Княжья Печать

Разожгли костер, чуть углубившись в лес. Густой смолистый запах сосен приятно обволакивал легкие, заставляя дышать полной грудью. Подстреленную утром куропатку жарили на импровизированном вертеле, мирно беседуя. Громко ухал филин. Ярко-желтая луна выползла на синий небосвод, украшенный яркими серебристыми звездочками. И будто не в Киже ты, а где-то у себя под Стибором, в Золотом Бору или на берегу Боярского озера. Хорошо дышалось, легко…Тихо потрескивали дрова в костре, поднимая вверх еле заметную струйку дыма.

– А когда найдем Рогвольда, что с ним?– лениво вытянувшись на плаще с меховой подкладкой спросил Аким, поправляя лежащий возле себя меч.

– Мы не Рогвольда ищем,– тихо промолвил Прохор, но так, чтобы услышали его все,– нам этот клятвопреступник без надобности…Нам Печать Княжеская нужна! Лишь она князя Великого выбирает, который поведет наши народы в бой против воскресшего демона.

– А он, правда, воскрес?– с любопытством спросил молоденький воин, чуть дрогнувшим голосом.

– Своими глазами видел!– Прохор приложил правую руку груди.– Не к ночи будет помянут…Прямо, как Великого Князя схоронили, так и появился! Долго же терпел, выжидал. Для него сотня лет ничто! Для нас век…

– Бать, а расскажи о нем?– глаза Акима загорелись любопытством. Несмотря на все свое умение, на желание и возможность убивать, он все же был и оставался в душе ребенком, которому иногда тоже хотелось услышать на ночь страшную сказку.

– Да что о нем говорить-то…– отмахнулся Прохор, доставая из ножен свой меч и начиная его точить. Зловещий скрежет раздался в лесной тишине, ближний к нему гридень испуганно вздрогнул, затаив дыхание.

– Бать…– протянул Аким.

– Зло он! Истинное зло!– раздраженно бросил Прохор.– И все людское, живое ему чуждо. Не нужен ему ни свет, ни радость, ни любовь, только боль, ненависть и злость…

– Дьявол! На помощь!– крик раздался неожиданно, словно сам Мамон объявился в лесу. У костра замерли, и лишь Прохор вскочил и перехватил меч поудобней. – Откуда?– быстро спросил он, зыркая глазами во все стороны, готовый встретить опасность с любой стороны и принять бой.

– Кажись, Ростислав кричал…– неуверенно пробормотал Аким, вставая рядом с отцом, немного отправившись от испуга.

– Дозорный с запада!

– А мне с Севера показалось!– возразил дружинник с арбалетом.

– Немедленно проверить посты!– скомандовал Прохор, аккуратно ступая по ковру из пожелтевших сосновых иголок. Он шел в темноту кошачьим, упругим шагом, слыша у себя за спиной напряженное дыхание сына, страховавшего спину. Углубились чуть в сторону от полянки, где разбили бивак.

– Никодим!– громко позвал Аким гридня, стоящего в зазоре, но ответом ему было только лишь эхо.– Никодим!– повторил он, но был оборван отцом.

– Не кричи!– раздраженно бросил он, отодвигая в сторону длинную еловую лапу, склонившуюся почти до самой земли и загородившую проход. Следы дозорного были отчетливо видны на влажной земле и читались для знающего человека, как открытая книга. Вот тут он топтался от скуки на одном месте. Здесь земля сильно просела, сломаны соседние ветки, а чуть левее удобного пенька высыпана горсть пепла из трубки. Курил, гад, в дозоре! Прохор мысленно пообещал наказать гридня, если он до сих пор живой. Потом следы вели куда-то вглубь леса, где оказалась целая проломленная просека. Ветки обломаны, трава примята, кое-где кустарник вырван с корнями. Создавалось впечатление, что по этой просеке постоянно волоком таскали что-то то в одну, то в другую сторону. Ничего удивительного, что гридня такое обстоятельство заинтересовало, и он прошел проверить. Так и Прохор бы поступил.

