Полная версия
Редкая обыкновенность
Михаил Дмитриевич, оглядев одноногого кандидата, который уверенно прихромал на подсобное хозяйство, удовлетворенно заявил:
– Ну, я вижу ты меня не подведешь. Надо заколоть двух поросят и быка заодно. Расплатимся мясом…
Я не стану долго описывать его битву с коварными животными, о которой подробно описано в другом произведении. Полугерой схватил свой знаменитый колун, с метровой ручкой, наотрез отвергнув нож и намертво уложил небольшого шестимесячного поросенка ударом по голове. Второй, крупный кабан получил удар острием колуна в лоб и лишь слегка оглушенный, визжа на все окрестности, кинулся в заросли лопуха и крапивы. Выманить его назад не сумели. Разгоряченный Митька храбро приступил к убиению быка, которого заранее вывели и поставили между трактором ДТ-54 и деревянными санями к нему, ровно напротив окошка, у которого сидел любопытный Виталик. Поединок длился не более 5 секунд, в течении которых был нанесен удар и инвалид, с несвойственной ему прытью оказался под гусеничным трактором. Листья осины, у сенного сарая, слабо колыхались на едва заметном ветерке.
Быка с поросенком пристрелил через час Константин Маковский. Весь этот час острослов и полубогатырь, давал грозные советы из-под трактора.
Когда Виталик побежал потрогать мертвого быка, Митька Ряжнов уже отряхивался от пыли и мазутной грязи. Он глянул свысока на «агрономенка», поднял указательный палец и выдал очередной перл:
– Не оскудела Русская земля…
Что он хотел этим сказать, так и осталось загадкой…
Ползло, шло и мчалось время. Пролетали метельные и снежные зимы, проносились вёсны, со своим разливом, ярким солнышком и юной зеленью. Даже лето, которое казалось Виталику бесконечным в своем начале, довольно быстро заканчивалось. События менялись как в калейдоскопе. Реформа Косыгина, которая вскоре принесла наполнение прилавков магазинов, выход в открытый космос Алексея Леонова, смерть великого однофамильца Виталика. Никто не заметил столетний юбилей водки Менделеева и странную смерть, почти как у нищего, одного из богатейших людей планеты Асафа Джаха, которая произошла через два года после водочной даты. Страна хорошела на глазах, готовились с помпой отмечать пятидесятилетие революции. В этой череде дат и событий постепенно складывался характер Виталика.
Он рос послушным, доверчивым и мнительным одновременно. Точные науки давались ему легко и без напряжения, а вот с родным русским языком, возникали постоянные проблемы, впрочем, у его сестры Людмилы тоже. Учительница – Татьяна Ивановна ворчала, но заветную тройку ставила всегда…
Михаил Дмитриевич выписывал на семью сразу четыре газеты: «Правду», «Пионерскую правду», «Труд» и «Известия». Пресса, за исключением «Пионерской правды» вяло побрехивала о столетнем юбилее продажи Аляски. Королев старший садился за газеты сразу после окончания рабочего дня и не менее двух часов, а то и более, внимательно и с комментариями просматривал их. Виталик, в такие часы, спешил в сарай, где внизу находился курятник, а наверху ворковали голуби. В потайном месте сарая он прятал рогатку, которую сам тщательно смастерил из бинтовой резины.
Деревенские нравы к тому времени смягчились. Рогатки имели практически все и лишь некоторые ребята из культурных или ханжеских семей их прятали и не выставляли напоказ. Первое послевоенное поколение по большей части служило в армии, по меньшей сидело в тюрьмах и лишь один Борис Ксенофонтов успешно учился, готовясь к аспирантуре…
Виталик, схватив заветную рогатку, помчался на другую сторону улицы, на деревенские «зада», где шла успешная стрельба по бутылкам, но был перехвачен строгим Митькиным баритоном:
– Стой, Король! Иди сюда.
Виталик, с видимой неохотой подошел к одноногому говоруну, вальяжно развалившемуся на скамейке. Стих ветерок, солнце клонилось к северо-западу, где высился густой лес.
– Чего, дядя Мить?
– Чего, чего? Ты ж сын агронома, культурным должен быть. Называй меня полным именем.
Виталик озадачился:
– Как это?
– Ну как, как? Витя, допустим – Виктор, а Митя…
Юный Королев торопливо и вопросительно бухнул:
–Миктор?
