Полная версия
Поговорим? О том… о сём… – 1
Поговорим? О том… о сём… – 1
Марита Мовина-Майорова
Саша Генераллов
…сидел он – бравый офицер – в раздумье глядя пред собою,
в воспоминанья – как в прицел – направив взор… и чередою
пред ним вставали
– картины дней былых…
АРМИЯ 80-хРедактор Б. Майоров
Корректор Б. Майоров
Иллюстратор М. Мовина-Майорова
На обложке "Allegory of the State of France before the Return from Egypt" by Jean-Pierre Franque, 1810 г., Лувр
© Марита Мовина-Майорова, 2022
© Саша Генераллов, 2022
© М. Мовина-Майорова, иллюстрации, 2022
ISBN 978-5-4496-2232-7
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Секретная операция
Лейтенант Строгий сидел рядышком со своей юной супругой на армейской железной койке. Та скрипела при каждом их вздохе и опасно начинала двигаться на расшатанных металлических ножках при каждом неловком их движении.
Обстановку довольно просторной комнаты, кроме бывалой кровати, вынесшей к этому времени на своих пружинах вес множества солдатских тел, составляли покосившийся деревянный шкаф со скрипучими дверцами, перекочевавший сюда по воле офицерских судеб из далёких советских пятидесятых, пара таких же доисторических, колченогих стульев, квадратный обеденный стол с затёртой до блеска предыдущими жильцами столешницей, и главная достопримечательность комнаты – плита, топившаяся дровами, тоже родом из пятидесятых, а может, и сороковых – кирпичная, крытая тяжёлой чугунной пластиной с двумя чугунными же вьюшками, для усиления или уменьшения её жара – она служила и прекрасной плитой для готовки еды и, одновременно – печкой – обогревателем в зимнее время.
Недавние жених и невеста, а сейчас – полноценные супруги, лейтенант Строгий и его жена Сашенька, – сидели на кровати, как было сказано выше, рядышком, обнявшись и тесно прижавшись друг к другу.
– Сашок, а ведь, пожалуй, операция может быть опасной, – задумчиво произнёс лейтенант Строгий.
Юная Сашенька вздрогнула и подняла испуганный взгляд на супруга.
– Нет-нет, ты не бойся, – сразу поспешил успокоить жену лейтенант, но улыбнувшись всё же, не без снисходительности к такой женской её чувствительности, он, впрочем, ещё крепче ласково прижал её к себе. – Ты же знаешь меня – я выносливый, и силёнок у меня на двоих.
Последнюю фразу Строгий выговорил твёрдо, отбросив задумчивость, и Сашенька почувствовала, как под рубашкой напряглись мышцы рук и спины мужа.
– Конечно, знаю, – вздохнула она. – Но всё равно… побаиваюсь. Сборы-то какие суровые. Вон и чемодан ты велел собрать. Даже сухой паёк велел на три дня положить и щётку свою любимую зубную. Это же не просто так?
Она снова испуганно взмахнула ресницами на Строгого.
– Это я так – на всякий случай, по собственной инициативе. У хорошего офицера всегда под рукой всё необходимое для жизни должно быть.
При этом он тоже поглядел на чемодан, лежавший на стуле, и на его лице промелькнула тень горделивой улыбки.
– Видишь ли, Сашок, кого попало на такую операцию не пошлют. Командир лично вызвал меня к себе и сказал, что тут выдержка нужна сильная и терпение требуется при её выполнении. А главное – тщательность подготовки к ней и самое точное её исполнение. А даётся на всё про всё – полдня! Потому и офицер здесь требуется неординарный: чтобы и сам качествами нужными обладал, и бойцов сумел настроить именно на такое отношению к поставленной задаче, и потребовать с них строго мог.
На лице лейтенанта Строгого вновь мелькнула горделивая улыбка.
– Ну, ты-то можешь. Ты – строгий, – согласно кивнула Сашенька, немного успокаиваясь. Она помолчала, всем телом ощущая приятную надёжность супруга, и робко поглядела на его волевой подбородок.
– Только зачем всё же тебе тревожный чемодан? Если на полдня? Зачем тогда я его собирала?
– Глупая! – опять же – с ласковым превосходством – отозвался Строгий. – Тревожный чемодан у офицера всегда готов должен быть.
Он всё так же снисходительно потрепал супругу по тугой щёчке.
