Хочу в СССР…?

* * *

Дежурные назначались по очереди. Не на весь класс, а по рядам. Перед первым уроком звонко докладывали учительнице: «В моём ряду все чистые. У всех – воротнички». Воротнички накануне пришивали, понятно, мамы. А при входе в класс дежурные проверяли у всех чистоту рук и, почему-то, ушей. Наверное, в целях лучшей усвояемости материала. «Мальчик! Достань из уха банан!» ©.

На тетрадки отличников учительница скрепкой шпилила маленькую красную звёздочку в белом кружочке. Я такой чести ни разу удостоен не был, – писал, как курица лапой. Видать, не судьба!

Писали перьевыми ручками по прописи. Нажим – тонкая линия, нажим – тонкая… Кляксы ставили безжалостно. А на одну тетрадку полагалась всего-то одна промокашка! Которая очень быстро заканчивалась. Промокашки были в большом дефиците, поскольку отдельно от тетрадей не продавались.

В специальных мешочках таскали с собой чернильницы. Ставить их в ранец было рискованно. Как справедливо заметил мальчик из фильма «Дело Румянцева», «чернильница-невыливайка – очень даже выливайка, если её потрясти». Истинную правду сказал. Они ещё иногда и разбивались при падении с парты на пол: стеклянными были.

* * *

К своему стыду должен признать, что к первой своей учительнице особо теплых чувств не сохранил. Звали её Мария Афанасьевна. И фамилию помню. Была уже не молода, с высокой «гулей» на голове. В точности, как у завуча из фильма «Доживем до понедельника». Шумная и, мягко говоря, очень малоделикатная. После родители признались, что считали её весьма посредственным педагогом (о чём мне, понятное дело, не говорили: не хотели подрывать авторитет учителя).

Нам ещё крупно повезло. В параллельном классе «Б» «разумное, доброе, вечное» «сеяла» Екатерина Пименовна, мужеподобная крашеная блондинка. Даже мы боялись её, как огня. Чуть что – ругалась, била по рукам линейкой. Одному пацану дала такой свирепый подзатыльник, что он, бедный, ткнулся лицом в парту и расквасил нос до крови. Родители – их можно понять – устроили страшный скандал. Точно не помню, но, кажется, педагогическая карьера Екатерины Пименовны на этом закончилась. По меньшей мере, в нашей школе. «Б» облегчённо вздохнул.

* * *

В домах было на удивление много близнецов: в нашем – две пары, в доме напротив – три. А ещё в одном жили и вовсе тройняшки. Веснущатые белобрысые Вася и Серёжа учились в нашем классе. Жили как раз в доме напротив. Очень разные по характеру, хоть и похожие как две капли воды. Вася был добродушным, а Серёжка – вредным.

Когда учились во втором, Мария Афанасьевна построила класс и повела в фотоателье на Волгоградскую. Там всех по очереди сфотографировали и пообещали сделать памятные сувениры. Через неделю прямо на урок пришел лохматый мужик и принес в огромной авоське красно-белые пластмассовые шары. В каждом – круглое окошечко с вклеенным туда увеличительным стеклом. Если посмотреть, то видишь себя в цвете. Очень впечатляло!

Раздавать шары учительница поручила Васе. Он смотрел в окошечко и называл фамилию счастливого владельца. Каждый подходил за своим шариком. Кстати, стоили они рубля по три: не так, чтобы даром. «Это Серёжка» – Вася вручил шар брату. Шары закончились, а своего он так и не нашёл! Тут же, без всякой паузы заревел в голос, натурально как белуга. Учительница на пару с мужиком безуспешно пытались его утешить. «Я подумал, зачем два одинаковых? – оправдывался незадачливый фотограф, – Не плачь, парень! Завтра тебе принесу. Да ещё покрасивее, чем у остальных!». На том и сошлись.

* * *

Мальчика Яшу, с которым я в третьем классе сидел за одной партой, прямо на переменке посетило вдохновение. И он написал стих, который мне тут же и прочитал:

Владимир Ильич! Дорогой и родной!Ты всеми любим и для нас ты живой!Не может такой человек умереть!Родные черты мы клянемся сберечь!

А ещё через пару лет Яша вместе со всей семьёй отбыл на ПМЖ в Израиль. Бывает в жизни и так. Но ведь писал-то, не сомневаюсь, от души! И вообще был добрым и славным пареньком.

* * *

На обложке моего букваря было написано, что построение коммунизма в СССР завершится к 1980 году. Ещё Никита Сергеевич об этом говорил по радио. Мы будучи школьниками даже и не сомневались.

Но в один пасмурный день «продвинутый» мальчик сказал мне по секрету, что Хрущёва свергли. И теперь вместо него будут три разных человека: Брежнев, Косыгин и Подгорный. Я не поверил мальчику. Самый главный должен быть один! А чтобы сразу три, так это ерунда какая-то получается. Пришел домой и спросил отца. Папа сильно удивился – прежде не замечал за мной интереса к политике, – но информацию подтвердил. А отцу не верить я не мог! Помню, возникло смутное ощущение тревоги от того, что мир не так крепко, оказывается, стоит на своих китах.

Второй раз подобное смятение довелось пережить спустя много лет, в дни ГКЧП. Только это было уже не просто тревожно, а откровенно страшно. Да ещё на зловещем фоне так любимого мною «Лебединого озера»! Эх, Чайковский, Чайковский… Что же ты натворил?

* * *

Годом ранее, в 1963-м, мой отец после сильного приступа радикулита долечивался в санатории грузинского Цхалтубо. Но вернулся оттуда до срока. Был заметно утомлён и весьма озабочен. Маме сказал, что еле удалось выехать. Потом они сидели у него в кабинете и долго говорили о чем-то тихими встревоженными голосами. А я был в прекрасном настроении: очень обрадовался, что папа приехал.

