Светлячок для Летучего Голландца

Спустя полминуты поняла, что отвлекло его. Из соседней комнаты раздался шорох. «Господи, помоги…». Раскрыла глаза, но ничего не увидела, кроме старых, рассохшихся досок. И те расплывались, сфокусировать взгляд на чем-то было сложно. Тело разрывало от боли.

Меня опять подняли за шиворот с пола, но стоять я упорно не хотела, ноги подкашивались.

– Да, стой ты…

Подхватил под грудину так, что вздохнуть нельзя, одной рукой. Прийти в себя немного все же пришлось. Когда почувствовала у виска холодный металл. Попыталась держаться ровнее. Не дай, Бог, нажмет на курок случайно.

В комнате появились двое – Сергей с Николаем. Не описать словами, как же я им обрадовалась. Даже подумывала извиниться перед ребятами, если останусь в живых. В такие моменты на многие вещи смотришь совсем по-другому. Сидела бы себе в комнатке с удобствами, в самом деле, в ус не дула и ждала, пока мужики сами разберутся, морду набьют друг другу. Но, есть, конечно, иной вариант развития событий, и скорее всего моя активность спасла жизни этим двум ребятам. Псих за моей спиной не стал бы церемониться.

– Ей, мужик, отпусти женщину.

– С чего бы это вдруг? Я ее отпущу, а вы мне пулю в лоб и вся недолга.

– А зачем нам лишнюю работу делать? Решим все полюбовно, – переговоры вел Сергей, но пистолета не отпускал. – Мы же ищем одного и того же человека? Так ведь?

– Да.

– Для одних и тех же целей.

– Это врядли.

– Но все равно. Вот и объединим усилия. Так надежнее выйдет. А баба нам ни к чему. Пусть домой отправляется. Бежать в милицию мы ей отсоветуем.

Похоже, они не сразу стали брать домик штурмом, а немного послушали наш разговор. Действовали осторожно, чуть ли не по сантиметру продвигаясь ближе к нам. Медленные движения, спокойный голос, никакого давления. Смекнули, что у парня башню снесло давно и крепко, и ожидать от него можно все что угодно.

Вячеслав все теснее сжимал мою грудную клетку.

– Нет, ребятки, цели у нас совершенно разные. Не по пути будет.

– Думаешь? Почему же?

– Потому. Так что стволы опускаем и выходим. Ищите своей удачи в другом месте.

– Нет, не пойдет. Я этого гаденыша так просто не выпушу и не отдам. Поделиться придется.

– Пошел к черту!

– А если не пойду? Нас больше. Соответственно шансов у тебя меньше.

– Дело не в количестве, а в умении. Не сойдете с моего пути, башку ей прострелю.

– Давай. Плевал я на нее! Мне конечная цель важна. Возиться с лишними трупами не очень хочется, но переживу как-нибудь.

«Мама! Что ж вы делаете!». Сжала зубы. Забыв про боль, вся превратившись в слух и осязание, готовая в любую минуту падать или делать еще что-то для своего спасения.

– Одного не пойму. Если тебе Лира нужен, зачем ты ее так отделал? Нравится женщин бить? Или просто злость срывал?

Пистолет у моего виска дернулся.

– Понятно. С ней справиться гораздо легче, чем с подготовленным, натренированным мужиком. Так ведь?

– Нет. Заткнись и вали от сюда!

– Значит, угадал, да? Удовольствие получаешь?

Я обливалась, потом, гадая, что же будет дальше. Лихорадочно вспоминая какую-нибудь молитву. Когда-то знала несколько и даже в церковь ходила. «Обещаю читать молитвы каждый день, посещать храм, поститься…»

Все произошло за пару секунд. Но я видела это, как в замедленной съемке, туго соображая, что же делать. Вот Владислав перевел пистолет на Сергея, забывшись в своей злобе. Тот поймал мой взгляд и подмигнул.

