История русского народа и российского государства. С древнейших времен до начала ХХ века. Том I

При этом важно подчеркнуть, что Киевская Русь представляла собой федерацию земель, союзов племён (со своими столицами), городов и территорий, которые считались не личным достоянием великого киевского князя, но родовой собственностью всех, стремительно возрастающих в числе викингов Рюриковичей («русская земля» – земля, подвластная роду варягов-Руси, тогда как понятие «русский народ» отсутствовало, возникнув через полсотни лет). Поэтому и среди членов княжеской семьи великий князь воспринимался как первый среди равных, его сыновья и братья получали в управление крупные города, а в престолонаследовании действовало (по крайней мере, теоретически), «лествичное право» (от «лестницы-лествицы»). То есть наследование княжеского стола шло не по «вертикали» – от отца к сыну, а по «горизонтали» – от старшего брата к следующим братьям, а, когда все братья умирали, – к старшим детям старшего брата.

Но число членов рода Рюриковичей стремительно росло, старшие племянники часто бывали взрослее своих дядей и не желали ждать своей очереди (ведь можно было и не дождаться). Поэтому после смерти великого князя вся система приходила в движение, а его родственники пересаживались «со стола на стол», в соответствии с изменившейся ситуацией. Правда, в реальности, по мере дробления Руси и увеличения числа членов рода Рюриковичей, эта система сильно запутывалась, а многие представители княжеского рода не хотели ждать своей очереди, что и вело к многочисленным распрям, войнам и столкновениям (несколько сократившим число князей). Достаточно сказать, что и Владимир I, и Ярослав Мудрый захватывали власть как узурпаторы, не по праву, свергая и убивая старших братьев (а Ярослав вдобавок вступил в борьбу ещё и с живым своим отцом – князем Владимиром, который умер в разгар подготовки к походу против него). Ещё одним важным следствием «лествичноге права» было то, что князья не ощущали своего единства с тем или иным городом и территорией, а смотрели та него, как на временное пристанище, лишь базу для «повышения своего статуса» с «прицелом» на овладение Киевом (так продолжалось до конца XI века).

Переходя к основной мас се населения Киевской Руси, следует выделить несколько главных категорий этого населения. Большинство лично свободных общинников, живших своим «миром» (общиной), на основе норм традиционного, обычного права и плативших дань государству, так и называлась «люди» (слово «крестьяне» (от «христиане») возникло лишь спустя четыре века, в эпоху монгольского ига, когда большинство сельского населения Руси и в самом деле стало воспринимать себя «христианами»). Помимо этого были довольно многочисленные «смерды» – полузависимые земледельцы, обслуживающие вотчины бояр и князей.

Многочисленным был и слой рабов – «холопов», среди которых выделялись «рядовичи» и «закупы», то есть неполные рабы, отдавшиеся в рабство на время и на определенных условиях по «ряду» (договору) или за кредит – денежный или продовольственный («купу»), временно оказавшиеся в зависимости. Их рабство было ограниченным, условным и непостоянным. Наряду с этим были и рабы, взятые в плен на войне или родившиеся от рабов, – их рабство было пожизненным. Категория «холопов» была весьма распространена в Киевской Руси (не зря рабы, наряду с мехами, мёдом и воском, были основной статьёй торговли варяжско-русских купцов на византийских рынках). Но, разумеется, положение раба простого «людина» и раба князя (который мог дослужиться до тиуна или военного холопа, приближённого к князю и самого владевшего холопами) на практике существенно различалось. Так, за убийство княжеского тиуна или конюшего следовало заплатить по «тарифу», указанному в «Русской правде», 80 гривен, тогда как жизнь смерда и рядовича «стоила» всего пять гривен – в шестнадцать раз меньше! А штраф за убийство свободного «людина» составлял сорок гривен (то есть человек свободный, но не приближенный к князю, «стоил» вдвое меньше, чем раб, но приближенный к князю).

Упоминает «Русская правда» и об «изгоях» или «извергах», – людях, по тем или иным причинам покинувших общину или изгнанных из неё за какие-то серьёзные проступки. Эти люди стояли вне социума и закона и не могли рассчитывать на поддержку общины («верви»). К их числу относились и разорившиеся купцы, и выкупившиеся из рабства холопы, и поповичи, по неграмотности не способные стать священниками. Нередко изгоев брала под своё покровительство церковь. Так, в социальном строе Киевской Руси переплетались элементы родовых, феодальных и рабовладельческих отношений, образуя пёстрый, живой и динамичный организм.