– Дубовая твоя башка, Бубновый.
Виталик еще не осознал, что получил дополнительное прозвище, которое приклеится к нему на много лет вперед. Он хотел уже идти дальше, но коварный инвалид удержал его, рассказав очередную басню:
– Ты знаешь зачем винт на самолете?
– Чтобы летел.
Митька поднял кулак и с самым серьезным видом, веско произнес:
– Дурень! Винт нужен, чтобы летчику не было жарко. Если винт остановится, знаешь, как он сразу вспотеет…
После грандиозного военного парада на Красной площади 7 ноября, в честь полувекового юбилея революции, наступила зима.
На замерзших прудах начались хоккейные поединки. По двое нападающих в командах, бегали по льду на коньках –«гагах», как их тогда называли, остальные, в том числе вратари – в обычных валенках. О покупных клюшках даже не мечтали, обходились самодельными. Процесс изготовления начинался с кражи штакетника, желательно из комля березы, в котором делался пропил и вставлялась пятислойная фанерина, тоже краденая. Затем, стык и сам кусок фанеры обматывали черной тряпичной изоляцией…
Как раз под юбилей советской армии, Виталик умудрился показать лучший результат в школьных лыжных гонках. Физрук Владимир Иванович Никишов недоверчиво оглядывал его фигуру:
– Тебе бы гимнастом или штангистом быть, ну, борцом. Как же ты так шустро на лыжах катаешься?
Сын агронома, самый низкорослый в классе, скромно пожимал плечами…
В марте погиб во время тренировочного полета Юрий Гагарин, вместе с полковником Серегиным – своим начальником. Он оказался третьим погибшим из отряда космонавтов после Бондаренко и Комарова, если не считать Григория Нелюбова. Прах Гагарина и Серегина замуровали в кремлевской стене…
Вскоре пришла нежданная и знаменитая «Пражская весна». События ее общеизвестны, поэтому ограничусь маленьким упоминанием: В конце лета, на штыках «Варшавского договора» к власти в Чехословакии пришел Густав Гусак…
Все лето, за маленьким исключением Виталик провел у бабушки, в деревне Волково, в ее огромном доме. Вместе с двоюродными братьями он ловил рыбу, что надолго стало его увлечением, загорал и, попросту развлекался. Его счастливый дар избегать драк и конфликтов развился в нем еще более.
Под самый новый год, когда уже начались зимние каникулы, впервые поднялся в небо сверхзвуковой ТУ-144 – конкурент «Конкорда». Гениальный НК – Николай Кузнецов, конструктор и генерал, находился в рас цвете сил и разрывался между авиацией и космонавтикой, создавая двигатели для обеих отраслей, в том числе НК-33 для мега-ракеты Н-1.
Год, следующий запомнился конфликтом на острове Даманский и лунной экспедицией американских астронавтов.
А в памяти Виталика и моей тоже, гораздо отчетливее сохранились поездки в Москву за продуктами и поездки «на луга», в Луховицкий район. Согласно традиции, перед праздником «Троица», в Москву снаряжались три грузовые машины ГАЗ-51.
В кузов набрасывали немного сена и все желающие (вот демократизм!) набивались в кузова и за счет интерната ехали за деликатесами. Покупали их разумеется за свои деньги, но дорога была бесплатной. Прекрасно помню, как остановились три наших грузовика на улице Горького и прежде, чем народ стал выпрыгивать из кузова, толстенный директор вечерней школы Алексей Петрович Фомин, обратился к Виталику и ко мне:
– Глядите ребята, это и есть, тот самый Елисеевский магазин.
Мы глупо пожали плечами – нам это название ни о чем не говорило и шустро сиганули на тротуар.
Женщина средних лет, по тогдашним меркам довольно изыскано одетая, скривив губы, презрительно произнесла, ни к кому конкретно не обращаясь:
У, весь колхоз приехал!
На нее мы не обратили особого внимания, зато Виталик толкнул меня в бок и восторженно зашептал:
– Гляди, сколько девок в мини-юбка!
Возвращались из Москвы, разумеется, пьяные и с песнями…
Счастливые и давно ушедшие времена, когда один гаишник – могучий Володя Шилкин управлялся со всем городским и районным дорожным движением и мог запросто выпить более пяти бутылок водки. Как несокрушимо он восседал на казенном мотоцикле «Урал», напоминая чем-то рыцарей средневековья.