Что? Что ты хочешь от меня? Сердце бешено скакнуло.

Наугад пнула назад ногой, в этот раз повезло – попала. Сзади злобно и утробно взвыли. Добавила локтем и вырвалась из железных объятий, уходя в сторону, с линии огня. Сразу же раздалось несколько выстрелов и звон стекла.

Я заорала, оглушенная упала на пол, сверху навалился тяжеленный мешок. Скосила глаза и увидела безвольно валяющуюся руку рядом с моим носом. Это не мешок, это мертвый или близкий к этому состоянию Слава. Тихо взвыла, столкнуть его с себя сил уже не было.

Вокруг мат, шум, возня. Да, помогите же!

– Пропусти!

Наконец, с меня сняли эту ношу. Аккуратно попытались поднять.

– Светлячок, как ты? Ранена? Черт! Ты вся в кровище…

– Это по большей части не ее, – это уже Сергей. Сознание существовало будто отдельно. Я понимала, что вокруг происходит, различала голоса, но открывать глаза не хотела, отвечать тоже.

– Светка, не молчи. Скажи что-нибудь, а то я с ума сойду.

– Скотина… – это все, что смогла выдавить. Наверное, это не то, что он ожидал услышать, но с подсознанием не поспоришь. Послышался смех и веселое улюлюканье. Зрители оценили мой юмор и откровенность.

– Встреча влюбленных не удалась. У нее шок, что ты хочешь. Отойдет через пару часов.

Герман ощупывал меня на предмет увечий.

– Тебя забыл спросить.

– Не больно хорохорься. Пальну, и ляжете в одну могилку с этим психом.

– От мертвого от меня, какой толк?

– От живого тоже никакого. Бабу свою и то защитить не можешь. Посмотри, как он ее разукрасил.

– Потом разберемся. Мне надо ее к врачу везти.

– Знакомого подсказать? Вопросов задавать не будет.

– Обойдемся.

Все же открыла глаза. Комната немного покружилась и вернулась на место.

Прямо передо мной встревоженное лицо Голландца. Недалеко стоит Сергей и с большой долей презрения взирает на него. Два парня тащат тело Владислава к выходу. От этого зрелища к горлу подкатила тошнота. Быстро отвела взгляд. Хватит с меня сегодня.

– Как знаешь.

Мужские разборки. Как же я устала, хочу домой. Нет, еще не до конца высказалась.

– Скотина.

– Я уже понял, кто я. Можешь не повторять. Давай потихонечку подниматься будем.

Подхватил меня на руки и пошел к выходу. У дверей немного задержался. Я ничего не видела, просто спрятала лицо на его плече. Сегодня, завтра можно забыть про всех и вся, имею полное право. Все равно ни на что кроме, как лежать, не способна.

– Я буду у нее на квартире. Если что найдешь меня там.

– Катись уже! Надоел. Так и так найду. Понадобишься если. Езжайте. Хоть место и глухое, но вдруг грибник, какой гуляет. А нам еще прибрать тут надо…

– Ага.

Через час я лежала у себя в ванной и наслаждалась ощущением легкости в воде. Хорошо бы вода подогревалась постоянно, и можно было остаться здесь на пару дней.

Мои мечтания прервал звук открывающейся двери. Герман держал в руке какой-то кулек. Один глаз заплыл, поэтому видимость была фиговая. Похоже это мое полотенце с кухни, а в нем лед.

– Врач подъедет минут через сорок, так что у тебя есть еще время.

И приложил холод к моему несчастному глазу. Пошипев немного, успокоилась и выдохнула. Говорить не было сил, думать тоже, не вспоминая уже о том, чтобы шевелиться. Он все понимал и тоже молчал.

Перед приходом врача достал из моего убежища, обтер и запаковал в халат.

Приехал мужчина лет пятидесяти с чемоданчиком похожим на те, что носят работники скорой помощи. Невысокого роста, почти лысый, в очках, с округлым пузиком. Все время пока ощупывал меня быстрыми, уверенными движениями, что-то приговаривал, шутил.

