Полная версия
Морфы 2. Дикие сны
К счастью, предметность мне давалась неплохо, и я смогла даже закончить пораньше. А вот у наших Ань – и маленькой, и старенькой, это упражнение получалось из рук вон плохо. Пытаясь придать предмету дополнительное свойство Аня каждую вещь заставляла светиться, тогда как у Анны Васильевны даже грибное жаркое привязчиво наигрывало «Милого Августина». К концу занятия прилипчивая мелодия уже не покидала наши головы, а в глазах яркими пятнами светились стулья, куклы, мороженое и, не иначе как разнообразия ради, лампочки. Они обе остались еще заниматься с Киром, а вот все остальные по очереди исчезли, отправляясь кто в библиотеку, кто в столовую, а кто – как я, в свою учебную комнату.
Наверное, можно было воспользоваться первым учебным днем и еще немного отдохнуть, попрыгать по обычным снам или зайти к Гиене Огненной и поглядеть на новых чудищ, что насоздавали за лето неугомонные старшекурсники. Но я поняла, что и правда ужасно соскучилась по Жюлю. Даже странно, что летом я почти не вспоминала о нем!
Жюль был уже в комнате. Я не сразу поняла это, сначала показалось, будто я в ней одна, но не успела я как следует оглядеться и расстроиться, как он выскочил из-за какого-то шкафа и обнял так, что дышать больно стало. То-то я этот шкаф не помню!
– Сначала я за диваном прятался, но ноги затекли, долго тебя не было, – пояснил Жюль, а сам руки не опускал при этом, даже неудобно как-то. Пусть мы с ним хорошие друзья, но как-то непривычно мне вот так с кем-то обниматься.
Наверное, я как-то дернулась или повернулась, что Жюль понятливо руки убрал и улыбнулся так застенчиво, как только у него получалось.
– А ты всё хорошеешь, красавчик, – по привычке шутливо заметила я, чтобы прервать возникшее неловкое молчание. Я, может, и сама его обнять хотела, только стеснялась. А сейчас он подумает, что я за лето нос задрала! Ни разу его найти не пыталась. Впрочем, он тоже не пытался. Не слишком удачная отговорка, ну да какая есть.
– Эй, это я собирался сказать! – возмутился Жюль. – Небось, несчастные сновидцами пачками в свои сны тащат, уроки учить некогда?
Он, конечно, пошутил, но я против воли вздрогнула. Нет уж, мне одного Андрея с головой хватило за прошлый год. Сколько я по его милости умирала!
– Нет и не надо, – излишне торопливо открестилась я от такого счастья. – Рассказывай лучше, как у тебя дела. Вы в этом году тоже дикие сны проходите?
– А то, – важно кивнул Жюль. Так вышло, что у нас с ним негласное правило – как можно меньше обсуждать реальность друг друга. Нам и в сновидениях есть что обсудить. Благодаря этому я могу не рассказывать снова в который раз о своем позорном пролете в институт. То есть, я уже и сама не считала это чем-то ужасным, но не хотелось обманывать ожидания людей, так что приходилось рассказывать с самым печальным видом – я порой так себе верила, что и в самом деле расстраивалась. Ну его. – Мы составляем карты сновидений, чтобы знать, где находятся резервации диких снов. Всё усложняет то, что ничего постоянного в мире сновидений нет, и пока рисуешь университет в углу, он перетекает в центр, а сами сновидения расползаются так далеко, как ни один морф не лазил.
– «Ни один морф сны не гонял», – перефразировала я старую поговорку и уселась на диван. – Ну чего сидим-то? Показывай свою карту.
Если честно, я ожидала что-то вроде обычной карты, каких Жюль нарисовал уже множество. Или вовсе маленькую карту вроде предметных. В этом он был мастер, и ему давно прочили будущее в университете – как-то мы говорили с ним об этом. Но то, что мой напарник вытащил из кармана и увеличил, не походило ни на первое, ни на второе.
