bannerbanner
Волчий корень
Волчий корень

Полная версия

Волчий корень

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 5

Дождавшись, пока Каракозов отъедет, Степаныч вышел из здания и направился домой пешком. Зимой он не ездил на машине. Та доживала свой век в бетонном гараже.

Не успел он миновать ворота, как его едва не сшиб Бнатов – тот летел на машине из-за угла, словно с цепи сорвался. По тормозам ударил, а машина прёт по льду. Осторожнее надо быть, господин майор!

А ведь собирался же Степаныч пройти калиткой. Но нет, потянуло воротами: пробираться через засыпанные снегом воротца не захотелось. Так и трупом недолго стать. Тебя же и обвинят потом. Скажут, шёл с раскрытой «варежкой».

Старший следователь ездил тоже на иномарке. Темно-синий «Фольксваген» у него. Новехонький.

Степаныч качал головой. Так отстать от жизни мог только он. Ушёл из одной милиции, а пришёл в другую. Контраст очевиден. Но не мог он слоняться, как некоторые. Да и другие теперь тоже не каждый день приходят. Раньше можно было «пузыря» раздавить, запершись в кабинете, поговорить по душам. Теперь нет. Бутылку с тобой разопьют, но говорить по душам не станут.

Ефремов вернулся домой. Полдня потратил. И всё для того, чтобы понять: не по средствам живут ребята.

– Иди обедать, Ваня, – позвала Серафима.

– Иду, – ответил он, но с места не сдвинулся. Результаты наблюдения оказались потрясающими.

– Идешь, что ли?! – повысила голос Серафима.

Третьего раза дожидаться Степанычу не следовало. Он двинул на кухню, однако не дошел: в дверь позвонили.

Степаныч приблизился к выходу и посмотрел в глазок. За дверью стоял какой-то мужик. Физиономия, как у японца. Из тех, что занимаются борьбой сумо. Глаза от жира заплыли. Не видно даже, как моргает. Откроешь дверь, потом думай, как закрывать.

Степаныч положил в карман сапожные клещи, лежавшие в прихожей на тумбочке, накинул цепочку, отворил дверь.

– Не узнал, что ли?

– Японский Царь!

– То-то же!.. Меня вообще теперь никто не узнает…

– Заходи, Саня. Очень рад…

Это был Царев. Он вошел, заняв собой всю прихожую, и продолжил:

– Я тут краем уха услышал… Говорят, накатили на вас. Рассказывай.

– Садись обедать. Потом расскажу.

Царев снял куртку и остался в одной футболке. Не брал его мороз.

– Помнишь, Сима, Саню Царева? – радовался Степаныч. – Борьбой вольной занимался…

Супруга, естественно, помнила. Она открыла холодильник и вынула оттуда бутылку водки.

– У меня своя с собой! – вспомнил Саня и вскочил из-за стола.

Лучше бы он этого не делал. Чуть стол не опрокинул.

– Не надо, Саня! – молила Сима. Однако Саня был непреклонен.

– Вам же потом страдать… Вы же не успокоитесь. Начнете вспоминать…

Сима всхлипнула. Думы о сыне не давали покоя.

– Разберёмся, не плачь, – тронул ее за плечо Степаныч.

– Ага, разберёмся. Сам только вышел…

– Всё равно разберёмся.

Ефремов разлил по рюмкам.

Они выпили. Саня громко крякнул.

– Они ведь и мне подкинули, когда связали, – говорил Степаныч. – Может, в наше время было всё так же… Может, мы позабыли?

– Да что ты, Иван!

Царев уставился на него.

– Чтоб на иномарках ездить, никакой зарплаты не хватит, – продолжал Степаныч.

– Живут, будто завтра потоп, а им об этом точно известно – вот и наслаждаются… Кому пакетик, кому пистолетик… Попробуй, отвертись… А прокуратура молчит!

– Хлещут из одного стакана…

Сослуживцы умолкли. Что тут скажешь?