– Тихо-тихо, ласточка моя… Да, понимаю, больно… Так вот тут ушиб сильный. Ничего до свадьбы заживет, не переживай… Все пройдет, красавица…

Нажимал, сгибал-разгибал, мерил давление, наконец, вынес вердикт:

– Все не так плохо, как я думал. Напугал только меня по телефону, – выложил на тумбочку какие-то ампулки, шприцы. Быстро набрал лекарство, повернул меня на бок, всадил иглу и продолжил, как ни чем не бывало. – Множественные ушибы, синяки, ссадины. С ребрами все в порядке. Никаких переломов или вывихов. На глаз примочку сделаешь, я написал какую. Сейчас сделал укол. Завтра опять сделаешь укол.

Подмигнул, рядом с ампулами положил упаковку таблеток, подхватил чемоданчик.

– Желаю скорейшего выздоровления, дорогая! Оставляю вас на поруки этому джентльмену. Уколы он делает хорошо, не беспокойтесь. Главное отдых, плотное питание, сон и еще раз сон. Всего хорошего!

Веки у меня налились свинцом и почти мгновенно закрылись. Не знаю, сколько спала, наверное, не меньше десяти-двенадцати часов. Проснулась, как от толчка.

Через шторы пробивался бледный серо-розовый свет. Рядом кто-то уютно и мерно посапывал, обнимая здоровенными ручищами, согревая спину. Немного повозилась, устраиваясь поудобнее, натянула повыше одеяло. На работу еще рано, можно поспать подольше.

Стоп! Какая работа с моей-то физиономией! Тело тут же отозвалось тупой болью на воспоминания о вчерашнем насыщенном дне. Неужели все это произошло со мной на самом деле? Может просто кошмар приснился?

Прошлась по рукам, что обнимали меня. Это Герман. Успокоено вздохнула, сняла их с себя и осторожно выбралась из кровати. Ой, как же ломит все! Доползла до ванной, включила свет и замерла у зеркала. Мать моя! Мне ничего не приснилось. Подошла поближе, не стесняясь в выражениях, высказала, что думаю, по поводу своего вида и вообще ситуации, в которую попала. Даже слезу пустила. Включила холодную воду в раковине, побрызгала в лицо.

Ничего не помогало, села на пол и зарыдала. Стянув с вешалки полотенце, уткнулась в него, чтобы немного заглушить издаваемые, утробные звуки. Надо выплакаться одной. Так сказать в свое удовольствие. Мужчины не выносят женских слез и начинают утешать, дабы этот поток прекратился. Одно дело, если это было и было вашей целью. Но мне в основном хочется в подобные моменты, чтобы наоборот все ушли, оставили наедине с самой собой. Чтобы никого. Не стесняясь выплакать все, что скопилось на душе. Прямо, как сейчас.

Намочила полотенце холодной водой, умылась и вернулась обратно в комнату. Присела на край кровати и вгляделась в лицо человека, что лежал на ней, разметавшись среди одеял и подушек, раскинув широко руки. Даже во сне еще не мог расслабиться – между бровей залегла складочка.

Я разглядывала его, будто видела в первый раз и не понимала, что же он делает в моей постели, в моем доме. Ведь когда-то мечтала, грезила, что Герман будет моим мужем. Будем жить вместе, строить совместные планы, растить детей, всей ватагой ездить на юг отдыхать, гостить у родственников сначала у моих, потом у его, шумные семейные сборища…

Вот незадача, я совершенно не в курсе есть ли у него какие-нибудь родственники, хоть бы и дальние. Опять навернулась слеза. В голове пронеслись слова из песни Валентины Толкуновой и ее нежный голос:

«Мой придуманный мужчина,

Скоро наша годовщина:

День, что нагадала

Я тебя». (текст Василий Попов)

Точно. Мой придуманный мужчина.