В детстве у меня был походный пластиковый стаканчик, который состоял из колец, каждое следующее которого было больше предыдущего. А когда его дергали за самое большое, вырастал стакан. Пожалуй, это было самое подходящее сравнение из того, с чем я могла попытаться сравнить эту карту. А еще с искусственной ёлочкой, если бы вместо колючих ветвей она состояла из плоских дисков разных размеров и форм. В результате же у него в руках после всех манипуляций оказалось что-то, похожее на шар, размером со школьный глобус. Только диски уходили внутрь, где в середине пульсировало ядро. Похожие сферы, только поменьше легко пронизывали диски, то выплывая на поверхность, то вновь утопая в глубине. И это еще если не говорить о гирляндах – еще одна ассоциация с ёлкой. Эти светящиеся цепочки огоньков опутывали шар изнутри и снаружи. Жюль распахнул руки, и шар вслед за кончиками его пальцев увеличился в размерах до метра в диаметре, не меньше. Жюль снова свел ладони, и в его руках оказался шар с футбольный мяч.
– Э-это что за штуковина? – похоже, я начала заикаться. Поздравляю тебя, Ольга. Иногда стоит опуститься с небес на землю и обнаружить, что все твои приключения – ерунда по сравнению с тем, что может сделать скучный теоретик с выросшими с нужного места руками. Потому как понятия не имею, что это и как оно работает, но просто невооруженным взглядом видно, что это невероятная штука.
– Это карта, – Жюль даже порозовел от удовольствия. Еще одна заметка для себя. Иногда вместо дежурных «молодец» и «как тебе это удалось» достаточно смотреть с искренним восторгом. Только обязательно с искренним, это важно. – Мир сновидений бесконечен, но под тяжестью материализации принимает форму шара. Как жидкость.
– Ага, – я сделала вид, что поняла. Честно говоря, физика пусть и шла у меня хорошо, но при этом никогда не была моим сильным местом. Такой вот парадокс. Так что я предпочла увести разговор в другое русло. – А что это за шарики? Особенно вот этот, большой и пульсирующий.
Теперь это «ядро» уже не было в центре, оно подбиралось к краю, будто хотело, чтобы я получше его разглядела. Впрочем, когда я уже рассчитывала, что даже смогу его потрогать, оно снова ушло под слои прозрачных дисков.
– Большой – это наш Университет, – пояснил Жюль. – А те что поменьше – это и есть локации снов. Теплыми цветами выделены те, что созданы морфами для удобства работы, видишь, через них проходят основные маршруты сновидений. А вот холодные – это как раз дикие сны. И попадать к ним близко не стоит. Так наш преподаватель говорит. Я не знаю, что с ними не так, но тебе советую туда не попадать. Мне-то не грозит, я из Университета почти никогда не выбираюсь.
– Но как можно разобраться в такой сложной карте, да еще когда все постоянно движется? – расстроилась я. Говорить о том, что у меня даже такой нет, я не стала. Потому как знаю я Жюля – стоит заикнуться об этом, как он отдаст свою, а мне и так стыдно уже. Он словно верный оруженосец снабжает меня оружием и поддержкой, а я только воюю с ветряными мельницами, возвращаюсь вся в грязи и ссадинах и только могу выдохнуть что-то вроде «Там было здорово».
– На самом деле довольно просто, когда карта настроена именно на тебя, – пояснил Жюль и вытащил маленький пластиковый кораблик вроде тех, что входят в набор игры Монополия, только красный. – Смотри, это ты.
Он опустил кораблик на поверхность шара, и тот нырнул носом, уходя прямо к ядру. Жюль развел руками, снова увеличивая карту, потом снова и снова, пока карта не заполнила всю комнату. Удивительно, но мы вроде бы находились внутри неё и в то же самое время снаружи. Зато теперь ядро было величиной с кресло и в нем можно было увидеть красный кораблик.
Я против воли коснулась щек – ощущение было, будто они горят. И на это, между прочим, была причина! Не каждый день мне дают понять, что найти меня можно где угодно!
Тем временем Жюль снова замахал руками, уменьшая карту. Мимо нас проносились большие и мелкие шары всевозможных оттенков, пока карта не стала обычной сферой с кулак, а потом Жюль и вовсе хлопнул по ней, превращая в плоскую карту, как обычную, только круглую и чуть потолще.
– Держи, потренируйся открывать, – сунул он мне это шедевр инженерной мысли.
– З-зачем? – похоже заикание со мной теперь надолго. Но на самом деле я так растерялась, что даже руки за спину спрятала.
– Проверить, легко ли ты сможешь ею пользоваться, – терпеливо пояснил Жюль и, когда я вытаращилась на него совершенно неприличным образом, фыркнул. – Ты что, думала я для себя её делал? Ну ты даешь!
