Поговорим? О том… о сём… – 1

Погалдели они солидно между собой, впечатлениями – кого как жена проводила – обменялись, (а всех по-разному проводила!) – и вышли мы наконец из дома.

Солнце светит, птицы гомонят, кошки на припёке растянулись, голуби-мужики хвосты пушат, к самочкам клеятся и курлычат, курлычат, а те, словно не о них речь, ножками в сторонку семенят. И чуть ли ни капель с крыш звенит.

Я пытливо и со значением посмотрела на мужа, мол, видишь, права я – опасно на лёд выходить. Вася мой вид сделал задумчивый, как будто соглашается со мной, посмотрел вокруг, на солнце прищурился, головой помотал сокрушённо и беззвучно, как только он один и умел смеяться – рассмеялся.

А мужички уже деловито подходят к машине.

Конечно, я и не рассчитывала, что со мной кто-то согласится. Но всё же! А с другой стороны, раз в компанию меня мужскую приняли – никто никогда не возражал, чтобы я ездила с ними на рыбалку или ещё куда, например, за папоротником, по грибы, или просто – на мужские посиделки, – значит, и фасон держать надо!

И поехали мы. Знать бы только заранее моему Василию, чем вся эта поездка для него обернётся!

А я ведь говорила!

***

Рыбалка на льду была не очень дальняя – речка огибала наш посёлок и уходила тихими, (если не тайфун или не наводнение), водами вдаль.

Мы ездили всегда на одно и то же место. Было оно присмотрено давно и обустроено даже нехитро на первый случай, если что. Потому я и соглашалась ездить – там мне и приготовить, и покормить мужскую компанию удобно, и обогреться есть где, и всякое такое прочее – по надобности.

В машине, за закрытыми стёклами, было жарко. Особенно припекало с той стороны, где солнце сквозь них светило. Казалось, что снаружи – июль в разгаре. Но мы-то знали, что там всё ещё минус десять. Такой вот обманчивый этот Приморский край, хотя и на широте Сочи!

Стали мы подъезжать к реке. Муж пытался найти удобный съезд на берег. А надо сказать, берега на той нашей речке были не высокие, но крутыми могли быть – мама не горюй! Однако туда, куда мы направлялись, берег был хотя и высокий, но зато пологий. Зимой всегда, если ещё и снега нет, совсем просто по нему к реке съехать, даже без шипованой резины, которой муж тогда ещё не обзавёлся.

Ну вот.

Нашёл Вася съезд и стал потихоньку, притормаживая, спускаться. А я гляжу вперёд, на реку, на лёд, и вдруг вижу, что метрах в пяти от берега – полынья! Я-то на переднем месте сижу, вот мне и видно лучше всех. А муж спуском занят.

И тут давай я орать:

– Тормози, тормози, полынья!

А он на меня не смотрит, улыбается, видно, думает, что я в своём репертуаре – стращаю его. Мужики на заднем сидении захихикали.

А машина всё ближе к наледи на берегу, всё ближе!

Тут я как начну ручку дверцы дёргать, а она, гадина, как нарочно, как в америкоских фильмах ужасов – я-то всегда думала, что это специально они так придумывают и снимают, чтобы обстановку сильнее нагнетать и страх на зрителя нагонять, – не поддаётся. И здесь, наконец, обратил Вася внимание и на меня, и на речку. Полынью увидал. Никогда не слышала, чтобы матом ругался, а тут такое выдал! – и по тормозам! Мужики сзади нам на плечи навалились и через лобовое стекло увидать силятся, отчего я ору, и Вася матюгается. А он давит на тормоз, а машина уже на заледенелый берег выехала и катит себе вперёд, и катит.

Конечно, всё это я описываю медленно, как будто так медленно всё и происходило. А на самом деле – секунды!

Смогла я дверцу открыть и вывалилась на берег, а машина с моим Васей и мужиками как катилась к проруби, так и покатилась!