Не смотря ни на что, верила в наше будущее. А ситуации бывали разные. Самые неприятные и щекотливые. Например, такие…

Сказать нечего, я была в шоке тогда. Первые несколько секунд. А потом накатил стыд, страх, обида. Такой вот жгучий коктейль, что выжег внутренности.

Голландец тяжело смотрел на меня. Дверь в комнату была открыта не очень широко, но видно было достаточно. На стуле сложена, мужская одежда, постель вся разгромлена – смятые простыни, одеяло почти на полу. Вадим Петрович, мой начальник и параллельно любовник, был вообще затейник по части позиций. «О чем только я думаю? О какой-то ерунде».

Ступор немного стал спадать. А с какого такого, простите, перепугу, я стою тут и чувствую себя, значит виноватой? И даже вот чувство стыда смотрите, поднялось. Будто обещала ждать из армии и в первый же месяц загуляла с его лучшим другом.

И подняла голову, спокойно встретив этот осуждающий взгляд. Он так и стоял, опершись руками о дверные косяки.

Да и черт с тобой!

Сжала покрепче полы халата. Нам и говорить не нужно было. Все было сосредоточено во взглядах и напряжении между нами, как электрическое поле.

Да, я понимаю, как бы ему хотелось закатить, возможно, скандал, разгромную речь о моей бесстыдности. О том, что, мол, говорила «люблю жить не могу, не уходи». О том, что доверял, рвался ко мне из последних сил (в этом месте у меня вырвалась косая усмешка, что выбесила его окончательно). Больше года рвался, все никак вырваться не мог. Невезение, какое вышло. А женщина твоя не дождалась, змеюка подколодная.

Немую сцену прервал сосед по коммуналке. Всего у нас было четыре комнаты. Семеныч как раз двинулся на кухню, взяв для конспирации кружку. Не помню, когда видела его в последний раз пьющего чай. В мозолистых, желтых пальцах обычно мелькала рюмка. Глаза жадно шарили по нам и открывшемуся натюрморту в глубине комнаты. Какая гадость, как собака на помойке. Расплывшись в глупой улыбочке, он обратился к Герману.

– Что, не дождалась тебя, красава?

Не стоило так шутить. Семеныч и сам это понял, когда ощутил на себе тяжеловатый взгляд. Быстро поджал хвост и засеменил на кухню, тихо бормоча:

– А что я? Просто спросил…

Так ничего и, не произнеся, Голландец оттолкнулся от двери, резко повернулся и ушел.

Я нащупала рукой сзади себя стул и присела. Все никак продышаться не могла, руки тряслись. Что делать? Как объяснить? Его не было почти полтора года. С каждым днем срываешься в бездну все больше от отчаяния, безденежья, от вечных скандалов с соседями по квартире. От просто тоски, хотелось сдирать обои зубами со стен. И временами думала, что схожу с ума.

В дальнейшем такое чувство у меня еще не раз возникало, но пока речь лишь об этом отдельном отрезке времени.

Дверь захлопнулась. От неожиданности подпрыгнула и уставилась на вошедшего мужчину в недоумении.

– Свет, а кто это был?

Вадим Петрович не был идиотом. Если видел хотя бы пару секунд нашего немого шоу, то уже все понял. Но он был и намного старше и спокойнее и просто спросил.

– Это… это из прошлой жизни.

– Приподнимись, пожалуйста.

– Что?

– Приподнимись, говорю. Штаны возьму. Ты сидишь на них.

– Ой!

Пересела на кровать, стараясь не смотреть, как он переодевается. Вдруг самой стало тошно от всего происходящего.

Послышался скрип стула и в поле зрения оказались серые штаны. Подцепив мою ручку, немного погладил по голове.

– Как прошлая жизнь этот молодой человек совсем не выглядел. Я не к тому, что сейчас устрою тебе сцену ревности. Это ерунда. Но я вижу твое состояние. Что случилось?