– Это ты даешь, – не согласилась я. – Постоянно даешь мне всякие классные штуки, а я… я…
Что «я», я, конечно еще не придумала. Ну и без того было ясно, что наш творческий тандем не такой уж и творческий, а местами вовсе туповат. И этим слабым звеном была именно я, как не грустно это было сознавать. Наверное, у меня невероятно красноречивая физиономия была, потому что Жюль и без всяких слов понял, что я хочу сказать.
– Ольга, – простонал он, падая на диван. – Какая же ты всё-таки Ольга! Да мне из-за тебя все второкурсники завидуют! И некоторые снотоки постарше тоже!
– Правда? – смутилась я и краешком глаза посмотрела в зеркальную дверцу шкафа. Любой девушке приятно знать, что она нравится. И это не «привет, красавица» от самого Жюля, это признание от совершенно посторонних людей! А ведь подружки говорили, что такие прически как у меня вышли из моды, и не краситься в наше время себе может позволить только девочка лет на пять нас младше…
– Разумеется! – с жаром ответил Жюль. – У нас же тоже стимул развиваться и работать зависит от сноходцев, с которыми мы связаны. Думаешь, кто-то из моих одногруппников делал латы, которые к тому же были проверены в настоящем сне? А твой хвост? Гиена Огненная мне предлагает к ней пойти диплом писать, а ведь мой единорог ей совсем не понравился! И вообще, пока все выполняют стандартные задания, я уже далеко вперед ушел. Вот я Кощея и в глаза не видел, но сколько всего о его предмете узнал! А ведь ты такая, еще и время начнешь раньше других изучать, тут мы с тобой развернемся!
Глупо, наверное, но мне аж разреветься от обиды захотелось. Вот другие годами мечтают, чтобы их личные заслуги заметили, а не симпатичную мордашку, а мне всё мало. Может, потому что не было никаких моих заслуг в том, что я постоянно влипала в приключения может просто от несбывшихся ожиданий. К тому же я вовсе не хотела еще что-то изучать раньше других. Особенно время. Зная себя, я могла с уверенностью сказать, что если есть хоть какой-то шанс затеряться во времени, то я это сделаю. И буду вечно скитаться в снах каких-нибудь средневековых пустоголовых дам или кого похуже. Надеяться на светлые разумы ученых или увлекательные сны рыцарей и королей мне как-то не приходилось.
– Я что-то не так сказал? – немедленно насторожился Жюль. И зачем он такой чуткий, когда не надо, а?
– Неа, – соврала я. Потерла руками щеки и решительно протянула руку за картой. – Просто сегодня занятия были очень уж сложными. Как раз с дикими снами.
Кажется, это я зря сказала – Жюль забеспокоился еще больше.
– Ты аккуратнее там с этими дикими, – озабочено произнес он. – Потерявшиеся в них морфы не только могут навсегда погибнуть для сновидений, проснуться ничего не помнящими и еще долго оставаться без снов. Они могут еще навсегда влипнуть в эти сны и всю жизнь видеть только безумные дикие абстракции. И не знаешь, что хуже. Некоторые, нам рассказывали на уроке, даже страдают бессонницей из-за этого.
– Ужас какой, – я и правда испугалась. У меня и без того проблем достаточно, мне только бессонницы и не хватало!
– Это еще что, – продолжал меня стращать Жюль. – Бывает еще хуже.
– Куда хуже-то? – хотелось попросить его больше не пугать меня, я же мнительная, буду теперь взвизгивать от одного упоминания о диких снах – на радость Картине Георгиевне. Она любит всё забавное.
– Есть куда, – Жюль подвинулся на диване так, что я могла сесть рядом. Похоже, будем шептаться. Странно это, ведь наша комната – только наша комната, нас и так никто не услышит! Но всё же я села и даже огляделась, словно кто-то мог нас подслушать. Я же говорю, я мнительная! – Дело в том, что попавший во власть диких снов может и вовсе не проснуться. И быть в такой вот сонной коме. Врачи голову ломают, чего он спит беспробудно, а он из снов выбраться не может!
Последние слова Жюль мне прошептал на ухо. И вот пойми, мороз по коже – от его слов или от того, как жаркий воздух от его дыхания щекочет мне мочку?
– Так бывает? – поразилась я, поворачиваясь к Жюлю и едва не сталкиваясь с ним носами.
– Бывает еще и не так! – какие же у него всё-таки ресницы длинные и пушистые, так близко я их еще не видела. – У нас есть преподавательница, ведет у старших курсов логику зависимого от реальности сна, что-то в этом духе, так она после аварии в коме. И видит сны. Вот она круглыми сутками тут в университете, представляешь?