– Беднякова помнишь? – спросил Саня.

Как можно о нём забыть?! Иван помнил командира отделения.

– Умер, – произнес Саня. – Давно дело было. По осени.

Саня лишь констатировал факт.

– А Мишу Волкова?

Ефремов молчал, ожидающе глядя.

– Тоже ушел. С неделю назад… Так что от нашего дивизиона остаются рожки да ножки.

– Да-а…

Царев и Ефремов служили когда-то в оперативном дивизионе, подчиненном областному УВД. Позже именно дивизион оказался базой, на основе которой был создан ОМОН. Все они выходцы из ОМОНа. Степаныч был там позже на командной должности, командиром взвода, затем начальником штаба. За восемь лет до ухода на пенсию перешел Степаныч на «территорию», переведясь в следственный аппарат. Везде были свои трудности, однако не подличал человек в мундире.

Степаныч рассказал о событиях последнего времени, упомянув фамилию следователя.

– Ему надо морду набить, – решил Царев. – Где он ходит?

Степаныч пожал плечами. Караулить Бнатова не входило в его планы. Под горячую руку – куда ни шло, но чтобы специально – это уж слишком. До сих пор тухлая камера снится.

– Вот я и говорю, – мечтал Саня. – Сезон мордобития… По снегу да по пороше оно как раз будет…

Саня набычил голову, шевельнул плечами.

Серафима сидела ни жива ни мертва. На войну собрались. Ладно Царев. Случаем упадёт на кого – насмерть задавит. А этот куда?

– Машина понадобится, – говорил Степаныч, наполняя рюмки.

– Адреса! Чтобы ни один гад не выскользнул!

Степаныч сжал губы на манер сковородника. Он пока что не знал, кого в точности следовало отнести к виноватым.

– Но это же проще простого! – удивлялся Царев. – Всё, что нажито сверх оклада, есть доказательство преступного обогащения…

У Сани от выпитого – ни в одном глазу. Ничего странного: алкоголь распространяется на килограмм веса. А килограммов у Сани… Молодец, что пришел. Умница, что не забыл, что говорит сейчас с Иваном и даже готов пойти в одной упряжке.

– Кроме того, – планировал Саня, – потребуются еще три человека. Или четыре…

Размахнулся! Но чем больше людей, тем меньше гарантия, что всё будет шито-крыто.

– Таких же, как и мы, – пояснил Саня. – Один такой уже есть. Обиженный. Ему летом медаль вручали. Двести лет МВД. Пригласили по телефону в отдел кадров: зайди на днях, мол, вручим. Приходит – в кадрах дура одна возьми и скажи: «Год цельный обзваниваем, а вы всё не чешетесь!.. Чо тянете?!» Да, знаешь, с надрывом так, будто он ей мужем приходится. Этот возьми и скажи: «А не пошла бы ты козе в трещину! На передках в рай въехали – и туда же, в критику!» Короче, он любитель крепкого выражения и за словом в карман не полезет – что думает, то и лепит… Скандал возник грандиозный. Пятнадцать суток схлопотал – веришь ты или нет?!

– Верю… У нас теперь как в Греции – все есть…

Ефремов взял со стола бутылку.

– Мать, ты меня не жури. Я сегодня как из разведки вернулся.

Сима не противилась. Мужики правы. Их достали за живое – вот они и задумались. Завтра они протрезвеют, и старческий пыл, подогретый алкоголем, улетучится.

– Я полностью согласен, – говорит Степаныч. – Мне эта жизнь вот где. – Он чиркнул себя ладонью по горлу. – И времени у меня теперь достаточно. Свободен, как ворона на суку. Меня же с работы уволили. Какой я теперь охранник? Ведь там оружие, а я с «кичи» откинулся, бывший зэк.

– Короче, у того мужика машина подходящая. «Уазик»… – Японский Царь разрабатывал тактику. – По бездорожью в самый раз будет. Плюс твоя машина. У меня тоже таратайка на ходу. Будем транспорт менять, чтобы нас не заметили раньше времени…

– Кому вы нужны, чтоб вас вычисляли…

Сима не верила в серьезность намерений.