– Как советские пионеры. «Всегда готов!» Помнишь?
Лейтенант Строгий мечтательно улыбнулся, видимо, вспомнив не очень далёкое своё советское детство.
Сашенька на мгновение задумалась, вдыхая родной запах рубашки супруга.
– А пионеры тут причём?
– Да я просто так, для усиления смысла сказал.
Строгий легко приложился губами к щёчке жены.
– Видишь ли, зайчонок, командир ничего конкретного про операцию не сказал. Думаю – секретная это информация. Завтра на построении с утра наверняка скажет… Если по тревоге нынче ночью мой взвод не поднимет, – добавил он многозначительно.
– Так серьёзно всё? – затрепетала всем телом Сашенька и крепко обвила шею супруга нежными, но сейчас вдруг обрётшими силу руками, словно виноградная лоза свою опору, чтобы не упасть и не увянуть раньше времени.
Лейтенант Строгий почувствовал восторг. Так любит! Так переживает! Какую же прекрасную девушку он полюбил в своё время! А какая жена! Всем на зависть! И боязливая – тоже неплохо, слушаться во всём его будет всегда.
Каждый раз лейтенант Строгий испытывал восторг, когда его Сашенька вот так вот боязливо трепетала, а он, мужественный и сильный, мог её успокоить и утешить. Однако сейчас он понял, что слишком уж напугал жену. Ещё, чего доброго, к командиру части побежит просить, чтобы его на такую ответственную операцию не посылали. Бывали такие случаи – сам слышал, старшие офицеры рассказывали.
А Сашенька продолжала трепетать и всё сильнее обвивала его шею руками, теснее прижимаясь к его крепкому плечу.
Лейтенант Строгий решил ободрить жену по-своему – строго.
– А ну! – прекратить панику! Я – военный. Офицер. Приказ должен выполнять. Ты же знала, за кого замуж шла.
Сашенька мгновенно перестала трепетать, но объятия свои не ослабила. Она лишь сменила позу, положив подбородок на плечо мужа, и жарко задышала ему в ухо:
– Поклянись, что в пекло не полезешь! Поклянись, что осторожным будешь! Поклянись, что обо мне ни на минуту не забудешь!
Ох, и приятно было это слышать лейтенанту Строгому!
– Клянусь, зайчонок, клянусь. А теперь – пошли на боковую, как отец мой любил говорить – давай спать ложиться. Поздно уже. Может, и правда тревогу ночью объявят.
Спустя десять минут в окне комнаты лейтенанта Строгого свет погас…
***
Ему не спалось. Самые разные чувства бередили душу молодого лейтенанта.
Сашенька посапывала тихонько у него на груди, а мысли возвращали его на месяц назад, когда он только что выпустился из командного училища, сообщил молодой жене о своём месте службы – отдалённом гарнизоне за Уралом, куда он сам и напросился для большей возможности проявить себя с самого начала – и о том, что положенный отпуск отгуливать не намерен.
Его милая Сашенька не возражала. Она никогда ему не возражала. То ли по причине характера, то ли в силу своего юного возраста – ей за неделю до их свадьбы исполнилось восемнадцать.
Не гулять отпуск Строгий решил по одной простой причине: чем раньше других молодых лейтенантов на место службы прибудешь, тем более козырную должность светит получить. Об этом знали все выпускавшиеся. А кроме всего прочего, это давало возможность проявить себя перед командиром части в качестве прилежного офицера, который на службу рвётся, а не в гулянки какие-то пускается после выпуска. Так почему бы ему не воспользоваться этим? Кто знает, может именно ему – отличнику, смелому и решительному характером, как раз и повезёт?
Сейчас он лежал в тиши – хоть и казённой, зато своей личной просторной комнаты с целой настоящей печкой, – на хоть и казарменной железной койке, зато рядом со своей любимой Сашенькой, – и завтра ему доверят секретную спецоперацию, и он выполнит её на «ура».
О чём же ещё можно мечтать молодому лейтенанту, только-только начинающему свой боевой жизненный путь?
Строгий удовлетворённо вздохнул и погладил тёплую руку Сашеньки, покоящуюся у него на груди, ощутив при этом шелковистость её кожи с одновременным приливом нежности к жене.
«Спать! Не будет, видно, тревоги. Значит, с утра всё ясно станет. Не дрейфь, лейтенант Строгий!»