И тут я зарыдала в голос. Любовник спрашивает о другом любовнике – мир сошел с ума.

– Ох, горе горькое. Да, что произошло-то?

– Он… Его не было больше года… А он такой бабник, повеса… Я просто не надеялась или наоборот надеялась, ждала. Но не особо верила, не позволяла себе верить. Никакой весточки… ничего…

Из груди вырвались наружу все сдерживаемые до этого эмоции.

– Ясно. Парень красивый. Это я заметил.

– Он просил, говорил….

Послышался веселый смешок.

– Девочка, дорогая, забудь все это. В его годы я тоже много что обещал, заговаривал зубы, если кого-то хотел получить.

– Нет, он не такой.

– Неужели! Не рассказывай байки. Его не слышно, не видно было довольно продолжительное время. А тут оказался опять в нашем городишке и вспомнил про тебя. Память видимо хорошая.

Пересев ко мне на кровать, подставил плечо.

– Чувствую себя почти праведником. Но глядишь, мне зачтется. И вот, что расскажу тебе по большому секрету. Однажды со мной конфуз вышел. Послали меня повторно в командировку, не помню уже, как город тот назывался. Захожу, значит, как обычно вечером в ресторан, пристраиваюсь к красотке одной: «Можно ли с вами познакомиться, прекрасная незнакомка?». А она засмеялась и посетовала на дырявую мужскую память. Мы уже знакомились близко за три года до этого. Вот так вот!

Я икнула и искоса взглянула на него.

– И что?

– То. Хорошая память у этого парня. Это большой плюс. Светочка, забудь всякое чувство вины по отношению к нему. Ты ему не жена и ничего не должна. И не вздумай бежать за ним сейчас, искать, пытаться оправдаться. Перестанет уважать. Пережди до завтра хотя бы. Пусть остынет немного, и поговорите спокойно.

– А если?

– Значит если. Забудешь и другого найдешь. Тем более что этот не больно надежным выглядит. Но это твое дело.

Мы посидели еще немного рядышком.

– Пойду. На счет квартиры не беспокойся, помогу, как и обещал.

Поцеловал в щеку. Я была, как оглушенная. Вот хлопнула опять дверь.

В конце концов, послушалась его совета и не побежала искать Голландца в тот же вечер. Переждала, чувства улеглись.

Было всего два места, где можно было найти сто процентов этого неуловимого. Но пошла прямиком в шашлычную на окраине города, ведомая интуицией. Там заправлял мужчина кавказской национальности, и было немного боязно идти туда одной.

С заднего двора доносился гомон, и тянуло дымком, жареным мясом. Здание было небольшим, одноэтажным. Внутри темно, не очень много простых деревянных столов со стульями. В глубине где-то слышны голоса. В зале на первый взгляд пусто.

Хотя, нет. Справа за барной стойкой двое. С одной стороны Герман на высоком стуле спиной ко мне. С другой бармен и хозяин заведения. Мужчина за сорок внушительных размеров, с лысиной, жгучими черными глазами. Сейчас они весело поблескивали из-под бровей в мою сторону. Губы его расплылись в масляной улыбке, пока я устраивалась на стуле и перекидывала косу на другое плечо.

– Здрасте.

– Добрый вечер. Какая красота нас порадовала своим визитом. Что хочет девушка? Исполняем любые просьбы, желания. Может красного вина, хорошего, с фруктами? Или шоколадкой?

– Нет, спасибо. Мне водочки налейте, пожалуйста.

Мужчина поднял бровь удивленно.

– Желание клиента закон.

И быстро нагнулся, достал бутылку, рюмку.

Голландец на своем стуле будто застыл. Только прикурил от старой сигареты новую и опять засмолил. Пепельница рядом с ним была наполнена до краев. Картина была полной – бутылка водки, разоренная тарелка с закуской и пепельница полная окурков.

Хозяин помахал у себя перед носом рукой, подхватил зловонный источник.