– Тогда подняли и вздрогнули. – Степаныч взялся за рюмку.

Вечер наступил незаметно. Пора расходиться. Или бежать ещё за одной по старому обычаю. Но это уже будет явный перебор. В особенности для Степаныча. Поговорили, и то хорошо. Теперь каждый месяц году равняется. Потому что стареет человек.

– У тебя есть оружие? – неожиданно спросил Степаныч.

– Есть, – не задумываясь, ответил Саня. – Оно у меня всегда с собой. Вот.

Он сжал волосатый кулак.

Сима рассмеялась. Пистолет настоящий!

– А что? Одним выстрелом сразу двоих можно, – моргал японскими глазами Саня. – Лбами друг о друга если…

Он допил остатки и засобирался домой.

Серафима Семеновна собралась вместе с мужем проводить гостя – надо же на троллейбус человека посадить.

– Кто у нас третьим будет? – спрашивал Степаныч.

– Увидишь…

– Ну, все-таки?

– Пока не могу ничего сказать. Вдруг он откажется. Будь дома и жди. Мы к тебе завтра заедем. Договорились?

Естественно, без проблем! С пьяных глаз Степаныч в космос готов лететь. Несмотря на то, что условная мера в биографии. Как родимое пятно. И хрен с ним, с пятном, если речь о главном. О принципах! Ими, как известно, не поступаются. Нельзя ими жертвовать в угоду обстоятельствам. Их, если что, отстаивать надо.

– Помогая другим, забываешь о себе, – заявил вдруг Саня. – Вот сейчас и подошло тот самое время, когда надо о себе подумать.

Степаныч молчал, слабо кивая. Ему бы лечь, но надо проводить гостя.

– Пошли, что ли?

– Конечно, двинули…


На улице стояли потёмки. Троллейбуса долго не было. Саня сучил кулаками у Степаныча перед носом. Жаль, не было под рукой подходящей физиономии. Было бы на ком проверить исправность оружия.

Рогатый транспорт наконец подошел. Саня ступил в него, и троллейбус качнулся.

– Ловите меня на слове, дорогие мои! – гремел он, оборачиваясь. – Я слов на ветер не бросаю!

Неспроста Царев ввязывался в это дело. Было в его речи что-то, чего Степаныч пока что не мог понять.

Глава 3

Старший следователь Бнатов вторую половину дня целиком посвятил сексуальным утехам. Мероприятие сулило свежий импульс, иначе жизнь могла превратиться в сплошной кошмар. С этой целью Александр Сергеевич и ещё трое знатоков прибыли в лечебный центр «Волга». Среди знатоков оказались два старших опера – Исаев и Пахомов, и, как всегда, старший прапорщик Жора, помощник Бнатова.

Компанию поджидала четвёрка девиц, одна из которых была всех моложе – торговка из киоска. Девушка не приучена к обычаям, так что ее предстояло обкатывать по ходу пьесы.

– А ты что стоишь, как свидетель? – крикнул Бнатов помощнику. – Ложись на массажный стол – тебе хоть массаж сделают.

Жора ходил как неприкаянный. Живот выпирает. Плечи скворечником. Он взял веник и отправился в парную. Девица, что по «раскладке» принадлежала ему, потянулась следом.

Бнатов подступил к торговке:

– Ну что, поехали, Наденька?

Он погладил добычу по животу. Девушка лежала на деревянной скамье для мытья, отвернув голову к стене. На неё, как видно, не действовал даже выпитый перед этим коньяк.

– Поехали, что ли?!

– Как хотите, Александр Сергеевич. Я вся в вашей власти.

– Тогда расправь ножки, а я разбегусь.

Однако разбегаться не стал. Подошел с краю, опустился на колени и ввел своего «дурака».

Надежда ойкнула, словно ей сломали там что-то.