Кажется, Жюль мне задал вопрос, а я опять всё профукала, заглядевшись на его ресницы. Ну что за дура! И ведь не объяснишь такое парню, или на смех поднимет, или вообразит, что я в него влюбилась, например! Был у меня в классе такой воображала – даже вспоминать противно.
– Ты покраснела, – шепнул Жюль мне в губы, пока я предавалась своим горестным размышлениям. И я рассердилась. Приличные люди в такой двусмысленной ситуации давно бы поцеловались, и у них голова болела бы уже о другом – зачем и как теперь быть. Но это не про нас с Жюлем, это точно! К тому же мы с ним уже целовались. По-дружески.
– Это я не знаю, как тебе сказать, что ты отсидел мне руку, – шепотом ответила я и добавила уже нормальным голосом, отсаживаясь подальше и тряся кистью. – Я пальцев вообще не чувствую!
– Так бы и сказала сразу, – в глазах Жюля мелькнуло и пропало что-то похожее на разочарование. Или это я себе придумываю. Скорее всего. Потому что пусть на минуточку всего, но мне страшно захотелось, чтобы он меня поцеловал. И пусть потом мы бы думали, зачем и что теперь делать. Зато вместе.
А теперь и он покраснел, и чтобы хоть как-то перевести разговор на другую тему, я еще раз сурово потребовала выдать наконец мне карту. Раз уж Жюль её делал специально для меня.
Как и многие другие вещи, которые один автор знает, как созданы, карта легко далась мне в руки. Папа вот тоже поражался, что любая новая техника в моих руках сразу начинала нормально работать, вроде бы всё было за то, чтобы наоборот, а поди ж ты! Уже через пару минут я баловалась, увеличивая карту так, что она выходила за пределы комнаты и уменьшая до размеров грецкого ореха.
– Самое главное, когда будешь за пределами университета на ваших этих открытых экскурсиях, почаще проверяй, где находишься, – в голосе Жюля сквозило беспокойство. – И, если увидишь рядом локацию диких снов, лучше сразу удирай. Это тебе не одиночный сон, это целый сгусток безумия. Если получится – хватайся за любой ближайший маршрут повторяющихся снов – они неплохо защищены, и по ним из любого сна можно выбраться в Университет. Ну или просыпайся сразу.
– Легко сказать, просыпайся, – вздохнула я, вспоминая жуткий сон, насланный нам в качестве иллюстрации темы Картиной. Проснуться хотелось ужасно, но было совершенно невозможно. Вообще Жюлю легко было говорить, он весь этот мир видел, как вот такую карту, но я действовала интуитивно и не всегда понимала, как попадаю из одного сна в другой. Даже тот «руль», что я получила в конце прошлого года, как оказалось, водил меня только по давно протоптанным тропам или тем, где сейчас возились морфы. Ничего страшного и неизведанного, и я привыкла думать о мире снов как о простом и понятном месте. А за порогом этого известного мне места бушевало дремучее сноморе, и вот окунаться туда мне пока что не хотелось.
– Понял задачу, – шутливо откозырял мне Жюль. – Придумаю что-нибудь.
Но улыбка тотчас сползла с его лица, и он взял меня за свободную от карты руку.
– Ольга, держись подальше от этих диких снов, – попросил он. – Когда я узнал, что второкурсники уже исследуют сноморе, я был в ужасе. Вам ведь рассказывали про парадокс локаций диких снов?
– Может быть, – я наморщила лоб. – Если честно, нам сегодня только и рассказывали про разные парадоксы, я не уверена, что понимаю, о котором ты. Это как-то связано с черепахами?
– Нет, – Жюль больно стиснул мою руку, ему, похоже, было не до шуток. – Это касается того, что, заключая дикие сны в локации, из которых они не должны выбраться, морфы усиливают их. Понимаешь? Множество диких снов в одном месте, их нелогичность перемешивается…
– Это как старушки перед кабинетом врача обсуждают симптомы и потом их у себя находят! – обрадовалась, что понимаю о чем речь, я. Жюль недоуменно поднял брови, но кивнул.
– И если каждый отдельный дикий сон опасен для неопытного морфа, то прорыв такой локации может внести хаос в уже упорядоченную дрейфующую структуру сновидений или даже в университет!
Я представила, как в нашей комнате происходит что-то вроде того безумия с огнем и льдом и содрогнулась. Да, сны пластичны и изменчивы, но не до такой же степени.
