Цветок с коротким стебельком. Рассказы о жизни и любви

Разговор состоялся поздно вечером, когда Вано мало-мальски пришёл в себя. Собственно, говорила одна Таня, муж сидел молча, опустив голову и время от времени горестно качал головой. Раскаявшийся грешник – ни дать ни взять.

Полгода после этого протекли спокойно, безмятежно. Татьяна уже стала забывать о происшествии, как вдруг всё повторилось. Но с более неприятными последствиями. После очередного загула, который продлился не ночь, а пару суток, Вано заявился с букетом роз (на сей раз обошёлся без курьера). А уже на следующее утро Таня обнаружила в его мобильном телефоне не оставляющую иллюзий переписку с девицей, которую Вано называл то «киской», то «зайкой». Судя по номеру телефона, девица была одна и та же. Вступать в полемику с незнакомым человеком не входило в Танины планы. Собственно, и сам факт переписки мог бы остаться для неё тайной, если бы девица не столь назойливо слала свои сообщения. Вано принимал душ, телефон лежал на столе, вот она и прочла.

Первым порывом было – устроить скандал. Но когда Вано вышел из ванной, желание скандалить пропало. Можно поскандалить и даже уйти, а что толку? Уйти – значит обречь себя и сына если не на нищету, то на существенное ухудшение условий жизни. Из этих барских хором уйти в хрущёвку, пусть и трёхкомнатную – такое не входило в её планы.

Со временем Татьяна перестала придавать значение загулам мужа. Как бы то ни было, он всегда возвращался домой. Верных мужей, может быть, совсем не существует. А вскоре сын подрос, и появились новые заботы.

Мишико учился через пень-колоду. От природы неглупый, он был патологически ленив. Половину домашних заданий за него выполняла Татьяна. Она раскрашивала контурные карты, чертила чертежи, в общем, делала то, что умела. Точные науки сыну объяснял Вано. А Татьяна, когда поняла, что с русским языком сама не справляется и даже после проверки ею заданий ребёнок приносит тройки, срочно наняла репетитора.

Репетитор Ольга Викторовна приходила дважды в неделю. Она объясняла правила, разбирала с Мишико домашние упражнения, следила, чтобы переписал в тетрадь без ошибок. Он писал диктанты, учил слова, с горем пополам пересказывал тексты изложений. Учительницу он терпел с трудом. Хотелось поиграть в компьютер, а не учить дурацкие правила. Ольга Викторовна чувствовала, что её посещениям предшествуют яростные перепалки матери и сына. Иногда днём ей звонила Татьяна:

– Сегодня не получится. Совсем в отказ пошёл!

На нет и суда нет. Хозяин – барин. Не хотите – не приеду. Только что вы с ним дальше будете делать, если он вас в тринадцать лет в две шеренги строит… Естественно, это мысли, только мысли. Разве такое произнесёшь вслух?

В следующий раз Ольга Викторовна приходила с двумя упаковками любимых пирожных Мишико. Неимоверный сладкоежка, он очень любил берлинские пирожные, съедал за один присест всю упаковку, где их было штук шесть. Обычно чай репетитору предлагали после занятия. Но иногда увалень никак не мог совладать с собой и предлагал:

– А давайте сейчас чай пить! А потом позанимаемся.

Ольга Викторовна соглашалась. Тем более что Татьяна после обеда почти всегда спала и препятствовать столь несвоевременным чаепитиям не могла. Да и на продолжительность урока чаепитие не влияло, потому что время Ольгой Викторовной отмерялось строго: ровно час. Больше Мишико не выдерживал.

К концу занятия просыпалась Татьяна, приглашала на чай или кофе. Неожиданно в лице постороннего человека она нашла ту самую плакательную жилетку – рассказывала в подробностях о похождениях мужа. Даже о попытке отомстить ему той же монетой проговорилась. Был такой случай с ней.

Вано, как обычно, уехал в Грузию на месяц. Татьяна с подругой была в ресторане. Там и познакомилась с подсевшим за их столик тренером по каратэ – приятным мужчиной с подтянутой фигурой. Потеряв голову, дала подруге ключи, поручив присмотреть за сыном, и отправилась с чуть знакомым человеком в гостиницу, которую в итоге сама же и оплатила. У мачо не нашлось с собой наличных денег, а карты по техническим причинам в тот вечер не обслуживались.