Бнатов не обратил на это внимания. Мало ли причин, из-за которых женщина вскрикивает. Это может быть всего лишь каприз дикой кобылы. Девятнадцатый год дуре, а понять не может, что она нужна ему. Бнатов станет для нее покровителем. На всю оставшуюся жизнь. Именно так.

– Ну что ты лежишь, как доска. Поймай меня хоть за уши, обними за плечи, – учил Александр Сергеевич. – Я ведь на коленях стою. Могу упасть.

Александр Сергеевич даже всхрапнул от находчивости.

Но партнерше не до смеха. Сексуального опыта нуль. Откуда ей знать, чего от неё хотят.

– Перевернись теперь на коленки…

– Как это? – недоумевает та.

– Ногами вниз…

Бнатов помог девушке подняться, положил вниз животом и вошел сзади.

«Слава богу, – подумал та с облегчением. – Хоть не в зад…»

У Бнатова под коленями лежит куча веников. Ветки врезаются в коленные чашечки. Вот он, импульс! Он опять будет сюда приезжать. На то и дана жизнь, чтоб наслаждаться.

– Тебе хорошо со мной? – спрашивал он девушку

Но та предпочитала молчать. Понятно. Опыта никакого.

– А если я забеременею? – вдруг спросила она.

Бнатов пропустил вопрос мимо ушей. Беременность не в его компетенции. Он вынул «дурака» и ужаснулся: живот и бедра испачканы кровью.

– У тебя месячные, что ли? Почему не сказала?!

Он бросился под душ. Ничего страшного. Была кровянка – и нет её больше. Намылил обе головы – умную верхнюю и глупую нижнюю, и стоит, наслаждается водяным потоком.

Убрал с лица пену: партнерша лежит на боку, переживает.

– Иди, – позвал ее Бнатов. – Постоим под душем…

Та поднялась, осторожно приблизилась. Не хочет, но идет. Как кролик к удаву. А куда она денется. Не для того её сюда приглашали, чтобы смотреть. Груди торчат, как у козы. Это хорошо. Молодая. Незамужняя. Выходит, без претендентов.

Встали вдвоем под душ. Бнатов повернул её головой в угол и, слегка нагнув, вновь вошел сзади. Девушка вскрикнула, но это лишь распалило его.

Потом Бнатов пошёл отдыхать.

Надежда осталась под душем. Её трясло, плечи вздрагивали. Она пыталась себя унять, успокоить. Никто не виноват, сама решилась на этот шаг…

Ближе к ночи команда закончила процедуры. С мокрыми волосами и порядком навеселе они оделись и вышли к машинам.

Директор заведения провожал от двери:

– Всегда рад, Александр Сергеевич! Приезжайте, не забывайте…


Машина тряслась перелеском. Бнатов думал о своём. Не последнее место занимает он в управлении. Его положение не зависит от штатного расписания. Если прикинуть хрен к носу – а Бнатов давно прикинул, – место у него теперь второе. После Прахова. Несмотря на то, что между ними стоит Каракозов со своими полковничьими погонами. Все зависит от вклада в общее дело.

Давно сбилась милицейская бригада. Со дня независимости. В тот день они сговорились во время выпивки на лесной поляне. Они вдруг поняли, что надеяться можно лишь на себя. Бандиты пытались заявить свои права в их районе. Пришлось принимать срочные меры. В результате на местном кладбище появилось сразу несколько свежих могил. Вначале туда улёгся главный спортсмен района с двумя товарищами. Марат стоял в окружении друзей у дома матери, в частном секторе, и мирно беседовал. Рядом с домом были припаркованы крутые тачки. Мимо гудели троллейбусы, автобусы и другой автомобильный хлам – Марат даже не обращал на них внимания. Пробки в этом месте частое явление. И когда с дороги свернул мотоциклист с пассажиром, они лишь слегка посторонились, чтобы дать проехать. Люди решили объехать, только и всего.

