Побег за белой ночью

Какое хорошее название у этой усадьбы, теплое и домашнее – Приютино. Еще не увидел его, а оно тебе уже начинает нравиться. В XIX веке – это одно из ближайших к Петербургу поместий. Из столицы сюда легко добирались часа за полтора. Еще не построили по дороге всех этих торговых комплексов, складов и автозаправок, не было даже Всеволожска. Кругом одни поля и леса.

Ты снова ведешь меня к своим любимым и дорогим местам. Каждая такая поездка – новое посвящение в этот мир. Мы медленно поднимаемся по деревянной лестнице на второй этаж, проходим по скрипучим некрашеным половицам. Нас здесь встречает Нина Антонова, главная хранительница музея-усадьбы. Рядом с ней неслышно ступает черная кошка. Кончики лап у нее белые и оттого кажутся одетыми в носочки. Вокруг тихо и совсем не слышно голосов. Будто обитатели господского дома все еще спят, и только прислуга ходит на цыпочках.

Нина улыбается и начинает рассказ, словно открывая перед нами свой старинный ларец, в котором сокрыта какая-то загадочная история или чья-то тайна. Были раньше такие ларцы у наших прабабушек, барышень прошлой эпохи, в которых они хранили только самое дорогое, свои альбомы и письма. Словно дети, мы затаиваем дыхание и приоткрываем рты в ожидании долгожданного момента. Осталось только вытереть с крышки пыль времени и приподнять ее.

Мы сейчас пройдемся по дому, который заключал в себе заботу и любовь друг о друге. Он не случайно назывался Приютино, потому что его хозяйка Елизавета Марковна предполагала, что здесь будет своеобразный приют для добрых душ. Он таковым стал на долгие сорок с лишним лет с 1795 года…

Получалось, что усадьба знаменита вовсе не своей архитектурой и сохранившимся обширным парком, а протекавшей в ней особенной жизнью. Она принадлежала семье Олениных. Ее глава Алексей Николаевич – человек неуемной энергии и большого трудолюбия. Он известен как первый директор Публичной библиотеки, один из президентов Академии художеств и член Государственного Совета, прекрасный иллюстратор книг. Хорошо образованный человек своего времени, владевший десятью языками, он слыл знатоком античного искусства и собирателем памятников старины. Оленин всю жизнь оставался весьма небогатым человеком, что при таком серьезном послужном списке могло бы показаться весьма странным нынешним российским чиновникам подобного ранга.

Пожалуй, особенной чертой Оленина было умение собирать вокруг себя талантливых творческих людей, расположить друг к другу и подружить. Признаем, что такое в жизни часто происходило непросто. Будучи яркими индивидуальностями, многие из них совсем не были лишены многих человеческих пороков: чувствительного ранимого самолюбия или тщеславия. Поэты и художники, композиторы и музыканты в этих стенах не ссорились и не спорили, они старались беречь друг друга. К этому их располагала удивительно теплая и гостеприимная атмосфера. В этом было что-то от воспитания чувств. Возможно, поэтому многие из них посвятили усадьбе Оленина и ее обитателям свои вдохновенные строки или рисунки.

Со временем собиравшееся в усадьбе общество даже стало называться Оленинским кружком. В разные годы в нем участвовали К. Батюшков, Н. Гнедич, А. Грибоедов, В. Жуковский, П. Вяземский, А. Мицкевич, М. Глинка, А. Алябьев, Кипренский, Карл и Александр Брюлловы, Г. Гагарин, Ф. Солнцев и многие другие. Приезжали сюда и будущие декабристы: С. Волконский, братья Сергей и Матвей Муравьевы-Апостолы, С. Трубецкой, Н. Муравьев и А. Тургенев. Для многих приглашение сюда – признание за ними особых творческих способностей…

Будучи президентом Академии художеств, гостеприимный хозяин часто не садился за стол обедать, если за ним не было пяти-шести учеников, которых поддерживал материально и всячески старался помочь.

Современники отмечали у Оленина редкий дар угадывать скрытый чужой талант и давать ему развиваться. При этом сам он часто мог оставаться незамеченным, что давало повод многим окружающим говорить об отсутствии у него больших способностей. Получалось, что рядом с людьми замечательными и яркими жил весьма обыкновенный человек. Не все смогли признать талантом и даром божьим его особенные душевные качества: умение любить людей, доброту и его верное служение своему Отечеству.

Даже спустя многие годы, в воспоминаниях об этом заповедном уголке имя всеми уважаемого Оленина звучало крайне редко. Его чаще называли в какой-то связи, что у него бывал великий поэт Пушкин или подолгу жил известный русский баснописец Крылов.

Душою этого общества всегда была Елизавета Марковна, супруга Алексея Николаевича. Ей в усадьбе посвящали веселые праздники, любительские спектакли на домашней сцене, писались стихи. Именно ее усилиями в усадьбе создавалась особая атмосфера, которая «оживляла и одушевляла общество». Мне вспомнилось, что в старину хозяйка часто определяла лицо дома. Ему приписывали качества, которые потом целиком относили к хозяйке. Это был добрый дом…

Проходя через галерею, нельзя было не обратить внимания на висевшие там портреты хозяев кисти художника А. Варнека, в прошлом ученика Оленина в Академии художеств. Их поместили на одной стене, почти рядом и получалось, что изображения, как бы смотрели друг на друга. Ежели на портрете добрейшего и педантичного Алексея Николаевича читалась некоторая доля снисходительной иронии или не укрывшейся ревности его автора, то с изображением Елизаветы Марковны получилось совсем иначе. Удивительно хорошее лицо. С портрета на нас смотрела сама мудрая добродетель, женщина, прекрасная в любых летах и нарядах, душа всего общества..

