bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Пьяный дядя Гриша очень не любил дядю Володю. О чем регулярно и сообщал ему, используя в качестве мегафона сквозную на две квартиры электрическую розетку. То есть, кричал про соседа всё, что наболело, приложив губы прямо к ней. Однажды для пущего усиления звукового эффекта надумал открутить с розетки пластмассовую крышечку и, ясное дело, получил током по губам. Контузило прилично, несколько дней был тих и печален. Ходил с ожогом на губе. Зато его мстительная жена злорадно говорила маме: «Есть-таки Бог на небесах!».

* * *

Председателем нашего «домкома» (или как-то по-другому?) был отставной полковник из второго подъезда. Мама утверждала, что он, скорее всего, из военных кавалеристов. Что не исключено, если судить по кривизне ног и походке. Но человек энергичный и ответственный. Периодически выгонял жильцов на облагораживание домовой территории. Все дружно сажали деревья и кусты, ухаживали за клумбами у подъездов. Примечательно, что практически никто не сачковал. И поныне, когда случается бывать в тех краях, восхищаюсь, как аккуратно, аллеями и «по ранжиру» растут посаженные нашими родителями деревья. А вот около других домов – абы как растут, то есть совершенно бессистемно. Прямо английские сады какие-то.

Когда дому присудили высокое звание «Дом образцового порядка и высокой культуры быта» с торжественным открытием соответствующей таблички, в глазах нашего председателя блестели слезы законной гордости. Почётное звание – говорю без иронии – он заслужил честно.

Его младший сын Алик был одноклассником моего брата. Парень рослый, нескладный, добродушный и в отца кривоногий. Однажды из любопытства «побрил» папиной электрической бритвой (новинка!) мамин любимый кактус. Кактус вроде бы остался жив: бритва умерла, не успев толком добрить объект. Да и сам Алик выжил чудом. Поскольку во время «следственного эксперимента» орал так, что сердобольные соседи стучали в дверь, взывали к милосердию и даже грозились милицией: рука у отставного полковника была отменно тяжелой.

* * *

Тут, пожалуй, имеет смысл освежить в памяти «Приключения Тома Сойера». Чтобы понять, что даже в благословенной Америке процесс воспитания детей не отличался особым гуманизмом. Так же и во времена нашего счастливого детства применение телесных наказаний мало кого могло удивить. Потому в доме кто-нибудь из детей верещал частенько. Однако нас с братом родители наказывали куда реже, чем, возможно, им хотелось бы. И уж тем более, чем мы того заслуживали. Лично я был выдран ремнем всего лишь один раз, и то за дело.

Мне было шесть, когда мама купила лопатку. Недешевую и добротную, металлическую, с деревянным черенком. В первый же день я забыл её в песочнице дома напротив. А вечером на вопрос мамы наврал, что лопатку, наверное, украла девочка Марина из соседнего дома. Отец молча оделся и взяв меня для проведения «очной ставки» отправился лопатку выручать. Такого поворота событий я никак не ожидал, но обреченно побрёл следом. Уже на подходе к цели от безысходности сознался во лжи. Вот дома и «отгрёб» по полной программе. Что сказать? Было не столько больно, сколько очень стыдно и жутко видеть папу в таком гневе. Думаю, вранье он бы мне ещё простил, а вот намерение подставить невинного человека – никак не мог. Так уж получилось, что одного ремня мне хватило на всю жизнь.

Вторая попытка отца оказалась «незачётной». В те же мои шесть лет и, опять же, было за что. По нашей улице только-только пустили троллейбус № 2, который через весь город ходил в аэропорт. Я сел в «двоечку» и отправился смотреть на самолеты. Очень любил это дело и вообще с детства мечтал стать летчиком. Вернулся домой только к вечеру, когда родители, успев опросить всех моих друзей, извелись уже совсем. Папа решительно отправился за ремнем, однако мама меня «амнистировала» со строгим предупреждением. Сама терпеть не могла самолеты, но к моей страсти отнеслась с пониманием.

Мой одноклассник Вовка, проживавший во втором подъезде, учился совсем слабенько. А получив очередную двойку тихонько плакал аж до самого конца уроков, скорчившись за своей партой и хлюпая носом. Мне было его до ужаса жалко, потому что я, как и все жители нашего дома, хорошо знал причину его безутешного плача.