Он мгновенно погрузился в здоровый крепкий сон…
Юная Сашенька не слышала, как утром муж потихоньку собрался и ушёл на службу, прихватив тревожный чемодан, так любовно собранный ею накануне.
***
…Возле гарнизонного склада, куда вот-вот должны были подвезти продуктовые пайки, собралась и жужжала как встревоженный улей – по-другому и не скажешь – разноголосая толпа жён комсостава.
Сашенька застенчиво встала в сторонке, прижимая к груди старенькую авоську.
– Александра, а твой-то лейтенант со своим взводом тоже в спецоперации участвует?
Это была соседка по этажу, – единственная, с кем Сашенька успела пока познакомиться по приезде в гарнизон, – жена прапорщика Маркизова – всегда весёлая краснощёкая казачка Тоня.
Жены комсостава у склада почему-то сначала замолчали, а потом разом заулыбались.
– Тоже… участвует, – только и нашлась, что ответить Сашенька, и густо покраснела.
– Поня-я-тно. То-то я гляжу – с тревожным чемоданом с утра на службу шёл! А ножницы-то с собой прихватил?
Теперь от склада раздался смех.
Сашенька совсем растерялась и крепче прижала к себе авоську.
– У нас у всех мужья по молодости на эту удочку попадались, – тоже засмеялась Антонина и сквозь смех закончила:
– Операция эта секретная, знаешь, как называется? «Одуванчик»! Ножницы в руки – и газоны стричь!
§§§
Возьми лопату! – или – Вот были Мужики!
Часть первая
«ВОЗЬМИ ЛОПАТУ!»
«Вот оно – простое счастье! Пей себе водичку с отрубями с утра – и будет тебе благодать!»
Я почувствовала, как тёплая приятная влага наполнила рот, нежно прикоснулась к верхнему нёбу и языку, затем, при помощи глотательного движения, блаженно проплыла по гортани и заструилась по пищеводу… и… затихла где-то… В это время моё внимание привлекло какое-то движение за окном.
Со второго этажа мне хорошо была видна проезжая часть. На этой стороне, то есть ближе к моему окну, длинный и очень худой, с телом в виде буквы «зю» молодой человек лет тридцати, лениво суетился около темной «Ауди».
Парень то отходил от машины на пару шагов и пристально смотрел на своё «сокровище», то подходил к нему вплотную и нежно касался лобового стекла; потом снова отходил на шаг и вновь приближался, всматриваясь в переднюю дверцу и трогая её рукой. Он не выглядел нервным, скорее – в меру заинтересованным, и чувствовалось, что он покуда никуда не торопится.
Рядом с ним, на невысоком, буро-грязном искусственном пригорке, созданном грейдерами, до этого утюжившими проезжую часть несколько дней подряд, стояла щуплая девушка в голубой короткой, до талии, курточке и чёрных трико в обтяжку. На ногах у неё шевелили мехом невысокие модные ботики. Руки она глубоко засунула в карманы, а голову втянула в плечи.
Ей явно было неуютно на этом пригорке, но она стояла неподвижно и совершенно безучастно взирала на телодвижения своего приятеля возле машины.
«Да-а-да! – протянула про себя я. – В наше время в этом возрасте у них уже было бы двое детишек и они прекрасно обходились бы без машины. А у этих – машина уже есть, а до детей и семьи – как от Питера до Владивостока. Стоит эта „Щуплая“ и даже на проблемы партнёра по сексу безучастно зрит – какая из неё мать!»
Я намеревалась уже было отойти от окна, к тому же и стакан с водой был выпит, но тут парень покинул «Ауди» и приблизился к стоявшей тут же рядом другой машине – маленькому грузовичку, открыл дверцу его кабины, покопался там и вернулся к легковой машине с тряпкой и бутылкой-пульверизатором в руках.
«Ага! Замок замёрз. Будет сейчас брызгать на него», – констатировала я и снова хотела отойти от окна, но почему-то мне стало любопытно. Что-то во всём облике этого парня с фигурой буквой «зю» и в этой Щуплой было такое, что заставило меня остаться у окна и продолжить наблюдение. И интуиция не обманула – на протяжении следующих сорока минут на моих глазах развернулось целое представление.