– Нико…

– Тихо ты!– цыкнул снова на Акима отец и быстрым шагом двинулся по просеке.

С каждым шагом тревога в сердце Прохора нарастала. Просека была не похоже ни на что ему известное. А все неизвестное близ Мертвых гор отдавало нечистью и магией, очень черной магией.

Вдвоем с сыном они вылетели на обширную поляну, закрытую со всех сторон от чужих глаз плотно поросшими соснами. Прямо посреди поляны застыло отвратительное существо на куриных ногах со змеиной головой и диадемой из ядовитых шипов на голове.

– Василиск…– пораженно прошептал позади Аким.

– Убитый!– пояснил Прохор сыну, пряча меч в ножны. Никодим топтался позади монстра, превращенного в статую. В этом месте были грудой навалены сокровища, которые чудовище натаскало в свое логово за время охоты. Сваленные кучей драгоценности составляли почти целую гору, и чего тут только не было! Позолоченные доспехи, серебряные кольчуги, мечи с рукоятями, инкрустированные изумрудами, изысканные меха, золотая посуда… От всего этого изобилия рябило в глазах. На это все богатство и смотрел дружинник Никодим, пораженным взглядом. Он никогда не видел такого изобилия.

– Никодим!– позвал его Аким, следуя примеру отца и пряча оружие за спину. Тот не сразу повернулся, восхищенно хлопая широко распахнутыми глазами.

– Как ты тут оказался? Почему бросил пост?– строго спросил он у гридня, но тот был сейчас ошалевший от богатства разумно мыслить и отвечать.

– Вы…Вы, только посмотрите!– показал рукой он на золота, сваленной кучей в лесу, но Прохора заинтересовало нечто другое. Чуть левее кучи, он в ночных сумерках сумел рассмотреть что-то темное, удивительно похожее на труп человека в рясе жрецов Светлейшего. Тело лежало на животе, широко раскинув руки в разные стороны. Быстрым шагом ближник Великого Князя отправился к нему, быстро перевернул, сморщив нос от смрадного запаха разложения. Исклеванное воронами лицо, изъеденные мелкими грызунами щеки, несомненно, принадлежали жрецу Рогвольду, тому самому который похитил княжью печать.

– Где же она…– Прохор, преодолевая брезгливость, быстро зашарил руками по закоченевшему липкому телу, покрытому трупными пятнами и каплями засохшей крови. Воняло от жреца жутко. Оскаленная ухмылка надменно смотрела в его сторону пустыми провалами глазниц, где уже ползали мелкие молочно-белые опарыши.– Где же ты…

Поиски печати ничего не дали. Карманы рясы были пусты. Вокруг трупа тоже ничего похожего не валялось. Обессилено Прохор присел рядом с мертвецом, потирая подбородок.

– Кто это, отец?– спросил Аким, указывая одним из своих ножей на мертвеца.

– Это и есть жрец Светлейшего Рогвольд, которого мы ищем по всей стране…– с грустной улыбкой сообщил Прохор. Казалось, что печать почти в его руках, что их путешествие закончено, но и тут злобный жрец подложил им свинью, спрятав куда-то символ княжеской власти.

– А Печать?– насторожился Аким, видя, что с его отцом творится что-то не то.

– А печать, сын, исчезла…И этот полуразвалившийся труп был последним кто ее видел, но рассказать о том, где она, он естественно нам не может…– Прохор начал набивать табаком трубку, чтобы хоть как-то перебить приторный запах разложения у себя в носоглотке.

– Значит назад, в Стибор?– глаза Никодима загорелись алчным огоньком. Он уже мысленно представлял, как будет грузить в дорожные мешки кучи золота, награбленного василиском, что сделает в первую очередь дома, что купит, да и жениться пора уж…

– Наверн…– начал тихо Прохор, но был прерван сыном, которому совсем не хотелось возвращаться домой, не выполнив задание.