Как нетрудно заметить, общество Киевской Руси делилось на две основные категории: князь и его люди, с одной стороны, и основная масса населения, – с другой. Социальный статус и способы регулирования их жизни весьма различались. Если князь, его дружинники, воеводы, наместники и бояре воспринимались как правители, администраторы, военачальники и – отчасти – судьи (впрочем, существовало и церковное право и судопроизводство, в ведении которого находились не только священники и монахи и вопросы религии, но и, например, всё семейное право), то наряду и параллельно с ними функционировали сельские и городские общины и обычное право, местное самоуправление.

Городские собрания назывались «вечем», выбирали предводителя городского ополчения («тысячи») – тысяцкого, старейшин («старцев градских»), могли начать восстание, изгнать князя или пригласить другого. В истории Киевской Руси такие события были отнюдь не редкостью. Так, в 1068 году киевляне изгнали князя Изяслава – сына Ярослава Мудрого, обвинив его в поражении в битве с половцами и в отказе раздать оружие киевлянам. Отвергнув князя, вече поддержало нового князя Всеслава (из рода полоцких князей). В 1113 году вече Киева точно также, после народного восстания, вызванного недовольством горожан князем Святополком, покровительствовавшим иудейским торговцам и ростовщикам, закабалившим часть горожан в долговое рабство, пригласило на «стол» популярного князя Владимира Мономаха (в нарушение «лестничного права»).

Вече, тысяцкий, градские старцы контролировали и уравновешивали авторитарные притязания князя (другим противовесом ему были духовенство, бояре, дружинники и собственные родные). Митрополиты (присылаемые из Царьграда) мирили князей и ходатайствовали за впавших у них в немилость. Бояре и дружинники могли оставить князя или отказать ему в повиновении, расторгнув свой договор с ним. Так княжеская дружина сосуществовала с народным ополчением, княжеские законы сосуществовали с обычным правом, чеканившаяся князем монета сочеталась с полунатуральным обменом, внешняя торговля, находившаяся под особым покровительством князя, сосуществовала с натуральным земледельческим хозяйством основной массы населения, а княжеская власть – с народными собраниями.

Таким образом, Киевская Русь конца X–XI веков представляется пёстрым, живым, динамичным, многоукладным социальным образованием (обществом «цветущей сложности», используя выражение русского философа XIX века Константина Леонтьева), типологически очень близким (если не тождественным) тому обществу, которое в то же время существовало в Западной и Центральной Европе. И, подобно тому, как громадная и недолговечная империя Карла Великого и Каролингов сменилась феодальной раздробленностью, точно такие же процессы получили развитие на Руси в конце XI – начале XII веков.

Русь и Византия

Древнерусское государство возникло на дальней периферии культурного и политического влияния Византийской империи (Восточной Римской империи) – в те века наиболее культурно развитой части Европы, наследницы античного мира, оплота восточного христианства (православия). Если красота и великолепие соборов Константинополя потрясали воображение диких славян и норманнов-варягов, если богатства Византии привлекали их, как желанная добыча, то цивилизованным византийцам северные соседи представлялись как первобытные варвары, которых желательно как-нибудь приручить – верой, договором или деньгам. Для варваров-славян (да и варягов) Византия стала тем же, чем для варваров-германцев стал Рим, а для монголов – Китай: источником культурных импульсов и образцом для подражания.

Контакты Руси и Византийской империи были многообразны и многочисленны. Регулярные торговые связи сочетались с грабительскими набегами русских норманнов на Константинополь. Князь Хельги (Олег) в 907 и 911 годах, князь Ингвар (Игорь) в 943–944 годах, князь Святослав в 971 году, князь Ярослав Мудрый (Ярислейв) в 1043 году нападали на империю, стремясь пограбить её земли, получить выкуп, поставить под свой контроль торговые пути, обеспечить выгодные условия для торговли Киева с Византией. Договоры между «Русью» и «греками», дошедшие до нас благодаря летописи, сочетают в себе как упоминания о выплате контрибуции, так и пункты, оговаривающие право пришельцев с берегов Днепра находиться в Царьграде и условия их пребывания. По ним русские купцы могли входить в Константинополь не более чем по 50 человек, без оружия (они жили в предместье великого города), были обязаны зимой покидать город, но зато имели даровое питание и бесплатную баню за счет имперских властей. Ввозя в Византию воск, мёд, меха и невольников, купцы из киевских земель везли обратно дорогие вина, ткани, оружие.

