Дракон должен умереть. Книга I

– Нет.

– А зря.

* * *

– Сагр, а когда я начну учиться говорить со своим драконом?

– А тебе так не терпится?

– Конечно!

– Во-первых, не раньше, чем ты научишься не вертеться на месте, когда я тебе что-нибудь объясняю, и не кусать губы, когда нервничаешь. Вот так, молодец. А во-вторых, я хочу дождаться Генри.

– Почему?

– Потому что это будет очень сложно и к тому же очень опасно.

– Ох. Спасибо. Я прямо-таки почувствовала прилив уверенности.

– Боишься?

– Теперь да.

– Хорошо. Тебе это полезно.

* * *

– Если снег так и продолжит идти, нас завалит по самую крышу.

– Вполне возможно.

– И что же мы тогда будем делать?

– Будем зимовать.

– И сколько нам придется зимовать?

– Пока снег не растает.

– И скоро это случится?

– Не знаю. Но когда-нибудь это случится обязательно. Я живу здесь очень давно, Джоан, но еще ни разу зима не продолжалась весь год.

* * *

– Сагр?

– Да?

– А ведь Генри не сможет прийти к нам, пока снег не растает? Он не пройдет по перевалу.

– Не пройдет.

– Значит, он еще очень не скоро придет.

– Скорее всего. А ты скучаешь по нему?

– Нет.

– Джоан! Как насчет второго правила?

– Да.

– Что да?

– Да, я скучаю.

Ты ― дракон

Когда немного потеплело и выглянуло нестерпимо яркое солнце, отражающееся от нестерпимо белого снега, Джоан и Сагр выбрались на улицу и стали разгребать двор. Она поняла, почему одна из стен прилепилась к самой скале. В заветрии утеса снега намело намного меньше, чем вокруг, и под самым обрывом даже осталась узенькая, почти не засыпанная снегом каменистая тропинка. Джоан проследила взглядом тропинку дальше, туда, где ущелье поворачивало, скрываясь за скалами, и там…

– Сагр! Смотри! Там кто-то идет.

– Где?

– Вот там, у самого поворота.

Сагр прищурился. Вдоль отвесной стены пробиралась маленькая фигурка.

– Сагр! Это Генри!

– Вряд ли. Ты верно заметила, что он не сможет пройти через перевал. Это кто-то из деревни.

– Да нет же! Это точно он! Я же вижу.

– Ты не можешь видеть на таком расстоянии.

– Глупости, какое тут расстояние. Конечно, это он. Лицо его, и куртка, вон на кармане оторванная застежка…

– Джоан! Прекрати нести чушь. Тут добрая миля. Я с трудом могу разглядеть человека, а ты говоришь про застежку…

Она удивленно посмотрела на него.

– Но я вижу. Честно!

– Готова поспорить?

– Да!

– И что будет, если это не Генри?

– Я так сильно расстроюсь, что еще что-нибудь требовать с меня будет несправедливо.

Сагр улыбнулся:

– Договорились.

– Можно я пойду ему навстречу?

– Нет.

– Но…

– Пойдем вместе.

* * *

Генри остановился и прислонился к каменной стене. Оставалось пройти совсем немного, значит, можно было позволить себе немного передохнуть. Он достал фляжку, хлебнул, поморщился и откашлялся. Посмотрел наверх, и в этот момент увидел две фигуры, спускающиеся к нему по узкой дорожке вдоль скалы, где снега было поменьше. Он сразу понял, кто есть кто. Джоан бежала вприпрыжку, легко, как горная коза, перепрыгивая камни и на бегу преодолевая узкие и опасные места. Генри слышал, как Сагр пару раз предостерегающе окликнул ее, но она не обратила на него внимания. Последние несколько шагов Джоан преодолела одним прыжком, соскочив с большой каменной ступени, и остановилась прямо перед Генри. У нее были раскрасневшиеся от холода щеки, сияющие глаза, выбившиеся из под капюшона заиндевевшие волосы – и улыбка от уха до уха.

– Ты вернулся!

Он улыбнулся:

– Я же обещал.

– Сагр! – Она обернулась назад. – Я же говорила, что это Генри!

– Говорила. Значит, ты выиграла. Мы, кстати, не договорились, что будет в этом случае.

Она улыбнулась, как показалось Генри, слегка смущенно.

– Как ты добрался сюда? – спросила она, недоверчиво поглядывая на его широкие лыжи.

– С трудом. Пойдемте, я уже порядком замерз. И устал.

