Таинственная история Билли Миллигана

Билли подал ей сложенный листок бумаги.

– Мой надзиратель дал мне в пятницу вот это.

Развернув листок, Джуди увидела, что это «Ордер на содержание под стражей» от ведомства по вопросам условно-досрочного освобождения совершеннолетних преступников, предписывающий тюремное заключение Миллигана и информирующий о том, что предварительное слушание по нарушению условий досрочного освобождения состоится в окружной тюрьме Франклина. Она поняла: поскольку во время ареста в квартире подзащитного было найдено оружие, досрочное освобождение может быть аннулировано. Поэтому Миллигана немедленно вернут в тюрьму города Лебанон недалеко от Цинциннати и ожидать суда он будет уже там.

– Слушание состоится в среду на следующей неделе. Постараемся оставить вас здесь. Я бы предпочла, чтобы вас не увозили из Коламбуса, чтобы можно было с вами разговаривать.

– Я не хочу в Лебанон.

– Ну, не переживайте.

– Я не помню, как делал все то, что мне предъявляют.

– Поговорим об этом позже. Сейчас вам надо будет выйти вон туда и немного постоять. Справитесь?

– Наверное.

– Уберите волосы с лица, чтобы его было хорошо видно.

Полицейский отвел Миллигана к остальным, поставил в ряд, на место номер два.

Всего женщин было четверо. Донне Уэст, опознавшей насильника по фотографии, сказали, что она больше не нужна, и она со своим женихом уехала в Кливленд. Синтия Мендоса, кассир из «Крогера», обналичившая один из чеков, Миллигана не опознала. Она выбрала номер три. Женщине, подвергшейся сексуальному нападению в августе при совершенно иных обстоятельствах, показалось, что это был номер два, но она сомневалась. Кэрри Драер заявила, что из-за отсутствия усов она не уверена, но номер два кажется ей знакомым. Полли Ньютон утверждала, что это точно он.

3 ноября суд присяжных предъявил Миллигану обвинение в трех похищениях, трех ограблениях с отягчающими обстоятельствами и четырех изнасилованиях. Все это – особо тяжкие уголовные преступления, за которые полагается срок от четырех до двадцати пяти лет за каждую жертву.

Прокуратура редко занимается распределением адвокатов, даже в случае тяжких убийств. Как правило, глава подразделения уголовных преступлений за две-три недели назначает главного прокурора методом случайного перебора. Но окружной прокурор Джордж Смит выбрал лучших прокуроров, предупредив их, что шумиха вокруг дела «насильника из кампуса» вызывает общественные волнения. Он хотел, чтобы именно они взялись за это дело и были беспощадны.

Тридцатидвухлетний Терри Шерман с черными кудрями и устрашающими английскими усами славился жестокостью к преступникам, совершившим сексуальное нападение, и хвастался тем, что не проиграл еще ни одного дела об изнасиловании. Заглянув в материалы дела, он рассмеялся.

– Дело уже предрешено. Доказательства у нас мощные, а у защиты нет ничего. Он наш.

Бернард Залиг Явич, тридцатипятилетний специалист по уголовному судопроизводству со стороны обвинения, окончил юридический факультет на два года раньше Джуди Стивенсон и Гэри Швайкарта и хорошо их знал. Гэри какое-то время работал при нем судебным делопроизводителем. Явич четыре года сам проработал государственным защитником, прежде чем перейти в прокуратуру. Он, как и Шерман, считал, что дело, скорее всего, простое.

– Скорее всего? – переспросил Шерман. – У нас масса вещественных доказательств, отпечатки пальцев, опознание – все, что только может быть. Говорю тебе, им нечего нам противопоставить.

Несколько дней спустя Шерман беседовал с Джуди и решил объяснить ей все как есть.

– Никакой сделки о признании вины по делу Миллигана не будет. Мы победим и будем добиваться осуждения на максимальный срок. А у вас нет ничего.

Но Берни Явич смотрел глубже. Он в свое время тоже работал государственным защитником и знал, что сделал бы сам, будь он на месте Джуди с Гэри.

– У них есть один вариант – объявить его невменяемым.

Шерман расхохотался.

На следующий день Уильям Миллиган попытался покончить с собой, разбив голову о стену камеры.

– Он так до суда не доживет, – услышав об этом, сказал Гэри Швайкарт напарнице.