Сначала парень неторопливо брызгал на дверцу, на стёкла, на капот и крышу машины и так же неторопливо, с ленцой, тёр всё это тряпицей, а девушка всё так же, в виде изваяния, стояла на буераке и ни разу не пошевелилась.
«Дурак совсем! И зачем льёт и трёт? Скребок и щётка для этого есть, – недоумевала я, наблюдая за его неспешной суетой. – И где только его учили?»
…Прошло пятнадцать минут… (я специально засекла время).
Парень по-прежнему «ублажал» машину при помощи размораживающей жидкости. За этот временной период он не только справился-таки с замком, но и оттёр от наледи стёкла, капот и верх машины.
«Настырный», – одобрила я его и не отошла от окна.
Наконец, а время всё неумолимо тикало, он удовлетворённый, но тоже как-то без особых эмоций, влез в машину, и из выхлопной трубы повалил белёсый пар.
«Справился-таки! А в наше время мужики без всяких таких наворотов жидкостных и в минус двадцать пять машины заводили! – с гордостью за своих мужиков и со снисходительностью к этому „Зю“ качнула головой я. – А Щуплая-то всё ещё не поменяла своего местоположения! Гляди-ка, она и позы изваяния не поменяла! Застудилась совсем, что ли?»
Я перевела взгляд на машину. Из её выхлопной трубы валил белёсый пар, а она юзала взад-вперёд по проезжей части, но с места не двигалась.
По тому, как машина двигалась, было понятно, что изрядно застопорено заднее правое колесо.
«Подкопать придётся. Иначе не вырулит», – снова констатировала я.
В этот момент рядом со Щуплой возникла здоровенная тётка в шубе до пят и с большим капюшоном. За руку она держала девочку лет семи-восьми.
Щуплая никак не отреагировала на появление новеньких.
С видимым трудом, стараясь как можно выше поднимать ноги, «Шуба» принялась перелезать через буерак на проезжую часть к машине, а девочку оставила стоять на буераке.
Парень, завидев Шубу, вылез из машины, а та, перевалив через препятствие, протопала к парню, что-то сказала ему, фамильярно толкнула в бок и тут же закурила. После этого они вместе принялись оглядывать машину и кивать головами видимо соглашаясь друг с другом.
«Ещё одна „курилка“! – с отвращением подумала я, прямо всем своим существом ощущая на расстоянии удушливый смрад никотина. – Ещё и при ребёнке смолит!»
Тем временем посовещавшись с Шубой, парень, наконец, посмотрел на Щуплую, и что-то ей сказал. Та неуклюже и очень неохотно сползла с пригорка и встала рядом с Шубой. Они обе уставились на парня. Тот развернулся, залез в машину, взялся за руль и…
Машина немного покачалась взад-вперёд, выбрасывая из-под себя обильные клубы всё того же белого дыма, и осталась стоять там, где и стояла. Затем снова обильно задымила трубой и покачалась взад-вперёд… Снова задымила…
Парень вылез на проезжую часть.
Теперь они уже втроём сгруппировались перед «Ауди» и задумчиво, молча, принялись разглядывать её.
«И чего разглядывать? Лопату возьми и подкопай под задним правым!» – мысленно послала я инструкцию молодому водиле.
Но судя по позам тех троих, ни о какой лопате мыслей у них не возникло.
И я оказалась права!
Парень обошёл машину сбоку и двинулся к багажнику.
Подойдя, он положил на него мятую коричневую тряпицу, ту самую, которой до этого тёр машину, нежно разгладил её руками и жестом позвал женскую часть. Даже девочка захотела спрыгнуть с буерака к машине, но Шуба строго махнула рукой, и ребёнок остался стоять на месте.
С удивлением я увидела, как Шуба, с трудом перегнувшись пополам, полезла под задние колёса машины и скрылась из виду.
«Господи спаси! А эта-то куда полезла? Никак на себе поднимать машину собралась?!»
Я в ужасе затаила дыхание.
Но тут голова Шубы, размером с медвежью – из-за сползшего на глаза капюшона, показалась над багажником. Вслед за головой появилась и сама Шуба. Она, пятясь, выползла из-под колёс, разогнулась и принялась натягивать на руки серые и, явно не первой свежести, перчатки, извлечённые, по всей видимости, из-под «Ауди».
«Выходит, за перчатками лазала! А я-то что подумала!» – я облегчённо выдохнула, одновременно заметив, как обе-две женские половины встали в стойку у багажника и как по команде, решительно, положили свои рученьки на эту самую грязную тряпицу.