* * *

Генри сидел, вытянув ноги, чувствуя, как мышцы постепенно согреваются и расслабляются. Он обожал это ощущение – вернее, целый сонм ощущений, обозначаемый простым словом «добрался». В доме было очень тепло, как обычно, сильно пахло самыми разными травами, молоком – и настойками. Генри клонило в сон, и потому он только вполуха прислушивался к тому, что рассказывала Джоан, пока они ужинали. Она говорила, не умолкая, перескакивая с одного на другое, сбивчиво и очень увлеченно. Генри кивал, стараясь делать это в правильных местах.

Когда поток слов иссяк, и еда тоже закончилась, Джоан сложила руки точно так же, как это делал обычно Сагр, и сильно задумалась, глядя перед собой. Спустя некоторое время она спросила:

– Сагр, а у огня есть все сущности? Или он как свет?

– Есть, и не три, а гораздо больше.

– А как тогда их отделить друг от друга?

– Кого?

– Ну, например, сущность пламени свечи и света от нее?

– Никак. В этот момент сущность пламени и света сливаются в одну.

Она кивнула и снова задумалась. Генри приподнял брови, и Сагр утвердительно прикрыл глаза. Значит, она уже учится различать сущности. В таком случае можно попробовать…

Генри еще раз посмотрел на Джоан. И в этот момент ему показалось, что ее глаза, обычно спокойного орехового цвета, на мгновение стали ярко-желтыми. Он моргнул, и все снова стало нормально. «Пламя свечи, – подумал Генри не очень уверенно. – Это пламя отразилось в ее глазах».

* * *

– Генри!

– Что?

– Смотри, как я умею!

Он прищурился и увидел, как Джоан ловко забирается по уступам скалы наверх и потом спрыгивает, делая в полете сальто.

– Отлично! А ты помнишь, что если ты свернешь себе шею, то мне отрубят голову?

– Конечно! Но я-а-а не сверну-у-у себе-е-е ше-е-ею-у-у, – пропела она, мгновенно подскочила к нему и замерла, стоя на одной ноге и подняв руки.

– Ты уверена?

– Уверена, – Джоан выпрямилась и медленно опустила руки таким величественным и грациозным движением, что Генри вздрогнул. – Я же дракон.

«Ты – дракон», подумал он и еще раз поежился.

– Пойдем домой, Джо. Я уже начал замерзать.

* * *

– Джоан, сосредоточься, пожалуйста.

– Я сосредоточена, Сагр! Я настолько сосредоточена, что, кажется, сейчас сожмусь в одну маленькую сосредоточенную точку.

– Ты все запомнила?

– Да. Я должна смотреть на свечу, отпустить мысли и думать лишь об ощущении полета.

– Правильно.

– Сагр!

– Да?

– Я не могу одновременно быть сосредоточенной и отпустить мысли.

– Можешь. Ты просто должна отпустить мысли… сосредоточенно. Медленно и четко, осознавая, что ты делаешь.

Джоан кивнула. Генри стоял у девочки за спиной, держа руки у нее на плечах. Сказать по правде, ему было сильно не по себе. Он только один раз делал то, что они собирались сейчас сделать, и результат тогда оказался близким к плачевному. Конечно, Джоан была феноменально подготовлена, но все же…

– Хорошо, Джоан. Начинай.

Было очень тихо. Генри слышал дыхание Сагра, спокойное и ровное, и дыхание Джоан, которое становилось все медленнее и глубже. Пламя свечи слегка дрожало, на стене колыхались тени. Ему казалось, он слышит…

…как ветер, гуляющий по вершинам сосен, рассказывает им о неведомых островах, затерянных посреди океана. Как чайки рыдают на похоронах уходящего солнца, и сама вода окрашивается в цвет крови, чтобы потом стать траурно-черной. Как капли дождя, разбиваясь о листья, падают на землю мириадами брызг…

…стук заступа о промерзшую землю…

…гул лавины далеко в горах…

…звон металла под кузнечным молотом…

…лязг меча…

…гул толпы…

…скрип гравия под сапогом…

…шелест ветра на конце крыла…

…свист ветра сквозь пустоту…

Здравствуй, Генри.

Кто ты?

Я – Имдагосиад. Начало.

Отпусти ее.

Не могу. Я должен отпустить остальных.

И для этого тебе нужна она.

Да. Она – Последняя. Конец.

И тогда Генри увидел это – конец. Он крикнул, потому что не мог ничего сделать, и не мог смотреть на то, что видел. Он видел…

– Генри!

