, поезжайте в Тобольск, спросите у царицы.

– А кто такой Фуголь?

– Это старший сын Фуголя, который является почетным потомственным сотником миргородской сотни. Старший сын назначается сотником над лучшей миргородской сотней.

– Может ли сотник стать майором?

– Любой казак может дослужиться до майора в армии его превосходительства. Но есть одно «но». Сотник служит при Царском селе, охраняет Александровский дворец и в нем царскую семью. Но почему не царя, и не царицу?

– Таким был указ Екатериной II, что сотник служит четыре года и уезжает со своей семьей домой. И за все годы ни один сотник при дворе не получил высшее офицерское звание.

– Прослужил старший сын четыре года, а кто потом охраняет покой царицы?

– Новый сотник, старший сын Фуголя.

– В семье один старший сын, а царица живет пятьдесят-семьдесят лет. Кто ее после ушедшего сотника Фуголь, охраняет?

– А их старших развелось много, как у нас великих князей…

– Почему сегодня охраняет царскую семью Васильев Василий, а не Фуголь.

– Это знают великие князья и ее величество Александра Федоровна.

– А кто такой «майор»?

– Вы имеете в виду фамилию или звание, кличку?

– Митрофан Карлович, вы мне расшифруйте этого майора многоликого.

– Майор Зарев – монархист, граф, лишенный всех царских привилегий за участие в антигосударственных бунтах, выслан в Сибирь.

Майор Зарев – член географического общества, председатель общества сибирских золотопромышленников. Майор, уничтоживший всех монархистов и меньшевиков в Уральске. Это один и тот же человек.

– И да и нет!

– В полицейском управлении были заведены дела «майор» и «Зарев». После февральской революции дела исчезли и истинного майора отличить от майора Зарева, никому не удастся. Дела утеряли, но человек-то жив. Его должен кто-то знать.

Его императорское величество и великие князья знают их лично. Перед утерей личного дела я прочитал письмо матери Николая II, вдовы императрицы Марии Федоровны майору с просьбой и скорейшем спасении ее сына и семьи.

Кто-то в полицейском управлении занимался делами «майора», собирал материал с отречением царя от престола. Этот материал либо уничтожили, либо кто-то выкрал.

Съездите в Тобольск. Там Зарев, поговорите с ним.

– Митрофан Карлович, вы в одно время контролировали работу банков. Знаете хорошо систему банковских операций. Что за банковские операции «сотник» и «майор»?

– Это ежегодные премии казакам за участие в защите земель России.

– А в чем она проявилась, эта защита?

– Есть устав «Сотник» банковских операций. Казаки имели свой денежный фонд. Казак – это защитник отечества. Он живет на окраине империи, он первый встречает врага, он первый гибнет в бою, пока подойдет армия. Казак – это тот же солдат.

– Вы много фантазируйте, Геннадий Иванович. У вас, военных, есть лозунг «Жизнь – это борьба». Если есть революция, то есть и враги революции.

Тяжелую ношу вы взяли на себя: «перманентность революции». Непрерывных процессов не бывает, одно исчезает, на смену приходит обновленное другое.

– Митрофан Карлович, мы строим новое государство, которое из пепла поднимется ввысь.

– Опасны для здоровья дым и пепел. Дым медленно отравляет человека, а пепел его чернит не только снаружи, но и внутри.

– Это вопросы философии, Митрофан Карлович.

Геннадий Иванович раскланялся и ушел, пообещав передать письмо сыну и поговорить о его судьбе с Дзержинским.

Остались в комнате профессор со своей женой Лорой и хозяин дома.

– Вы слышали, Владимир Алексеевич, как Советы упорно ищут руководителей – монархистов, придет время, они казнят императорскую семью. Сделают то, что не успели сделать Родзянко и Керенский.

– Они ищут, Владимир Карлович, сотника – художника Александры Федоровны и майора Фуголь. У меня был ученик Петр Ковалевский – художник с большим будущим. В последнее время окунулся в революцию. Так он хорошо знает художника и покровительствует ему во всем.

– Мне кажется, что в скором будущем все монархисты станут большевиками. Все монархисты Питера, переехав с Лениным в Москву, стали на сторону большевиков, произошла большевизация монархистов.

– В Тобольске, Владимир Алексеевич, монархисты взяли в свои руки основные ключевые посты, и этого боятся Ленин и Дзержинским. Они ищут руководителей монархистов Тобольска, считают, что эти две личности являются главным связующим звеном в монархическом движении Тобольска. Но по моим сведениям, оно не усиливается, а, наоборот, ослабевает.

Те группы, которые готовил Великий князь Николай Николаевич, распались на мелкие частицы, а объединиться они не хотят. Кому нужен беспомощный монарх, сам отказавшийся от престола.

Сотник без своей сотни сам беспомощен. Майор имеет реальную силу, но ему противостоят местные монархисты, анархисты и белоказаки, которые путаются в его ногах и мешают ему сделать свое благородное дело.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.