«Надо же! Толкать будут!» – поразилась я и иронично заключила: посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет, без лопаты-то.
За это время парень успел открыть дверцу и снова сесть за руль.
Дальше, в течение десяти минут, он дёргал машину изнутри, нажимая на газ, а обе-две женские половины что было сил толкали её в попу, положив руки на эту самую грязную тряпицу и вдыхая клубы белёсого дыма из выхлопной трубы. Шуба-то – та хоть в перчатках была! А Щуплая – голыми руками совершала подвиг!
Затаив дыхание, совсем забыв о делах насущных, я наблюдала за происходящим, не в силах оторваться от бесплатного спектакля!
Тут стало заметно, что женские половины уже здорово подустали. Движения их тел становились всё менее решительными и напористыми. Наконец, Шуба отошла от машины, сняла перчатки, а Щуплая вытерла руки о грязный снег пригорка и потом – о свою голубую курточку! Парень вылез из машины.
«Придурок, лопату возьми и правое заднее подкопай!» – снова мысленно обратилась я к водиле.
Однако он не хотел меня слышать.
Именно, видимо, поэтому некоторое время он туда-сюда бродил возле своей бедолаги «Ауди», теребя в руках всё ту же грязную тряпицу, словно надеясь вытеребить из неё подсказку или совет. Фигура его при этом окончательно надломилась, и буква «зю» перестала быть такой округлой, какой была изначально, и прямо кричала о своём отчаянии. Женские половины молча, и уже безучастно, смотрели на него. Девочка по-прежнему возвышалась над ними, стоя на буераке.
Но внезапно парень прекратил шатание, остановился, ударил себя по лбу – мне было видно, как он улыбнулся сам себе, – и направился к грузовичку.
Я могла лицезреть, как он открывает дверцу, по пояс внедряет своё длинное тело в кабину и достаёт… ЛОПАТУ.
«Вот идиот! У него же всё это время лопата под рукой была!»
Парень с лопатой наперевес, почему-то опустив голову и неуверенно глядя себе под ноги, отчего казалось, что он её впервые держит в руках, подошёл к «Ауди», наклонился и по очереди принялся копать под колёсами… передними.
Не удержавшись, я вслух прошептала:
– Под задним правым копай. Под за-а-адним пра-а-а-вым.
Но в это время мой молодец вовсе перестал копать, что-то сказал женским половинам и девочке, и те поочерёдно залезли в машину – девочка выказала при этом невероятную жизнерадостность, чего нельзя было сказать о взрослых дамах.
С видимым удовлетворением захлопнув за ними дверцы, он пошёл к грузовичку и убрал в него лопату.
…Он возвращался к своему «сокровищу» и по всему было видно, что доволен он проделанной работой и уверен, что сейчас-то повезёт своих заждавшихся женских половин по их делам.
Я прищурила глаз: «Ну-ну!»
Парень, в который уже раз, сел за руль.
Машина заюзала взад-вперёд, взад-вперёд, взад-вперёд… и… застыла.
Мне было видно из окна, как замолкли до того заговорившие друг с другом спутницы парня в машине, и в недоумении уставились на него, как ударил бедолага по рулю руками и что-то очень, очень нехорошее сказал, потому как тётка в ответ на это ударила его по плечу и указала на девочку. Парень замотал головой.
«Ну, наконец! Ожил! Теперь уж должен он под правым задним подкопать! Хотя бы методом исключения сообразить должен, где ещё не копал».
Я приникла к стеклу, трепетно ожидая развязки. И да – парень вышел, вновь вооружился лопатой и начал копать, но… под задним левым!
Я захохотала!
А тот, покопав, снова сел за руль. И ведь не попросил попутчиц выйти!
И машина заюзала…
– Вот д…б! Высади ты их! Выведи машину сначала! – я рыдала от смеха.
Но парень наотрез отказывался меня слушать. Он, в который уже раз, вылез на проезжую часть, снова сходил к грузовичку за лопатой, и начал обходить вконец измученную свою машину. Но не с той стороны, где было уже расчищено, и с которой в салон залезли попутчицы, а с другой, прижатой к буераку, стороны. Ему пришлось вскарабкаться с лопатой в руках на буерак, затем с трудом протиснуться между ним и машиной, скользя спуститься вниз и только после этого приступить к подкопу правого заднего.
