Проблема объективности времени в философии

Вместе с тем в постановке проблемы времени у отечественных исследователей в данный период мы обнаруживаем и такие темы, которые имели действительное общефилософское значение, а не были полностью или отчасти обусловлены «внутренними» для диалектико-материалистической традиции факторами. В числе этих тем можно указать такие как: вопрос о размерности времени, вопрос о том, непрерывно время или дискретно, вопрос о конечности или бесконечности времени, «значение которых», – по мнению Ю.Б. Молчанова – «для решения проблемы времени менее фундаментально, поскольку правильные ответы на них не снимают с повестки дня проблему времени в целом»[55]. Кроме того, Ю.Б. Молчанов обращает внимание на то обстоятельство, что для проблемы времени в целом характерно то, что он называет «сложностями», отмечая среди них сложность по концептуальной структуре и междисциплинарным отношениям[56]. Особо следует обратить внимание и на то, что среди рассматриваемых в контексте обсуждения проблемы времени вопросов оказался и вопрос о «вечности», что лишний раз демонстрирует значение данной категории для рефлексии темпоральной проблематики[57]. Однако вряд ли можно сомневаться, что способы решения вопроса об объективности времени также определяют и способы ответа на эти вопросы. Не говоря уже о том, что если предварительно «зарезервировать» для материи такую форму бытия как время, трудно представить, что за категорией вечности в дальнейшем можно признать какое-либо значение, кроме как быть бесконечным временем.

В качестве ещё одного аспекта проблемы времени, хотя он и не позиционировался в качестве такового, в данный период следует рассматривать историко-философский аспект, связанный с рассмотрением концептуальной эволюции[58] философии времени. В числе подходов, которые оформились в этом русле, которое, видимо, идентично тому, что принято называть в англоязычной философии «историей идей» в противовес «истории философии», следует указать связанный с поиском исторических «предшественников» различных современных концепций времени. Одной из самых «долгоживущих» здесь является традиция рассматривать философские взгляды Парменида и Платона в качестве ранних разновидностей статической концепции времени. Насколько следует такую точку зрения признать обоснованной, вопрос отдельный, и в дальнейшем мы уделим ему специальное внимание. Также важно отметить и другой момент, который имеет непосредственное отношение и к той ситуации, которая является одной из характерных для современных отечественных исследований в области темпоральной проблематики. Такого рода ретроспективный взгляд поднимает закономерный вопросы о том, насколько релевантны те или иные историко-философские реконструкции[59], которые их авторы используют для того, чтобы придать «вес» различным концепциям времени, создание которых вообще следует признать своего рода отличительной чертой отечественных исследований времени, и где граница между самими историко-философскими реконструкциями и реконструкциями концептуальными (историей идей)[60]. Последнее, наверное, вполне допустимо, но это, я думаю, требует создания соответствующей методологии; в противном случае, где понятный критерий для того, чтобы сравнивать между собой различные современные концепции времени, создатели которых по какой-либо причине желают заручиться авторитетом одних своих предшественников и проигнорировать точку зрения других?!

1.2.2. Новые тенденции в подходах к постановке и решению проблемы времени

В начале 90-х годов XX столетия во взглядах на проблему времени происходят определённые изменения. Однако, на мой взгляд, однозначно утверждать, что это было связано с утратой диалектико-материалистической традицией своей монополии в философии, как можно было бы того ожидать, учитывая то обстоятельство, что ядро темпоральной проблематики в рамках данной традиции было ядром по природе метафизическим (время понималось как способ бытия материи), вряд ли будет правильно; скорее, о чём речь пойдет ниже, рефлексии над онтологическими (метафизическими) основаниями подходов к пониманию времени до сих пор не произошло в полной мере. Упомянутые изменения коснулись прежде всего подходов в области методологии исследования времени, что нашло своё выражение и во взглядах на вопрос о содержании проблемы времени. Одно из изменений было связано с решением вопроса о соотношении философских и научных знаний о времени. Ряд принципиальных идей здесь был высказан А.М. Анисовым. Во-первых, автор считает, что на вопрос о том, «являются ли теории физического пространства-времени естественнонаучной основой философской концепции времени»[61] следует дать отрицательный ответ[62]. «В анализе категории времени важны результаты всего корпуса наук, и не только наук. Обыденные представления, интуицию, литературу и искусство также ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов. Время не является монополией одной специальной науки. Общенаучное и общекультурное значение категории времени дает основание утверждать это, тем более, что различные науки, – точнее, группы наук – обнаруживают явную несогласованность при описании свойств времени»[63]. Во-вторых, резко усиливается акцент на том, что «время испокон веков считалось в первую очередь философской проблемой»[64]. Более того, рассматривая в качестве примера понимания проблемы темпоральности то, которое было предложено Аристотелем в его знаменитом парадоксе о частях времени[65], А.М. Анисов указывает, что «проблема времени явно обнаруживает инвариантное содержание, мало зависящее от привходящих исторических обстоятельств»[66]. В-третьих, А.М. Анисов предлагает различать специальные и концептуальные теории времени. К первой группе принадлежат те, которые касаются темпоральных характеристик объектов изучения. Ко второй те, предметом изучения которых являются фундаментальные атрибуты времени[67]. В итоге А.М. Анисов делает следующий принципиальный вывод, с которым я полностью готов согласиться. «Основную задачу философии времени в сложившихся обстоятельствах мы видим в том», – пишет он – «чтобы восстановить концептуальный уровень рассмотрения проблем темпоральности, вернуться к полемике философских концепций времени, преодолев бесперспективный путь дробления временной проблематики, ведущий к размыванию предметной определенности философских исследований категории времени»[68].