Он резко открыл глаза, вырываясь из своего кошмара. Джоан сидела на стуле, белая как мел, и смотрела на Генри широко раскрытыми глазами. Он лежал на полу, а Сагр склонился над ним.

Генри неловко поднялся на ноги, не спуская взгляда с Джоан. Она смотрела в ответ, и Генри понял, что она сейчас видела то же самое. Смерть – и собственное бессилие, как во сне, когда не можешь пошевелиться, хотя нужно бежать.

– Что это было? – спросил Сагр несколько раздраженно.

Генри с трудом оторвал взгляд от Джоан и повернулся к нему.

– А что ты видел?

– Ничего. Я видел только, как вы оба отключились почти одновременно, а потом страшно кричали. Я мог бы подумать, что вы вдвоем решили меня здорово разыграть, если бы у вас обоих на время не пропал пульс.

Генри снова повернулся к Джоан. Она сидела на самом краешке стула и очень сильно дрожала.

– Сагр, мне кажется, нам обоим сейчас надо что-то очень укрепительно-успокоительное. У тебя есть что-нибудь такое?

– Конечно. Пустырник.

* * *

– Джоан спит, Генри?

– Да.

– Значит, Имдагосиад? Легендарный светлый дракон, который освободит всех остальных драконов?

– Так он себя назвал. Но у нас нет никаких причин ему верить. С другой стороны, это многое бы объяснило. Хотя бы цвет.

– Расскажи мне, что ты видел.

– Я видел… Как она умирает. Только она была старше.

– Насколько старше?

– Не сильно. Лет двадцать, двадцать пять.

– И от чего она умирала?

– А это так важно?

– Не знаю. Но, по всей видимости, ее смерть как-то связана с тем, что Имдагосиад должен отпустить драконов. Интересно, кстати, что он имел в виду под словом «отпустить»?

– Непонятно. Насколько я знаю, драконы совершенно свободны.

– Насколько я знаю, да. Но мы мало что знаем.

* * *

Ночью Джоан приснился кошмар. Она уснула прямо за столом почти сразу, как выпила пустырник, и Генри отнес ее на кровать за занавеской. Они долго сидели и разговаривали с Сагром, и уже когда оба собирались ложиться, Джоан с криком проснулась. Сагр расспрашивал ее о том, что она увидела, но Джоан наотрез отказалась говорить, и скоро снова уснула.

Генри едва успел закрыть глаза, как его разбудил тот же крик. На этот раз Джоан пожаловалась, что ей холодно. Сагр потрогал ее лоб и тихо выругался. Заставил Джоан выпить кружку отвара, хотя та плакала и плевалась. После этого она уже не просыпалась, но все время ворочалась, стонала и что-то говорила во сне. Сагр просидел с ней полночи, а под утро разбудил Генри, чтобы тот его сменил.

Так они дежурили весь день и всю ночь. На рассвете Генри задремал, сидя на полу у кровати Джоан, и ему приснилось, что король Джон сидит за своим шахматным столом, а напротив него в кресле лежит отрубленная голова Генри. Король печальным голосом твердил, что он же предупреждал, а голова сокрушенно моргала и время от времени говорила королю, какой ход нужно за нее сделать. Генри резко вскинулся, выныривая из этого бреда, и услышал, что дыхание Джоан изменилось. Он приподнялся и посмотрел на нее. Она лежала на боку, а не на спине, и спала хорошо и глубоко. Он пощупал ее лоб, разбудил Сагра, сказал, что Джоан лучше, и завалился спать.

И тогда ему приснился еще один сон, очень странный сон, смутивший настолько, что Генри было неловко даже вспоминать об этом утром. В его сне…

Но после Генри уже не думал о нем. Неделю спустя, когда Джоан окончательно пришла в себя, и он уже мог не опасаться за ее здоровье – и свою голову, – Генри уехал, и если не совсем забыл про существование Джоан, то, по крайней мере, вспоминал о ней не часто.

Не так часто, как вспоминала она о нем.

* * *

В следующий раз он приехал на день рождения Джоан. Хотя Генри догадывался, что лучшим подарком будет он сам, все-таки несколько свертков он принес, отчего праздник получился вполне праздничным, хотя и камерным. От короля пришла книга – сборник северных легенд, с золотым тиснением на мягкой коже и королевским экслибрисом на первой странице, на такой тонкой бумаге, что об ее край можно было при желании порезать палец. Леди Теннесси передала Джоан летнее платье, простое, но очень изящное, с наказом носить его в теплое время года не меньше раза в неделю, «потому что женщина не должна все время ходить, как батрак». К платью прилагалась подробная рисованная инструкция, каким образом его можно выпускать и надставлять, чтобы оно продолжало расти вместе с Джоан, и Генри видел по глазам девочки, что его мать не ошиблась в выборе.