– Василиска может убить только зеркало, собственное отражение, верно?– уточнил он, с загоревшимися глазами.

– Верно!– согласился Прохор, пока плохо понимая, к чему клонит сын.

– А раз василиск мертв, то убил его человек?

– Верно…

– А раз здесь был человек, то и Печать забрать мог он?

– Точно, сынок!– обрадовался Прохор.

– Осталось найти того, кто прикончил этого монстра и допросить! – решительно договорил свою мысль Аким.– Может он нам расскажет о судьбе Печати.

– Где ж его искать-то?– расстроенным голосом проговорил Никодим, понявший, что все его планы рушатся.

– В Киже! Не думаю, что приезжим так уж докучал василиск…– немного подумав, решил Аким.

– Решено, в Киж!– подхватил Прохор. – Там и поспрашиваем о чудовище…

Собрались за каких-то десять минут. Затушили костер водой из котелка, тщательно засыпав его землей и уложив сверху огромный кусок дерна, чтобы не оставлять следов. Осмотрели место стоянки и лишь потом сняли часовых.

–Аким!– громко позвал своего сына Прохора, в сгустившихся сумерках с трудом разглядывая крепкие фигуры дружинников своего десятка, лучших из лучших! – Я отправляюсь вперед, а ты с остальными гриднями двигаешься след в след. Если что-то обнаружу, то обязательно подам знак…– ближник князя Стибора изобразил надрывное уханье филина– ночного охотника. Аким согласно кивнул, хотя было заметно, что он расстроился. Наверное, сам представлял, что пойдет впереди.

Тронулись…Двигались осторожно, чтобы не выдать возможному противнику себя раньше времени. Копыта мягко впивались во влажную землю, усыпанную подстилкой из сосновых иголок.

– Дядь, а дядь?– Никодим аккуратно подвел лошадь к Прохору, чтобы не кричать.– А что с золотом-то будем делать василиска, а? Может, оставим, кого сторожить? Иначе, уведут, видит Светлейший уведут!

– А ну, цыц! – неожиданно прикрикнул на него ближник государя, вглядываясь в темноту слегка покачивающихся под слабым северным ветерком деревьев.

– Я…

– Тихо, я сказал!– Прохор остановил коня, легко спрыгнул на землю, медленно доставая меч. В этот момент и Никодим рассмотрел то, что так взволновало их командира. Чуть левее Большого тракта, на другой его стороне светились огнем пожара неясные огоньки пламени, в полно тишине послышался мужской хохот и конское ржание.

– Разбойники, батя?– напряженно спросил Никодим, для которого этот бой был первым. Он совсем недавно был принят в княжеские гридни и всерьез опасался, что не вернется из этого полевого выхода.

– Похоже на то…– чутко вслушиваясь в доносившиеся обрывки фраз, пробормотал Прохор.– Спешится! Никифор!

К нему тотчас же подбежал совсем юный десятник, который и в силу своего возраста и бороды-то позволить себе еще не мог.

– Да, бать!

– Немедленно вернуться и сообщить Акиму! А мы, посмотрим, что это за весельчаки такие…

Кряхтя, Прохор полез вперед, а вслед за ним Никодим, отбросивший все свои мечты о сокровищах василиска и сосредоточившийся, наконец-то, на их походе.

Поляна, куда они выползли из густых зарослей терна, была ярко освещена огнями нескольких факелов. Посреди нее стоял небольшой постоялый двор с распахнутыми настежь окнами и дверями. По грязному, давно не убираемому двору, туда-сюда сновали какие-то служилые люди в легких кольчугах и с мечами на дорого украшенных поясах. Оттуда слышался шум, негромкие мужские голоса, которые раздавали малопонятные отрывистые команды, конское ржание и топот десятка ног.