– А такое бывало уже или это вас просто пугают? – поинтересовалась я, мысленно добавляя к этому, что такие страшилки почему-то рассказывают не сноходцам, а одним снотокам.
– В том-то и дело, что пару лет назад было, – сделал страшные глаза Жюль. – У Кошмара Кошмарыча был спецкурс по сбору диких снов и формированию новой локации. И чтобы далеко в сноморе ребят не таскать, курс он проводил недалеко от университета, их шарик дрейфовал в трех-четырех локациях от его границ. И вот как-то то ли кто-то из студентов не справился с локацией, то ли что, и всё это хлынуло в университет. Пол столовой тогда схлопнулось, а слоносьминогов и чешуйчатых сиреневых кроликов все студенты еще месяца три ловили по всему университету!
Я сидела с открытым ртом. Что-то фантазия мне отказывала, и если чешуйчатые кролики – еще туда-сюда, то слоносьминоги никак не желали представляться. Они больше осьминоги или слоны? А размерами? И это… консистенцией?
– Ты меня слушаешь или тебя опять мои ресницы отвлекли? – свирепо спросил друг. Вот о чем-чем, а о его ресницах я сейчас даже не думала. Куда им до до слоносьминогов! Так я и заявила.
– Слоносьминоги хотя бы миролюбивыми оказались, – ответил на это Жюль. – Ничего особенного, между прочим. У Гиены Огненной пара экземпляров в её музее сохранилось. Можешь посмотреть. А вот эти зайцы умели становиться невидимыми и пребольно кусались, говорят.
И тут я поняла, что не прощу себе, если не проверю. Мало ли чем пугают снотоков и по какой причине! Но если это было пару лет назад, то Ника и Вест точно должны были при этом присутствовать! Вот их и расспрошу.
– Я буду осторожна, обещаю, – наконец догадалась я, чего ждет Жюль, и спрятала в карман его карту. Тут мне пришла еще одна мысль в голову. – А Кошмарыч как тогда? Его же студенты напортачили, да и он сам получается.
– Ну как напортачили? – успокоенный моим обещанием Жюль достал какую-то странную конструкцию и водрузил её на стол, собираясь, видимо, делать уроки. Снова какие-то звездочки и планеты – не иначе как зависимость снов от расположения небесных тел. Скукота! – Сама подумай, если бы не этот промах его студента, морфы и не узнали бы об опасности скопления диких снов в одном месте. Так что порадовались только, что остановить всё удалось.
– О как, – только и смогла произнести я, вытаскивая собственные тетради. Похоже, что-то я не понимала в том, как тут всё устроено.
Дальше до самого пробуждения мы с Жюлем работали молча, каждый над своим домашним заданием.
4 глава
Последующие несколько недель мы с Жюлем перебрасывались короткими фразами и каждый уходил в свою работу. Странно, целоваться вроде не стали, а чувство неловкости всё равно появилось. Вот ведь незадача!
Впрочем, размышлять об этом мне было некогда. Я даже просыпаться стала такая уставшая, будто не ложилась. Одно хорошо – на работе можно выпить стаканчик-другой кофе, иначе вообще не знаю, как бы я жила. На первом курсе не было так трудно! А тут все эти преподаватели словно с цепи сорвались, задавали больше прежнего.
Самое обидное, постоянно выходило так, что мы делали почти тоже самое, но только глубже и сильнее. Вроде, помните своих чудищ с прошлого курса? Ну таким даже ребенка не напугать. Вот сейчас будете такого делать, чтоб за милю от него страхом тянуло. Или хотя бы воняло. Но тоже за милю!
Вот мы и старались как могли. Новых преподавателей кроме Ахиллеса с Одиссеем сначала не было, и, по-моему, все были этому только рады. Но долго это не могло продолжаться.
– Наконец-то! – новая преподавательница ворвалась в наш кабинет как вихрь. Светлые короткие волосы были разделены на множество хвостиков яркими резинками, да и одежда у неё была такая же яркая, но не без вкуса. Длинный нос незнакомки выделялся на её в остальном довольно незапоминающемся лице, а маленькие глазки были густо подведены тушью. – Наконец-то у вас будет действительно важный предмет, дорогуши! О, вы все полюбите меня и мой предмет!
– Это какой? – прервал её восторги Вячеслав, пока все остальные пытались переварить такие эмоциональные возлияния. А ведь вроде бы уже ко всему должны были привыкнуть, а поди ж ты.