Я глаза закрыла…

…Слышу, крики ко мне приближаются. Глаза открыла, а увидать от пелены в глазах ничего не могу, только силуэты размытые, бликами тёмными мерцают. И голос:

– Любочка, Любочка, всё в порядке.

И руки, с земли меня поднимающие.

– Любочка, всё в порядке. Ничего страшного не случилось. Живы мы все.

И только тут зрение ко мне вернулось. Смотрю, а Вася мой рядышком стоит и меня обнимает, а мужички – Иваныч, Сашка и брат его Толян – бледнющие, как из могилы вынутые! Но смеются, гады! Вот сволочи! А меня ноги не держат. Вот что значит, не женское это дело в мужские компании лезть!

Вокруг я глазами обвела, а машины-то нашей нигде не видно.

– Вася, а машина?..

– Машина?.. Да чёрт с ней, с машиной – вон под лёд уходит.

Я как глянула, так и обомлела вся! Машинка наша любимая, Тойоточка старенькая – только багажник из полыньи торчит! И только я багажник взглядом зацепить успела, а он – нырк – и нет его. Полынья, точно так и родилась ровненькая – плещется себе.

– Вася-я-я!

– Ну что – Вася. Завтра пригоню трактор, и вытянем её.

– Да при чём тут она!!! Живы-то как остались? Господи!

И тут меня замутило, а потом, сразу же – злость такая налетела!

– Говорила же я! Говорила! Придурок несчастный! Зачем поехали?! Я же говорила…

Слезам моим не было конца. А мужики и Вася мой только молча стояли передо мной и пыхтели, пряча глаза…

Вот такая история. Но это не конец её, а начало, и это будет то самое главное, о чём я и хотела рассказать, а именно: «Вот были мужики!»

***

На следующий день Вася мой к полынье трактор погнал – хорошо не так далеко, как я раньше уже сказала, было ехать. Но ничего с трактором не получилось – слишком глубоко села машинка-то наша под лёд. Пришлось ему идти кран в ПМК просить. Но дали, дали – ничего нельзя плохого сказать. Да и как не дать? Не по пьяному же делу всё случилось! Все знали, что Вася мой непьющий, за руль, даже с рыбалки едет – только трезвым сядет. Потому и мужики любили с ним ездить – сам не пьёт, а они – сколько хочешь себе! А он потом их по домам развозит.

Все спецы, правда, на ПМК (передвижная механизированная колонна), Васе сказали, что, мол, можешь уже больше, Михалыч, не беспокоиться о Тойоте своей – как вытащишь, так сразу на свалку вези. Мало того, что старенькая уже (лет десять к тому моменту уже пробег у неё был – из Японии, правда, только три года как пригнали), так после такого ледяного душа и пребывания больше суток под водой, только на запчасти продавать её можно будет, да и за запчасти лишь мизерную цену взять получится, потому как старые уже, а теперь и поржавевшие станут к тому же.

Но муж слушать никого не стал. Вот упрямый он был! А может – упорный. Кто его знает, где упрямство у русского мужика в упорство переходит?

Настоял он, значит, дали ему на ПМК кран, и поехал он с мужичками из плена водяного-ледяного красавицу нашу белоснежную вызволять. Думали все, и я в том числе – бывшую красавицу.

Уж не знаю, сразу ли вытащили, или помучились. Вася мой, после того как не послушался меня и машину в полынье угробил, старался меньше меня волновать и обо всём, что связано с той поездкой и, конечно, машиной – не распространялся.

А почему? Потому что Тойоту ту я ему на сорокалетие, можно сказать, подарила.

…Девяностые. Лихие. Теперь одного из этих слов достаточно, чтобы русский человек понял, о чём речь.