– Что это такое творится-то, дядька Прохор?– изумленно глядя на всю эту иллюминацию, прошептал Никодим, устраивая поудобнее лук, чтобы мгновенно ответить на любую опасность со стороны разбойников.– Чья ж это ватажка бесчинствует?

– А ну, цыц, шельма!– Прохор одним движением опрокинул высунувшегося с луком Никодима на землю и стал зорко вглядываться в грабителей.– Не ватажка это…Кижевские гридни князя Изяслава это…Видишь, вон того, самого крайнего…Да, не туда, глядишь! Вот этот, что руками размахивает! Это Устим – начальник княжеской стражи, змеюка еще та…

– А зачем же дружине понадобилось трактир разорять?– полушепотом спросил Никодим, у которого от страха сердце заходилось острой болью.– Не по вере в Светлейшего это, стало быть…Как будто Мамон в них вселился!

– Видимо, на то указа Изяслава есть…– пояснил в ответ Прохор, легко перебрасывая свое крепкое тело через лежащее поперек дороги бревно. Закрывающее их острого взгляда часовых. Колобком перекатился под тень вековых елей и замер там, чутко вслушиваясь в переговоры Устима со своими подчиненными.

– Ищите лучше, лентяи проклятые! Вернемся в крепость, я с вас три шкуры спущу, если проморгаете!– разорялся начальник стражи, указывая одному из гридней, куда бежать сейчас.– Кольцо маленькое, куда угодно завалиться могло…

При этих словах Прохор даже заерзал от нетерпения. Значит он на правильном пути! Значит Печать Князей, где-то неподалеку, раз уж и этот волчара Устим тут ее ищет. Одно худо, что к поискам подключился и Изяслав, который никогда в жизни не мог и не смел претендовать на титул Великого князя, но видать слишком близкая добыча свела и его с ума…Со вздохом Прохор повернулся назад, но замер, увидев рядом с собой горящие глаза сына.

– Ты здесь, откуда?– нахмурился он.

– Никодим позвал…

– Ох, и трусливый же шакал, твой Никодим!– покачал головой Прохор, внутренне радуясь приходу Акима. Все же дружинники Устима были опытными крепкими воинами, прошедшими не одну битву. Сладить с ними вдвоем было бы трудно.

– Видал?– кивнул отец в сторону горящего подворья.– Самого Устима послал Изяславушка за нашей Печатью, лучшего воина не пожалел…

– Значит бой?– чуть дрогнувшим, но не от страха , а от радости прошептал Аким, доставая свои острые ножи.

– А ты думал, как?– ощерился стражник Стибора.– Не отдадут они Печать по-хорошему…Не отдадут…

– Им же хуже!

– Слушай сюда, сынок…– Прохор наклонился к Акиму, что-то нашептав ему быстро на ухо, стараясь, как можно сильнее приглушить голос. Звук в ночном лесу доноситься далеко. И хотя дружинники из Кижа были заняты поисками, но сторожевой дозор где-то ошивался у них в окрестностях. А значит, надо было быть вдвойне аккуратней!

Буквально через минуту тень человека, очень похожего на худощавую фигуру Акима скользнула позади постоялого двора. Вслед за ним мелькнули смутные очертания его гридней, а Прохор вместе с Никодимом появились на Большом тракте уже в седлах, нарочито громко насвистывая старую походную песню.

Дружинники Изяслава замерли, чутко вслушиваясь в тишину ночного леса.

– Стой, кто идет!– прокричал Устим, поворачиваясь в сторону пролеска, где уже виднелись два неспешащих никуда всадника.

– Свои, брат Устим! – громко прокричал Прохор, приветливо снимая шлем со своей седой головы.– Долгая дорога была от Стибора к вам, долгая и трудная…

Прохор легко выбросил свое крепкое тело из седла, приземляясь возле Изяславского стражника, небрежно отбросил поводья Никодиму и распахнул руки для объятий, всем своим видом показывая, что приехал с добрыми намерениями.