Другое изменение коснулось расширения категориального содержания темпоральной проблематики в качестве предмета философии. Так, В.Н. Финогентов в своей работе обращал внимание на тот факт, что имеет место «“крен” философии ко времени, отвлечение ее от анализа других важнейших темпоральных характеристик бытия – вечности и мгновенности»[69], чему отчасти причиной стало развитие естествознания. Результатом, по мнению автора, стало то, что «последние, а вместе с ними и некоторые важнейшие мировоззренческие блоки темпоральной проблематики в целом, отошли в «зону влияния» религии и искусства»[70]. «Не следует, конечно, отнимать у религии и искусства эту проблематику (взаимоотношения временного и вечного-мгновенного в бытии человека и в бытии вообще), – отмечает автор, – но в тоже время считает, что «философия может и должна иметь свой взгляд на эту проблематику»[71]. Таким образом, анализ работ А.М. Анисова и В.Н. Финогентова позволяет заметить три основных момента. Во-первых, указывается, что проблему времени можно и даже необходимо рассматривать как проблему собственно философскую. Во-вторых, отказ от рассмотрения проблемы времени через призму научного знания позволяет непосредственно обратиться к её собственно философскому содержанию, которое оказывается иным, чем в том случае, если оно поставлено в непосредственную зависимость от научного понимания времени. В-третьих, обращение к проблеме времени (темпоральности) в качестве самостоятельной философской проблемы подразумевает также и расширение её содержания в тематическом и категориальном отношении, точнее, приведение его к традиционному для философии.

1.2.3. Проблема объективности времени в современной отечественной философии

Как эти новые тезисы повлияли на содержание проблемы времени и подходы к её исследованию? И что изменилось в понимании времени в качестве важнейшей метафизической (онтологической) категории? Здесь, на мой взгляд, три вопроса требуют особого внимания и приобретают особую остроту. Вопрос первый: произошло ли возвращение рассмотрения временной проблематики на концептуальный уровень? Вопрос второй: удалось ли сделать эту проблематику собственно философской, то есть произошло ли возвращение «к полемике философских концепций времени»? Вопрос третий и самый, на мой взгляд, важный: как теперь решается вопрос об онтологическом статусе времени, о его объективности и о его метафизических референтах после того, как диалектико-материалистическая традиция утратила официальный статус, а «среди отечественных философов стало модным дистанцироваться от этой ветви в развитии мировой философии»[72]?