Мотоциклист притормозил. У пассажира возник в руках пистолет, из которого полыхнули торопливые выстрелы. Мотоцикл метнулся прочь, виляя между машинами. Через секунду его не стало. В результате нападения – три трупа. Ни один из раненых не выжил.

Следом за Маратом ушел Студент. Тот напрямую пытался торговать наркотой. Пуля остановила его у собственного коттеджа. Студент приехал посмотреть, как идут дела со строительством. Коттедж так и остался недостроенным.

Ни к первому случаю, ни ко второму милиция отношения не имела. Докажите, что это не так. Не имела она отношения и ко всем остальным случаям.

Народу в милиции много. Бнатов внутри учреждения практически незаметен…


Темно-синий «Фольксваген» пер на всех парах по частному сектору, когда на пути вдруг возникла фигура, похожая на медведя. Медведь сбежал из зоопарка и встал на дыбы. Бнатов с трудом поймал педаль тормоза и ушёл в сугроб. Не хватало машину драть о «медведей».

А медведь тем временем уже лезет в машину, норовя оторвать дверь.

– Чо те надо, козлина?!

А тот молчит. На морде чулок капроновый. Распахнул дверцу, Александра Сергеевича цап за ворот, вытащил как пушинку из салона и прижал к машине.

– Поговорить надо…

Позади тормознул Пахомов. Сергеича бьют!

Гурьбой накинулись на «медведя» и стали дубасить. Замечательная разминка после отдыха. Вчетвером едва одолели. «Медведь» свалился в сугроб.

Надежда выбралась из машины. «Медведь» лежал в снегу, не подавая признаков жизни. Что они с ним сделали?

– Пусть дозревает, – пыхтел, отдуваясь, Пахомов. – Поехали, пока менты не явились…

Надя вздрогнула: кто эти люди, если они боятся каких-то ещё ментов? Она нагнулась и в разбитом лице «медведя» узнала деда – тот постоянно следил за ней в последнее время. И вот лежит теперь. Рядом лежит в снегу капроновый чулок. Что ей делать? Орать? Звать на помощь? Но тогда она точно лишится его. Надо молчать.

– Пойду я. Тут рядом, – схитрила она.

Пахомов полез за пазуху, вынул пистолет:

– Не надо! – вскрикнула Надя.

– Оставь его, – велел Бнатов.

Пахомов подчинился, убрал пистолет.

– Дальше я сама доберусь. – Надя развернулась к дедову дому. – Прогуляюсь. Что-то голова кружится…

Хозяин – барин. Бнатов отряхивал брюки от снега. Не пропадай. И звони. Каждый день…

– Хорошо…

Наденька сделала ручкой: всего хорошего, господа удавы. И поспешила за угол, слушая звук моторов. Кажется, уехали.

Она вышла из-за угла: никого. Выхватив из кармана баллончик с газом, побежала к деду. Только бы жив оказался. А того уже нет. Лишь далеко за углом мелькнула чья-то фигура. Только бы это был дед.

Каблуки вязли в снегу и грозили обломиться. Дед продолжал идти, не оглядываясь. Возможно, ему повредили слух. Стой, старый крендель!

– Дочка? – Дед звал её именно так. – Ты, что ли?

– Идем, деда, домой. Дай я тебя отряхну…

Вдвоём они добрались до дома, вошли внутрь, и тут деду стало плохо. В паху возникла сильная боль, переходящая в ломоту. Дед лез на стену. Надя по телефону вызвала скорую помощь, и уже через полчаса они сидели в приёмном покое.

Дед лежал на каталке и бормотал:

– Сам разберусь. Понятно тебе? Скажу, сам упал… Поскользнулся, растянулся на льду. Иначе приедут, станут допрашивать. Знаю я этих. А там, глядишь, совсем жизнь укоротят…

– Я буду ждать окончания операции.

– Ступай домой… Силы ещё понадобятся…


Часа через два к Наденьке вышла операционная сестра.