Близость с ним не принесла Татьяне ничего, кроме страшного разочарования. Что называется, кто хорошо говорит, тот плохо делает. Да и не удовольствия она искала. Хотелось почувствовать себя отомщённой. Но не вышло. На душе стало ещё хуже. Теперь Татьяна вряд ли сможет в чём-то винить мужа – сама хороша.

Вернувшись домой, встала под душ и не выходила минут сорок. Подруга забеспокоилась, застучала в дверь. Да жива я, жива. Что со мной сделается…

Репетитор Ольга Викторовна продолжала ходить, хотя всё, что она пыталась вложить в голову Мишико, тут же вылетало, и к следующему занятию можно было начинать сначала. Он не проявлял никакого интереса к учёбе, откровенно зевал и постоянно смотрел на часы.

Однажды после занятия, закончившегося в восемь вечера, Вано пригласил её выпить чашечку кофе. Мишико засел за компьютер, Татьяна, по своему обыкновению, спала. Прошли на кухню, пили кофе, разговаривали. Ольгу Викторовну потряс интеллект Вано. О чём бы ни зашла речь – о кино, литературе, истории – во всём он был не просто сведущ, а блистал знаниями. Постепенно разговор с общих тем перешёл на личные. Он интересовался, нравится ли ей профессия учителя, рассказывал о своей учёбе в университете, о молодости. Ольга Викторовна несколько раз порывалась уйти, глядя на часы, но хозяин останавливал её:

– Посидите со мной. С Вами интересно поговорить. Мне ведь и поговорить не с кем.

– А Таня? – быстро спросила учительница и осеклась.

Он посмотрел на неё с горькой усмешкой:

– Да что Таня… Неинтересно ей это всё…

Помолчал, помешивая кофе в неизвестно которой по счёту чашке. Посмотрел, как будто сомневаясь: говорить ли? Вздохнул:

– Как Вы думаете, куда уходит любовь?

Ольга Викторовна удивилась вопросу, сразу и слов-то не подберёшь, чтоб ответить. А он как будто и не очень ждал от неё ответа, продолжал:

– Ведь было всё так хорошо. И мы действительно были счастливы. Но потом любовь по капельке утекать начала. Понимаете? Как из худого ведра вода – вроде бы полное, а немного погодя смотришь – уже больше половины нет. И так тошно жить становится.

– Вы не расстраивайтесь, – проговорила Ольга Викторовна. Ей хотелось как-то приободрить его. – Видимо, кризис семейных отношений. Это бывает. Пройдёт.

– Да-да, – рассеянно сказал Вано и начал извиняться: – Вы простите меня, что я Вас загрузил своими проблемами. Спасибо, что выслушали. Я об этом поговорить ни с кем не могу. С партнёрами по бизнесу такое обсуждать не станешь – не поймут.

С того вечера так повелось: в зависимости от того, кто из них бывал дома, поочерёдно рассказывали они Ольге Викторовне о своих проблемах. Их можно понять: чужой человек, общих знакомых нет, информация никуда не распространится. Это как рассказать случайному попутчику в поезде.

Однажды после занятия, когда мужа не было дома, Татьяна пригласила Ольгу Викторовну на чай. Но сама открыла вино.

– Что Вы! – запротестовала было учительница. – Мне так добираться далеко, а уже поздно.

Но в глазах Татьяны было столько муки, что невозможно было её не выслушать.

– Ничего, я Вам денег доплачу, вызовем такси. Мне необходимо посоветоваться.

Оказалось, Вано отсутствовал дома уже третьи сутки. Но самое страшное было не в этом. К таким отлучкам Татьяна уже привыкла. Неделю назад он позвонил домой ночью, заплетающимся языком попросил подъехать и забрать его из ресторана. Куда деваться? Прогрела машину, поехала. На месте выяснилось, что он не один, а с дамой, тоже еле держащейся на ногах. Экая наглость! Не извинялся, как обычно, а приказным тоном рявкнул:

– Сначала отвезём девушку!

Татьяна не вышла из машины, проглотила обиду, когда они сели на заднее сиденье. Ехали молча, в зеркало Татьяна видела: целовались. Она рулила, слёзы застилали глаза. Вспомнилась финальная сцена из фильма «Интердевочка». Мелькнула шальная мысль. Хорошо бы разбиться теперь вдребезги и больше не мучиться. Но дома спал Миша. «Не имею права. Не имею права», – твердила она про себя. Скорее бы уже доехать.

– Какой номер дома? – спросила Татьяна, свернув с улицы Лобачевского на Ленинский проспект.