На мой взгляд, начать необходимо с третьего вопроса. Более того, ответ на него должен быть предельно четким, поскольку, как представляется, на деле имеет фактический уход от этого вопроса, и это, в свою очередь, приводит к размыванию онтологической проблематики в исследованиях темпоральности и подменой её чем-то иным. Будем рассуждать следующим образом. В рамках диалектико-материалистической традиции время рассматривалось как одна из форм бытия материи и считалось объективно существующим. Достигалось это, в свою очередь, за счёт того, что материя рассматривалась в качестве искомого метафизического референта объективной реальности. Возможность философски непредвзято рассматривать основные тезисы диалектико-материалистической традиции, однако, привела к тому, что именно в плане метафизических «притязаний» категория материи оказалась наиболее уязвимой[73]. Я думаю, игнорировать этот факт как минимум методологически некорректно, если философское исследование претендует быть исследованием «научным», то есть включенным в актуальную философскую полемику, что, очевидно, подразумевает и должный уровень рецепции современных теоретических вызовов, особенно если учитывать тот факт, что в философских исследованиях метафизического характера исследователю очень трудно избежать ценностных предпосылок. Однако он всё-таки, так или иначе, скорее, игнорируется, а проблема времени, прежде всего проблема объективности времени, оказывается в этом отношении своего рода «лакмусовой бумажкой». Дело в том, что если категория материи по вполне объективным причинам не может на данный момент рассматриваться в качестве метафизического референта объективной реальности, то это означает, что у нас в действительности нет никаких оснований вслед за сторонниками диалектико-материалистической традиции утверждать, что время объективно, что называется, a priori, тем более если учесть при этом тот факт, что тезис об объективности времени сторонники диалектико-материалистической традиции именно отстаивали перед лицом оппонентов. И в данном случае дело, очевидно, не в том, «плохой» или «хорошей» является диалектико-материалистическая традиция (о «вкусах» в философии не спорят, пожалуй, как нигде), а в том, что если её сторонники (и не сторонники) продолжают (или только собираются) говорить об объективности времени, то они должны понимать, что это – тезис, который нуждается в обосновании, а не тезис a priori. Однако анализ целого ряда современных публикаций отечественных исследователей, напротив, свидетельствует о том, что эту проблему либо «не видят», либо предпочитают «не видеть». Это проявляется в следующем. С одной стороны, утверждения о том, что время объективно, можно встретить достаточно часто, более того, в ряде современных исследований они выполняют конституирующую роль[74], объективное время объявляется объектом исследования, и речь может идти о том, что «необходимо выявить и проанализировать основные свойства, присущие объективному времени»[75]. Иногда, правда, тезис об объективности времени присутствует как бы в неявном виде, но это, по сути, делает ещё более заметным факт отсутствия рефлексии над проблемой объективности времени[76]. С другой стороны, ни в этих, ни в других исследованиях невозможно обнаружить, чтобы данный вопрос проблематизировался на должном теоретическом уровне и помещался бы в фокус внимания в качестве вопроса метафизического, то есть вопроса о референтах времени в объективном мире.

В свою очередь, явно недостаточный уровень теоретической рецепции проблемы объективности времени, как представляется, оказал непосредственное влияние на состояние дел, которое сложилось относительно возвращения рассмотрения проблемы времени на концептуальный уровень. С одной стороны, проблемы методологии изучения времени[77], эпистемология и антропология времени, наряду с традиционными проблемами научного понимания времени, в целом привлекают значительный интерес исследователей. А значит, хотя бы отчасти, рассмотрение проблемы времени действительно происходит на концептуальном уровне. Так, например, Л.А. Микешина в качестве самостоятельной предлагает рассматривать проблему «познание и время», для исследования которой она считает необходимым в качестве определенного регулятивного принципа и предпосылки «признать и разграничить подходы, которые традиционно могут быть обозначены как онтологический (метафизический), гносеологический (эпистемологический) и феноменологический»[78]. И хотя в своей работе Л.А. Микешина тоже не обсуждает тему объективности времени специально, тем не менее, она высказывает важную мысль, которая, на мой взгляд, в какой-то мере позволяет понять причины того, почему в философии наблюдается известное «размывание» метафизического аспекта проблемы времени. «То, что во всей структуре познания представления о времени присутствуют a priori, – это», – пишет Л.А. Микешина, – «безусловно, фундаментальное свойство самого познания»[79]. Время, таким образом, невозможно отделить от самой познавательной деятельности, и мне представляется, что это во многом обусловливает тот, без преувеличения, феномен, который мы наблюдаем, и который состоит в склонности исследователей признавать время объективным помимо и до рефлексии над основаниями этой объективности.