За двойки отец порол Вовку нещадно. Он был мрачным, необщительным человеком высокого роста и могучей стати. Работал водителем самосвала МАЗ. Изредка приезжал обедать домой на машине. Под настроение разрешал нам посидеть в кабине своего МАЗа. В эти нечастые моменты Вовка прямо таки светился изнутри: он очень любил отца.

* * *

У Вовкиного соседа с пятого этажа тоже была машина. Старенький открытый «Виллис», попавший в страну скорее всего ещё во время войны по ленд-лизу. Владелец машины, очень добродушный дед, перманентно чинил свой автомобиль прямо во дворе под своими окнами. Мы ему помогали, чем могли. Главным образом – дружеским участием. Иногда он просил чего-нибудь нажать, подержать или посмотреть под капотом. Ну, это вообще было счастьем! А когда машина заводилась, что бывало крайне редко, сажал нас в неё и катал вдоль окрестных домов. На зависть их жителям – нашим ровесникам.

* * *

Так получилось, что мы взрослели рано. Не пытаюсь судить, хорошо это или плохо, просто констатирую факт. Когда семья переехала в Минск, мне было четыре года. Пять исполнилось уже здесь. В садик не ходил, целыми днями болтался с друзьями во дворе. Как и все, с ключом на шее. Родители работали, старший брат учился в школе. А я наслаждался свободой.

В ближайший гастроном за нехитрыми покупками мама отправляла меня уже тогда. Но в неполные шесть довелось впервые самостоятельно сходить за хлебом. А это уже, что называется, «совсем другой компот». Потому что хлебный магазин находился через дорогу.

Наша улица Кавалерийская (позже – Кнорина) была тихой и спокойной. Троллейбус по ней пошёл несколько позже. Тем не менее мама посчитала нужным строго меня проинструктировать. Было велено, подойдя к улице, посмотреть налево и непременно дождаться пока проедет машина. После чего уже можно переходить дорогу, не забыв на середине посмотреть направо. Получив напутствие, денежку и авоську я, окрыленный доверием, отправился в путь.

Как назло, машина не ехала очень долго. Ни в одном из направлений. Бедный ребёнок совсем извёлся в ожидании, но приказ нарушить не рискнул. В конце концов, из-за поворота со стороны Толбухина появился одинокий «Москвич». Я его пропустил и гордо пересёк улицу, не забыв посмотреть направо.

* * *

Для экстренных случаев в нашем доме была служба спасения. Звали Борисом. Рослый спортивный парень лет минимум на десять старше меня. Жил с мамой в однокомнатной квартире № 1. Если кому случалось захлопнуть дверь, то частенько шли прямо к нему. Борис умел перелезть с балкона верхнего этажа, через форточку проникнуть в квартиру и открыть дверь изнутри. На балконы пятого этажа он попадал с крыши. Был ловок, бесстрашен и никогда не отказывал в помощи. Хоть бывали и другие верхолазы, но Бориса женщины нашего дома любили больше.

Иногда приходил к нам в гости. Как ни странно, но именно ко мне. Дело в том, что я был единственным в доме обладателем немецкой детской железной дороги (отец привёз из Москвы) и впечатляющего набора доставшихся от брата оловянных солдатиков. Вот он и заходил поиграться. Сидел на полу комнаты, широко раскинув длинные ноги, и увлечённо крутил пульт управления. А вокруг (и по нему в том числе) ползали мы с друзьями, мелкая пацанва. Моих папу и маму, которым Борис тоже очень нравился, эта картина неизменно веселила.

* * *

Уж и не могу себе представить как, но почти целый год мы прожили не только без телевизора или телефона, но даже и без холодильника. Помню, ездили с мамой в ГУМ отмечаться в очереди на «ЗИЛ-Москва». Номер очереди мама писала на моей ладошке химическим карандашом. «ЗИЛ-Москва» тогда был самым лучшим в СССР холодильником. Огромный шкаф (примерно два меня тогдашнего) с округленными углами и дверцей, закрывавшейся на ключ. Ключом мы никогда не пользовались. Но знаю от брата, что мама его одноклассника, уходя на работу, свой закрывала. Поскольку сынок любил приводить домой друзей, растущие организмы которых запросто могли обнести холодильник подчистую.

Когда грузчики привезли холодильник, дома кроме меня никого не было. Пришлось самому принимать покупку. Как ни покажется странным, но этот мощный агрегат работал вплоть до недавнего времени. На даче у соседей. Вот же умели делать технику, когда хотели! А может даже работает и поныне. (Надо бы спросить при случае.)