Женщина назвала номер дома. Лучше бы она не отвечала! Это был голос её Ирки. Задушевной подруги, исчезнувшей лет пятнадцать назад.

– Недалеко же ты уехала, – не сдержалась Татьяна.

– Что? – непонимающе спросила пассажирка.

Похоже, она до сих пор не поняла, с кем едет в машине.

– Рядом, говорю, произвела обмен. В том же районе, – отчеканила Татьяна.

Потом Вано долго прощался с любовницей у подъезда, а Таня сидела в машине и плакала. Интересно, давно он с ней? А она? Знала ли она, чей муж у неё в любовниках? Она же Вано раньше не видела никогда. Какая, однако, мерзкая штука жизнь. Так и норовит ударить больнее.

Обратно ехали молча. Муж уснул на заднем сиденье. Татьяне вспомнились слова свекрови: «Куда уйдёшь? Поплачешь ночью тихонько, да и всё».

Рассказывая всё это Ольге Викторовне, Татьяна еле сдерживала слёзы. Ей хотелось получить совет. Что делать? Как его удержать?

В следующий раз учительница принесла несколько книг. Хорошие, наделавшие шуму новинки.

– Почитайте. Там есть о чём подумать и что обсудить. Дайте мужу прочесть. Раз уж Вы просили совета, мне кажется, у вас мало общих тем для разговоров сейчас. И Вано не хватает общения. Он, может, из-за этого и ищет других. Он любит Вас, Таня. Точно любит. Постарайтесь стать для него интересной…

Татьяна глянула недоверчиво. Книги через месяц вернула нераскрытыми.

А скоро грянул кризис, бизнес Вано чуть было совсем не развалился. От услуг репетиторов они отказались…

Прошло пять лет. Ольга Викторовна случайно оказалась в том районе. Вспомнила, что не купила таблетки. Зашла в ближайшую аптеку.

– Скажите, у вас фарингосепт есть?

Через стекло с той стороны прилавка на неё смотрела Татьяна. Сделала вид, что не узнала. Молча отпустила лекарство. Только цену назвала. На её руке не было обручального кольца. Ольга Викторовна засомневалась: может, просто человек похожий? Как она могла дойти до жизни такой – работать в аптеке?

Уже на улице обернулась. Сквозь тюль женщина в белом халате смотрела ей вслед.

Когда к Ольге Викторовне приходят гости, она частенько печёт хачапури и на все вопросы по поводу рецепта отвечает, что он к ней попал через десятые руки от одной мудрой грузинской женщины.

Цветок с коротким стебельком

Катя чувствовала себя растоптанной. Это было не первое предательство в жизни. Но в череде больших и малых предательств – самое свежее и потому самое горькое.

Ещё недавно они строили планы на совместную жизнь, обсуждали, кого пригласят на свадьбу и куда отправятся в путешествие.

А позавчера он сказал, что их отношения – ошибка, что он не стоит её мизинца и что надо расстаться, чтобы не портить друг другу жизнь.

Катя проплакала всю ночь, заснула под утро, встала с чугунной головой, положила в кофе соль вместо сахара, отпила глоток, снова взахлёб заплакала и приехала на работу с зарёванными глазами и без косметики.

Она держалась изо всех сил, но коллеги заметили. «Глаза потухшие, – сочувственно шепнула главный бухгалтер Марья Петровна, – случилось что-нибудь?». Заметив Катин взгляд исподлобья, махнула рукой, мол, можешь не рассказывать.

Эля, сидевшая напротив, время от времени поглядывала на подругу и вздыхала.

Катя отвечала на звонки, подготавливала договоры, носила начальнику на подпись – делала обычную рутинную работу, но всё это существовало как будто параллельно с тем главным, что жгло, мучило и заполняло всё её существо.

В офисе была небольшая комната с тремя столиками, холодильником, телевизором и микроволновкой. В обеденный перерыв, когда Эля силком затащила туда Катю, чтобы перекусить и развеяться, в теленовостях показали сюжет: молодая женщина выбросилась с двадцатого этажа столичной многоэтажки. Все обедающие ужаснулись и вскоре снова стали обсуждать предстоящее сокращение штатов. А Катя всё думала об этой женщине. Что заставило её шагнуть с подоконника? Страшно.

Потом, возвращаясь домой, Катя вдруг подумала, что страшно бывает только в момент прыжка. А дальше – уже ничего не страшно. И не больно.