И как раз незадолго до этого приехали мы с Васей в Приморье. Вася мой всю жизнь мечтал в деревне жить, хозяйство держать. Уговорил он меня – поехали. Сын в столичном городе остался. В институт поступил и с бабушкой, мамой моей, остался жить. И мне спокойнее: маме – помощь, а за сыном – пригляд… Знала бы я тогда, что всё там у них не так будет. …Длинная это и… печальная история. Да ладно. Чего уж теперь… Дело прошлое…

Стали мы с Васей хозяйством обзаводиться. Корову купили, поросят парочку за полцены – чуть живых, выходили, курочек, уточек. Огород я завела. Ничего этого раньше ни я, ни Вася не имели в жизни и не знали поначалу, как с этим всем управляться. Но потихоньку стало получаться. Доить корову и я, и Вася научились. В общем – оказалось, что хозяйство держать дело нехитрое. Главное, трудиться, рук не покладая, и кормами вовремя запастись. А в Приморье тогда сою повсеместно выращивали (может, и теперь – не знаю), и потому с кормами трудностей не возникало.

Ну, вот. И здесь девяностые пришли. В магазинах – шаром покати. Хорошо, что хозяйство своё. Но тоже – не долго оно помогало. Корма подорожали, посевной картофель стало не купить. Электричество отключать начали. И пошло-поехало.

И тогда решили мы, что надо мужу делом каким-то прибыльным заняться. У него, как обычно, по советским временам, права были с училища. И посоветовавшись, порешили мы, что продадим, к шуту гороховому, всё хозяйство, я работать в заготконтору пойду, а он – водилой частным по Уссурийску сделается.

Хочу ещё сказать, что муж мой, Василий, с полным умопомрачением с самой свадьбы нашей о машине мечтал. В стране тогда это самое заветное и невыполнимое для большинства мужчин желание было. И вот когда в Приморье приехали мы, сразу по уценке мотоцикл ему с коляской купили. Очень выручил он нас, тот мотоцикл «Урал». Особенно, когда за хозяйство взялись. Но теперь, когда с хозяйством решили проститься, и с «Уралом» нашим начали прощаться, поскольку выяснил Вася, что за Тойоту, даже с большим пробегом, всего нашего хозяйства не хватит. Хватит, если только «Урал» продать.

А что делать? Выбор разве был? …Хотя, выбор, наверно, всегда есть… Мы решили рискнуть. Короче, продали всё и Тойоту купили. Красавица! Изящная, белоснежная, просторная внутри. И пошёл Василий мой «бомбить» в Уссурийск. Я тоже на работу устроилась. Но основной статьёй дохода был всё-таки извоз. «Тойота-кормилица». Так мы её и звали. Супруг только что пылинки с неё не сдувал! Особенно первое время – разве только что в гараже с ней не спал! Я смеялась потихоньку и не препятствовала ему ребячиться. А что? Пообещала же я ему когда-то, в начале жизни нашей супружеской, что к сорокалетию машину ему куплю, и купила. А как же? Если бы не было моего согласия все деньги в неё вложить, разве же бы он её купил? Да и почему же такому хорошему, заботливому и работящему мужу, каким был мой Вася, такой подарок заслуженный не сделать? Вот и сделала. И радовалась на его радость, глядя.

А тут такое! Утопил! И без возможности отремонтировать…

Но я не злилась на него. Как говорится – «деньги – дело наживное». Главное, чтобы мир и лад в доме были. Ни матери, ни сыну этого ничего мы не сообщили. Пусть своими заботами живут, нечего наши ещё на голову брать. И потому, как посылали мы денюшку матери к её пенсии и сыну – к его стипендии, так посылать и продолжили.

Так вот. Вытащили они машину. Привезли. Во двор сгрузили. Больше всё это действо похоже было на похоронную процессию.

Муж с мужиками её в гараж закатил. Я в окно смотрела и удивлялась: почему на запчасти, с виду совсем новенькая. Только не едет сама. Потом оказалось, что в этом всё дело и было. И ещё в чём-то – сейчас не вспомню… Может, позже.