Телефон нам поставили лишь три-четыре года спустя. Помню номер: 6-08-56. Телевизор же в доме появился и того позже. А до того момента, ежели по одному из двух имевшихся в наличии каналов показывали что-либо значимое (типа фигурного катания), смотреть ходили к соседям. У них был маленький чёрно-белый «Неман». Частенько зрителей набивалась полная комната. Взрослые приходили со своими табуретками, дети рассаживались на полу.

* * *

К нам в гости приехали из-под Харькова мамины родители. Их поселили в проходную комнату. Она гордо именовалась «Большая комната». На столе у окна стоял новенький телефон. Рано поутру, часов в шесть, раздался телефонный звонок. Дед, как был в кальсонах, поднялся ответить. Очень долго слушал абонента, затем, с радостным пониманием, сказал: «А! Так это вы в дверь звоните? А я с вами по телефону разговариваю. Подождите минуту. Сейчас пойду, открою». Положил трубку и пошёл открывать дверь.

* * *

Полагаю, телефонный терроризм существовал с самого момента изобретения телефона. Только никто не знал, что это так называется. Просто шутники – и всё тут.

В тот раз у нас гостила уже другая бабушка. Родители пришли с работы домой и увидели, что на телефоне лежит аккуратно сложенная тряпочка. Поинтересовались причиной. Бабушка сказала, что позвонили с телефонной станции и спросили, не греется ли у нас телефон. Потрогала. Решила, что вроде как слегка греется. Тогда ей велели быстренько положить на аппарат влажную тряпку, чтобы не взорвался.

* * *

Неверно думать, что детская жизнь состоит целиком из беззаботных развлечений. У нас был свой чётко очерченный круг обязанностей. Помимо хождения в магазин он включал в себя ежедневное выбрасывание мусора. Тогда ещё контейнеров не изобрели, а про мусоропровод мы в своих пятиэтажных домах и мечтать не могли. Хотя в девятиэтажках на Толбухина он был.

Мешки для мусора тоже не успели придумать. В каждой семье имелось мусорное ведро – как правило, обычное оцинкованное. Эмалированное было не практично: быстро выходило из строя. Далее станет понятно, почему. На дно ведра аккуратно укладывалась газета, чтобы мусор не прилипал к стенкам и не размазывался. Да, чуть не забыл! Обыкновенных полиэтиленовых мешков мы пока ещё не знали. А когда появились, дружно всей страной их берегли и стирали. Потом сушили и хранили на особо важный случай. Как можно в них мусор-то?

По вечерам приезжала мусорная машина. Обычный ГАЗ-51 с железной будкой, усиленной поперёк металлическим профилем. Сзади – скос с люком, прикрывавший бункер для мусора во всю ширину машины. Мусорка всегда ехала одним и тем же маршрутом, останавливалась в определенных местах и, отчаянно сигналя, оповещала всех о своем прибытии. А детский народ с полными ведрами уже поджидал. Из машины выходил хмурый дядя, открывал сзади люк и занимал обзорную позицию сбоку, внимательно наблюдая за происходящим. Очень ругался, если кто-нибудь небрежно просыпал свой мусор мимо. Тогда останавливал процесс, доставал закрепленную сбоку лопату-шуфель, и, не переставая ворчать, закидывал мусор в люк. После чего давал отмашку продолжать.

Грохот стоял неимоверный. Каждый старался тщательнейшим образом выбить свое ведро о край люка. Понятно, что эмалированные подобного обращения просто не пережили бы. Да и оцинкованные у всех были гнутыми-перегнутыми. А когда бункер под люком наполнялся почти доверху, начиналось главное действо. Маэстро отгонял всех в сторону и включал рычаг сбоку машины. И от задней стенки бункера с тяжелым гудением по толстой центральной направляющей начинал медленное движение огромный нож типа бульдозерного, который утрамбовывал мусор к середине. Потом так же медленно возвращался в исходное положение. А бункер уже был чист! Волшебное зрелище! Ради него, право же, стоило каждый вечер бегать выбрасывать мусор. Если на нашей остановке не возникала необходимость уплотнения мусора (случалось и такое) то с пустым ведром брели за машиной до следующей. Иначе день, считай, прожит зря.

А ныне что? В подъезде – мусоропровод, около домов – мусорные контейнеры. Когда хочешь – тогда и выбрасывай. Сам себе в одиночку. Скучно, блин!