Ушлый и грамотный читатель, может упрекнуть меня в том, что я пропустил олимпиаду в Мехико, хотя до этого придерживался спортивной тематики. На подобный упрек отвечаю: пропустил умышленно, ибо прыжок Бимона, скорее оттолкнул нас слегка от спорта, из-за своей нереаль ности – бессмысленно стало даже пытаться совершить что-либо подобное. К тому же, я пропускаю неподъемную массу событий того времени, по причине объема повествования и не хочу засорять его избыточной по моему мнению информацией.
Зато осенью 1969г. На советском спортивном небосклоне зажглась подлинная спринтерская звезда – Валерий Борзов неожиданно выиграл первенство Европы на стометровке.
К зиме 1969-70гг, умерли почти все бывшие «благородные девицы» интерната, в том числе моя «крестная» Кристина Семеновна. Дед, Иван Лисицин скончался двумя годами ранее. Какая же снежная и метельная она выдалась. Тропинки от входных дверей тянулись вдоль снежных валов выше человеческого роста. Весь февраль завывали метели, насыпая и трамбуя снег. Хоккей пришлось забросить. Даже Виталик, самый упорный из нас, отчаялся расчищать каток из-за непомерных сугробов. В эту же уникальную зиму, он впервые продемонстрировал прочность своей головы и шеи. Дело происходило следующим образом: между березой и ветлой, на высоте около пяти метров натянули веревку и все без исключения ребята, показывали свою удаль и ловкость, перебирались при помощи рук и ног с одного дерева на другое. Агрономов сын решил повыпендриваться и отпустил руки, думая удержаться на веревке при помощи ног. Полет был коротким; через секунду последовал удар головой об лед. Завязанная шапка слегка смягчила удар и происшествие осталось без последствий. После этого случая, Виталик многократно подтверждал прочность своего черепа…
Всю зиму ждали юбилея Ленина и чемпионата мира по хоккею. Призы брали исключительно европейские команды. Главных претендентов было три – СССР, Чехословакия и Швеция, к ним по классу примыкала сборная Финляндии. Отчаянные поединки, настоящие рубки – СССР – Чехословакия никого не оставляли равнодушными.
Столетие Ленина не отметили выходным днем, слегка разочаровав жителей страны.
Советский Союз вновь показал всему миру, где живет самый сильный человек планеты. Мощнейший богатырь Василий Алексеев буквально раздавил соперников своими результатами.
Под стать ошеломленным достижениям штангиста случилось и половодье 1970г. Ребята всех возрастов плавали на льдинах и Виталик умудрился всего пару раз кувыркнуться в ледяную воду. Остальным повезло меньше – раз по пять, семь, а то, все десять пришлось им поплавать и сушиться у костра, дрожа всем телом и лязгая зубами. Воспаление легких никто не схватил.
За первое место по сбору макулатуры, которое обеспечил Виталик, принеся кипы отцовских газет, класс отправили летом на два дня на Оку.
Серьезный и важный водитель «Газона» Николай Гусев, подкатив к школе, безапелляционно заявил:
– Король – со мной, за папоротником на подстилку, остальные пешком через Троицу.
От Колычева до Маливо, четырнадцать километров грунтовой дороги. Школьники с учителями весело тронулись в путь налегке, а Виталик с шофером поехали в объезд, по асфальту, а это расстояние достигало более тридцати километров.
– Смотри внимательно – наставлял начитанный Николай – вот тебе урок географии. На твоих глазах лесная зона превратиться в степь.
Виталик недоверчиво улыбнулся:
– Как это?
– Сейчас увидишь.
Километрах в пяти от Колычева, между деревнями Кузьминки и Карповская, справа от дороги, среди сосново-березового леса нарвали большую кучу папоротника. Королев младший от усердия порезал все пальцы рук об эту крупную и довольно прочную траву. Редкие белые облака медленно плыли на северо-запад. В лесной тени носились крупные комары и щебетали птицы.