Так вот, значит. Да…

…Закрыл, значит, Вася тогда ворота эти гаражные, мужики возле него потоптались-потоптались виновато, как будто это они его машину утопили, и пошли себе по домам к своим целеньким и невредимым машинам. А Вася остался стоять возле гаража и глядеть себе под ноги. Я его трогать не стала.

Сколько-то времени прошло.

Потом он в дом заходит, посередине комнаты за стол усаживается и заявляет:

– Сделаю я её. И побежит она у меня как миленькая.

Я подсела с боку и удивилась:

– Механики же из ПМК твёрдо побожились, что ничего с ней сделать уже невозможно – больше суток в воде ледяной просидела. Даже, говорили, на запчасти вряд ли пойдёт, только если за бесценок совсем.

– Ага! А что мы с тобой делать будем без хозяйства, мотоцикла и без машины вот теперь? Где я денег таких заработаю, чтобы и нам не тяжко жить было, и матери с Лёшкой помощь посылать. Твои-то девяносто пять рублей к какому месту приложить можно, чтобы их хватило?

Он помолчал, потом обнял меня и голову мою на плечо себе положил.

– Ничего, Любочка, прорвёмся! Сделаю я её, вот увидишь! Ты вспомни, когда мы сюда приехали и дали нам квартирку с выломанным унитазом. Помнишь, что сантехники жэковские мне сказали? Помнишь? «Брось, мужик, забудь об унитазе! Ничего здесь сделать уже невозможно. Придётся вам, городским, без унитаза теперь жить». Ещё и посмеялись надо мной, когда я сказал, если они не берутся, то я сам его сделаю. И ведь сделал же! Помнишь, ещё приходили они своими глазами убедиться, что стоит унитаз и ещё и фурычит. Помнишь, их лица? Так и с машиной нашей будет.

Что мне оставалось? Только поверить его словам. Я и поверила. А он с того дня переселился жить в гараж. Я ему туда и покушать носила. Знакомые все наши и незнакомые даже – все приходили на работу его посмотреть. Механики и другие спецы из ПМК тоже заходили – и выходили, с сомнением на лицах, переглядываясь друг с другом.

Услышала я как-то их разговор.

– Умается перебирать. Ладно – движок и детали там всякие… Хотя, опять же, потом собирать же всё это надо. Не наш, всё-таки Жигулёнок, как ни крути. А вот ржа если есть начнёт?

– Да уж… почитай больше суток в воде торчала… мало разобрать, перебрать… Просушить, мать твою, всё надо. Не приведи господь – где под обшивкой влага останется! Сожрёт ржа, правда твоя, Степаныч, как есть сожрёт машину-то…

– Как есть сожрёт! Вывез бы Василий её на свалку сразу, чем мудохаться с ней зазря.

Вот так вот.

А Вася… Вася из гаража почти месяц не выходил.

К концу этого срока никто уже к нему не заходил. В посёлке посмеиваться начали – рехнулся мужик. И я, честно сказать, веру терять начала. Но история с унитазом поддерживала ещё во мне её остатки. Хотя машина импортная – это тебе не унитаз.

***

Вовсю звенел апрель! На солнечной стороне днём можно было, раздевшись до купальника, загорать и даже обгореть! Коты выли по всему посёлку ночами, кобели бесхозные стаями хороводили тощих сучек, а домашние кобели с ума сходили, норовя сорваться с привязи. Лёд на реке тронулся окончательно и разновеликими льдинами стремительно проносился между берегов. Река готовилась, как всегда по весне, выйти из этих самых берегов. В огородах кипела работа: вскрывались парники, разбрасывался навоз, возводились высокие грядки, высаживалась рассада и разбрасывались семена. Словом, жизнь по полной программе бурлила во всём, во всех и повсюду! А мы жили на одну мою зарплату в девяносто пять рублей, и Вася по-прежнему не вылазил из гаража…

Да… вот так вот… К этому времени мне уже стало казаться, что так теперь и будет всю оставшуюся нашу жизнь…

Была пятница. Рабочий день в сельской местности тогда, а может, и до сих пор, длился до четырёх часов. Во всяком случае – у женщин.