Я так увлекся смакованием подробностей неромантического процесса выбрасывания мусора, что можно подумать: скупо на события протекало наше детство. А вот и нет! И в этом вы довольно скоро убедитесь. Тут дело в другом. Поискать ещё такого мальчишку, который не испытывал бы душевного трепета перед сложными механизмами. Я вот до сих пор обожаю самолеты, поезда и автомобили. Хотя к мусорным машинам, признаюсь, несколько охладел.

* * *

Наша соседка с пятилетним внуком отправились в магазин «Матрёшка» выбирать ему игрушку. По центру магазина располагался выложенный камнем бассейн, в котором плавала всякая игрушечная всячина. Соседка умилилась: «Димочка! Посмотри, какие уточки! А какой кораблик красивый!». Ребёнок внимательно осмотрел бассейн: «Баба. Я вот о чём думаю. Видишь посередине вентиль? Это для подачи воды. А другой вентиль сбоку – её сливать. Так вот я и думаю: чтобы открыть вентиль, это же надо залезть в бассейн?». Загадочная детская душа. Какие «уточки», «кораблики»?! Ну, о чём с такой дремучей бабушкой говорить?

* * *

Немного о животных. Тараканов в нашей «хрущёвке», как ни странно, не помню совсем. Кстати, совершенно не понимаю, за что их так не любят. По мне так вполне милые и невредные зверушки. Ну, обожают людскую компанию, шуршат забавно. Вот клопы – другое дело.

Клопов у нас было полно. Обыкновенных постельных. Днём они жили под обоями или в плинтусах, а ночью выходили охотиться. Весь дом считали одной большой квартирой, где сами были хозяевами, а прочие мы – квартирантами и едой одновременно. Кусались относительно вежливо. В смысле – не больно. Но место укуса потом начинало чесаться. Война с клопами велась перманентная. Причём с явным их перевесом. Чем только не пытались эту ораву травить. Ничего не помогало.

Как-то поутру погожим зимним воскресеньем из щелей в полу начал пробиваться едкий вонючий дым. Сначала поднимался вверх тонкими струйками, затем повалил клубами. Родители даже и понять ничего толком не успели, как раздался требовательный звонок в дверь. Это соседка сверху пришла искать источник дыма. Тут же нарисовались озабоченные соседи уже с пятого этажа. И все дружно устремились на поиски источника задымления.

Соседа снизу поймали, что называется, на излёте. Семья уехала, он сам собирался вот-вот уйти и даже успел закрыть квартиру. Честно признался, что прикупил по случаю чрезвычайно эффективную (как его убедил продавец) дымовую шашку от клопов. Но совершенно не подумал, что в нашем доме легко просачиваться сквозь стены может не только звук. Как результат, спешно эвакуировалось квартир в общей сложности с десяток. Мы, открыв все окна на проветривание, отправились на целый день кататься на лыжах. Что делали остальные соседи, не знаю.

Кстати, единственными, кого не потревожила эта чудо-шашка, были сами клопы. Похоже, они её и вовсе не заметили.

* * *

Мама очень любила всякую живность. Конечно, не считая клопов. Их мама не любила. Но к мышкам (обыкновенным, сереньким), когда они заходили погостить, относилась вполне благосклонно. А голубей и вовсе обожала: кормила крошками хлеба и пшеном прямо на балконе. Когда мама на него выходила, голуби моментально слетались со всей округи. Я не разделял этой маминой привязанности и голубей откровенно недолюбливал.

Иногда заходил сосед дядя Володя. Долго мялся, застенчиво мычал, потом приступал к делу: «Понимаете ли, вот вы кормите на балконе голубей…» – «Кормлю! И буду кормить!» – мама была непреклонна. «Видите ли, Елена Ивановна… Они на вашем балконе кушают, а на моём, как бы это помягче сказать, отдыхают после обеда, что ли…». Дядя Володя был очень деликатен. Потому что голуби «отдыхали» на всех балконах сразу. На нашем, естественно, тоже.

* * *

Не скажу, чтобы голуби были нашим семейным проклятьем, но какой-то рок, пожалуй что, тяготел. Однажды соседка с пятого этажа пришла к маме растревоженная. У неё на балконе в ящике для всякого хлама голуби вывели двух голубят. Но вот родители куда-то пропали, а голодные дети уже второй день жалобно пищат. Понятно, что мама не могла оставить их в беде и забрала новорожденных к нам домой. Поселила в коробке из-под обуви под батареей.

