Излом. Книга вторая. Времена похуже. От Кабула до Ванкувера

– Ты потом позвони как и что. А если привезут Башира сюда, то мы его навестим и поговорим с ним.

– Хорошо, я позвоню.

Девушки и парни провели еще какое то время вместе, затем Хадизат и Марина поехали к себе в Предгорное.

Праздничные дни прошли в встречах с друзьями, в основном бывшими одноклассниками. Кто учился в институте и приехал к родителям, кто то оставался в селе, работая в совхозе. На третий день праздников решили сходить в лес, на Светлую, туда, куда ходили как то зимой на лыжах. Только сейчас снега еще не было, так что пришлось идти пешком. Дни стояли сухие, теплые, какие выпадают иногда в предгорьях Северного Кавказа в ноябре. Лес стоял в разноцветье осенних красок, маня своей таинственной волшебной красотой, получив ее от солнца и осени, эту красоту лес дарил всем желающим: людям, животным, диким зверям, водяным жителям. Могучие чинары желтели золотом, дикие яблони и груши окрасились розово-золотистым покровом листвы, клены превосходили все, они пылали, как огромные костры. Их было видно издалека. Набралось желающих пойти в лес двенадцать человек. Все собрались на околице, где кончалась последняя улица, ведущая к горам. Девушки шумно обнимались, слышались восклицания, раздавались поцелуи. Парней было всего четверо. Но они несли на плечах в рюкзаках самую тяжелую ношу: продукты. Все, что потяжелее девушки сразу же сбагрили им. Рюкзаки их стали тяжелыми. Это не понравилось Марине.

– Девчонки, разобрали у парней понемногу, они не донесут, тяжело.

– Ишь командирша какая, – засопротивлялась Нина, – а сама чего не берешь?

– Я тоже возьму, не беспокойтесь. Но и вправду, мы чересчур уж нагрузили парней.

– Правильно, – пискнула маленькая Саша Танеева, – мужчин нужно беречь!

– А мы их и бережем, – смеялись девушки. Взяли понемногу у парней и тем сразу стало легче. Среди толпы крутилась Саша, тыкаясь в руки мордочкой и принимая всякие вкусности, как положенное.

– Мама говорила сахару ей много нельзя, не давайте, – крикнула Марина.

– Нужно было раньше говорить, она у меня прямо из кармана весь сахар вытащила и слопала.

– А кто сказал, что нельзя ей сахар? Сладкое обеспечивает отличный рост любого организма.

– Значит можно, но много нельзя.

Шли с шутками, толкая друг друга, хохоча. Саша провалилась в болотце, образованное родником, чем вызвала еще больший смех. Шесть километров прошли даже не заметив как. Выбрали место под дикой грушей, на пригорке. Речка текла в десяти метрах. Начали носить дрова для костра. Вот и костер горит, разбрасывая искры. Кто то расселся вокруг костра, часть ушла в лес побродить. Марина с Хадизат легли на принесенную тонкую кошму, греясь в лучах теплого солнца. Марина даже задремала. Хадизат взяла литровую бутыль и пошла к роднику, бившему из под камней, набрала воды.

– Сколько пью воду из этого родника, не могу напиться! Медом пахнет и сладкая!

– Вода здесь прекрасная. Если пить здесь воду, триста лет можно прожить.

– Триста лет…Чего мелочиться, жить, так уж тысячу. А я так вообще никогда не умру, – крикнула Саша Танеева.

– Не умрешь? Тысячу лет будешь жить? Представляю, как ты состаришься и будешь страшнее вот этого корявого корня, – крикнул один из парней.

– На этот корень сам будь похож. А я все тысячу лет буду молодая, свежая и красивая. Вот так, завидуй!

– Ладно, буду завидовать. Потому что я столько точно уж не проживу. Но ты не бойся, я по хорошему буду завидовать, по светлому.

– Вот так! Попробовал бы по другому, узнал бы мою силу!