Лес, действительно, вначале хвойный, затем смешанный елово-березовый, сменился березняком, чем южнее, тем более редким, а затем за селом Горки, Коломенского района исчез совсем…
Окровавленные руки Виталика перебинтовала математичка Антонина Львовна. Его даже хотели отправить домой, но немного подумав, помиловали. Оба дня, он околачивался в окресностях озера Петровское, близ Оки, купаться ему запретили…
…Летом следующего года, сразу после кончины моего родственника тридцатитрехлетнего дяди Славы, который упился насмерть на очередную «Троицу», произошел нелепый случай, который до осени разделил улицу Перспективную на два враждующих лагеря. Человек пять-шесть ребят слонялись без дела около пруда, в их числе находились Виталик, Вовка Карташов и я. Вовка поймал на берегу ящерицу и стал запускать ее в воду, наблюдая, как она плавает. Остальные возмутились:
– Не мучай животное!
– Да пусть плавает – ответил Вовка, снова поймав подплывшее к травянистому берегу пресмыкающееся.
Тут я гневно заорал:
– Брось!
Вовка растерялся и зашвырнул ящерицу далеко в воду. К ней тут же бросилась утка и мгновенно ее сожрала.
Пока парень беспомощно озирался по сторонам и соображал, что случилось, он получил десятка полтора тумаков. Отбежав на безопасное расстояние, невольный душегуб, прокричал:
– Я вас изловлю, ждите теперь!
Начались с этого дня засады и драки на резиновых дубинках, которые изготовили из уплотнителей автомобильных и тракторных стекол.
Виталик мгновенно скрылся в деревне Волково и до осени не показывал носа в своем доме, чем заслужил презрение обоих враждующих сторон.
Пионерский лагерь отжил свой последний сезон и переехал на шесть километров поближе к Егорьевску. Навсегда отзвучали горны и отгремели барабаны, отгорели и остыли прощальные костры. Стало непривычно тихо с старом парке и только многосотенные стаи грачей остались его обитателями. Эти грачиные тучи, поднимаясь в воздух, загораживали солнце на пару минут, на время полета.
Я не стал уделять много места для лагеря по той причине, что Виталик, в отличии от остальных ребят, ни с кем там не дружил.
Для нас же, пионерлагерь «Чайка», остался в памяти веселым, романтичным с грустинкой прошлым, в которое уже никогда не вернуться.
…Всю зиму строили снежные крепости, от крошечных, до огромных, с многоэтажными башнями. К февралю, вдоль всей улицы, позади домов высились белые бастионы. Самые прочные возводили во время оттепели из сырого снега, который после замерзания превращался почти в лед. Это зимнее строительство было наибольшей страстью Виталика, даже интерес к Таньке с соседней улицы, на которую он частенько заглядывался, проявлялся меньше строительного азарта. Из собственного сарая, он стащил две веревки с охапкой тонких поленьев и смастерил веревочную лестницу, для лазания на высоченную башню…
Грянули Олимпийские игры в Саппоро. Советские лыжники, во главе с Вячеславом Ведерниковым и Галиной Кулаковой показали свой суперкласс. Хоккейная сборная не отстала и разгромила грозных чехов со счетом 7:2. Страна ликовала.
Еще с осени стал ходить рейсовый автобус через Колычево, до Троицы. Странный термин. Почему поезда, корабли и рейсовые автобусы ходят? Неудивительно, что иностранцам чрезвычайно сложно постичь русский язык, если даже Виталик, коренной абориген, его не осолил.
Запуск автобусных рейсов здорово отразился на спортивных результатах. Еще бы, многие, только на ходьбу в школу и обратно прошагивали по 8-9 километров. Благодаря прогрессу, по всей стране началась медленная атрофация населения. Другой физрук, тоже Владимир Иванович, но, уже Хориков – будущий полковник, горестно вздыхал и стыдил нас за скромные результаты лыжных гонок. Один «Бубновый» не потерял класс. Владимир Иванович так и сказал, осекся и сам себя поправил:
– Только Виталий Королев молодец!
…С мая установилась теплая сухая погода. Дождь, довольно серьезный, с грозой, случился на праздник «Троица», после обеда. Этот дождь оказался последним за все оставшееся лето. Сезон купания в 1972 году оказался рекордно длинным – с середины мая, до начала сентября.
2 июля отмечали день рождения Лешки Губарева. История этих дней рождения стоит отдельного описания с пояснениями. Лешка был младше нас, рос в условиях полу тепличных, но тянулся к нам всей душой, глядя на нашу вольницу и ненавидя постоянную опеку над собой, со стороны домашних. Раз в году, на день его рождения, строго отобранную бабкой и матерью компанию, в которую входили Виталик, я, мой брат Мишка и сестра Люба, соседка Вера и ее двоюродный брат Сережка «Пряник», приглашали к столу, но не в дом, а во дворе, под вишней. Избранная компания готовилась заранее. Подобно голодным волкам, мы вышагивали вдоль ограды из теса, заглядывали в щели, наблюдая за накрытием стола и держались ближе к калитке. Остается только догадываться, что о нас думала семья Лешки, но тогда, нам было глубоко на это наплевать. Интересно, что Виталик охотно перенимал наши повадки, хотя ему частенько перепадало от родителей за подобное.