Его собственный подарок был более невзрачным, чем два других. Он отдал Джоан свой складной карманный нож, с которым пробегал все детство по горам и которым вырезал много полезных и еще больше бесполезных вещей. Джоан, однако, подарок оценила, и попросила Генри, чтобы он научил ее что-нибудь вырезать. Они долго сидели на теплом весеннем солнце, выстругивая кошек, собак, змей, лягушек – и драконов – из дерева. У Джоан были ловкие пальцы, и она быстро училась, так что последний дракончик, вырезанной целиком ею самой, получился даже лучше, чем выструганные Генри. Джоан такое занятие ужасно понравилось, и она расставила все фигурки на подоконнике маленького окошка в виде небольшой выставки. Немного погодя Джоан извлекла из этой компании своего дракончика и, несколько заминаясь, спросила у Генри, не хотел бы он взять его с собой. Генри принял подарок со всей серьезностью и положил в нагрудный карман, где носил только самые ценные вещи – и письма любимых женщин. Сейчас карман был пуст, и когда две недели спустя Генри спускался с гор, ему казалось, что дракончик слегка впивается в него когтями на каждом шаге.

* * *

Еще раз Генри приехал в конце лета и остался на целый месяц – отчасти потому, что обожал ходить осенью по горам, отчасти потому, что ему очень хотелось целый месяц провести в глуши. Ему необходима была тишина. Он расстался с Кларой Бринн хорошо, очень хорошо. Но это не избавило его от желания вернуться. И он отлично понимал, что возвращаться нельзя.

Они с Джоан устраивали долгие прогулки, и даже целые походы – с ночевками, охотой и навыками выживания в горах. Порой, когда Генри смотрел, как Джоан слетает с крутого склона или, наоборот, взлетает вверх по практически отвесной стене, сердце уходило у него в пятки. Но она делала это так ловко, уверенно и даже грациозно, что Генри в конце концов почти перестал беспокоиться и пугаться. Почти.

Дракона меж тем как будто и не было – после того памятного разговора Джоан выглядела и вела себя как совершенно обычная девочка. Ну, может быть, невероятно ловкая девочка.

Но это было не то, чего они опасались.

Генри обрадовался – видимо, все оказалось куда проще, чем он думал. Прошел всего-то год – а Джоан уже умеет контролировать дракона настолько, что…

– Контролировать дракона? – поднял брови Сагр. – Ты сам себя слышишь?

Они шли к дому после небольшой прогулки. Джоан горной козой скакала далеко впереди.

– Но… – начал было Генри.

– Никто не может научиться контролировать дракона. Ни один человек. Это невозможно.

– Какой тогда смысл держать ее здесь? – спросил Генри немного резко, задетый сухим тоном Мастера. – Если ее ничему нельзя научить?

– Я учу ее контролировать себя, Генри, – невозмутимо заметил Сагр. – Тому, чему тебя, кажется, так до конца и не научил.

Генри ничего не ответил, глядя туда, где Джоан грациозно спрыгнула с высоты в полсотни локтей на узкий уступ скалы.

– Дракон оберегает эту девочку, – продолжил Мастер. – Потому что она ему нужна. Лучшее, что мы можем сделать – уберечь ее от нее самой.

– От нее самой? – переспросил Генри, повернувшись к Сагру.

– Конечно. Если дракон решит с ней договориться, поделиться с ней своими знаниями или силой… Представляешь, что тогда будет?

Джоан обернулась к ним и помахала рукой. Генри махнул в ответ.

– И как же нам защитить ее? – спросил он тихо.

– Не оставлять одну.

* * *

Когда Генри приехал осенью, Джоан попросила привезти ей книг. «Нормальных книг», – уточнила она, поморщившись, и Генри понял, что Джоан уже освоила все тома академической литературы, имевшиеся у Сагра, а перечитывать их по второму кругу ее пока не тянуло. Генри уже начал обдумывать, каким образом он может притащить приличное количество книг – потому что парой томов явно было не обойтись – как вдруг ему в голову пришла идея совершенно другого рода. Он обдумал ее немного, посоветовался с Сагром – и они вместе пришли к выводу, что это вполне неплохая мысль.