И Саша напрягла мускулы своих тоненьких ручонок.

– Смотрите, какая я!

Все покатились со смеху. На предплечьях рук, где обычно бывают у сильных людей мускулы, у Саши не было даже намека на них. Хадизат давно так не смеялась.

– Ты, силачка, – хохотала Марина, – может ты вон то сухое дерево с корнем вырвешь?

– Конечно! Сейчас я и вырву! Ладно, пусть стоит, неохота мараться, – пищала своим тонким голосом Саша.

Между тем солнце перевалило за полдень, захотелось есть. Разгребли угли, насыпали в них картошки. Над углями приспособили казанок небольшой, бросили туда баранину, вода закипела быстро. Девушки под руководством Марины нарезали сыр, сало, разложили помидоры, огурцы. Саша Танеева вытащила из своего рюкзака бутылку араки.

– Вот дает! Маленькая, а знает, что в лес нести нужно! – смеялись все.

– Сегодня же праздник! Вот я и взяла. Может кто захочет.

Араку принес еще кое кто. Высокий парень с карими острыми глазами, Мурат Казиев, налил в имевшиеся четыре небольших стакана араку.

– Никого не заставляем. Только по желанию. Кто первый?

Девушки смотрели друг на друга, стеснялись. Как всегда самыми храбрыми оказываются самые маленькие. Взяла стакан с аракой Саша, за ней взяла еще одна девушка, Соня, армянка с сросшимися бровями, потом взяла Марина. Хадизат удивленно посмотрела на нее.

– Ты будешь пить араку?

– Выпью немного.

– Тогда и я.

Четвертый стакан взяла Хадизат.

– Без тоста нельзя, – сказал Мурат.

– Вот и скажи тост.

– С пустыми руками тосты не говорят.

Подошел Захар, сбитый, как дубок парень, посмотрел, понял – стаканов не хватает. Полез в свой рюкзак и вытащил стопку сложенных друг в друга деревянных стаканов. Подал Мурату.

– На всех хватит.

Мурат одобрительно кивнул головой и налил всем сидящим вокруг костра. Из казанка вкусно пахло варенным мясом.

– Мы все комсомольцы. В Бога кто верует? – спросил Мурат.

– Все веруем, – пропищала Саша, – одно другому не мешает.

– Ну, тогда следуем традиции. За Всевышнего, главный и первый тост!

Все подняли вверх стаканы, посмотрели на небо и выпили.

– Какая тут традиция, – сказал Захар, – девушки по традиции должны иметь отдельный стол. Нет, нет, я шучу. Адата не будем придерживаться здесь! – воскликнул он, увидев недоброжелательные взгляды девушек. – Да сейчас и старшие мало придерживаются его.

– Ладно, простим его, как вы считаете? – сказала Саша.

– Да, простим уж!

– А чего это ты его все прощаешь, ласковые слова ему говоришь? – уколола Сашу Таня.

Та зарделась.

– Хочу и прощаю. Всех нужно прощать.

Обедали долго, всем нравилось сидеть у костра, разговаривать, спорить, обсуждать. Все время пребывания в лесу косуля Саша была возле людей. Иногда она уходила в лес, потом возвращалась. Ноздри ее были расширены, глаза блестели ярким блеском, но далеко она не уходила. Саша Танеева прикормила тезку пирожками с яблоками, они так понравились косуле Саше, что она их все и слопала. Саша Танеева смеялась от души, потчуя ее сладкими пирожками.

– Хадизат, вы с Мариной ей пирожки печете?

– Нет, а что, она пирожки ест?

– Мне мама наложила пирожков с яблоками с десяток, она их все умяла.

– Будем знать, – засмеялась Марина, – будем печь. Они с Хадизат недаром не разлей вода, та тоже пирожки готова есть день и ночь.

– Такими пирожками, какие печет твоя мама, я только бы и питалась. Помню маленькая была, так все канючила: «Тетя Вера, когда пирожки будем печь»?