«Совсем плохой!» – уже то ли с жалостью к этому юродивому, то ли с тоской по утерянным за последние двадцать лет полноценным русским мужикам, подумала я, наблюдая за перипетиями русского молодого самородка.
Тот до-о-олго махал лопатой.
А потом не через буерак, а по прямой, вернулся к передней дверце и сел за руль.
«Ну, хоть обратно через буерак не полез! Значит, просветление получил – раз увидел путь прямой, – искренне порадовалась я за самородка. – Однако мгновенно мне пришлось изменить мнение: – Нет, не совсем просветлел, раз попутчиц из машины опять не выгнал! Значит…»
И я увидела, как машина снова «заюзала», клубясь сзади белым плотным облаком…
Решив, что больше ничего интересного не увижу, безнадёжно махнув рукой, я покинула свой наблюдательный пост и занялась домашними делами, тогда как плотный белёсый туман продолжал обильно клубиться вокруг машины…
***
…Через полчаса обеденные дела призвали меня на кухню. Я по привычке глянула в окно.
«Ауди» увозил эвакуатор. Парень бежал за ним и отчаянно размахивал руками.
Щуплая девушка, глубоко засунув руки в карманы голубой курточки и втянув голову в плечи, по-прежнему, изваянием, высилась на пригорке и по-прежнему никак не реагировала на происходящее.
Тётка курила, провожая взглядом и эвакуатор, и парня, а девочка стояла с ней рядом и, глядя в безоблачное небо, чему-то улыбалась.
Часть вторая
«ВОТ БЫЛИ МУЖИКИ!»
Мужчинам, ровесникам моим, посвящается.
Поехали мы как-то с мужем на рыбалку.
Зима в тот год пришлась как будто на раннюю весну – за все три зимние месяца мы не видали ни порядочного снега, ни обычных для Дальневосточного Приморья морозов градусов под тридцать. Они то приходили и давили крепко, не давая даже яркому, словно в июне, и такому же жаркому солнцу примирить людей и природу с ними, то внезапно уходили. И тогда солнце наводило «порядок»: жиденький снежок быстренько куда-то исчезал, обнажая твёрдую, кочковатую землю, и природа, как будто желая обмануться, начинала петь свою «типа» – весеннюю песню.
Вот в один из таких «жарких» дней муж и решил отправиться на подлёдный лов.
– Хорошая погодка сегодня! – потирая от удовольствия руки, всё утро гундел он. – Самая лучшая для рыбалки!
– А может, поостережемся? – робко пыталась возразить я. – Смотри, уже неделю солнце жарит. А вдруг лёд начал подтаивать? Всё-таки уже почти весна – конец февраля.
– Что ты, Любочка! Как будто не знаешь, что это всё обманка – солнце жаркое! Вспомни, в тени, вон под северной стеной дома – до июня земля, бывает, не прогревается!
– Так то – земля, – всё-таки пыталась настоять я на своём. – А то – лёд! Зимы-то совсем практически не было. – И, тронув мужа за локоть, протянула: – Ва-а-ась, может, не поедем?
– Трусишка ты моя! Поедем, поедем – я с мужиками уже договорился – Иваныч, Сашка и его брат – Толян, тоже с нами.
Я замолчала и принялась собирать рюкзак. Как всегда, муж не предупредил, что с нами целая компания мужичков едет. Значит, увеличить количество провизии придётся. Но мне было не привыкать. Муж никогда не ездил на рыбалку один. Да и мне нравилось, когда компания мужская собиралась. Те своих жён на ловлю не брали – говорили, мол, отдыхать едут, а не поднадзорно время проводить. Кое-что с собой приносили из еды, но больше – порожняком приходили. Опять же объяснялось это тем, что наловят рыбы и ухой удовольствие заедят. Но я-то знала, что на природе, с устатку, так сказать, подморозившись на льду сидя, от домашних заготовок, да ещё под водочку, ни один русский мужчинка никогда не откажется. А уж после домашненького – и ушица хорошо идёт!
К тому же Вася мой поесть – ох! как любил.
И вот только закончила я съестные сборы, а Вася – рыбальные, ребятки подошли. У них у каждого своя машина, но любили они больше на нашей старенькой вместительной Тойоте, и когда Вася за рулём, – в такие путешествия отправляться.