– Сейчас, красавица, организуем закуску. Может шашлычка? У нас отличный шашлык, нигде в городе такого не попробуешь.

– Хорошо.

Наконец он ушел. Стоило, наверное, начать разговор. Я же за этим сюда пришла, а не водку пить и заедать все это дело самым вкусным мясом в городе. Замахнув рюмку для храбрости, немного посидела зажмурившись. И только после этого посмотрела на него.

Он похудел, осунулся, скулы выпирали, щетина еще больше подчеркивала это и глубокие тени под глазами. Волосы подстрижены гораздо короче. Хотя сверху оставалась шапка, но сзади и на висках почти лысо. Так непривычно, не хватало хвостика. От этого будто старше стал. Или дело не в стрижке дело совсем.

Резким движением, затушив сигарету о край тарелки, все же повернул голову в мою сторону.

– Будешь дальше так смотреть, дыру во мне протрешь.

– Не помню, чтобы ты раньше курил.

– Бросил после армии.

– А сейчас?

– Что сейчас?

Пожала плечами и пододвинула рюмку.

– Налей.

Молча, разлил и вопросительно посмотрел.

– За что пьем?

– За иллюзии.

В его глазах, что были до этого похожи на мертвое болото – да, что там, на болоте больше жизни – озарились ненадолго удивлением.

– Интересный тост.

– Я где-то читала или слышала, что лучший подарок, который может сделать для тебя жизнь – это разбить твои иллюзии. За разбитые иллюзии!

И подняла свою рюмку. Он замешкался и с некоторым сомнением чокнулся со мной.

– Видимо я сегодня уже набрался порядком и не слишком улавливаю смысл сего философского изречения.

Я стащила с его тарелки тонко нарезанную колбаску, подула на нее и задумчиво сжевала.

– Как я понимаю, смысл этой фразы таков: мы часто гонимся за фантомами – иллюзиями. Представляем людей совсем не такими, какие они есть, ситуации не такими, какие они есть. Дорисовывая свое и живя в мире своих фантазий, а не в реальной жизни. А потом – бабах! – резко хлопнула ладонью по стойке. – И все к чертям ломается и идет наперекосяк. Ты видишь реальность, а не кривое зеркало.

Герман разлил еще прозрачной жидкости по рюмками.

– Раз уж пошла философская тема, надо и мне что-нибудь этакое сбацать, – замер с рюмкой. – Зараза! Ничего не приходит. Я сегодня не в форме. Давай тогда за то, чтобы жизнь сделала нам обоим свой самый лучший подарок. Надеюсь, мы сможем оценить его по достоинству.

– Надеюсь.

Прозвучавшая в мужском голосе горечь резанула, задела за живое. Опять подняло голову чувство вины. Но потом вспомнила слова Вадима Петровича: «забудь всякое чувство вины…перестанет уважать». Да, уж, быть тряпкой раз за разом не хотелось.

Он не закусывал, просто прикурил следующую сигарету. Запустил пятерню в волосы, закинул назад, чтобы не лезли в глаза.

– По какому поводу заливаешь?

Дернул плечом и выпустил струю дыма в мою сторону.

– Ты это пришла узнать?

– Нет, – немного замялась, поставила рюмку. – Хотела узнать, зачем ты приходил вчера?

– Теперь и сам не знаю зачем.

Тут из боковой двери показался хозяин. В одной руке большое блюдо с издающим невообразимо вкусные запахи шашлыком – посередине мясо, а вокруг нарезанные овощи, зелень, а в другой чистая пепельница. Поставил передо мной тарелку.

– Попробуйте, пальчики оближите.

– Не сомневаюсь. Запах просто божественный, – и потянула руку за вилкой, вот тут он ее и сцапал. Нежно поглаживая ладонь, умильно посмотрел в глаза.

– Такая красота в нашем заведении редкость. Как зовут тебя?

– Светлана.