Я собиралась домой. Работницы переговаривались между собой, смеялись, шутили, а я представляла, как приду домой, увижу открытые ворота гаража, согнувшегося над какими-то деталями мужа, потом приготовлю поесть и отнесу ему в гараж… Сердце заныло от жалости.

– Смотрите, девочки! Это кто такой важный на Тойоте белоснежной к нам приехал? Слышь, Любаша, только у твоего такая была. Никак, у кого-то ещё появилась? – раздался удивлённый голос Людмилы, нашего счетовода.

Женщины замолчали и, побросав дела, сыпанули к окнам конторы. И вдруг все разом загалдели:

– Люба, Люба! Иди скорей сюда! Смотри – это же твой Василий!

– Какая Тойота, какой Василий! Девчонки, вы же знаете, что…

И тут в контору вошёл мой Вася. Он взглядом нашёл меня, и, шаркнув по полу ногой, с поклоном, торжественно произнёс

– Прошу, мадам! Извольте проехаться на машине до дома. Рад буду подвезти!

– Вася-я-я-я!

…Целый год мы ещё на нашей красавице ездили, а потом муж продал её во Владик кому-то за хоро-о-ошие деньги!

***

Я открыла глаза.

Надо же – задремала! А как будто наяву всё было и совсем недавно. Как сейчас.

О чём это я думала перед тем, как дрёма одолела?.. О нынешнем поколении… Вспомнила о зяте подруги… Да, это ему я тогда эту историю рассказала. Когда кран он починить не мог, – а всего-то – прокладку заменить надо было. С тех пор никогда не слышала от подруги жалоб на него. Говорит, с того дня, если что-то у него не ладится, сядет к компьютеру и ищет, ищет подсказку там в нём, пока не найдёт. И сам теперь за все дела мужские берётся – и просить не надо!..

Тут мысли мои снова вернулись к сегодняшнему дню и лицедейству за окном. Я поняла, что воспоминания о былом успокоили меня, и потому не осталось во мне ни раздражения, ни возмущения на происходящее вокруг. Что же делать? Какое время – такие и песни! Я бы ещё добавила: какое время – такие и певцы. Остаётся надеяться, что и эти великовозрастные дети когда-то окончательно повзрослеют, и придёт к ним понимание своей роли и места в этой жизни, как и ответственности за вокруг происходящее.

09 – 25 марта 2018Санкт-Петербург.

…с небес раздался голос ясный: – Я – Проза Жизни.

Мне подвластно всё: и жизнь, и слёзы, и любовь,

и сладость грёз… химеры снов… Поговорим? хотя б о том…

Крутой поворот

– Стой! Стрелять буду!

По пятам за ним гналась сама Смерть. Он чувствовал, даже, кажется – слышал, как вокруг него свистят пули. Смерть гналась за ним, но жажда жизни подгоняла его ещё сильней.

И ему уже казалось, что это не пули свистят, а, от сумасшедшей скорости его бега – бьющий в лицо ветер. Казалось, что свист ветра в ушах заглушает все другие звуки. Но он ЗНАЛ – это продолжала свистеть свинцовая Смерть.

Ему оставалось только повернуть за угол, и он был бы спасён – дальше начинались Питерские дворовые колодцы, созданные домами, построенными в девятнадцатом веке, – со сквозными подворотнями и, в большинстве своём – с двойными входами-выходами. Но в этот, такой близкий миг спасения, Егор увидел, как впереди, метрах в десяти от него, открылась дверь, и из парадной на улицу вышла хорошо одетая молодая женщина за руку с упитанным карапузом лет четырёх, и вслед за ними, на самую середину тротуара, выскочил второй мальчуган постарше – лет десяти.

А свинцовая Смерть продолжала неотступно преследовать Егора и грозила сейчас вместе с ним унести с собой ещё и жизни вот этих троих.