После обеда разбрелись по окрестным склонам невысоких гор. Собирали красивые листья, просто гуляли. Из за речки слышался тонкий голосок Саши Танеевой, она чему то поучала Захара. Тот низким басом оправдывался, что то говорил, но слов разобрать отсюда было нельзя. Хадизат, Марина и Таня с увязавшейся за ними косулей шли по вершине склона, по тропе, пробитой дикими животными. Стояла та тишина, которая бывает только в лесу и только осенью. Не было даже ветерка, ветви деревьев не шевелились. Тишину нарушал только шорох листвы под ногами и голоса. Косуля Саша убежала вперед, иногда доносилось ее фырканье. Через некоторое время раздался шорох листьев под ногами косули и ее короткое беканье. Иза поворота тропы выскочила Саша, подбежала и ткнулась мордочкой в руки Марины. Она всегда так делала, если чего то пугалась. Марина погладила косулю.

– Не бойся. Чего ты испугалась.

Пошли дальше по тропинке. И вдруг услышали голоса. Тропинку пересекала другая тропинка, ведшая из неглубокого ущелья. По ней шли люди, разговаривая. Девушки зашли за куст и встали. Перекресток двух тропинок им был хорошо виден. На перекресток вышло четверо молодых мужчин, у двух из них за спиной висели автоматы, двое других были вооружены карабинами СКС. Поговорив о чем то, они повернули на тропинку, по которой шли девушки, и пошли по ней в том же направлении, к главному хребту кряжа. Говорили по-ингушски, Хадизат и Марина разбирали кое какие слова. Голоса затихали по мере удавления мужчин. Девушки переглянулись.

– Ничего себе, с автоматами! Где они их взяли? И зачем они им?

– Может на охоту пришли? – предположила Марина.

– На охоту с автоматами? Они кого убивать собрались, слонов, что ли? Так слоны здесь не водятся.

– Странно все это. Ингушских поселений здесь близко нет, значит пришли они из за перевалов, со стороны Ламурюрта или Башлама.

– Недаром папа говорил мне, – сказала Хадизат, – что в наших окрестностях стало неспокойно. Поэтому и не пустил на будку сходить. А сейчас я и сама убедилась, что он прав. И на будку не пошла бы. Что у этих на уме? Вряд ли хорошее.

– Да бросьте вы сами себя пугать! – воскликнула Марина, – Ну вышли по лесу побродить, может поохотиться.

– С автоматами? Ничего себе охота. Где они их взяли? За них лет пять тюрьмы можно получить, если милиция найдет.

– Пойдем назад, к костру.

Решили сократить путь и пошли между кустами по склону, где тоже были протоптаны тропки. На склоне горы, на ровной площадке, увидели валявшиеся остатки пищи, бумагу, бутылку из под водки, в мягкой земле были видны следы. Здесь явно находились люди.

– Смотрите, а ведь похоже, что за нами отсюда следили. Видите, все как на ладони. Вон остатки нашего костра, речка, бревно через речку, – сказала Таня.

– Кому мы нужны? Чего за нами следить? – удивилась Марина.

– Нехорошие это люди. Любой хороший человек подойдет к другому хоть в лесу, хоть в горах, спросит, как да что, предложит помощь. Эти же люди прятались. И видя нас, не подошли к нам. Значит в голове у них нехорошие мысли, – сказала Хадизат.