Не раз русские князья-викинги за деньги предоставляли императорам военную помощь. Так в 910 году войско киевских князей по договоренности с Константинополем напало на персидские земли в Закавказье, а другое войско участвовало в десанте на Крит в составе византийской армии. В 985 году, когда византийское войско высадилось в Италии, оно включало в себя и русскую дружину (из викингов и славян). В 964 году русские, как наёмники греков, сражались в Сицилии против сарацин.

Вся двойственность отношений Руси и Византии ярко проявилась при князе Владимире I, который, с одной стороны, разграбил византийскую крепость в Крыму – Херсонес (Корсунь) и, наряду с другими богатствами, заодно вывез оттуда и мощи почитаемого святого (Климента), а, с другой стороны, крестил Русь по греческому варианту христианства, женился на византийской принцессе и помог византийскому императору подавить военный мятеж Варды Фоки, направленный против его власти. Таким образом, киевские князья выступали одновременно и в роли учеников (в делах веры и культуры), и в роли младших партнеров и союзников византийских правителей и, одновременно, в роли своенравных и строптивых грабителей, разорявших земли империи.

Позднее в имперской армии постоянно существовал «русский корпус». Многие славяне и варяги в массовом порядке отправлялись в Византию (признанный центр этой части света) как купцы, наёмники и ремесленники, и эта практика была настолько масштабной, что оговаривалась специальными византийско-русскими соглашениями. По остроумному замечанию Б. Кагарлицкого: «одновременно в Константинополе находилось около тысячи русских, которые не были эмигрантами, они были торговцами, религиозными деятелями…, а также, как сейчас принято говорить, гастарбайтерами – ремесленниками и наемными солдатами, планировавшими, накопив денег и знаний, вернуться на родину. Можно даже сказать, что на первых порах они были «лимитчиками», ибо их численность в Царьграде греческой администрацией ограничивалась».

Постепенно от грабительских набегов и военных столкновений, Русь и Византия в своих отношениях всё больше переходили к постоянным торговым, культурным, дипломатическим и религиозным связям. Втягиваясь в сферу политического и культурного влияния Византии, Русь стремительно «цивилизовывалась» и «христианизировалась». Из Византии на Русь ехали греческие митрополиты и епископы, зодчие и иконописцы, везли предметы церковной утвари, а также книги античных и христианских авторов. Византия во многом сформировала сознание правящей на Руси элиты, князей и духовенства. В подражание Константинополю в Киеве и Новгороде строятся Софийские соборы, а в Киеве и Владимире – Золотые ворота. В эпоху Ярослава Мудрого Киев стремился во всём подражать Царьграду и старался превзойти его (хотя, разумеется, и безуспешно). Из Византии на Русь проникли основы учёности и книжности, архитектурные и живописные стили и техники, убеждённость в сакральности (священности) власти князя, роскошь двора правителей, традиция ослепления политических противников и ведения политических интриг (ещё спустя столетия Наполеон I называл Александра I «хитрым византийцем») и пышный придворный церемониал. Если суровые викинги, придя править к славянам, дали Киевской Руси княжескую династию, название, военную элиту и внесли в её культуру элементы воинственности, динамизма, авантюризма, рыцарственности и предприимчивости, то византийцы обогатили древнерусскую культуру тысячелетней учёностью, православной религией, фанатичной ненавистью к католическому Западу, а также политическими и правовыми установками автократии (по-русски – самодержавия).

Очень важен тот факт, что Византия превратилась в «духовную метрополию» Руси именно в тот момент, когда окончательно оформился раскол христианского мира на православный Восток и католический Запад. Очень скоро западные крестоносны, «по ошибке сбившись с пути в Иерусалим», ворвутся в Константинополь и разорят его. Категорическое неприятие «латинства» (и Запада в целом) и идея самодержавия (вместе с гербом – двуглавым орлом) – вот то двусмысленное наследие, которое гибнущая Византийская империя позднее завещает Московской Руси.