– Ложись! Ложись! – из последних сил заорал он, рубящим движением руки сверху вниз сопровождая свой отчаянный крик.

Женщина, видимо, услышав и выстрелы, и крик, резко развернулась всем корпусом в его сторону, сильно дёрнув при этом малыша за руку. Тот заревел. Старший мальчишка мгновенно присел на корточки.

Времени больше ни на что не оставалось – и Егор, даже не собираясь притормозить, врезался в женщину, увлекая за собой на мостовую и её и ребёнка, и одновременно толкая туда же второго мальчика. И накрыл их собой…

И наступила ТИШИНА.

***

Они лезли отовсюду, шли потоком, как в сказке Андерсена о Нильсе. Они были и маленькие, и большие, серые, бурые и даже! – тёмно-розовые, как свёкла. Когда её очистишь. Они оставляли за собой слизкий след и ничего не боялись. Они заполоняли комнату и коридор, уверенные в себе. Весь пол был усеян этими бурачного цвета тварями и их детёнышами. И рядом с детёнышами – их мамаши – огромные крысы. Прямо как на лежбище морских слонов. И слизь от них на полу кругом, слизь!

Я орала, чтобы кто-то вызвал санэпидемстанцию, но никак никто не мог никого вызвать – то ли номер не отвечал, то ли они его не знали. Какой-то мужчина, хорошо мне знакомый, чуть ли не бывший муж, принёс мне рюмку воды, и я выпила её, давясь и обливаясь.

Я и закричала во сне. И проснулась. Оттого, что услышала своё истошное мычание….

Такого мерзопакостного сна я не видала ни разу в жизни! Ни разу! И было такое чувство, что это как-то совсем уж напрямую связано с моими метаниями в течение последней недели в отношении выпускного задания. А с этим выпускным заданием надо было что-то срочно придумывать – сроки уже поджимали.

Вернулось воспоминание сна, и я почувствовала, как сердце начало щемить, и щемление это почему-то отдалось ломотой в левом бедре.

«Этого ещё не хватало! Говорил же Мастер, что настоящий писатель не имеет такого права – болеть!»

Я перевернулась на правый бок – сердце чуть отпустило, но осталось неприятное чувство беспокойства за него – с чего бы вдруг оно щемить как больное, начало?.. и бедро…

«Нет, с заданием надо что-то срочно делать! От таких кошмарных снов и умом тронуться недолго! Но не отправлять же вместо выполненного задания, текст до курсов написанный!»

Сердце вновь попыталось мне что-то сказать, но передумало. Я передохнула.

«И уж ворочайся не ворочайся, а писать задание надо!» – решила я себя не успокаивать наперекор голосу сердца. Но отчего-то вдруг полегчало. На электрических, сорокалетних, часах приятным зеленоватым светом мерцали цифры: четыре и – точка – двадцать пять.

«Опять не выспалась!»

– И не выспишься, пока не напишешь. А то и совсем спать забудешь!

Это я уже вслух себе сказала – и начала выползать из постели. Села. Смотрю на компьютер, а он у меня прямо у кровати поставлен, и я его уже в спящем режиме в последние дни держу. А толку – выключать? – чуть идея какая-никакая в голову придёт – к компьютеру. Я же – как последнюю неделю живу? Только мыслями о выполнении задания. И обязательно чтобы – как Мастера учили, по всем их требованиям. Но всё без толку – за эту неделю только и смогла, что слова из задания по толковому словарю прояснила – лучше бы, наверно, не проясняла – только запуталось у меня всё больше.

Но динамичное начало сочинила.