Стоя на платформе метро, она смотрела на приближающийся поезд. Тут уж наверняка. И прыгать невысоко. Она сделала шаг, приблизившись к краю платформы.

– Девушка, ну что же Вы? – дёрнул её за рукав проходящий мимо парень, по виду студент. – А если упадёте?

Катя ничего не ответила, только тряхнула головой и крепко сжала губы.

Рано. Это можно успеть сделать завтра. Или послезавтра. Хорошо всё обдумать и… А ведь завтра не получится. Мама попросила съездить с ней к её школьной подруге. Это важно для мамы. Подруга, с которой они дружат полвека.

Мама такая странная становится. Старость меняет её. Иногда она вспоминает такое, о чём Катя ни за что бы не вспомнила. Недавно рассказала, например, как в детстве Катя любила собирать маленькие букетики – из любых цветов, какие встречались на её пути: одуванчиков, ромашек, календулы.

– И такие короткие стебельки ты срывала – целиком в ладошку помещались букетики, – засмеялась мама и вдруг спросила: – Катя, ты заметила, что все дети срывают цветы с очень короткими стебельками?

Катя тогда пожала плечами:

– Не знаю, не замечала.

– Эти цветы с короткими стебельками для меня были самой большой драгоценностью, – сказала мама. – Вид, конечно, непрезентабельный, в вазу не поставишь. Зато с какой чистой душой подарены!

Катя вышла из вагона и бездумно пошла следом за студенткой-художницей, которая несла большую папку с эскизами. Вот идёт счастливая девушка, в наушниках у неё грохочет музыка, она двигается, пританцовывая в такт. Наверное, её никто не предавал. Катя вышла из метро, а когда художница побежала к стоящей у остановки маршрутке, вдруг поняла, что выходить из метро ей надо было с противоположной стороны, остановилась и медленно пошла по тротуару в сторону парка, к дому.

Был солнечный летний вечер, навстречу ей шли люди, но она не замечала ничего и никого. В ушах звучали слова общей знакомой, к которой Катя кинулась, чтобы получить хоть какое-то объяснение тому, что произошло:

– Да не думай о нём, выбрось из головы! Найдёшь ты себе ещё лучше. Он тебя не хотел расстраивать, а может, струсил, все мужчины трусы. Вот и сказал, что он тебе не пара. На самом деле месяц назад случайно встретил свою первую любовь. Такие круги вокруг неё навивает! Знаешь же, первая любовь не ржавеет! Она как раз успела развестись.

Дальше Катя не слушала. Получается, что два года он жил просто в надежде помириться с первой любовью, а она, Катя, была декорацией, ширмой, которую в нужный момент можно отодвинуть? Он и отодвинул.

Слёзы текли по лицу, но Катя уже их не вытирала.

– Не плаць! Давай дам шалик поделзать! – раздался рядом тоненький детский голосок.

Катя остановилась, провела ладонью по глазам. На краю тротуара стояла улыбающаяся девчушка лет трёх с красным воздушным шариком.

– Я не плачу, – попыталась улыбнуться Катя.

– Плацис, у тебя слёзки. Поделзи шалик!

Катя посмотрела в сторону, где метрах в трёх от дочери стояла её мама – полноватая блондинка с добродушным лицом.

– Возьмите, а то обидится, – улыбнулась женщина. – Это ненадолго. Она ж Вам шарик в аренду предлагает.

– Зачем? – почему-то спросила Катя.

– Как зачем? Для радости! – ответила женщина.

Девочка протянула Кате шарик.

– Делзи! Нлавитца?

– Конечно, спасибо тебе.

– Домой не уноси! – попросила девчушка и склонилась к чисто выкошенному газону, где рядом с тротуаром неизвестно как уцелел кустик ромашки.

Девочка сорвала самую крупную ромашку, принесла её Кате:

– Это тебе. Больше не плаць!

– Хорошо, не буду, – пообещала Катя и вернула девочке шарик.

Малышка пошла дальше со своей мамой. Катя постояла, улыбаясь и разглядывая цветок простой ромашки так, как будто никогда раньше его не видела.

Всю дорогу до самого дома Катя шла с улыбкой и, только войдя в квартиру, поймала себя на мысли, что после того как стала обладательницей ромашки с коротким стебельком, ни разу не подумала о расставании с женихом.