– Вы Надежда? Идите домой. Всё хорошо. Зашили сосуд в паху…

Слава богу. Надежда вышла из больницы. Автобусы и троллейбусы уже не ходили. На выходе из больничного городка виднелось такси.

– Куда прикажешь, красавица? – спросил темнолицый мужик. – Мигом доставлю.

– До «Волжанки»… Там я сама доберусь.

– Зачем так! Доставим до места.

Надя села в машину. Мужик придавил педаль газа и понёс её мимо парка. Через десять минут она уже была на месте. Света в окнах квартиры не было: отец с матерью спали. Пусть спят. А там видно будет.

Не успела раздеться – мать из спальни вышла. Взлохмаченная. Видно, приснилось что-то. Если покойник, то, скажет, к дождю. Если вши, то к большим деньгам или крупным подаркам.

– Где тебя носит?..

И прошла мимо на кухню – в горле промочить.

Надежда продолжала молчать.

– Оглохла там, что ли? – спрашивала мать, глотая воду.

– Что я, маленькая, что ли?

– Отвечать надо, когда тебя спрашивают!

– У Маньки задержалась…

– От рук отбиваться стала. Утром с тобой отец поговорит.

И подалась в спальню доглядывать сон.

Глава 4

Утром Иван Степанович проснулся рано и лежал с открытыми глазами. На улице пока что стояли сумерки. Вчера, проводив Царева, Степаныч думал, что утром от выпитого будет болеть голова, но организм справился с испытанием. Значит, ещё не всё потеряно. Не зря он всё это время, как ушёл на пенсию, занимался физкультурой. На занятия в секцию ходил. Секция называлась: «Назад к природе». Преподавал в ней какой-то полубандит. Как бы то ни было, Степаныч достиг определенного результата и даже научился садиться на «спортивный шпагат», а также бить противника ногой.

Степаныч встал и пошел на кухню. Выпил водички, затем направился в ванную – бриться и чистить зубы. В любой момент мог раздаться звонок. Экипировка зимняя. Сапоги теплые. Если Царев проспит, то надо его разбудить… Ведь кто-то вчера про победное шествие ветеранов мечтал… Передумал? То-то же… Не надо раньше времени клювом щёлкать…

Степаныч и зубы успел почистить, и кофе выпил, и даже кровать заправил. А звонка всё нет.

Сима ходила по квартире с завязанной головой. Напилась вчера вместе со всеми. И всё потому, что пожалела Степаныча, чтобы ему меньше досталось. Теперь Степаныч на высоте положения, а Сима страдает.

– Давай я тебя вылечу, – предложил Степаныч.

– Как это?

– Надо накинуть на голову крепкую повязку. И медленно закручивать. С помощью рычага…

– Смешно тебе…

Сима упала на диван и закатила глаза. Кто бы знал, как ей тяжко. Никогда она больше не станет поддерживать сомнительные компании. На дачу съездить – всегда, пожалуйста. Но чтобы пить – это уж извините. Три рюмки, которые изменили мир…

– Еще один способ есть.

Сима посмотрела жалобными глазами.

– Лечить подобное подобным.

– Ой, как мне тяжело. Старая дура.

– Какая же ты старая, Сима? Ты девушка в расцвете сил.

Степаныч нарезал круги по квартире. Давал о себе знать выпитый кофе. Документы на машину и ключ от гаража положил в карман. Боялся, жена заметит. Так и случилось.

– Куда собрался?

– Картошку посмотреть надо. Заморозили было в прошлом году.

– Было не считается! Если бы морозы были…

Степаныч остановился и произнес с придыханием:

– Если бы бабушке да хреновину между ног – она была бы дедушкой!

В самую точку угодил.

– Отправляйся тогда!