– Что ты здесь делаешь, Проша?– прошипел хрипло воин, зорко оглядываясь вокруг, ожидая в любой момент нападение стиборской дружины, небрежно, будто бы невзначай, положив крепкую мускулистую ладонь на рукоять меча.

– Вот тебе на…– рассмеялся Прохор, делая шаг назад.– Вот тебе и хваленое кижевское гостеприимство! Как были вы серыми мышами, так и останетесь! Нет в вас широты души!

– Что тебе здесь надо, Прохор?– снова повторил свой вопрос Устим. Все его естество, весь опыт кричал о том, что что-то неладно, но помимо его воли остальные дружинники, подчиняясь беззаботному веселому настроению предводителя стражи Стибора, подходили ближе и внимательно вслушивались в разговор, позабыв о поисках Печати.

– Аль, не рад меня видеть?– произнес Прохор, напрягаясь всем телом, сжимая до хруста в пальцах древко боевого метательного копья.– Письмо я везу от Великого князя Бориса его боярину князю Изяславу! Секретное…

– Борис пока не Великий князь…– буркнул Устим.

Ага, отметил про себя Проша. Знаешь, ты все и про пропажу Печати и про то, что Мамон снова воскрес. Знаешь…Только знание это тебе уже не поможет!

– А ты, я смотрю, работу себе новую подыскиваешь?– он кивнул на постоялый двор с распахнутыми настежь ставнями.      Устим по инерции обернулся, а это был знак, предназначенный для Акима. В этот же миг откуда-то из-за спин кижевских гридней свистнула в воздухе стрела, потом еще и еще одна. Трое воинов с гербом лесного княжества повалились замертво, а Устим умудрился вовремя развернуться, спасаясь от верной смерти. Древко просвистело где-то над ухом. Он коротко рыкнул, доставая из ножен меч, но опоздал всего лишь на секунды. Пика, которую держал в руках Прохор, коротко ухнула, сбивая дружинника с ног. Раздался хруст перерубленных костей. Устим охнул и покатился по земле, держась за обломанный наконечник. Спустя две минуты все было кончено. Даже Никодим успел расправиться с раненным кижевцем, настойчиво пытающимся уползти в сторону леса.

– Как ты, отец?– раздался из темноты голос Акима. Его тоненькая фигурка уже сновала по постоялому двору, добивая остатки Устимова воинства.

– Добре, сынко!– крикнул в ответ стражник и наклонился к беспрерывно стонущему на земле Устиму.– Ну, здравствуй, Устимушка! – проговорил он, легонько нажимая на копье, глубже опуская его в пробитую рану.– Здрав будь, родной!

От ужасающей боли стражник Изяслава закричал во весь голос. Белки его глаз злобно светились в отблесках горящих вокруг поляны факелов.

– Поговорить я с тобой хотел…Про Печать Княжью…– ласково прогудел Прохор, чуть ослабевая натиск. – Нашли вы ее, аль нет?

– Про то не знаю, то дела княжьи,– через силу улыбнулся Устим, хотя было заметно, что он вот-вот потеряет сознание.

– Ну, ладно!– пожал плечами Прохор, казалось бы, мгновенно потеряв интерес к лучшему воину Кижа.– Огня мне! Обыскать дом!– отдал он указание, а когда в его руках появился факел, то повернулся обратно к Устиму, освещая его бледное, болезненное лицо.– Не знаешь, значит…– со вздохом проговорил он, кивая густой седой копной волос.

– Любовь у меня тут живет, хозяйствует,– ухмыльнулся во весь беззубый рот Устим,– порадовать ее приехал, понежиться…

– Понежиться, значит,– отвлеченно кивнул Прохор, уперев взгляд в землю. Рядом топтался Аким, наблюдая за действиями своего отца,– ну…ну…

И со всего маху вонзил чадящий факел прямо Устиму в лицо. Запахло паленой кожей и плавящимися волосами. Щеки мгновенно вспыхнули алыми волдырями. Дружинник заверезжал, как резаный поросенок, завертелся на земле волчком, пытаясь сбить огонь, охвативший его соболью шапку и льняную накидку. Боль была невыносимой.