– Самый важный, – ничуть не смутилась прохладным приемом дама. – Конечно, это вам любой преподаватель скажет, мол, его предмет самый важный. Но поверьте, права тут только я. Потому как я научу вас как делать так, чтобы сновидец забыл сон.
– А смысл тогда? – это уже я не удержалась, да и, судя по глазам Ани, она бы сейчас тоже что-нибудь сказала, и звучало бы это куда хуже.
– Смысл всегда есть, – почему-то обрадовалась странная женщина. – Как бы вы не облизывали и не улучшали свой сон, он всё равно может оказаться не совсем таким, как нужно. Слишком страшным или недостаточно, глупым и лишенным логический связок или таким заумным, что его только вы сами и понимаете. И в конце концов только единицы создают тот сон, что будет на волне сновидца. Но стоит только затереть это сновидение, хоть чуть-чуть, словно прикрыть его обнажение кое-где драпировками, как мозг сновидца сам доведет сон до того, что ему нужно. Или не вспомнит вовсе. Будет лишь помнить, что снилось ему что-то совершенно удивительное, но что именно – непонятно. А исправленный сон можно приснить ему еще раз. Теперь понимаете, как важно уметь предавать забвению ошибки?
– О да, – согласился Дмитрий за всех нас, а я подумала, насколько проще была бы моя жизнь, если бы Андрей забыл мое лицо после снов. Теперь я бы не находилась в такой двусмысленной ситуации.
Судя по одухотворенным лицам моих одногруппников, у каждого были неудачные проекты. Или же они хорошо могли вообразить их себе.
– Я же говорила, что мой предмет вам понравится! – сразу все поняла наша преподавательница. Уже позже мы узнали, что зовут её Юлия Владимировна, но все её звали не иначе как Юла. И в отличие от Кошмарыча, она не делала вид, будто не знает о своем прозвище.
Но как бы нам не нравился этот предмет, давался он куда сложнее прочих, и ведь никто не собирался нам давать поблажки!
Первая не выдержала Анна Васильевна. Мы как раз все страшно проголодались и практически осязаемо мечтали о шоколадных эклерах, стоя в очереди в библиотеке. Это всё Кошмарыч – потребовал изучить историю литературы по кошмарам. Или кошмарам в литературе… Или кошмарной литературе… В общем, неважно, я планировала взять то же, что все возьмут, и точка!
И тут наша несгибаемая старушка неожиданно всхлипнула, да так горько, что у меня сердце замерло. Мало ли, что у неё там в реальности случилось? Муж у неё тоже старенький опять-таки. Не знаю, глупо это, наверное, но я после того сна, когда мы менялись личинами с Анной Васильевной, не могла к ней относиться как к обычной однокурснице. За неё и её супруга я просто переживала как за собственных дедушку и бабушку. Похоже, что хоть менялась с ней я, у прочих отношение складывалось похожим, потому как все заволновались и гурьбой окружили нашу Анну Васильевну.
Кажется, наше внимание её только больше смутило, и от смущения она сильнее зашмыгала носом.
– Что случилось? – за всех спросила Джейн. – Анна Васильевна, дорогая вы наша! Дома что-то не так?
О, не я одна сразу про дом подумала.
– Нет-нет, – торопливо ответила та, спешно вытирая слезы неизвестно кем протянутым платочком. – Простите, ребятки, что заставляю волноваться. Я просто поняла, что стара уже для учебы. Сил совсем нет. Проснусь и едва успеваю приготовить завтрак и обед, подмести и цветы полить, как снова спать валюсь. Дед мой переживает, по вечерам гулять водит, вяжу теперь всего по дюжине рядков в день, а ведь зима не за горами, надо новый свитер ему связать…
Я чуть не плюнула с досады. Да я как зомби хожу полдня на работе, так меня теперь тоже на пенсию отправить нужно? Но и в этой мысли я оказалась не оригинальна.
– Да вы издеваетесь, Анна Васильевна, – возмутился Вячеслав. – Я вообще сплю до обеда, ладно хоть работа и учеба позволяют. Но и там тоже кемарю. И из рук всё валится. А ведь мне еще далеко до вашего возраста.
– Я на физике сплю и после уроков, – внесла свою лепту Аня. Мы с Джейн как-то уж очень синхронно кивнули, будто тоже спим после уроков, хотя обе не учимся, а работаем. С ума сойти, я – работаю! Ой, это я отвлеклась.