– Прекрасное имя…

– Ты бы завязывал, Рафик, со своими сладкими речами. Это ко мне.

Ручку выпустили.

– Слушай, не нервничай так, Лира. Я же не знал, в самом деле. Вот что за несправедливость. Как красотка, так сразу к тебе.

– Жизнь несправедлива не только к тебе.

Мужичок наклонился ко мне ближе.

– Он хоть немного оживился. А то, как засел вчера на этом месте, так и не сходил. Курит и пьет, больше ничего. И молчит. Терпеть не могу эти бесполезные страдания. Жизнь для того дана, чтобы наслаждаться. Правильно?

Я улыбнулась ему и начала выбирать кусочек мяса.

– Совершенно с вами согласна. От страданий никакого толка. Но иногда можно, чтобы оценить выпавшее на твою долю счастье в полной мере.

Рафик все же опять поймал мою ладошку и звонко поцеловал.

– Хорошо сказано! Я бы расцеловал в обе щеки, но боюсь гнева этого хмурого товарища.

Насмешливый кивок в сторону Голландца. Тот только хмыкнул, пожал плечами, вроде как делайте, что хотите, продолжая дымить.

– Да, что с тобой такое? К тебе пришла, сама заметь, нимфа, царевна лебедь. А ты сидишь, словно окаменел навеки.

– Я ее не звал. Ты прав сама пришла.

– И из-за ссоры с ней ты надираешься со вчерашнего вечера?

Подавившись мясом, закашлялась. Разговор что-то перестал мне нравиться. Меня заботливо похлопали по спине.

– Частично и это событие повлияло. Но мы не ссорились. Даже не разговаривали.

– Чудо, а не женщина. Даже скандалит молча.

Герман, наконец, ожил и засмеялся. Хохотал долго. Потом налил еще по рюмочке и, не чокаясь и не дожидаясь меня, выпил.

– Умеешь ты поднять настроение, Рафик. А она и вправду чудо.

– Вот и убери кислое выражение с лица. Хватит, пострадал уже.

Замахнув рюмку, быстро запихнула в рот кусочек мяса. Оно оказалось очень перчистым.

– Мама моя!

– Осторожней, красавица.

И подпихнул ко мне кусок хлеба. Пожар во рту немного успокоился.

– Хотела спросить. Я вам не мешаю? Вы так мило общаетесь, что чувствуешь себя лишней. Особенно, когда о тебе говорят, как о неодушевленном предмете. Тоже мне страдальца нашли! – и мстительно воткнула вилку в мясо. – Не было почти полтора года. Ни слова, ни весточки, ни звонка. А потом нате вам, пожалуйста, явился! «Мы к вам заехали на час. А, ну, скорей любите нас».

Пропела дурашливо и, сорвав кусок с вилки со зверским видом начала пережевывать. Дотянулась до графина с водкой, сама себе налила.

– Вот и выпью, пожалуй, за страдальцев безвинных.

Мужчины смотрели на меня, выпучив глаза от удивления. Не этого ты от меня ожидал? Думал, покаятся, приду, слезы, сопли лить буду. А фигу с маслом не хочешь? Без масла, слишком жирно для него будет.

Утерла рот ладонью, огляделась в недоумении. Зачем я здесь? Потом перевела уже помутневший взгляд на героя моего романа.

Или не героя и давно уже не романа, а глупого водевиля? Вчера точно был водевиль напополам с комедией. Во, что же превращаю свою жизнь? Притом непонятно из-за кого и из-за чего.

Посмотрела, будто вижу в первый раз. Тряхнула головой, протянула руку через стойку. Хозяин автоматически пожал ее.

– Рафик, рада была знакомству. Шашлык отменный, никогда такого не пробовала. Спасибо.

– Всегда рад видеть у себя такую красоту. Заходи не стесняйся, угощу еще и не такими деликатесами. А почему уходишь так рано? Погоди, вечер еще только начинается.