– Думаю, что он вообще не в состоянии предстать перед судом, – ответила Джуди. – Полагаю, надо сообщить судье, что, по нашему мнению, этот человек не в состоянии принимать участие в собственной защите.

– Считаешь, надо показать его психиатру?

– Да.

– Господи, представляю себе заголовки в газетах.

– Хрен с ними. С этим парнем что-то не так. Не знаю что, но ты же видел, насколько разным он бывает. И я ему верю, когда он говорит, что не помнит этих изнасилований. Необходимо провести экспертизу.

– А кто ее оплатит?

– Ну, у нас же есть какой-то фонд.

– Да, там прямо миллионы.

– Ладно тебе, психологическое тестирование мы можем себе позволить.

– Скажи об этом судье, – недовольно буркнул Гэри.

Суд согласился дать дополнительное время на психологическую экспертизу, так что Гэри Швайкарт сосредоточился на слушании по поводу условно-досрочного освобождения, назначенного в том же суде в среду, на восемь тридцать утра.

– Меня отправят обратно в Лебанон, – сказал Миллиган.

– Мы постараемся, чтобы этого не случилось, – ответил Гэри.

– У меня в квартире нашли пистолеты. А в условиях по досрочному освобождению было «ни при каких обстоятельствах не приобретать, не владеть смертельным или огнестрельным оружием, не использовать его и не иметь при себе».

– Может, и так, – согласился Гэри. – Но если уж нам тебя защищать, нам было бы удобнее, чтобы ты остался в Коламбусе, а не уехал в Лебанон – это облегчит нам работу.

– И что вы будете делать?

– Предоставь это мне.

Гэри заметил на лице Миллигана улыбку и азарт в глазах, чего не видел никогда ранее. Он расслабился, вел себя непринужденно, шутил, почти как ни в чем не бывало. Этот человек совершенно не был похож на тот комок нервов, который предстал перед ним в первый день знакомства. Может, защищать его права окажется куда легче, чем Гэри подумалось изначально.

– Ну вот, – сказал Швайкарт, – так держать.

Он провел Миллигана в переговорную, где представители ведомства по вопросам условно-досрочного освобождения совершеннолетних преступников уже раздавали копии отчета инспектора Миллигана и показаний сержанта Демпси о том, что в ходе ареста у обвиняемого был найден «Смит-Вессон» 9-го калибра и самозарядный пистолет 25-го калибра с пятью боевыми патронами.

– Господа, скажите, – начал Швайкарт, потирая бороду костяшками пальцев, – проведено ли огневое испытание этого оружия?

– Нет, – ответил председатель, – но это настоящее оружие с боевыми патронами.

– Если нет свидетельства, что оно стреляет, почему мы должны считать это оружием?

– Тестирование будет проведено не ранее следующей недели.

Гэри стукнул ладонью по столу.

– Я настаиваю, что решение об отмене освобождения под честное слово должно приниматься либо сегодня, либо после слушания дела в суде. Итак, что это – оружие или игрушка? Вы не доказали мне, что это настоящие пистолеты, – он осмотрел всех собравшихся.

Председатель кивнул.

– Господа, полагаю, нам остается лишь отложить вопрос об отмене освобождения под честное слово, пока экспертиза не подтвердит, что это настоящие пистолеты.

На следующее утро в десять часов пятнадцать минут от инспектора поступило уведомление, что дело о прерывании досрочного освобождения Миллигана будет повторно слушаться 12 декабря 1977 года в тюрьме Лебанона, а также что в присутствии самого Миллигана на слушании необходимости нет.

Джуди отправилась к Миллигану, чтобы обсудить вещественные доказательства, обнаруженные в его квартире.

В его взгляде она заметила отчаяние.

– Вы считаете, что это сделал я, да?

– Билли, мое мнение не в счет. Надо исходить из имеющихся улик. Надо поговорить о том, как ты можешь объяснить наличие всех этих вещей.

Миллиган смотрел на нее стеклянными глазами, он как будто удалялся, снова уходил в себя.

– Это неважно, – сказал он. – Уже ничего не важно.

На следующий день Джуди Стивенсон получила письмо на желтой линованной бумаге для юридических документов:

«Уважаемая мисс Джуди!

Я пишу это письмо, потому что иногда мне не удается выразить свои чувства, а мне очень важно, чтобы вы меня поняли.