– Не видишь, с мыслями собираюсь! Вдруг что-нибудь забуду. Придётся назад идти…

– Ну, думай…

На самом деле Степаныч ждал звонка от Царева – не зря тот блестел вчера глазами. Но тот, может быть, всё ещё спал. Тело большое. Пока выспится…

Степаныч ушел на кухню, включил репродуктор, но там передавали рекламу. «Противозачаточные средства – спасение для молодого поколения». И рука сама повернула рычажок в обратную сторону. Придется звонить. Он придвинул к себе телефон и посмотрел на часы. Шел десятый час. Пора будить. Пальцы побежали по кнопкам.

«Царский» телефон молчал. Конечно, пока Царь проснется, пока поймёт, что ему звонят, опустит ногу, а затем вторую – это же целая вечность пройдёт. Надо ждать.

Степаныч ждал с минуту и опустил трубку. Ушёл, может быть, в туалет. Пока эта куча опорожнится тоже… Кроме того, с утра его может понести по магазинам. Живёт человек один. Хозяйство на плечах.

– Кому ты звонил? – молвила Сима.

Услышала. Будет теперь докапываться.

– Хотел узнать, как здоровье…

Степаныч поднялся, накинул куртку:

– Никого в квартиру не пускай!

– Кого я могу пустить?!

– Знаем мы ваших… Если что, звони на мобилу.

Ефремов вышел из подъезда и пошёл в сторону гаражей. Выходил приличный крюк, зато Сима теперь точно не знала, что Степаныч идет к товарищу.

Через полчаса он стоял в частном секторе перед домом Царева. Ворота на запоре. Нажал на кнопку и долго держал. Помнится, звонок у Царя всегда был в исправном состоянии. Его Величество за этим делом строго следил.

Палец устал держать мёрзлую кнопку. Никто к Степанычу так и не вышел. На дороге отпечатался след машины. Надо спросить у соседей.

Но соседи ничего не видели и не слышали. К дочери ушёл, может. Тут же рядом. Напротив торгового центра как раз.

Степаныч пошел в обратном направлении. Ему приходилось бывать у Саниной дочки. Подошёл к дому, поднялся и позвонил в квартиру. Женский голос из-за двери спросил:

– Кого надо?

– Александра Царева мне. Это Иван беспокоит. Товарищ по службе.

Степаныча разглядывали через глазок. Потом дверь открылась.

– Здравствуйте, – начал Степаныч. – Вчера договаривались встретиться, а его нет. Может, заболел…

– В больнице он. Операцию сделали.

– А я названию… В какой он палате? Что с ним?

– Поскользнулся, упал. Сосуд повредил…

При таком весе немудрено. Надо будет навестить.

Степаныч извинился и вышел. Дочь Царя не помнила гостя. А может, она прикидывалась. Они ведь бывали в этом доме. И не раз. Правда, весьма давно. После двадцатого заходили «пузыря» раздавить.

Степаныч пришёл на остановку, вошёл в троллейбус и вскоре уже был в вестибюле больницы. Сунул под нос тётке красную корочку и побежал наверх, не дожидаясь лифта. Вбежал на пятый этаж и остановился у входа, словно мореный таракан. Тяжеловато, однако, с непривычки. Прошёл до сестринского поста, и лишь тут на него обратили внимание. Стоп, господин хороший! Куда изволите?

– Царева мне!

Степаныч опять показал удостоверение – в стандартной милицейской обложке с золотым гербом и надписью «удостоверение».

В удостоверении значится звание. Попробуй, разберись, кто перед тобой стоит на самом деле.

– Пара вопросов, надеюсь, не утомят? – спросил Ефремов.

– Пройдите. Но имейте в виду…

Царь лежал у окна. Во взгляде – томление. Под глазами – круги, словно колёсики от детских грузовиков, с чугунным отливом. Сильно, видать, ударился. Причём несколько раз. И не об лёд, а как минимум о чей-то ботинок. На лице всё написано.

Саня протянул левую руку. Правая оказалась опухшей.

– Здравия желаем… – Степаныч покосился в сторону остальных больных. – Рассказывайте.

– Чего рассказывать-то?! Шёл! Упал! Песочком надо посыпать дорожки, начальник!

На страницу:
2 из 5