Стол накрыт. «Пряник» копытит землю от нетерпения и перечисляет:
– Двадцать бутылок лимонада, четыре торта, конфеты, апельсины и еще, не пойму, что…
Открывается шпингалет калитки, и мы мчимся к столу. Какой там именинник!
Какие поздравления! В лучшем случае ему дают место за столом. Шум, смех, откупоривание бутылок и пожирание всего подряд. Разыгрывается настоящая вакханалия, особо свирепствует «Пряник». Бабка и мать Лешки удаляются в дом оскорбленные до глубины души.
Минут через двадцать, когда наелись до крайней степени, начинается перекидывание оставшегося лимонада через забор, в наш огород. Потом, через силу, пытаемся запихнуть в себя остаток сладостей и обрываем вишню, под которой идет пир. В 1972 году вишня созрела необычайно рано. Она нам и нужна то не была, но из принципа нарвали целую коробку из-под торта. Через час мы лежали на траве, в прогоне между моим домом и бараком, маясь животами.
Не спешите думать, что праздник на этом заканчивался; ничего подобного. Через час – полтора, толстый и вечно полуголодный «Пряник» поднимался и шел высвистывать Виталика из дома; смывался из-под опеки Лешка, подходили другие ребята и вся компания мчалась в сад подсобного хозяйства. Виталик был нужен для того, чтобы нас не прогнали ненароком. В саду, насобирав клубники, а также из глупости недозрелый «белый налив», возвращались назад, продолжить пиршество, уже в более широкой компании. Но и это еще не конец. Ближе к вечеру сдали пустую посуду в «Кабаре», где нам налили трехлитровый бидончик лимонада…
Наступила эра мопедов и мотоциклов. Нам с братом мототехника не «светила», по скромности доходов семьи, а «Бубновый Король» так и не завел своего мопеда по другой причине. Его отец, Михаил Дмитриевич, считал, что велосипед гораздо более полезное изобретение.
Тогда же мы усовершенствовали самодельные заводные машины и тракторы, изобретенные совместными усилиями годом раньше. Большинство деревенских ребят посмеивались над нами:
– Дураки здоровенные, вам по девкам бегать пора, а вы в машинки играете.
Между тем, у молодого Виталика обнаружился еще один дар – он довел тракторные и автомобильные модели почти до идеала. Его гусеничные и восьмиколесные, с полным приводом агрегаты, преодолевали любые препятствия и превосходили по всем статьям заводские изделия.
То, рекордно жаркое лето навсегда запомнилось огромными спелыми яблоками, ежедневными купаниями, пересохшей речкой и рыбалкой, о которой можно слагать легенды.
Речка распалась на мелкие водоемы, бывшие омутами прежде. Рыбу, в основном огольцов, таскали ведрами. Попадались и караси со щучками, плотва и пескарики. Настырный Виталик неутомимо носил ведерко за ведерком, а так как рыбы стало бессмысленно много, ей кормили уток, кур и голубей. В пруд запустили по весне карпов, но решили их до конца августа не ловить, а мелкая рыбешка, которую у нас называют сигальга, расплодилась несметно. Виталик опускал двуручную корзину под воду, стоя в ней по пояс и крошил хлеб на поверхности. Приплывала огромная стая этой мелюзги. После поднятия корзины, в ней оказывалось от сотни и более рыбешек. Жара стояла такая, что после засолки, эта сигальга высыхала полностью за четыре часа.
Цена картошки на рынке подскочила сразу в пять раз, с десяти до пятидесяти копеек за килограмм. Августовскими ночами Митька Ряжнов водил боевую дружину картофелекрадов из барака на поля птицефабрики, что раскинулись за прудом. Поля интерната старались не трогать, ибо знали – при коммунизме местного разлива (не путать с всеобщим) дадут и так.