По словам (впрочем, немного преувеличенным) известного русского философа конца XIX века К.Н. Леонтьева, «византийские идеи и чувства сплотили в одно тело полудикую Русь». А В.О. Ключевский отмечал: «Вместе с христианством стала проникать на Русь струя новых политических понятий и отношений. На киевского князя пришлое духовенство переносило византийское понятие о государе, поставленном от Бога не для внешней только защиты страны, но и для установления и поддержания внутреннего общественного порядка». Впрочем, семена «византинизма», посеянные в Киеве в X–XI веках, дали ростки уже в Московии через три – четыре века. Эти идеи (также как и цезарепапизм – подчинение князю духовной власти) медленно, но глубоко проникли в сознание и сохранились и тогда, когда сама Византийская империя в середине XV века пала под ударами турок-османов.

Рабство и социальная природа Киевской Руси

Из «Русской Правды» и других источников мы узнаём о существовании в Киевской Руси весьма многочисленной категории рабов, которых называли «холопами» или “челядью”. Захваченные на войне или при грабительских набегах, а также купленные на невольничьих рынках, рабы были полностью бесправны. Ударивший свободного человека холоп мог по закону быть безнаказанно убит. Холопы не имели права свидетельствовать в суде, а за их убийство хозяин подвергался лишь церковному покаянию (христианство несколько смягчало бремя рабства, но не отменяло его). При этом, разумеется, княжеский или боярский холоп находился в несравненно лучших условиях, чем все остальные и мог, сделав головокружительную «карьеру», стать старостой или тиуном (управляющим имения).

По словам В.О. Ключевского: «Экономическое благосостояние Киевской Руси XI и XII вв. держалось на рабовладении. К половине XII в. рабовладение достигло там громадных размеров. Уже к X–XI вв. челядь составляла главную статью русского вывоза на черноморские и волжско-каспийские рынки… Рабовладение было одним из главнейших предметов, на который обращено внимание древнейшего русского законодательства… Челядь составляла по-видимому, необходимую хозяйственную принадлежность частного землевладения светского и церковного, крупного и мелкого. Отсюда можно заключить, что сама идея о праве собственности на землю, о возможности владеть землею, как всякою другою вещью, вышла из рабовладения, была развитием мысли о праве собственности на холопа… Рабовладельческие понятия и привычки древнерусских землевладельцев стали потом переноситься и на отношения последних к вольным рабочим, к крестьянам… Таким образом экономическое благосостояние и успехи общежития Киевской Руси куплены были ценою порабощения низших классов…»

И в самом деле, бурная коммерциализация жизни Киевской Руси, рост городов и посреднической торговли, развитие товарно-денежных отношений были тесно связаны с ростом рабовладения – одной из важных основ торговли и одним из факторов развития земледелия на боярских и княжеских землях. Рабов продавали на рынках Константинополя, холопы исполняли роль прислуги при дворе князя и бояр, холопы же обрабатывали княжеские и боярские наделы. Экономический подъем и взлет городов Киевской Руси (как за много веков до того в Афинах, а через много веков – на юге США) имел оборотной стороной бурное развитие рабства.

Известный современный российский историк И.Я. Фроянов даже выдвигает в своих работах тезис о рабовладельческом характере социального строя Киевской Руси (в пику марксистской догме о её будто бы «феодальной» природе). Однако большинство историков всё же оспаривают этот тезис, как крайность и односторонность. Они подчеркивают многоукладность древнерусского общества: наличие вольных городов полисного типа, родовых отношений в деревне, рабовладения и товарных отношений. Только их взаимный учет и комплексное осмысление даёт представление о древнерусском обществе. Важен также тот факт, что большинство жителей Киевской Руси всё же были лично свободными «людинами», жили по нормам обычного права (а потому находились вне рассмотрения «Русской Правды» и княжеского суда). В исторической науке преобладает сегодня взгляд на русское государство (представленное княжеским родом и дружиной) как на коллективного собственника русской земли, эксплуатирующего свободное население посредством сбора даней и налогов. А потому характеристика Киевской Руси как только «рабовладельческого» или уж, тем более, только «феодального» общества, разумеется, неправомерна.