Перво-наперво возникла проблема, чем и как их кормить. С этим разобрались с грехом пополам. То, что они пищали – ещё мягко сказано. Голубята верещали натурально как резаные, практически круглосуточно и без пауз. Примерно две-три недели квартира стояла, что называется, «на ушах». Но форменный кошмар начался, когда они научились летать! Всё наше жилище с непостижимой скоростью обрело вид балкона дяди Володи. Причём выгнать голубей из дома было решительно невозможно. Моментом просачивались обратно и занимали наблюдательный пункт на бронзовой собаке. Типа, вы чего вааще? Из родного дома гоните?!

Родители поехали в Крыжовку (15 км от города), где снимали дачу. Голубей забрали с собой и там выпустили на свободу. Вечером счастливые папа и мама прибыли домой, вошли в квартиру и обнаружили питомцев сидящими на любимой собаке. Ну, что с ними делать?

Выход, в конце концов, нашёлся. Летом мы отправились к тётушке в Феодосию. До Симферополя летели самолетом. Мы – в креслах, голуби – в посылочном ящике со специально просверленными дырочками. Были отпущены на волю прямо в аэропорту. И обратно уже не вернулись! Слава Богу, оказались не почтовыми.

* * *

У нас дома из всякого зверья кто только не квартировал. Обычные мышки, морская свинка, черепахи (две!), белка, попугайчики, хомяк, рыбки. Те же голуби. А позже – собаки. Одна пришла сама. Но самым страшным зверем оказался – ни за что не поверите! – обыкновенный ёжик.

Я его купил за рубль у мальчика из соседнего дома. К покупке мама отнеслась сдержано. Наверное, немного ревновала, что это моя добыча, а не её. Все прочие звери, кроме белки (тоже – моя инициатива), у нас появлялись с маминой подачи.

Играться со мной ёж не захотел. Он очень хорошо покушал, попил молока из блюдечка, ушёл под диван и там заснул. А ночью вышел на охоту! Тут уж никому мало не показалось. Никогда бы не подумал, что один среднего размера ёжик способен топать, как целый полк солдат. При том ещё и громко сопеть. Уже под утро отправился на кухню. По пути в коридоре ухитрился залезть на полку, с грохотом упал оттуда, заодно уронив какую-то звонкую утварь. Короче, спать не дал всей семье.

Утром выяснилось, что весь свой славный охотничий путь ёж «украсил» равноотстоящими кучками. Животное обладало каким-то непостижимым метаболизмом. Создавалось впечатление, что ёжик «выдал на-гора» значительно больше продукта, чем накануне употребил еды.

На третий день мы вывезли ежа в лес и отпустили на волю. По счастью, он тоже оказался не почтовым. Я не рискнул, подобно своему предшественнику, выставлять его на продажу, дабы не нажить себе врагов во дворе. А тот мальчик из соседнего дома… Бог ему судья. Кстати, белку также отвезли в родную стихию. Она (точнее, это был он) была уже немолода и никак не хотела приручаться. К тому же, как выяснилось, очень больно кусалась. Папе через кожаную перчатку она насквозь прокусила палец, когда он водворял ее обратно в клетку после её прогулки по комнате. Поди ж ещё поймай это пушистое очарованье!

* * *

Понимание того, что женщина (в смысле, девочка) – тоже человек, пришло далеко не сразу. Лет уже в 9-10. Дворовые игры того времени – «Али Баба», «Казаки-разбойники», лапта, «Чиж» – вполне допускали участие барышень. «Ручеёк» – и вовсе со сладостным замиранием сердца. Лет примерно с 11 увлеклись. А вот эти их девчачьи «секреты», «Дочки-матери» – совершенно не наше. Более того, водившегося с девочками запросто могли предать остракизму, то есть облить общественным презрением. Кому же это надо?

В раннем возрасте мы не брали девчонок в суровые мужские забавы. Хотя сами в их развлечениях иногда снисходительно принимали участие. Всякие «классики», скакалки на вылет. Находились даже отдельные ловкачи среди пацанов, которые вполне могли составить им достойную конкуренцию. Но это был не я: спортивностью никогда не отличался, несмотря на то что перепробовал разные виды спорта. Футбол, хоккей, баскетбол, волейбол – не преуспел ни в чём. Неплохо ходил на лыжах – папа научил. Плаваньем ещё прозанимался года два с половиной. При том что показывал неплохие результаты, пределом возможностей стал лишь скромный юношеский разряд. Вот мой старший брат дослужился до взрослого.