Днем постоянно барражировали в небе самолеты и вертолеты, через громкоговорители маловнятно вещающие о недопустимости разведения костров. Дым от повсеместных торфяных и лесных пожаров делал воздух полупрозрачным. Запах гари особо чувствовался по вечерам…
Ближе к осени открылась Мюнхенская олимпиада, которую едва не закрыла организация «Черный сентябрь» своей террористической атакой. Сборная Израиля погибла в полном составе, но игры, после долгих размышлений решили не отменять.
Олимпиада, по своим результатам получилась одной из лучших. Семь золотых медалей завоевал американский пловец Марк Спиц, усатый уроженец Гавайев. В легкой атлетике блеснул Валерий Борзов, который уверенно, с хорошим преимуществом опередил всех в спринте, на дистанциях 100 и 200 метров, а также вывел в эстафете 4х100 метров сборную Советского Союза с пятого на второе место. Виктор Санеев сделал золотой дубль, после Мехико. Отличились многие.
Команда ФРГ готовила своего штангиста тяжеловеса Рудольфа Манга, который и вправду стал показывать выдающиеся результаты, дать бой Василию Алексееву – грозному русскому богатырю. Шумиха в немецкой прессе была велика.
Василий не «подкачал». Рудольф Манг закончил соревнования с прекрасным результатом, который очень бледно смотрелся на фоне достижений Алексеева.
Егорьевск переживал отдельно за своего земляка Славу Лемешева, который также не подвел команду и страну…
За грибами ходили еще в октябре, теплом, после летней жары и грибовар Лука Иванович лениво и уверенно обманывал ребят на приемном пункте, давая не более трети цены от принесенного.
В ноябре забрали в армию Витьку Сионова – известного местного строителя аэросаней, будущего моториста и инженера. С тех пор на заснеженных полях не появлялась эта диковинка.
Как-то на зимние каникулы, Виталик прогуливался по морозной улице. Из дома Васьки Лохмача раздавались громкие, но невнятные вопли. Любопытный сын агронома, три раза прошел мимо, прислушиваясь. Он разобрал лишь «помогите» и еще пяток слов матом.
В борьбе интереса с сомнениями, победил интерес и привел его, преодолевая робость, в жилье Лохмачей.
– Король! Ну что ты такой бестолковый! Я бебя давно увидел и кричу, а ты, как осел ходишь туда-сюда…
– Я не понял, дядя Вася, что ты меня зовешь.
– Видишь, ногу я себе прибил. Это Таракан виноват – сухой березовый брусок подсунул, а в него гвоздь никак5 не забить. Перегородку я делаю, думал под дверь брусок поставить, он, гад такой твердый, что гвоздь загнулся и мне в ногу вошел.
Стандартный брусок 50х100 мм, стоял прибитый только снизу, сквозь ботинок к полу.
Кусок гвоздя «двухсотки» блестел между ботинком и стойкой.
«Бубнового» слегка замутило. Сказалось его свойство теряться в сложных ситуациях.
– А что делать то, дядя Вася?
– Беги домой за отцом, он поможет.
– Отец на работе, дома только мать.
Лохмач, разя перегаром, проворчал:
–Что от тебя, что от твоей матери толку не будет. Слетай-ка ты за моей женой на работу, да пусть бинты с йодом не забудет…
Виталик довольно скоро нашел санитарку тетю Машу и сбивчиво объяснил в чем дело. Та всплеснув руками, спросила:
– Крови много?
– Не знаю, не видел.
Через полчаса она дубасила мужа березовым бруском, правда, бида не со стороны гвоздя.
– Дуралей пьяный, у меня чуть сердце не остановилось, я думала совсем беда, а он ногу деревянную прибил.
Васька лохмач неловко уворачивался, растерянно бормоча:
– То-то я гляжу, не больно совсем…
История эта не выдумана и даже не является зарисовкой, а, скорее фотографией фактического происшествия, вошедшего в уличные анналы. Нет в моем произведении выдуманных лиц и ситуаций; более того, некоторые мои друзья и знакомые упрекают меня в излишнем натурализме. Я же, по простоте душевной, считаю интересный натурализм, гораздо лучше скучного вымысла.
…Коммунизм медленно начал сдавать свои позиции в стране. Нет, риторика не изменилась, изменились люди, а стареющее руководство продолжало гнуть свою линию, но с каждым годом все более робко. Малейшие ростки нужного и нового мгновенно затаптывались, расцвели пышным цветом формализм, карьеризм и кланово-семейный протекционизм.