Подошли к костру. Рассказали всем о встрече. Парни пожали в недоумении плечами, у некоторых девушек округлились от испуга глаза. Пообсуждали встречу, выдвигая разные предположения. Потом махнули на происшедшее рукой. Солнце катилось к закату, поэтому стали собираться домой, чтобы не идти потом в темноте. Проверили, все ли взяли. Кажется все, ничего не забыли. Пошли цепочкой по старой дороге к селу. Когда вышли на опушку, где начиналось совхозное поле, остановились передохнуть. Начали пить прихваченную с собой воду из лесных криничек. И вдруг со стороны дальнего хребта донеслась приглушенная расстоянием автоматная очередь. Та-та-та-та-та! Та-та! Та-та-та!– прпостучал автомат. Бом! Бом! Бом! – подпели ему резкие звуки стрелявшего карабина. Та-та-та!Та-та-та! Еще раз пропел автомат. Все переглянулись. Здесь недалеко было стрельбище пограничного училища, но оно находилось совсем в другой стороне. А это стреляли где то в стороне дальних перевалов. Странные дела происходили! Странные и непонятные!

Домой вернулись уже в сумерках. Хадизат, Марину и косулю встречал Ахсар. Вышли и Дмитрий с Верой. Видно было, что родители беспокоились.

– Как сходили, как погуляли? – спросила Вера девушек.

– Все хорошо. Все вернулись. Хотя кое что интересное мы видели.

– Не знаю, что вы видели интересного, а у нас в селе за день много интересного, нехорошего интересного.

– Что случилось? – тревожно спросили девушки в один голос.

– На озере убили Юру Тарасова и тяжело ранили Жорика Хугаева. Они поехали туда ловить рыбу. Стреляли в них из автоматов.

– Ничего себе! Юру Тарасова убили? Как же это может быть? Да он никогда никому плохого не делал! Кто же в них стрелял? – ахнула Марина.

У Хадизат резким огнем загорелись глаза. Она посмотрела на Марину.

– Это были они, убийцы! Мы видели их! – обратила взгляд она на родителей.

Марина начала, сбиваясь и перескакивая со слова на слово, рассказывать о лесной встрече и о слышанной стрельбе на дальних перевалах. Родители внимательно выслушали.

– Не можется некоторым соседям, опять за старое взялись, – резко сказал Дмитрий, – ведь могут навлечь большую беду. Пошел я за Росляковым, раздевайтесь, мойтесь, ужинайте пока.

Росляков был милиционером в Предгорном, обычно дел у него было немного. Но, видимо, кончились его дни относительного безделья. Дмитрий вернулся через полчаса с милиционером, когда девушки сидели у Калоевых и пили чай.

– Расскажите, – попросил милиционер, – где, когда и кого вы видели в лесу.

– Мы на Светлой были, – начала рассказывать Хадизат, – ходили побродить по лесу…

И она подробно рассказала о встрече и о месте наблюдения на площадке.

– Это они, – сказал Росляков, – по времени все сходится. Возможно, что вам повезло. Возможно они хотели обстрелять вас, но вас было много и они пошли к озеру. Вы уверены, что они говорили по-ингушски?

– Уверены. Мы немного язык ингушский знаем.

– Смогли бы вы узнать этих людей?

– Да, смогли бы. Особенно низкого, широкоплечего, он бросался в глаза.

– Я сейчас буду звонить в район, а завтра наверняка наедет много людей. Просьба к вам, девушки, рассказать завтра оперативной группе все, что мне рассказали.

– Хорошо, расскажем.

На другой день в селе было полно милиции. Оперативная группа, одетая в камуфляж, расположилась в сельсовете. С ними было три громадных овчарки. Девушек пригласили для беседы. Старший оперативник раскинул карту окрестностей, пригласил к карте девушек.

– Вот озеро. Вот здесь нашли убитого и раненого. Вот тропа от озера в сторону малого хребта. Вот тропа, по которой вы шли. Где вы видели этих людей?

– Вот здесь, – уверенно показала Марина на место скрещивания двух тропинок. Хадизат тоже уверенно подтвердила это.

– А где вы видели место, откуда они наблюдали за вами?

– Вот здесь, – сразу же указала Марина.

– А откуда слышались автоматные очереди?

– Они слышались издалека, но я думаю, что стреляли вот здесь, – сказала Марина и показала на хребет, разделявший Светлую и Сунжу.