– Отец!– Аким рядом ежился, будто от холода, зябко поводя плечами. Он много раз убивал, но такой жестокости еще не видел, чтобы человека, да заживо зажарить…На такое и Мамоновы слуги не способны. Устим утихал. Его тело медленно горело, оставив после себя сладкий запах пряного дыма. – Зачем?

– Чем меньше людей знает о пропажи печати, тем лучше, сынок!– потрепал его по плечу отец, отходя в сторону и туша факел во влажной земле.

– Но…

– Ты думаешь, Устим поступил бы иначе?– нахмурился Прохор, поймав осуждающий взгляд паренька.

– Я…

– Знай, сын, если бы мы попали в руки этого головореза, то мы бы мечтали бы о его нынешней участи…

– Неужели?

– Немедленно искать Печать!– рявкнул Прохор, давая ощутимый подзатыльник Акиму.– У нас очень мало времени…

13

Борис ворочался с боку на бок с самого позднего вечера, когда первый раз попытался заснуть. Сон не шел. Мысли в голове путались, сбиваясь в кучу, мешая сосредоточиться. Как там Прохор? Ни мало ли людей с собой взял? Напал ли уже на след Печати или хотя бы Рогвольда? Почему до сих пор не шлет от себя никаких вестей?

Со вздохом молодой владыка Стибора встал с кровати и потер отяжелевшие от постоянного недосыпа виски. Напиться? В темноте на ощупь пробрался к столику с винами. Открыл графин и короткими глотками опорожнил почти половину. От проблем не убежишь! За бутылкой хорошего Агейского не спрячешься. Наследник Великого князя отставил початый сосуд и чиркнул кресалом. Маленький дрожащий огонек вспыхнул на кончике парафиновой свечки. Раз не спится, то придется работать. Тем более стол был завален бумагами, требующих княжеского догляду по самый высокий подсвечник. Ну что ж…Предстоит, видимо, еще одна бессонная ночь… Борис присел за стол, взяв в руки первое прошение: «Дьяк Василий бьет челом…Прошу помощи в разрешении долгового спора в отношении купца Анисима…Купец Анисим двадцатого серпня сего года занял у дьяка Василия под залог своей лошади десять гривенников…До сей поры денег…»

В долговую яму…Коротко начертал размашистым почерком Борис. Отложив бумагу в сторону. Так, что тут у нас дальше…

– Батюшка! Заступник наш!– в дверь отчаянно забарабанили, и за ней владыка Стибора с удивлением разобрал голос того самого дьяка Василия, дело которого только что разбирал. С удивлением посмотрел в окно, где все еще серебрились на темно синем небосклоне россыпи звезд. С ума они, что ли посходили там? Недовольно хмыкнув, отпер дверь, впуская дьяка с очумевшими глазами.

– Батюшки свят!– с придыханием пробормотал он, проскочив в светлицу. Его седые редкие волосы были растрепаны, неубраны, сам он был в том же исподнем, что и Борис. Видно, что подняли и его с постели срочным сообщением. Произошло что? Война? Сердце заныло в боку от нехорошего предчувствия.

– Василий?– приподнял тонкую бровь Борис в немом вопросе.

– Беда, князь!– с придыханием затараторил дьячок, к неудовольствию самого владыки Стибора опустив титул Великий.– Беда пришла!

– Да рассказывай толком!– разозлено бросил Борис, присаживаясь за стол.– Чего стряслось среди ночи у нас?

– да не у нас, батюшка! А у наших поданных…Ой, беда…Беда…– всплеснул руками Василий.

– Говори, шельма этакая!– рявкнул наследник, стукнув кулаком по столу, прервав, наконец, горестные стенания своего дьячка.