Долго рождалось оно у меня. И не родилось бы совсем, если бы в словарь тот толковый с горя ни полезла и прояснять это слово – «динамичный» – ни стала. А когда прояснила, закошмарилась – как я выше в этом призналась – совсем. Потому что при глубоком прояснении его дефиниций, то есть проясняя ещё и дефиниции слов его определяющих, проявился целый алгоритм этого слова – «динамичный». Исходя из него, получалось, что «динамичное», как требовалось в задании начало истории – будет и «завязка», и «развитие», и «кульминация», и «яркий финал». И если состряпал такое динамичное начало, считай, – вся история уже и написана. Тогда о чём же дальше потом писать?.. Ну и героя интересного, то есть привлекательного, то есть – возбуждающего любопытство и желание его узнать и понять, (опять же – согласно словарю), вставить не забудь. Да! Ещё мир в рассказе должен быть интригующий. С этим придётся повозиться, если, конечно, ни начать фантазировать и от полной правды жизни ни уходить. А с этим у меня, я точно знаю, совсем «кранты». Ну не фантазёр я! Не – фан-та-зёр-фан-таст!

«Иди! Садись к компьютеру! Это твоё рабочее место теперь по гроб жизни, если хочешь настоящим писателем стать! Сказано ведь было – по авторскому листу в день!»

С нажатием кнопки «пуск», компьютер заурчал и засветился монитором.

Есть не хотелось. Пить хотелось. Прямо как в том кошмарике из сна.

Пошла на кухню и налила воды. В стакан. Выпила залпом. Ещё хочу. Снова стакан – снова залпом. И тут доходить до меня начинает, что это на нервной почве я так к воде присосалась.

Возвращаюсь к рабочему месту. Чувствую – нервы уже совсем напряглись. Ну, и пяти часов ещё нет – спать бы и спать! Но призываю дисциплину. Села. Смотрю на монитор и кнопки нажимаю. Вот уже и оскоплённый мой фрагмент текста появился. То самое динамичное начало: «Стой! Стрелять буду!». Вот ведь написала же я его! Порадовалась сначала. А дальше – отчаяние опять накатило. Это самое динамичное начало было точно по словарю: и завязкой, и развитием, и кульминацией, и даже – это, конечно, кто как посмотрит – ярким финалом. И даже герой привлекательный, хотя за ним и милиция гонится.

Смотрю на своё динамичное начало, и снова нервы заводиться начинают. Не знаю, как дальше события развивать, если всё уже написано… Единственное, думаю, конечно достоверности и логики в этой краткой истории не хватает. С какой стати этот мой герой должен кого-то своим телом накрывать, если Смерть – слово «смерть» обязательно с большой буквы должно быть – ему самому в спину стучит! Но понимаю, что здесь уж я выбирала между «быть моему герою привлекательным» или «не быть». Рисковать собственной жизнью, ради спасения других! Это ли ни привлекательность!.. Хотя… с другой стороны, всякий может сказать, что совсем этот герой не привлекательный, а – дурак! Сейчас ведь больше прагматизм в сердцах молодого читателя живёт, а не романтика героизма. А всё потому, что – говорят все вокруг – мир так вот изменился, и других героев уже в себе несёт, а потому и читатель прагматичных героев требует – они ему ближе и понятней. Нет, конечно, не всё так однозначно! Если, например, в фэнтэзи герой красавицу спасает, рискуя жизнью, или неземную цивилизацию какую-нибудь слабенькую вызволяет – это здорово! Он же потом всё равно живой водой на раны себе брызнет, или красавица – ему – после своего спасения, и будет он снова герой привлекательный, а главное – живой. Или, допустим, луч оживляющий по нему писатель фэнтэзийный пустит, если что… Там-то, в другом мире, всё по-другому. А в этом – накрыл собой – и ноги холодные – помер! Что в этом привлекательного? Дурь одна. Это-то я понимаю – не в вакууме живу. Но по старинке решила я всё-таки, когда писала его, это самое динамичное начало, написать как душа просила – пусть накрывает мой герой своим телом тех троих, пусть спасает! А вот теперь и загвоздка у меня дальше с выпускным заданием, с историей дальнейшей из-за этого получается: динамичное начало – экшен по-современному – сделала, а как дальше это начало с закрученным экшеном развивать, чтобы ещё закрученнее историю сделать?