Во-первых, я хотел бы поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. Вы милая добрая женщина и старались как могли. Большего я просить не смею.

Теперь вы можете с чистой совестью забыть обо мне. Скажите начальству, что никакие адвокаты мне не нужны. Мне не нужен никто.

Если уж вы считаете, что я виноват, значит, так и есть. Все, что я хотел знать, подтвердилось. Я всю свою жизнь только тем и занимался, что причинял страдания и боль тем, кого люблю. Самое страшное – то, что я и не перестану это делать, потому что не могу. Если меня запрут в тюрьме, я стану только хуже, как вышло после прошлого раза. Психиатры тоже помочь не могут, потому что не понимают, что со мной.

Мне придется остановиться самому. Я сдаюсь. Да мне уже все равно. Можно попросить вас о последнем одолжении? Позвоните маме или Кэти и скажите, чтобы больше ко мне не приходили. Я не хочу их видеть, так что пусть не расходуют зря бензин. Но я их люблю и мне стыдно. Вы – самый лучший адвокат из тех, что я встречал, и я никогда не забуду вашей доброты. До свидания,

Билли».

В тот же вечер Швайкарту позвонил дежурный.

– Ваш клиент снова пытался покончить с собой.

– Господи! Что он сделал?

– Знаете, вы не поверите, но нам придется выдвинуть против него обвинения в порче государственного имущества. Он разбил унитаз в своей камере и острым куском порезал вены.

– Черт!

– И вот что еще. Странный он у вас какой-то. Ему удалось разбить унитаз кулаком.

5

Швайкарт и Стивенсон проигнорировали письмо Миллигана, в котором тот отказывался от их услуг, и стали ежедневно посещать его в тюрьме. Их организация выделила средства на психологическую экспертизу, и 8 января 1978 года доктор Уиллис С. Дрискол, психолог-клиницист, провел серию тестов.

Проверка умственного развития показала коэффициент интеллекта 68, но, по словам Дрискола, показатель снижен из-за депрессии. Он диагностировал острую шизофрению.

«Миллиган испытывает сильный кризис идентичности, то есть слабо осознает границы своего “я”. Он утратил способность оценивать расстояние, видеть разницу между собой и окружением, что характерно для шизофрении… Ему слышатся голоса, приказывающие ему, что делать, а в случае неподчинения кричат на него. Миллиган считает, что голоса эти принадлежат людям, пришедшим из ада, чтобы его мучить. Помимо этого, он упоминает и хороших людей, временами вселяющихся в его тело, чтобы сразиться с плохими… По моему мнению, мистер Миллиган в настоящий момент неспособен защищать собственные интересы. Он не находится в достаточном контакте с реальностью, чтобы осознавать происходящее с ним. Я настоятельно рекомендую поместить его в больницу для дальнейшего исследования и по возможности лечения».

Первое сражение в рамках закона состоялось 19 января, когда Стивенсон и Швайкарт предоставили данное заключение судье Джею С. Флауэрсу как свидетельство того, что их клиент не может выступить в собственную защиту. Флауэрс ответил, что выдаст ордер, чтобы подзащитного обследовал отдел судебной психиатрии Юго-западного центра психического здоровья Коламбуса. Такое решение обеспокоило Гэри с Джуди, поскольку этот центр обычно вставал на сторону обвинения.

Гэри настаивал, чтобы любое решение Юго-западного центра не подлежало огласке и ни при каких обстоятельствах не использовалось против его клиента. Шерман и Явич выразили несогласие. Тогда адвокаты Миллигана пригрозили, что запретят ему разговаривать с психологами и психиатрами этого центра. Судья Флауэрс чуть не обвинил их в проявлении неуважения.

Компромисс был достигнут, когда обвинение согласилось, что они смогут расспрашивать подсудимого о фактах, которые станут известны в беседах с назначенными судом психологами, только в случае, если Миллиган окажется в состоянии защищать собственные интересы. Хотя бы частичная победа. Защита согласилась рискнуть и позволить специалистам в области судебной психиатрии из Юго-западного центра побеседовать с Миллиганом на таких условиях.

– Неплохой ход, – со смехом прокомментировал Шерман, когда они выходили из кабинета судьи. – Демонстрирует ваше отчаяние. Но это все равно бесполезно. Я все еще не сомневаюсь, что это дело решенное.