III

Русь удельная (XII – первая половина XIII веков)

3.1. «Каждый да держит отчину свою»

Просуществовав как более или менее единое образование полтора века, Киевская Русь в конце XI – начале XII века рассыпается на множество отдельных княжеств и земель. Начинается период «удельной Руси» (то есть Руси, состоящей из ряда автономных образований), подобный периоду «феодальной раздробленности» в Западной Европе IX–XIV веков. Казалось бы, в Киевской державе существовало единство веры, единство княжеского рода, появились общие писанные законы («Русская правда»), чеканка монеты (пусть лишь в целях поддержания престижа)… Что же послужило причиной распада огромного древнерусского государства, каковы были последствия этого процесса и когда он начался?

По поводу последнего вопроса (как, впрочем, и по поводу остальных) мнения историков несколько расходятся. Одни предлагают считать отправной точкой существования удельной Руси 1054 год – дату смерти Ярослава Мудрого, разделившего страну между пятью сыновьями. Другие считают такой вехой 1125 или 1132 годы – даты смерти соответственно князей Владимира Мономаха и его старшего сына Мстислава Великого – последних правителей, при которых Киевская Русь ненадолго вновь объединилась перед окончательным распадом.

Что касается причин дробления страны, то их можно назвать несколько.

Во-первых, существенным фактором стало угасание внешней – днепровско-черноморской – торговли, которая была основой возникновения и единства Киевской державы.

Половцы, пришедшие в южные степи всерьёз и надолго, существенно затруднили контакты Киева с Византией. Да и сама Византийская империя в это время приходит в упадок и затем надолго гибнет под ударами крестоносцев (и по наущению своих конкурентов – венецианцев). Торговые связи между Европой и Азией, ранее осуществлявшиеся по пути «из варягов в греки», теперь, в эпоху крестовых походов (XI–XII вв.) находят новый, более прямой и короткий путь – через восточное Средиземноморье. Итальянские города (Генуя и Венеция) занимают в европейской торговле место Киева и Константинополя.

Во-вторых, характерное для этой эпохи натуральное хозяйство вело к самообеспечению каждого региона всем необходимым и делало излишними тесные контакты между ними. Парадоксальным образом, в Киевской Руси внешняя торговля явно доминировала над внутренней. Ведь сама страна возникла на транзитном торговом пути. Бурно развиваясь, отдельные территории и города перестали нуждаться во власти Киева и, соответственно, перестали поддерживать его деньгами и людскими ресурсами.

В-третьих, Киевская Русь изначально была непрочным образованием, распадавшимся и вновь «собиравшимся» при каждой смене князя. Наличие двух противостоящих центров: Киева на юге и Новгорода на севере – также способствовало распаду древнерусского государства.

В-четвертых, несмотря на рост центростремительных тенденций, сохранялась значительная специфика союзов племён восточных славян (в социальных связях, обычаях, быте, языке). И поэтому возникшие на развалинах Киевской Руси удельные княжества нередко по своим границам совпадали с границами старых догосударственных образований и протоэтносов (например, Полоцкое княжество соответствует землям кривичей, Черниговское – землям северян и т. д.).

В-пятых, бояре и дружинники, которые на ранних этапах становления Киевской Руси были заинтересованы в сильной центральной княжеской власти (ибо она давала им добычу в ходе военных набегов и защищала от кочевников) со временем стали переориентироваться на местных князей. Знатные люди получали вотчины, оседали на земле, сменяя психологию авантюристов-конкистадоров на психологию домохозяев-«крепких хозяйственнков». На время (после походов в степь Владимира Мономаха) прекратились и набеги половцев. Теперь бояре предпочитали не ехать в далёкий Киев и не посылать туда дань, а ориентироваться на местного князя.