– Все ясно. Не теряем времени. Пошли. Дождей не было, следы и запахи должны быть в хорошем состоянии. Мы обязаны их найти.

Оперативники с собаками, вооруженные автоматами, погрузились в привезшую их машину, машина повезла их в лес, где вчера молодежь жгла костер.

К обеду следующего дня оперативники вернулись, ведя с собой троих мужчин в наручниках. В кузове машины лежал один убитый оперативниками мужчина. Тот самый, низкий и широкоплечий. У одного оперативника была перевязана голова. Снова позвали Марину и Хадизат. Показали им мужчин.

– Которые из этих были в лесу?

– Все трое. Я их хорошо запомнила, – сказала Хадизат.

– Я с уверенностью могу подтвердить это, – сказала Марина, – вот у этого с усами и бородкой был автомат, у этого тоже был автомат. У других двоих были карабины. Но четвертого, низкого, быстрого в движениях, широкоплечего, прямо квадратного, среди них нет.

– Его уже никогда среди них и не будет. Он дает уже отчет Богу, – сказал старший оперативник, – да вот только Ростислава едва не убил, сволочь. Настоящий бой устроили нам.

– Можно вопрос? – спросила Марина.

– Задавайте.

– Где вы их нашли?

– В будке взяли, на перевале.

– Ничего себе! – ахнула Хадизат.

– Что такое? – спросил оперативник.

– Мы на праздники хотели идти дня на три в будку. Родители не пустили.

– Ваше счастье. Благодарите ваших родителей. И еще вот что. На суде вы должны подтвердить то, что говорили нам.

– Хорошо.

Когда убийц вывели, родственники пострадавших кинулись к ним. Они бы растерзали их, если бы не милиция.

– Я вам все равно не прощу брата, – кричал Иван Тарасов, – я вас и в тюрьме достану. Ждите меня! Вы меня узнаете в минуту своей смерти.

– Будьте прокляты, будьте прокляты тысячу раз! Будьте прокляты на все времена! – кричали женщины, – Как только земля носит таких людей, такую мразь! Какие матери их родили?

Мужчины крепко сжимали кулаки и с ненависть смотрели на убийц. Под крики и угрозы убийц посадили в машину и повезли в город.

Крепко и тяжело работали люди, желавшие поссорить казаков и осетин с одной стороны и ингушей с другой стороны. И все больше они находили людей среди ингушей, готовых на любые действия ради призрачных идей. Начались раздаваться выстрелы с ингушской стороны, но пока редкие, их относили к бытовым преступлениям. Но казаки и осетины были уверены, что если власть не скажет своего твердого слова и не наведет порядок, то рано или поздно все выльется в большую беду. Так оно потом и случилось.

Известие об убийстве и ранении парней из Предгорного мгновенно разлетелось во все стороны. Люди не понимали, кому и зачем это нужно было. Арестованные убийцы в основном отмалчивались на допросах или несли такое, что не мог принять даже и малый ребенок. Слова сочувствия раздавались со все сторон: через газеты, радио, телевидение сочувствовали родителям пострадавших и жителям Предгорного осетины, кабардинцы, те же ингуши. Ахсару позвонили из Тимурюрта знакомые ингуши, расспросили, что и как было. Ахсар рассказал. Рассказал и о том, как уезжая из Тимурюрта, нашел бумажку на ветровом стекле с написанными угрозами. Ингуши по очереди говорили с Ахсаром, цокали языками, потом один из них сказал: «Помни Ахсар, ни я, ни мои друзья к этому не причастны. Мы считали тебя другом и считаем, и будем считать, что бы ни случилось. Люди, которые сеют рознь, не раз и к нам подъезжали, но мы от них держимся подальше. Арестованные убийцы не из нашего аула, один из Дадиюрта, двое из Большого Аула, это аж у снежного хребта. Зачем они стреляли в невинных людей, мы даже предположить не можем. И нам стыдно за таких, мы чувствуем, как черное пятно ложится на всех ингушей. А мы не все одинаково думаем. Я хотя и был ребенком, но хорошо помню, как по приезду из Казахстана осетины пригоняли нам овец и молодых быков, отдавали нашим детям одежду, помогали нам в поле. Мы с тобой простые крестьяне, нам делить нечего».