С другой стороны, тот концептуальный уровень обсуждения проблемы времени, который мы имеем в виде эпистемологии, феноменологии и антропологии времени, не позволяет достичь необходимого уровня её репрезентации, поскольку при этом без рассмотрения остаётся не только проблема объективности времени, но и целый ряд других вопросов, в частности, о топологии времени или о выборе между статической и динамической концепциями времени. Да и та проблема, которую сформулировал Аристотель (о том, существует ли время) и которую А.М. Анисов склонен рассматривать в качестве примера и своего рода эталона собственно философской проблемы времени (а, по существу, той же проблемы объективности времени, но только в иной форме), тоже остается без внимания. А ведь все перечисленные проблемы – это вопросы о времени самом по себе, о времени объективном, то есть те проблемы, которые традиционно относились к предметному полю метафизики в её классическом понимании. Поэтому я прихожу к выводу, что возвращение к метафизической проблематике времени, которую следует рассматривать как один из уровней концептуального рассмотрения времени, ещё не совершилось. Тому в современной философии есть, видимо, несколько препятствий. Одно из них связано с тем, что что в настоящее время в эпистемологии доминируют неклассические тенденции, в контексте которых отрицается правомерность жёсткого разграничения субъекта и объекта, что в целом ставит под вопрос саму возможность метафизики времени в качестве одного из уровней концептуального рассмотрения, и это, видимо, объясняет, почему именно эпистемологическая и антропологическая проблематика в осмыслении времени вышла на первый план. Можно предположить, что преобладание неклассических тенденций в эпистемологии обусловило также и преобладание подхода к пониманию времени, который можно назвать культурологическим, поскольку ещё одной важной чертой неклассических тенденций является отказ от «наукоцентризма» – признания научного знания, прежде всего физики, единственной основой истинного знания вообще. Другое объективное препятствие на пути к этому – разработка релевантной методологии, предполагающей рефлексию над фундаментальными эпистемологическими и онтологическими основаниями естественнонаучного и гуманитарного знания, наподобие той, которая, по крайней мере, декларируется в аналитической метафизике и которая должна прийти на смену методологии, фундированной диалектико-материалистической традицией; ведь понятно, что законность постановки тех или иных вопросов о времени выбранными методологическими принципами обусловлена самым непосредственным образом. Но этого пока, видимо, не произошло. Проиллюстрировать последний тезис можно на примере междисциплинарных исследований времени, которые в современной отечественной философии рассматриваются в качестве одного из актуальных аспектов проблемы времени. На повестке дня стоит осмысливание феномена междисциплинарного характера времени и, прежде всего, вопрос о способе включения данных различных наук в наше знание о времени, то есть, касается предметного поля философии науки и методологии междисциплинарных исследований[80]. «Необходимо выявить и проанализировать основные свойства, присущие объективному времени»[81] – пишет в своей работе О.В. Малюкова. «Поиск этих свойств должен опираться на результаты, полученные в разных науках, напрямую сталкивающихся с феноменом темпоральности. Речь идет, в первую очередь, о физике, биологии, гражданской истории и логике. Поскольку методы и понятийные каркасы перечисленных дисциплин различны, возникает проблема разработки общего языка и концептуального аппарата, позволяющих вести сравнительное обсуждение проблемы времени, сопоставлять выводы, полученные в этих науках»[82]. В правомерности замечания автора о том, что «понятийные каркасы перечисленных дисциплин различны», сомневаться не приходится. Но при этом возникает, как минимум, два других вопроса. Разве мы доказали, что время с необходимостью объективно? И, вообще, откуда следует, что перечисленные дисциплины изучают именно объективное время? Подобная постановка проблемы междисциплинарности требует, как минимум, предварительной рефлексии над фундаментальными эпистемологическими предпосылками научного знания и касается самостоятельного вопроса о соотношении научных знаний и объективной реальности, который, как известно, не имеет однозначного решения, предполагая, в качестве одного из вариантов, сугубо инструменталистскую интерпретацию данного вопроса. Поэтому, и этот тезис я буду отстаивать ниже, прежде, чем говорить о том, что междисциплинарный подход возможен в принципе в качестве предполагающего построение единого концептуального аппарата и при этом претендующего на то, чтобы изучать свойства объективного времени, необходимо решить сам вопрос об объективном времени и его метафизических референтах, и только после этого приступить к поиску релевантных эпистемологических средств! Поэтому я склонен думать, что характерная для отечественных исследований проблемы времени тяга к междисциплинарному подходу с присущим ему выраженным акцентом на то, что в его рамках изучается Мир и объективное время, это, на самом деле, явление, в своих глубинных основаниях связанное с влиянием диалектико-материалистической традиции. При этом, сразу оговорюсь, я вовсе не утверждаю, что этот подход неправильный. На мой взгляд наддисциплинарный характер феномена времени имеет глубокое объективное содержание. Однако тезис об объективности времени нельзя рассматривать в качестве априорной предпосылки этого подхода.

Другой пример. Если мы обратимся к тому, что имело место в рамках диалектико-материалистической традиции рефлексии проблемы времени, то обнаружим, что там всё-таки существовали вполне определенные общепризнанные темы, которые становились предметом дискуссий, например, о формах времени, о концепциях времени и т. п. Совсем иначе обстоит дело в современной философской онтологии. Приходится констатировать, что практически все немногочисленные работы о времени, написанные в период с начала 90-х годов, в которых говорится именно о свойствах объективного времени самого по себе и предлагаются те или иные модели этого времени, – это работы, написанные в рамках диалектико-материалистической традиции[83]. Более того, это работы, ярко выраженной чертой которых, при том, что категория времени в них рассматривается как категория философская, является стремление осмыслить время не только как категорию философскую, но и как категорию, которая может быть рассмотрена в свете данных естественных наук, то есть в рамках методологической парадигмы, свойственной диалектико-материалистической традиции изучения времени.