Так было решено, что эту зиму Джоан проведет в Тенгейле. Сагр считал, что девочке пойдет на пользу смена обстановки, и что под присмотром Генри она не будет представлять большой опасности.

Поразмыслив еще немного, Генри предложил пригласить в Тенгейл короля. Джоан пришла от этой идеи в полный восторг, Сагр не возражал. Они быстро собрались, чтобы успеть спуститься с гор до снегопадов. Генри отвел Джоан в замок – и почти сразу же уехал вместе с Ленни за королем, оставив девочку на попечение своей матери. Нельзя сказать, что ему это нравилось – но вовсе не потому, что он опасался за Джоан. Ни разу больше Генри не видел, чтобы ее глаза становились желтыми, и ни разу больше не замечал призрачных серебряных крыльев за ее спиной.

Куда больше опасений у него вызывала его мать. Генри не мог быть уверен до конца – но почему-то ему казалось, что в его отсутствие они будут говорить о чем-то таком, о чем им лучше не говорить.

Например, о нем.

* * *

– Я не могу, Генри, – повторил король в очередной раз, со смесью смущения и недовольства.

Генри молчал. Он очень многое хотел сказать – но не мог. Это были совсем не те слова, которые стоило говорить своему сюзерену.

– Она очень вас ждет, ваше величество, – заметил Генри наконец тихо, очень стараясь, чтобы в голосе не слышно было укора. Судя по тому, что король поморщился, получилось не очень хорошо.

– Я уже сказал тебе, Генри. Сейчас совсем не время.

Генри кивнул. Король не рассказал ему ничего внятного – но Генри уже успел узнать последние придворные слухи. Судя по всему, на этот раз принц Джон попал не просто в неприятную историю – кто-то бросил слово «отравился», другие подхватили, и теперь весь двор вполголоса обсуждал, что принц пытался покончить с собой.

– Ваше величество, – снова осторожно начал Генри, – я понимаю, что вам сейчас должно быть тяжело – но это действительно очень важно для Джоан. Я не могу ручаться… – Генри запнулся, чувствуя, что действует не совсем честно. Потом вспомнил про Джоан и продолжил: – Я не могу ручаться, что ей не станет хуже, если вы не приедете.

Король поморщился. Закрыл лицо руками. Шумно вздохнул.

– Я не могу, – неразборчиво пробормотал он в ладони. Поднял взгляд на Генри, и тот увидел, что король опять сильно постарел.

– Дело не в Джоне. Не только в нем – хотя я и не хочу сейчас его оставлять. Понимаешь… Я боюсь.

– Чего, ваше величество? – удивился Генри. – Джоан совершенно не опасна. Она стабильна, контролирует себя…

– Я не этого боюсь, – прервал его король. – Я… Понимаешь, я думаю, что мне не стоит снова сильно к ней привязываться.

– В смысле… привязываться? – не понял Генри.

– Видишь ли… – снова замялся король. – Я уже привык к тому, что ее нет рядом. Мне кажется, не стоит этого менять. Мы не знаем, чем закончится ее обучение… Что, если все так и останется? Или… станет еще хуже? Представляешь, как мне будет тогда тяжело?

Изумление застыло на лице Генри, превратившись в маску.

– Не надо, Теннесси, – почти резко бросил король. – Не смотри на меня так. Я не приеду. Это решено.

Генри медленно поднялся.

– Разрешите идти, ваше величество? – спросил он медленно и спокойно.

– Иди, – кивнул король. Затем будто бы что-то вспомнил – вскочил и из ящика стола достал шкатулку. – Передай ей это от меня.

– Конечно, – голос Генри не дрогнул.

Выходя, он постарался закрыть за собой дверь как можно аккуратнее и тише. Это стоило ему большого усилия. Но он справился.

* * *

Чем ближе Генри подъезжал к Тенгейлу, тем тоскливей становилось у него на душе. Он пытался придумать, что скажет Джоан, как сообщит ей – и не мог.

Весь последний день пути шел дождь – противный холодный осенний дождь, который промочил Генри и Ленни насквозь задолго до того, как они добрались до замка. Вечером похолодало – дождь из холодного стал ледяным, а когда они въезжали в замок по откидному мосту, и вовсе превратился в мокрый снег. Падая на влажную землю, снег превращался в кашу, потом стал подмерзать, каменные плиты и ступени в замке покрылись прозрачной гладкой коркой, а поверх стал ложиться белый, еще как будто бы не настоящий первый осенний снег. Фонарь, освещавший вход в Большой дом, высвечивал хлопья, которые летели все медленнее, оседали на неровных грубых каменных стенах, налипали на широкие доски тяжелых дверей, заметали высокий порог.