Ахсар передал разговор с ингушами Дмитрию. Тот сидел, нахмурившись и опустив голову. Потом посмотрел Ахсару в глаза.

– Не знаю, Ахсар, как ты, но я не верю им. Они всегда клянутся в дружбе и не раз наносили нам обидные и жестокие удары, пользуясь нашей верой. Я когда вспоминаю о том, что они сделали с нами безоружными в двадцатые годы, то у меня душа отказывается верить им. Хорошо, что вмешался тогда Сталин и прекратил их безобразия, хорошо, что нам подали руку осетины, иначе я бы не сидел перед тобой, меня просто не было. Так что давай, брат, достанем наши карабины, смажем их, набьем патронами обоймы. Пусть все лежит в укромном месте, но готовое. Наши друзья останутся нашими друзьями, если захотят и если не предадут. А для таких, как эти убийцы пусть лучше оружие будет наготове.

И хотя Ахсар хотел кое в чем возразить, он ничего не сказал. Только в знак согласия кивнул головой.

На похороны Юры Тарасова собралось огромное количество людей. Приехали родственники, друзья, просто знакомые Тарасовых и незнакомые, пораженные таким горем, из многих сел Осетии, из Кабарды, Ставропольского и Краснодарского краев, дигорские мусульмане клятвенно заверяли христиан, что они тоже осетины и что им нужно всем держаться вместе, вера не должна делать между ними различия. Все площади у сельсовета, у правления совхоза, у магазинов была занята машинами и конными повозками. Машины стояли вдоль улиц. Видя такой наплыв людей, Василий Рукавенко, который был уже официальным заместителем директора совхоза, с утра нашел распорядителя похорон.

– Я понимаю, что ты очень занят и что в такой день нельзя тебя беспокоить. Но ты найди время, зайди ко мне в правление совхоза, составим список всего, что нужно для людей и доставим к Тарасовым, нужно помочь. Все это будет от совхоза бесплатно.

– Спасибо, Василий. Но я не смогу оторваться. Я пришлю к тебе свою жену, она руководит приготовлением пищи для поминок, вы с ней и сделаете это. Хорошо?

– Хорошо, присылай.

Жена распорядителя похорон, Никитична, которую в селе звали женщиной-грозой, пришла быстро. Она никогда не делала различий между начальством и простыми людьми, говорила, твердо глядя в глаза, все то, что знала и думала о человеке. Как то одному партийному чинуше она сказала такое, что потом над ее словами и чиновником долго потешались всем селом, да и не только селом. Его прозвали «Крестником Никитичны». Она принесла готовый список, подала Василию. Василий позвонил на склад и на скотный двор. Продиктовал все необходимое и попросил доставить к Тарасовым.

– Все, Никитична, спасибо. Иди встречай доставленное. Если что еще нужно будет, то скажи. А то если сбросить такой груз на Тарасовых, им потом самим есть нечего будет, а похороны должны быть справлены как у людей.

– Спасибо. Но люди идут и едут не с пустыми руками. Даже быка молодого привели от Камболовых. Пирогов нанесли много. Но ты прав, на всех не хватит.

– Иди, если нужна помощь, я организую молодежь. Помогай тебе Бог.

– Молодежь сама организовалась, у меня полно помощниц.

И Никитична ушла, что то бормоча себе под нос.

Василий проехал на кладбище, проверил, правильно ли приготовлена могила, съездил в столярный цех, посмотрел сделанный временный крест. Поехал к батюшке в церковь. Отец Савелий, крупный смуглый мужчина лет пятидесяти встретил Васлия у входа в церковь. Поздоровались.