В целях предотвращения дальнейших попыток самоубийства Миллигана перевели в одиночный изолятор и надели на него смирительную рубашку. Через несколько часов врач Расс Хилл отправился оценить состояние пациента, и его взгляду предстало невероятное зрелище. Хилл подозвал сержанта Уиллиса, работавшего в смену с трех до одиннадцати часов, и показал за решетку. У Уиллиса отвисла челюсть: Миллиган снял смирительную рубашку, положил ее под голову и заснул.

Глава вторая

1

Первое собеседование с представителем Юго-западного центра было назначено на 31 января 1978 года. Когда сержант Уиллис ввел Миллигана в кабинет, Дороти Тернер, хрупкая и добрая женщина-психолог с робким, чуть ли не запуганным взглядом подняла на них голову.

Перед ней предстал молодой человек приятной наружности, ростом метр восемьдесят три сантиметра, в синем джемпере. У него были окладистые усы и длинные бакенбарды, но в глазах читался какой-то детский страх. Он как будто удивился, увидев ее, но, сев на стул напротив, начал улыбаться и положил руки на колени.

– Мистер Миллиган, – начала она, – меня зовут Дороти Тернер, я работаю в Юго-западном центре психического здоровья и хочу задать вам несколько вопросов. Где вы в данный момент проживаете?

Миллиган осмотрелся.

– Здесь.

– Назовите свой номер социального страхования.

Он нахмурился, глубоко задумался, долгим взглядом изучал то пол, то желтые стены, то стоявшую на столе пепельницу, сделанную из жестяной банки. Потом начал грызть ноготь и рассматривать кутикулу.

– Мистер Миллиган, – снова заговорила Дороти, – я смогу вам помочь, только если вы пойдете мне навстречу. Прошу вас отвечать на мои вопросы, чтобы я могла понять, что происходит. Какой у вас номер социального страхования?

Он пожал плечами.

– Не знаю.

Она посмотрела в записи и зачитала номер.

Он покачал головой.

– Это не мой номер. Кажется, Билли.

Женщина пристально посмотрела на него.

– А вы разве не Билли?

– Нет, – ответил он, – это не я.

Она нахмурилась.

– Подождите-ка. Если вы не Билли, то кто же?

– Я Дэвид.

– А где же Билли?

– Билли спит.

– Где он спит?

Он указал на свою грудь.

– Там. Спит.

Дороти Тернер вздохнула, постаралась взять себя в руки и терпеливо кивнула.

– Мне надо поговорить с Билли.

– Артур не разрешит. Билли спит. Артур не станет его будить, потому что иначе Билли покончит с собой.

Дороти довольно долго смотрела на него, не зная, что делать дальше. Миллиган говорил и выглядел как ребенок.

– Погодите. Объясните.

– Не могу. Я допустил ошибку. Мне нельзя было этого говорить.

– Почему?

– Получу от остальных. – В детском голосе зазвучал ужас.

– Тебя зовут Дэвид?

Он кивнул.

– А «остальные» – кто это?

– Не могу сказать.

Психолог принялась тихонько постукивать по столу.

– Дэвид, ты должен мне рассказать, чтобы я могла тебе помочь.

– Не могу. Они на меня сильно разозлятся и больше не выпустят.

– Но кому-то же ты обязан сказать. Тебе ведь очень страшно, да?

– Да. – В глазах у него уже стояли слезы.

– Дэвид, ты должен мне доверять. И объяснить, что происходит, чтобы я могла помочь.

Он надолго задумался и наконец пожал плечами.

– Ну ладно, но на одном условии. Обещайте, что никому и никогда не расскажете эту тайну. Никому на свете. И ни за что.

– Да, – согласилась Дороти Тернер, – обещаю.

– Никогда в жизни?

Дороти кивнула.

– Поклянитесь.

– Клянусь.

– Хорошо. Скажу. Но всего я не знаю. Знает только Артур. Как вы и сказали, мне страшно, потому что в большинстве случаев я не понимаю, что творится.

– Дэвид, сколько тебе лет?

– Восемь, но скоро девять.

– А почему ты пришел ко мне на встречу?

– Я даже не знал, что буду в пятне. В тюрьме кто-то пострадал, и я вышел забрать боль.

– Ты не мог бы это пояснить?

– Артур говорит, что я хранитель боли. Когда становится больно, я встаю в пятно и беру ее на себя.

– Это же ужасно.

Он кивнул, сдерживая готовые пролиться слезы.