Она поставила ромашку в хрустальную рюмочку-бочонок. Полюбовалась: ромашка бочковая! Потом сделала себе чай с лимоном, забралась с ногами в кресло и открыла томик Ремарка. Читая, Катя иногда отрывала взгляд от книги и думала, что завтра надо поехать с мамой к её подруге, а послезавтра – свозить наконец кота на стрижку, а послепослезавтра – сходить на новый фильм.

Последний шанс

Ребёнок был поздний. «Последний шанс», – сказала Нине Никифоровне в женской консультации опытная гинекологиня, диагностировавшая беременность. В тот день Нина летела домой как на крыльях. В ожидании мужа приготовила ужин – более изысканный, чем обычно. Её супруг, бывший гораздо старше жены, отставной военный, фронтовик, седоволосый, изрядно погрузневший за семь послевоенных лет, радовался как мальчишка: схватил Нину на руки и давай кружить по комнате, осыпая поцелуями.

Имя для дочки придумали заранее: Лилия. Нигде с ней по соседству: ни в детском саду, ни в школе – не было ни одной Лилии. Белоголовый цветочек, единственная, долгожданная, сверх всякой меры залюбленная и избалованная девочка.

Отец умер в конце 1960-х – прикончили его старые раны. О втором муже строгая Нина Никифоровна и не помышляла.

Сама Лилия тоже родила сына в сорок лет и воспитывала его одна, разведясь с мужем вскоре после рождения ребёнка. Замуж больше не вышла. В крохотной двухкомнатной квартире долгие годы жила вместе с мамой, до самой её смерти.

После развода смысл жизни сосредоточился для Лилии в сыне, внешне напоминавшем отца, – темноволосом, смуглом, с глазами, доверчивыми, как у оленёнка. Она старалась, работала, зарабатывала. Копила. На отпуск – мальчик должен ежегодно видеть море. На поездки по стране – мальчик должен знать историю Родины. На модную одежду и обувь – мальчик не должен выделяться на общем фоне. На компьютер и прочие гаджеты – мальчик не должен ощущать себя ущербным.

А с мальчиком однажды случилась странность. В тринадцать лет он вдруг замкнулся, перестал выходить из дома, на все вопросы отмалчивался. Несколько месяцев пролежал на диване. И это в разгар учебного года!

Из школы приходили встревоженные педагоги: директор, завуч, классный руководитель. Каждый из них опасался не столько за мальчика, сколько за свою репутацию. А если, чего доброго, в школе процветает «дедовщина» и поэтому ребёнок перестал посещать уроки? А администрация не в курсе… Это ж может плохо закончиться. Надо бы у него поинтересоваться, разговорить его как-то. Но мальчик молчал. Доведённая до отчаяния, Лилия обратилась к психиатрам. После мытарств с обследованиями сына поставили на учёт в психбольнице. Никому, кроме матери, Лилия не рассказала об этом.

Постепенно ситуация выправилась, правда, Лилии пришлось перевести ребёнка в другую школу. Пошло всё, как прежде: летние поездки к морю, путешествия по заповедным уголкам России. Коллеги, глядя на неё, диву давались, какая же она молодчина, – одна работает и обеспечивает ребёнка всем необходимым.

Мальчик между тем вырос. За годы взросления сына Лилия поменяла несколько мест работы. Везде её ценили как хорошего специалиста. После школы сын поступил в технический вуз, правда, на бесплатное обучение баллов недобрал. И снова Лилия работала без устали, благо цель была перед ней как на ладони – единственный ребёнок получит высшее образование, это ж опора в старости.

Учился сын с ленцой, в начале каждого учебного года ему грозило отчисление, экзамены пересдавал позже всех разумных сроков. В институте был вечным студентом, мама которого оплачивает его лень и безалаберность. Каждый сентябрь Лилия снова вносила деньги, и великовозрастный студент принимался грызть гранит науки на том же курсе, но уже с новыми сокурсниками. Он давно перевёлся на заочное отделение, устроился на работу, но его денег не хватало не то что на оплату учёбы, а даже на личные потребности. А они между тем росли.

Тестостерон требовал выхода, и вовсе не удивительно, что у сына периодически появлялись какие-то девицы. Лилия о них догадывалась, но не придавала этому особого значения. Ведь если ее мальчик соберётся жениться, он непременно с ней посоветуется. У них нет секретов друг от друга.