Внутри было удивительно тепло, тихо и пусто. Генри остановился в холле – греясь и одновременно собираясь с мыслями.

Где-то наверху скрипнула дверь. Он вскинул голову – и увидел Джоан, стоявшую на узком каменном карнизе на уровне второго этажа, прямо над входом в зал. Дверь осталась от старой планировки дома, когда над залом была мансарда, а вместо большого холла с широкой парадной лестницей гостей встречали темные сени и несколько узких крутых лестничных маршей, втиснутых между стен.

– Что ты там делаешь? – удивленно спросил Генри.

– Исследовала балки в зале, – невозмутимо ответила Джоан. – На них, кстати, тоже очень пыльно.

– Тоже?

– Как в том трактире.

– А. Спустись, пожалуйста.

– Хорошо, – пожала плечами девочка – и тут же спрыгнула на пол.

– Где папа? – спросила Джоан, подходя. Генри замер. Это был именно тот вопрос, которого он боялся всю дорогу.

– Он… Король не сможет приехать.

Наверное, если бы Джоан расплакалась или просто огорчилась, это было бы лучше. Но ее лицо с тонкими чертами замерло, на мгновение стало очень холодным, резким, почти неприятным, а потом она ответила, тихо и отчетливо:

– Ясно.

– С твоим братом случилась беда. Король не мог его оставить.

Джоан кивнула, коротко и серьезно.

– Конечно.

Генри смотрел на Джоан, на ее лицо, которое неожиданно стало очень взрослым, собранным – и как будто чужим. Она не встречалась с ним взглядом.

– Джо… – начал он тихо, но она резко помотала головой.

– Не надо. Не говори мне ничего, – она быстро развернулась и убежала наверх, перепрыгивая через две ступени на каждом шагу. Генри глубоко вздохнул – и медленно пошел следом, в свою комнату. Он промок и замерз. Нужно было переодеться.

* * *

Они больше не разговаривали на эту тему – по правде сказать, Джоан с момента возвращения Генри вообще перестала с кем бы то ни было разговаривать. Генри немного беспокоился за нее – он отлично понимал, чем это может обернуться. Причем в прямом смысле слова. Но и придумать, как заставить Джоан говорить, Генри не мог.

Он передал ей шкатулку. Там оказался кулон – крупный бриллиант в тонкой оправе на серебряной цепочке. Джоан достала его, надела на шею и спрятала кулон на груди. Но ничего не сказала.

Два дня спустя они сидели в зале. Леди Теннесси вязала, Джоан читала, Генри, который не умел вязать и не хотел читать, смотрел на тени, плясавшие на потолке. Балки, оставшиеся от старого перекрытия, рассекали потолок на квадраты. Сверху стропила поддерживали скатную кровлю. Старое перекрытие было снято при деде Генри, точнее, при бабушке, которая не выносила чад и духоту, стоявшие под низким потолком, и распорядилась убрать его, чтобы дым и запахи поднимались под крышу. Решение было удачным – если не считать того, что вместе с чадом наверх уходило тепло. В зале стало холодно – поэтому следующему лорду Теннесси пришлось утеплить кровлю и построить новый камин, способный хоть как-то обогреть огромный зал. Но, бесспорно, зал в его нынешнем виде выгодно отличался от старой комнаты, которая превосходила столовую трактира только своими размерами.

Генри смотрел на тени, играющие на балках, и на тени, которые эти балки отбрасывали, и неожиданно спросил:

– Джоан, а как ты туда забралась?

Она тихо отозвалась, не поднимая головы:

– Куда?

– На балки.

Джоан ответила не сразу. Генри казалось, что в ней борются между собой желание поговорить с ним – и желание продолжать молчать. Он с любопытством следил за ней. Наконец Джоан посмотрела на него и слегка пожала плечами.

– Легко. Я запрыгнула туда со стола.

Генри обернулся. Позади него стоял большой стол. В последнее время в Тенгейле редко принимали гостей – но во времена отца Генри за этим столом сидело и сорок, и пятьдесят человек. Стол стоял прямо посередине зала, с одного конца окруженный стульями. Генри мысленно оценил расстояние до балок. Они висели низко – но все равно гораздо выше Джоан, даже если бы она залезла на стол.