– Это нечестно.

– Дэвид, а что это за «пятно»?

– Это Артур его так называет. Он нам объяснил, что делать, когда кому-то надо выходить. Это большое пятно света, как от прожектора. Все стоят вокруг, смотрят или спят у себя в кровати. А кто встает в пятно, идет в мир. Как говорит Артур: «Кто в пятне, тот и в сознании».

– А кто там еще?

– Их много. Я всех не знаю. Сейчас с некоторыми уже знаком, но не со всеми. Ой! – Он резко глотнул воздух.

– Что такое?

– Я назвал Артура по имени. Теперь точно будет плохо, потому что я не сохранил тайну.

– Дэвид, ничего страшного. Я же пообещала, что никому не расскажу.

Миллиган съежился в кресле.

– Не могу больше говорить. Мне страшно.

– Ладно, Дэвид. На сегодня хватит, я вернусь завтра и побеседуем еще.

Выйдя из здания тюрьмы, психолог остановилась и плотно запахнула пальто – дул холодный ветер. Дороти готовилась к встрече с молодым преступником, который, вероятно, пытается выдать себя за сумасшедшего, чтобы избежать наказания. Подобного же она не ожидала.

2

Когда на следующий день Миллиган вошел в переговорную, Дороти Тернер заметила, что он выглядит как-то иначе. Он не смотрел в глаза, сел, подтянул к груди колени и принялся играть своей обувью. Дороти спросила, как он себя чувствует.

Поначалу Миллиган не отвечал, просто осматривался, время от время бросая на нее взгляды, будто не узнавая. Потом покачал головой и наконец заговорил – снова как мальчишка. Но из кокни.

– Ну и шум тут, – сказал он. – Шум и гам. И вы. Не понимаю, что творится.

– Дэвид, у тебя изменился голос. Это какой-то акцент?

Он проказливо уставился на нее.

– Да я не Дэвид. Я Кристофер.

– А где же Дэвид?

– Плохо себя вел.

– В каком смысле?

– Да остальные жуть как на него разозлились, что все растрепал.

– Ты не мог бы объяснить?

– Не мог. Мне не надо проблем по типу как у Дэвида.

– Ну а почему у него проблемы? – спросила психолог, наморщив лоб.

– Потому что растрепал.

– Что?

– Да ну. Тайну растрепал.

– Кристофер, может, тогда хотя бы о себе расскажешь? Сколько тебе лет?

– Тринадцать.

– А чем любишь заниматься?

– Немного стучу на барабанах, но на губной гармошке лучше выходит.

– Откуда ты?

– Из Англии.

– А братья или сестры у тебя есть?

– Одна Кристина. Ей три года.

Дороти пристально смотрела в лицо мальчика, говорившего на выраженном кокни. Он казался открытым, искренним и счастливым, полная противоположность человеку, с которым она разговаривала лишь день назад. Должно быть, Миллиган – хороший актер.

3

4 февраля, когда Дороти Тернер пришла к Миллигану в третий раз, она заметила, что вошедший в кабинет мужчина держится совершенно иначе. Он небрежно плюхнулся на стул, откинулся на спинку, надменно посмотрел на нее.

– Ты как? – поинтересовалась она, буквально опасаясь того, что может услышать в ответ.

Он пожал плечами.

– Да ничо.

– А как Дэвид с Кристофером?

Он хмуро уставился на нее.

– Дамочка, я вас даже не знаю.

– Я тут – чтобы тебе помочь. Нам надо обсудить то, что происходит.

– Блин, да я и не в курсе, что происходит.

– Мы с тобой позавчера разговаривали, забыл?

– Нет, что за хрень. Я вас впервые в жизни вижу.

– А как тебя зовут?

– Томми.

– А фамилия?

– Да просто Томми.

– Сколько тебе лет?

– Шестнадцать.

– Не мог бы ты рассказать мне немного о себе?

– Дамочка, я с незнакомцами не разговариваю. Так что отстаньте.

В последующие пятнадцать минут она пыталась его разговорить, но «Томми» все так же упрямился. Выйдя из тюрьмы, Дороти Тернер какое-то время так и стояла на Фронт-стрит, совершенно ничего не понимая, думая о «Кристофере» и о том, как пообещала «Дэвиду» хранить его тайну. Она испытывала противоречивые чувства: с одной стороны, она обещала, а с другой – необходимо сообщить об этом адвокатам Миллигана. Через какое-то время она позвонила в их офис и спросила Джуди Стивенсон.