Однако сами упомянутые вопросы о реальности времени и о его топологии, например, при этом никуда ведь не исчезли с утратой диалектико-материалистической традицией своих метафизических позиций! Если мы отказываемся от этой традиции в качестве инструмента понимания времени или отказываемся от наукоцентризма, что вполне справедливо, разве это означает, что вместе с этим исчезают проблемы начала времени или его необратимости?! Если эти проблемы долгое время и рассматривались как «внутренние» проблемы диалектико-материалистической традиции или как «внутренние» проблемы науки, то это не должно совершенно заслонять от нас того момента, что это – проблемы не только научного понимания времени, но проблемы именно метафизические, хотя бы в том смысле, что они предполагают и допускают самостоятельный логико-теоретический анализ, а также и того, что учение об объективном мире существует не только в рамках диалектико-материалистической традиции. Считать, что эти проблемы утратили свою актуальность можно было бы только в одном единственном случае – если бы времени было отказано в объективности; тогда да, эти вопросы можно было бы рассматривать как вопросы по своей природе антропоразмерные, вопросы о человеке и его бытии во времени, но если время признается объективным, то, очевидно, метафизические вопросы вполне сохраняют свое самостоятельное значение. Именно в этом – в несоответствии степени рецепции в современных исследованиях фундаментально проблемного характера вопроса об объективности времени, непосредственно связанного с вопросом о его метафизических референтах, с одной стороны, и активного использования представлений об объективности времени в качестве важной предпосылки в его понимании, – с другой, я вижу одну из характерных черт и своего рода интегральное выражение состояния проблемы времени в современной отечественной философии.

Если что и считать ярко выраженной и новаторской чертой современного этапа рефлексии проблемы времени в отечественной философии, то это – интерес к рассмотрению проблемы времени в её историко-философском контексте. На мой взгляд, именно в этой области мы имеем своего рода переходный этап к возвращению проблемы времени на концептуальный уровень рассмотрения. Поясню свою точку зрения. Если обратиться к работе Ю.Б. Молчанова, то можно обнаружить следующее принципиальное замечание автора, которым он сопровождает свое видение вопроса об объективном времени. «В настоящее время», – пишет он – «состояние развития как естественных наук, так и философии позволяет дать на него вполне определенный ответ. Однако анализ исторического аспекта представляет существенный методический, методологический и мировоззренческий интерес»[84]. Сходную точку зрения М.Д. Ахундова, для которого ценность взглядов мыслителей прошлого поставлена в зависимость от научного понимания времени, я уже приводил выше[85]. А вот совершенно противоположное мнение известного современного исследователя проблемы времени П.П. Гайденко, которое она высказывает в завершении анализа взглядов ряда античных авторов на проблему времени: «Рассмотренные нами концепции времени – Зенона Элейского, Плотина, Аристотеля и Платона – являются, пожалуй, наиболее значительными в античности. Они не утратили своего теоретического значения и по сей день. Учитывая ту актуальность, которую проблема времени приобрела в XX веке в связи прежде всего с созданием теории относительности в физике, приведшей к пересмотру классических представлений о времени, а также с попытками философов разработать концепцию исторического времени как фундамента постметафизической философии (я имею в виду В. Дильтея, М. Хайдеггера, Г. Гадамера и др.), отметим, что обращение к античным концепциям времени имеет не только исторический интерес. Размышления о времени Платона, Аристотеля, Плотина по своей глубине превосходят многое из того, что на этот счет высказывалось в Новое и новейшее время, и могут пролить дополнительный свет на те вопросы, которые волнуют нас сегодня»[86]. Сходную точку зрения высказывают В.В. Миронов и А.В. Иванов: «не рано ли мы отбросили те представления о пространстве и времени, которые господствовали в более ранние периоды человеческой истории? … поэтому для лучшего понимания пространства и времени… необходимо вспомнить и проанализировать те представления о них, которые существовали в прошлом»[87]. О «плодотворной «идейной перекличке» современной науки с античным наследием» говорит В.П. Визгин[88]. Следует также отметить, что появляются исследования, авторы которых предпринимают практические попытки обращения к эвристическому потенциалу античных учений о времени и вечности[89]. Приведенные альтернативные взгляды на решение вопроса о значении взглядов мыслителей прошлого для постижения времени, как представляется, наглядно демонстрируют, что именно в данном аспекте проблемы времени мы имеем наиболее значительную эволюцию за последние десятилетия.