– Князь Корней только что с супругой и детьми прибыли. С ними дружинник Глеб и несколько заводных лошадей. Ой, беда…

– Корней? – нахмурился Борис. Он прекрасно знал своего крестного. Тактичного, спокойного, верного рыцаря, долгое время служившего верой и правдой отцу. Повелитель Агеи редко выбирался на материк из своего прекрасного райского уголка, предпочитая наслаждаться покоем, чистым воздухом и бегом легких волн. Тамара – его жена, вообще не склонна была выезжать из княжества. Только что-то ужасное могло заставить их покинуть страну.

– Говори!– немедленно потребовал Борис, побледнев.

– Стража на воротах доложила о них,– путано начал рассказывать дьячок,– я спросонья даже не поверил. Чего князю Корнею делать в наших местах? Тем более ночью? Но все ж решил проверить. Все ж в неспокойное время живем. Зло по всему материку просыпается, крови требует…– тут Василий сделал паузу, надеясь на похвалу за ответственность и находчивость, но Борис молчал, уперев злой взгляд в дубовый письменный стол.– пришел к городским воротам, глядь, а там, и правда, Корней! А с ним жинка его, да пострелята мал мала меньше…Я сразу к вам, а их велел впустить, накормить и обогреть, ибо с дороги они, устали, наверное…

– И что Корней сказал?– насторожился Борис, чувствуя, как нехорошее предчувствие одолевает его все сильнее.

– Сказал, что говорить будет только с наследником, но…

– Что но, Василий, говори!

– Вид у него был, конечно, краше в гроб кладут. Видать сутки гнал почти без остановки, да и барыня бледная, как смерть. Детишки испуганные, глазками хлопают…

– Веди немедленно князя ко мне!– решился владыка Стибора.– В тронном зале буду крестного принимать, как по этикету положено, а Тамару накорми, напои, да спать уложи…Узнаю, что спроходимничал, голову отрублю!

Дьячок побледнел, тяжело сглотнул, словно шея уже у него была перерублена, резко побледнел, памятую, что на расправу Бориска скор и слов на ветер не бросает, спешно засобирался бежать исполнять наказы, но у самого выхода замер, уточнив:

– Молодец при них, витязь, Глеб имя тому, при нем оружие много всякого…С ним, как быть?

– Дружинник пусть охраняет своего князя! Так Светлейшим с основания мира положено!– кивнул Борис великодушно, мысленно пытаясь просчитать, что же в конце-концов произошло в Агее, что заставило самого князя с семьей покинуть Родину и скрыться в Стиборе.

Корнея пришлось ждать почти пять минут. Василий увел беглых в дальние покои, в другое крыло дворца. Правитель Агее за те несколько дней. Что они не виделись с похорон отца, изменился до неузнаваемости. Был небрит. Пыльная дорожная одежда висела на нем бесформенным кулем, меч вяло волочился следом, стукая по пяткам дорогими ножнами. Сапоги грязные, щеки впалые, а глаза…Глаз удивили Бориса. Не видел он еще за свою короткую жизнь таких бесцветных, бесконечно обреченных глаз. Они у князя морской державы, словно выцвели от времени, поседев вместе с первыми прядями на аккуратно подстриженных висках. Корней никогда не выглядел так, даже в тот момент, когда узнал о гибели правителя Стибора.

В покои вошли двое мужчин. Крепкий стражник Глеб в след за своим повелителем присел на одно колено, низко опуская свою голову, приложил правую руку к груди, выражая почтение. Им не нужна была печать, чтобы признать в Борисе Великого Князя. Издревле Агея лояльна относилась к любой власти, лишь бы она находилась в Стиборе. И Стибор платил ей тем же: низкими налогами, отсутствием податей и рекрутской повинности. Лишь по собственному волеизъявлению жители и купцы Агеи платили дань Великому князю.