Однажды, придя домой с работы пораньше, Лилия, как обычно, открыла дверь своим ключом, и остолбенела на пороге. В раскрытую дверь спальни кровать была видна как на ладони. А там…

– Ах, ты, проститутка, дрянь! Да как ты посмела! А ну вон отсюда! – Лилия сорвалась в крик и всё голосила, пока перепуганная девица металась по комнате в поисках своей второпях сброшенной одежды. Сын от неожиданного прихода родительницы опешил и только и успел натянуть спортивные штаны. Гостья прошмыгнула в прихожую, увернувшись от меткой сумки Лилии, которой та размахивала, как нунчаками. Но Лилия настигла ее и там, когда несчастная пыталась обуться. Распахнув дверь на лестничную площадку, Лилия вышвырнула девицу из квартиры в одних трусах и в таком виде гнала ее почти до самого метро, охаживая своей сумкой и обзывая последними словами.

После этого случая сын долго никого не приводил домой. Иногда исчезал на пару дней, и тогда два дня выпадали из её жизни. Лилия глотала валокордин, валерьянку и молилась. Лишь бы был жив. Ему уже двадцать пять лет. Скоро, скоро её мучения закончатся. Найдётся, наконец, достойная девушка. Сын женится, и у неё появятся внуки.

В том, что найдётся именно такая девушка, Лилия не сомневалась. Главное – отваживать хабалок, которые прибиваются к мальчику в поисках денег и куска их квартиры. Ну, уж нет! Больших денег у них сроду не водилось. А квартира осталась в наследство от мамы, и делить её с кем-либо не входило в планы Лилии. Правда, в голове крутились вопросы о том, где будет жить сын после женитьбы. Она гнала эти назойливые мысли, отодвигая решение на потом. Вот найдётся та самая достойная девушка, возможно, тогда всё само собой устроится. Может, она с квартирой будет? Почему бы и нет?

Давно, когда сыну было восемнадцать лет, Лилия купила землю под дачный участок. Наняла строителей, построили дом. На дачу надо было как-то добираться. Не на электричке же! Лилия взяла кредит – купила машину. Дачу оформила на сына. Из предосторожности. Мало ли какая попадётся невестка. Сколько таких случаев, когда поживут пару месяцев, потом разводятся и делят имущество. Дача, приобретённая до свадьбы, была в его собственности, поэтому и делить нечего.

Позже поняла, какую ошибку совершила. С весны до осени сын возил своих хабалок на дачу. А Лилия сидела в городе, дышала пылью. Порой ей хотелось выть от бессилия.

Душу можно было отвести с подругами. Но с подругами не сложилось. Бывшие коллеги не в счёт. Хотя… На безрыбье и рак рыба…

Кто любит поздние телефонные звонки? Правильно, никто. Разве что частные ветеринарные врачи, по ночам выезжающие на дом к клиентам по тройному тарифу. Ольга Рузаева не принадлежала к касте лекарей хвостатых четвероногих друзей наших, а потому, как и большинство людей, терпеть не могла ночных звонков.

Дождливым октябрьским вечером она вернулась со своими гостьями из театра. Смотрели «Три товарища» в «Современнике». Билеты Ольга купила заранее, согласовав подробности с сёстрами по телефону. Они давно не виделись, сёстры жили на Дальнем Востоке, откуда Ольга давно уехала в Москву. Гостьи только вчера приземлились в Шереметьево, впереди у них был запланированный трёхнедельный тур по Египту и целых пять посещений московских театров – до и после Египта. И вот в тот благоговейный момент, когда Ольга и её гостьи, вернувшись из театра, накрыли стол и, презрев все рекомендации диетологов, собрались отметить встречу, зазвенел телефон.

Ольга глянула на часы. Полпервого ночи. Глаза присутствующих округлились одновременно.

– Кто бы это? – Ольга сорвалась с места, судорожно отыскивая в сумке мобильный телефон.

Гостьи молча наблюдали за ней, держа в руках фужеры с шампанским. В тесной атмосфере съёмной хрущовки повисла театральная пауза. Ольга нахмурилась, поняв, что номер не определился.

– Алло, – выдавила она недоумённым голосом.

На том конце провода раздался голос Лилии, бывшей сослуживицы:

– Оля, привет! Ты могла бы сейчас ко мне приехать?

– Сейчас? – Ольга машинально посмотрела на настенные часы. – Зачем?

– У меня ситуация критическая. Просто жить не хочу. Знаешь, хочется подняться на последний этаж – и вниз броситься. Не могу больше.

– Да что случилось-то? Что-то с сыном?

– Да.

– Что???

– Я не могу по телефону, – в трубке раздалось всхлипывание. – Приезжай!