– Отец, что собираешься делать на похоронах?

– Отпою в церкви, как положено. Хотя прибегал парторг, просил этого не делать, мол, нагорит ему от партийного руководства. А родительница Юры, Дарья Тарасова, приходила и просила отпеть. А мне нужно уважить родителей, такое горе! Могилку я уже обошел, помолился. Эх, люди! Не люди, а стадо неразумное! Чего делят? Этому парню еще жить да жить, а он свет белый покинул. Сколько дел оставил непеределанных! Тяжкий грех взяли на себя убийцы, ведь он еще не выполнил предназначенного ему Богом, не породил детей.

Батюшка пошел вовнутрь церкви, вытирая слезу со щеки и сокрушенно качая головой. Василий тоже почувствовал, как у него зарезало в глазах.

Похороны прошли, на похоронах было много сказано хороших слов о погибшем, высказаны соболезнования родственникам и родителям. Все сочувствующие в течении следующего дня разъехались.

После похорон Ахсар и Дмитрий решили сходить на будку. Предложил им это сделать милиционер Росляков.

– Я не пойду, – сказал он, – сейчас с этим происшествием дел много, начальства каждый день хоть отбавляй, а вы сходите. С меня начальство требует сведений, как да что там, а я ничего не знаю и сходить некогда. С директором я договорился, это вам зачтут как рабочие дни. Посмотрите, что и как. Оружие возьмите обязательно. Не охотничьи «пугачи», а настоящее.

Дмитрий и Ахсар переглянулись.

– Я прекрасно знаю, что оружие есть в каждом доме, где живет мужчина. Да и нельзя нам без него. Сходите, посмотрите, в каком состоянии лесная избушка, если нужно, то приберите там. Если встретите ингушей, а они там редко, но бывают, постарайтесь разойтись миром.

– Хорошо, завтра до рассвета мы выйдем, – сказал Дмитрий.

На другой день рано утром, еще не занималась заря, Ахсар и Дмитрий вышли из дома, неся за плечами рюкзаки с едой и карабины. Когда начало светать они были уже у опушки леса. Пошли не по руслу реки, а по хребту, так дорога спрямлялась и была ближе. Совсем развиднелось. Решили позавтракать. Разложили на полотенце сыр, хлеб. Налили по маленькому стаканчику араки, выпили, поели. Насытившись, пошли дальше. К будке подходили не снизу, со стороны речки, а сбоку, со стороны хребта, который в этом месте резко взмывал вверх, к перевалу. После обеда были у будки. Вокруг были разбросаны дрова, обычно аккуратно сложенные. За лежащими бревнами валялись стреляные гильзы, здесь, видимо, лежали оперативники. Дверь и окно будки были в следах от пуль, в некоторых местах пули вырвали целые куски из бревен. Бой, как видимо, был не на шутку. Зашли в будку. Весь пол был усеян стреляными гильзами, на полу валялся рожок от автомата, пустой, без патронов. У окна была лужица засохшей крови. Все стены напротив окна и двери в выщербинах от пуль. Все разбросано, загажено. Ахсар покачал головой.

– Нужно, Дмитрий, убирать все. Здесь любили бывать наши сыновья, да и мы сами сюда наведывались, здесь были и наши дочери. Сам Бог велел нам не пустить их сюда последний раз. Ведь эти подонки могли сделать с ними все, что угодно.

– Давай, начинаем. Сперва давай забьем деревяшками эти следы от пуль, потом выметем все, потом вымоем. Окно давай забьем досками, все равно стекла нет, принесем и поставим следующий раз.

Принялись за работу. Работали до самого вечера, не обедая, избушку привели в порядок. Собрали стреляные гильзы у бревен, весь мусор отнесли в сторону и закопали. В ноябре темнеет рано. Сумерки накрыли будку сразу же после захода солнца. Разожгли костер, сели поужинать.