– Слушайте, – начала она, когда Стивенсон подошла к телефону, – сейчас я всего сказать не могу, но если не читали «Сибил»[5], то найдите и ознакомьтесь.

Джуди Стивенсон удивил этот звонок, она приобрела указанную книгу и в тот же вечер взялась за чтение. Поняв, о чем речь, она легла в постель и уставилась в потолок, думая при этом нечто вроде: «Да бросьте! Множественная личность? На это Тернер намекала?» Адвокат попыталась представить себе Миллигана, которого трясло от страха перед опознанием, вспомнила другие моменты, когда тот превращался в разговорчивого манипулятора, шутил, острил. Джуди всегда списывала эти перемены на депрессию. Потом ей вспомнился рассказ сержанта Уиллиса о персонаже, способном снять любую смирительную рубаху, замечания врача Расса Хилла, что временами Билли демонстрировал нечеловеческую силу. В голове зазвучали и слова самого Миллигана: «Не помню того, в чем меня обвиняют. Ничего не знаю».

Ей пришло в голову разбудить мужа и обсудить это с ним, но она уже знала, что скажет Эл. Знала, что ответит любой, если она попытается рассказать то, о чем думает. За три года работы государственным защитником Джуди еще ни разу не сталкивалась с подобным случаем. Она решила пока ничего не говорить даже Гэри. Следует сначала самой убедиться.

На следующее утро Стивенсон позвонила Дороти Тернер.

– Знаете, Миллиган, с которым я познакомилась несколько недель назад и периодически общалась лично, временами вел себя действительно странно. Я замечала перепады настроения. Он человек темпераментный. Но эта разница была не настолько глобальной, чтобы увидеть у него такое же заболевание, как у Сибил.

– Меня уже несколько дней мучает один вопрос, – ответила Тернер. – Я дала обещание хранить тайну и придерживалась его. Я лишь посоветовала вам прочесть книгу. Но я попробую уговорить Миллигана согласиться, чтобы я вам все рассказала.

Джуди старалась не забывать того, что общается с психологом из Юго-западного центра, который наверняка будет на стороне обвинения.

– Вам все карты в руки. Говорите, что делать.

На четвертой встрече Дороти Тернер увидела перепуганного мальчика, который в первый день назвался Дэвидом.

– Я помню о своем обещании никому ничего не рассказывать, – сказала она, – но все же надо поговорить об этом с Джуди Стивенсон.

– Нет! – закричал он, вскочив на ноги. – Вы обещали! Если вы ей скажете, мисс Джуди меня разлюбит.

– Не разлюбит. Она тебя защищает, и ей надо все знать, чтобы тебе помочь.

– Вы дали слово. Если нарушите, это все равно что ложь. Нельзя. Я влип в неприятности. Артур и Рейджен очень злятся, что я проболтался, и…

– А кто такой Рейджен?

– Вы поклялись. Клятва – это самое важное на свете.

– Дэвид, неужели ты не понимаешь? Если не сказать Джуди, она не сможет тебя спасти. Возможно, ты надолго попадешь в тюрьму.

– Все равно. Вы обещали.

– Но…

Психолог заметила, что глаза у Миллигана стали как стеклянные и забегали, словно он разговаривал сам с собой. Потом Миллиган распрямил спину, сложил кончики пальцев и посмотрел Дороти в глаза.

– Мадам, вы не имеете права, – сказал он отчетливо, как английский аристократ, едва двигая при этом челюстями, – нарушать данное парнишке обещание.

– Мы, кажется, раньше не встречались. – Психолог схватилась за ручки кресла, отчаянно пытаясь скрыть удивление.

– Он обо мне рассказывал.

– Вы Артур?

Он едва заметно кивнул.

Дороти Тернер глубоко вздохнула.

– Итак, Артур, крайне важно рассказать адвокатам о том, что происходит.

– Нет, они вам не поверят.

– Может, проверим? Я приглашу на встречу Джуди Стивенсон и…

– Нет.

– Возможно, она сможет спасти вас от тюрьмы. Я просто обязана…

Он подался вперед и с презрением уставился на нее.

– Мисс Тернер, вот что я вам скажу. Если вы кого-нибудь приведете, остальные будут молчать и вы окажетесь в дураках.