Наконец, шестой, последней по значению, и непосредственной причиной распада Руси была борьба за лидерство между князьями из дома Рюриковичей. Существующее «в теории» «лествичное право» наследования «столов» было громоздким и запутанным. Стремительный рост числа членов княжеского дома, которых надо было обеспечить «уделами», и нежелание многих из них дожидаться своей очереди, привели к ожесточённой борьбе за власть. Военные столкновения, распри, ослепления и насильственные пострижения в монахи соперников (ибо после убийства и канонизации Бориса и Глеба на братоубийство было наложено религиозное табу, а ослепления и пострижения были органической частью византийской политической культуры, быстро усвоенной на Руси), привод на Русь иноземцев (половцев, поляков, венгров) стали обычным делом для Руси конца XI–XII веков. Летописцы и церковные деятели тех лет постоянно с осуждением говорят о «ссорах и которах» между князьями. По словам русского эмигрантского историка середины XX века С.Г. Пушкарёва: «с каждым новым поколением Ярославичей родовые отношения становились все более сложными и запутанными, родственные чувства между различными ветвями княжеского рода исчезали, некоторые крупные области разделялись на несколько более мелких княжеств, а потому споры и столкновения между князьями, наконец, открытая вооруженная борьба за власть стали хроническою болезнью Киевской Руси». Однако, очень важно подчеркнуть, что, по словам В.О. Ключевского: «Местное неслужилое население обыкновенно довольно равнодушно относилось к княжеским распрям. Боролись собственно князья и их дружины, а не земли, не целые областные общества, боролись Мономаховичи с Ольговичами, а не Киевская или Волынская земля с Черниговской». Столкновения небольших княжеских отрядов редко приводили к опустошению земель и к взаимному ожесточению между их жителями. Поэтому, несмотря на княжескую борьбу и политическое разделение Руси, единство населения в это время лишь укреплялось.

Если на первом этапе этой борьбы (во второй половине XI века) все соперники стремились отнять друг у друга Киева и стать «великими князьями», контролирующими всю страну, то затем (по мере ослабления Киева и стремительного подъема региональных центров), наступает признание борющимися сторонами друг за другом определенных постоянных территорий. Теперь князья из временных «находников», стремительно перемещающихся со «стола» на «стол», начинают осознавать себя стабильными правителями определённых земель, желающими лишь укрепить свою власть на этих землях и, по возможности, отхватить кусок земли у своего соседа.

Современному нам человеку, привыкшему к развитой юридической системе, унификации и регламентации общественной жизни, трудно понять это общество (Русь XII века) – с его принципиальной пестротой, качественным многообразием, динамизмом, постоянной сменой ситуаций, огромной ролью неформальных связей и традиции. Вся жизнь древнерусского общества тогда строилась не на формальной и всеобъемлющей регламентации (как в современном обществе – на Конституции), а на личных связях, прецедентах, разнообразных и меняющихся раскладах сил, множестве различных прав и интересов – взаимодействующих, но никогда не сводимых к «единому знаменателю». Так, не было формальных писанных законов, связывающих князя с его дружиной, но существовали устные договоры верности и службы, причём дружина могла отказать князю в повиновении. Не существовало писанных законов, ограничивающих власть князя, однако вече легко могло указать ему «на дверь», сказав: «пойди, княже, прочь, не хотим тебя» и пригласить другого, сказав: «приди, княже, хотим тебя». Не существовало формальных законов, решающих все вопросы наследования власти на Руси – однако, существовала традиция «лествичного права» (опирающаяся на обычай и общественное мнение), в которую, в свою очередь, вносили поправку решения веча, восстания, военная сила, межкняжеские договоры, позиция бояр. Какой-нибудь «законный» князь мог быть слаб и непопулярен у веча или дружины и – терять «стол» (особенно, потерпев поражение на войне), а другой – удачливый на войне, любимый в народе, поддержанный боярами, садился на его место. Всё это общество находилось в постоянной динамике, многообразии, борьбе сил. Например, считалось, что решения веча большого города обязательны для его «пригородов» (то есть окрестных городов и территорий), однако на деле они вполне могли и не послушаться его решения, – например, принять к себе на «стол» князя, изгнанного из столичного города или не послать своё ополчение в общее войско. Вехами в борьбе за власть на Руси стали межкняжеские съезды: 1097 года в Любече, 1100 года в Витичеве и 1103 года в Долобске. На них князья делили земли, договаривались о перемириях, обсуждали проекты совместных походов против половцев. Так, в 1097 году на съезде в Любече, устав от кровопролитной и безуспешной борьбы за Киев, переходящий из рук в руки, князья постановили: «Каждый да держит отчину свою». Это решение было призвано прекратить внутренние войны, сохранить за Рюриковичами удерживаемые ими земли и констатировать общий отказ от претензий на Киевское княжение, а также частично ограничить «лествичное право» допущением прямого наследования сыном княжества отца («отчины»). Однако далеко не все эти положения на деле соблюдались. Сразу же после съезда в Любече один из князей захватил и ослепил другого князя. Вновь закипала борьба за Киев, вновь братья садились на «стол» в обход дядей…