В самом деле, нельзя же от пятилетнего ребенка ждать, чтобы он разбирался в политике и тем более понимал, что такое «Карибский кризис». Я и не понимал ничего. Вот в шесть (отставка Хрущёва) – уже совсем другое дело. Но после я оставил в покое большую политику аж на долгие 20 с лишним лет. Вплоть до перестройки.

* * *

Получили задание на дом выучить стихотворение о Ленине. Любое, на свой выбор. Папа посоветовал «Горцы у Ленина» Расула Гамзатова. Я задумался, – оно было непривычно длинным. Но отец привел убедивший меня аргумент: никто другой точно не станет его учить. Да и стих мне понравилось. На нём и остановился.

Папа был, как всегда, прав. На общем фоне стихотворение выглядело свежо. Во всяком случае, в сравнении с «Уж в этом чайнике нельзя должно быть воду греть. Но как нам хочется, друзья, на чайник тот смотреть!» (в классе – сразу 3 исполнителя). Далее по списку закономерно шёл Маяковский: «Двое в комнате: я – и Ленин! Фотографией на белой стене». При всём уважении к Владимиру Владимировичу, – далеко не лучшее его творение. Но два чтеца нашлось.

Первое место за стихотворение о Ленине я по заслугам разделил с отличницей, которая рискнула и осилила «Ленин и печник» Твардовского. Оно было ещё длиннее моего. Ну и прочитала с чувством. Молодец!

Папа очень любил Расула Гамзатовича Гамзатова. И стихи, и прозу. Особенно почитал биографическую книгу «Мой Дагестан» и песню «Журавли». А я из его богатого наследия (разумеется, кроме «Горцев у Ленина») помню лишь такое:

Нам эту мудрость завещали предки:

Нельзя откинуться на спинку табуретки!

* * *

Переход в пятый класс ознаменовал собой иное качество жизни. Младшая школа закончена. Уже не мальчики, но мужи. В смысле, повзрослели в одночасье. Много предметов – много учителей. И целая гора учебников! Складывать портфель стало куда сложнее. Писать разрешалось чернильными авторучками. У меня была хорошая. Удивитесь, – китайская, отец подарил. Такие ручки очень ценились. Писали тонко, не пачкали и не текли, как прочие. Если кому интересно, шариковые появились значительно позже. Да и то, пользоваться ими в школе долгое время почему-то не разрешали.

Новое понятие – «классный руководитель». У нас им стала преподаватель русского языка и литературы Екатерина Романовна Долбик. Очень славная женщина и прекрасный учитель. Прежде была классной у моего брата, к которому относилась на удивление хорошо (в отличие от большинства других учителей, кому выпало счастье братца обучать).

На переменке подошли ко мне две подружки-отличницы и, глядя ясными глазами, доверчиво спросили: «Что такое – проститутка?». Оказалось, одну из них так назвал второгодник Сергей. А пояснить не удосужился. Почему девочки решили, что именно я непременно должен это знать, – ума не приложу. Наверное, внушал доверие.

Я смутно догадывался, что это значит. Но до конца уверен не был. Потому дал им совет спросить у Екатерины Романовны. Мол, она как учитель русского языка точно должна знать. Я-то думал, что удачно выкрутился из этой стрёмной ситуации. Но девочкам моя идея показалась здравой и они крепко озадачили нашу классную. «Кто вам такое сказал?» – «А вот, Игорь сказал». И показали на меня. Учительница посмотрела ТАКИМ взглядом, что я был готов сквозь землю провалиться. Каким-то, что ли, удивлённым, и одновременно встревоженным. Второго в её глазах было, пожалуй, больше. Что им ответила – не знаю. Мне же не сказала ничего.

* * *

Получил в дневник запись: «Писал на парте!». Да не писал я на парте! Совсем не так было. Тогда только-только прошёл по экранам французский «Фантомас» с Де Фюнесом и Жаном Маре. Ну и подъезды всех домов были «фантомасами» расписаны. В чужом классе, куда нас зачем-то привели, я увидел на парте «автограф» следующего содержания: «Плювал на вас! Я – Фантомас!». Такую вопиющую безграмотность оставить без внимания я, понятное дело, не мог и ошибку тут же исправил. Был пойман с поличным. С записью в дневник.

* * *

Учиться было легко. И дело не только в том, что учёба давалась без особого труда. Мой неугомонный брат, сам того не ожидая, оказал мне поистине неоценимую услугу. Не то чтобы сам учился плохо. С этим-то как раз всё обстояло нормально. Просто волею судьбы и характера он частенько оказывался в эпицентре, мягко говоря, не самых позитивных событий. Потому многие учителя от нашей фамилии ничего хорошего заранее не ждали. И тут я такой почти примерный. Короче, успешно работал на контрасте. Как в кино: следователь злой – следователь добрый.

Все «подвиги» брата мне, конечно, не были известны. Но кое-что помню. Например, такое. У них случился конфликт с трудовиком. Кстати, очень неплохой человек и учитель тоже. Звали его Игорь Евгеньевич Перегуд. Невысокий коренастый крепыш был лыс, как бильярдный шар, большие круглые глаза – немного навыкате. Внешне грубоват, строг и принципиален. Не диво, что ученики окрестили его Фантомасом. Увы, брат и Ко его достоинства оценили далеко не сразу.

История умалчивает, кто был инициатором, но бойцы не придумали ничего лучше, как разбить камнями стекла в школьной мастерской. В соответствии с логикой жанра шли «на дело» под покровом ночи. И конечно же были полностью изобличены. Из праведной гордости даже отпираться не стали.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.