* * *

У нас было два тренера по плаванью – Виктор Иванович Колесников и Анатолий Иванович Козырев. Высокий статный светловолосый мастер спорта СССР Анатолий Иванович мне почему-то нравился больше, хотя возился-то с нами главным образом как раз Виктор Иванович. Когда дома поставили телефон, я стал Анатолию Ивановичу периодически названивать. Поговорить хотелось очень, хоть было совершенно не о чем. Любимый тренер отвечал мне подчеркнуто лаконично, но неизменно вежливо. Терпеливо ожидал, когда я сам наобщаюсь и отпущу его на свободу.

Однажды Виктор Иванович маму огорчил. Тяжело вздохнув, признался, что, несмотря на хорошие природные данные, чемпионом мне, по его мнению, стать не суждено. Аргументировал свой приговор конкретным примером. На последних соревнованиях я стартовал очень здорово. Но посреди дистанции почти остановился. После финиша свое «зависание» объяснил тренеру просто и доходчиво: мол, Гарик сильно отстал, и непременно следовало его подождать. Мама знала, что Гарик – мой лучший друг. А как было по-другому? Друзей ведь в беде не бросают?

* * *

Раздевалка бассейна Дома офицеров. По ней, как неприкаянный, бродит человеческий детеныш и горько плачет. Худенький совсем, в чёрных плавках и сиреневой плавательной шапочке. Все побросали дела и бросились человека утешать. Оказалось, никак не может найти свою одежду. Ребята приняли в поисках самое деятельное участие. Перерыли все шкафчики, но так и не нашли. Про кражу и мыслей не возникло: такого у нас ещё не бывало. А малыш рыдает безутешно. Потом одного паренька из тех, что постарше осенила догадка: «Слушай! А ты вообще-то мальчик?». «Девочка…» – сквозь слезы признался ребенок.

* * *

Однажды я снискал славу отчаянного храбреца. Даже в героях двора проходил целый день. А получилось так. В нашем районе было полно новостроек. И мы с пацанами по ним увлечённо лазали. Вот хотя бы на стройке дома № 6б по соседству с нашим. В процессе освоения объекта непонятно откуда нарисовался сторож и с криком «Вот я вас!» погнался с колом в руках. Вряд ли он стал бы нас убивать, но было очень страшно. Все «дунули» кто куда, а я с перепугу метнулся в тупиковую комнату. Когда сторож возник в дверном проеме, я ни секунды не думая сиганул вниз прямо с балкона второго этажа. Приземлился в кучу песка и моментом унёс ноги и прочие части тела куда подальше от злобного сторожа.

Когда наша орава воссоединилась, ребята дружно выразили восхищение моей смелостью. Я понимал, что «подвиг» совершил исключительно со страху и от отчаяния, но скромно умолчал об этом, принимая якобы заслуженную похвалу. Было приятно.

* * *

Самая крупная стройка вблизи нашего дома случилась, когда возводили кинотеатр «Партизан» (теперь называется «Дом кино»). Мы знали, что он будет не только самым большим в Минске (1000 мест), но и первым широкоформатным. Очень гордились этим. Ясное дело, освоили строительство вдоль и поперёк.

Когда «Партизан» открылся, первым фильмом прошли «Три толстяка» Алексея Баталова. Широкоформатный! Перед началом показали киножурнал – кажется, «Новости дня». Тогда 10-минутный журнал перед сеансом был обязателен. Чаще те же «Новости дня», но иногда выпадала удача посмотреть смешной «Фитиль». Киножурнал шёл на маленьком экране. По бокам – тяжёлые тёмно-красные шторы, снизу и сверху – чёрная драпировка. После журнала в зале на пару минут зажигали дежурный свет, чтобы успели рассесться те, кто опоздал к самому началу. Потом с волшебным гудением шторы уходили вбок, а драпировка синхронно уплывала вверх-вниз. Огромный белый экран стремительно как бы наплывал на тебя. Уже от одного этого дух захватывало! А потом шёл фильм со стереозвуком. Не знаю, сколько D тогда называлось, но звук был таким объёмным, что содержание фильма как бы отходило на второй план.

Брать билеты в «Партизан» считалось неслыханным пижонством. Ведь это же был НАШ кинотеатр! А какие, к чёрту, могут быть билеты в собственный кинотеатр? В наличии имелось несколько способов проникновения в зал без билетов. Они варьировались сообразно ситуации. Нюансы рассказывать не буду, дабы никого не вводить в соблазн. Однако на этом тернистом пути случались издержки – кого-нибудь, а иногда и всех сразу, попросту ловили.

На страницу:
3 из 5