Вместе с Ниной мы проходим через господские комнаты, которые совсем не поражают нас роскошью. Все здесь красиво, но скромно и функционально. Это тоже свой особенный стиль. Оленина даже принято считать законодателем нового духовного уклада русской жизни, названного впоследствии усадебной культурой.

Похоже, что в те давние времена среди образованных людей ценилось вовсе не их богатство, за ними признавали иные человеческие достоинства. Впоследствии внешний облик и обстановка комнат были воссозданы стараниями реставраторов и сотрудников музея по рисункам, воспоминаниям современников и литературным источникам. Мебель из карельской березы вполне соответствовала ушедшей эпохе и дополнилась подлинными личными вещами членов семьи Олениных, которые многое говорили о вкусах и интересах их хозяев. Экспозиция включила в себя ценные документальные материалы, портреты, пейзажные зарисовки, книги и автографы. Так появился кабинет хозяина дома, комната его хозяйки, музыкальная гостиная, галерея, комнаты молодого человека и барышни. Дремлющий дом снова оживал каждый раз, когда в него входили новые посетители.

Мы с интересом разглядывали подлинные документы, написанные пером. Четкий разборчивый изящно-твердый почерк хозяина усадьбы. Приходило на ум, что это нечто среднее между письмом и рисунком. Так еще учили писать наше старшее поколение..

Представим себя на короткое время гостями этой усадьбы. Она задумывалась ее хозяевами как летняя дача, где жили только до первого снега. Конечно, по сезону мы сюда уже не успели. Оленины наверняка сейчас в Петербурге, в своем доме на Фонтанке.

Обычно радушные хозяева предоставили здесь каждому гостю отдельную комнату и предлагали все необходимое. Затем им объявляли общий для всех распорядок дня. Вставали в усадьбе довольно рано и в девять поутру уже пили чай. Завтрак подавали в двенадцать, в четыре часа – обед. Полудничали в шесть часов и в девять пили вечерний чай. Для этого все гости созывались ударом колокола. Все остальное время можно было заниматься чем угодно: гулять по парку, ездить верхом, стрелять в лесу из ружей, пистолетов и даже из лука. Алексей Николаевич по части последнего был немалым специалистом. По крайней мере, художник Ф. Солнцев, сохранивший до конца своих дней благодарную память об этом доме, оставил нам похожее описание.

Фантазировать на эту тему еще проще, поскольку в экспозиции сохранился интересный рисунок этого художника, сделанный им 26 мая 1834 года. На нем семья Олениных вместе со своими гостями изображена в музыкальной гостиной. Неторопливый разговор близких друг другу людей, рисунок которых сохранял хорошее сходство. Все фигурки были пронумерованы и имели вынесенные на поля имена. Настоящий коллективный семейный портрет. Хозяин усадьбы изображен в самом центре, голова его увенчана турецкою феской. Кажется, он совсем малого роста.

В семье Олениных было пятеро детей: сыновья Николай, Петр, Алексей и дочери Варвара и Анна. О каждом из них сохранилась своя история, порою очень грустная. Два старших сына были еще в детстве записаны отцом в лейб-гвардии Семеновский полк. Умению ловко скакать верхом, фехтованию и стрельбе юноши дворянского сословия учились с раннего детства. Такое было тогда время, их готовили защищать свою честь на поединке и к военной службе. Вполне себе в духе их батюшки Алексея Николаевича Оленина, благословляя своих сыновей, сказать им на прощание известную пословицу: «береги платье снову, а честь смолоду». О чести тогда помнили и на балу, и на бранном поле.

Оба старших сына стали участниками Отечественной войны 1812 года. Николай погиб при Бородино, и в память о сыне родители установили в усадьбе скромный камень-памятник. Он сохранился доныне и стоит на том месте, где рос посаженный Николаем молодой дубок, засохший после его смерти..

Подошло время познакомить нашего читателя с особенной романтической страницей из биографии поэта Александра Сергеевича Пушкина. Она связана с младшей дочерью Олениных Анной. Эту историю здесь принято рассказывать в комнате молодой барышни. Младшая, как водится, любимая дочь папеньки. Он много вложил в ее воспитание и образование. 17-ти лет она уже пожалована во фрейлины к императрицам Марии Федоровне и Елизавете Алексеевне. Анна считалась одной из блестящих красавиц николаевской эпохи, которая изобиловала красивыми женщинами. У нее прекрасная наружность, чудные глаза, золотые локоны и… совсем маленькая ножка 32-го размера. Она умна и образована, остра на язычок, пела романсы, неплохо сочиняла и рисовала. При этом Анна обладала прекрасной грацией, ловко держалась в седле, изящно танцевала. Она для многих считалась желанной невестой.

Анна всеми любима и хорошо чувствовала это. Оттого каждое ее движение, улыбка излучали свет и тепло. В доме сохранилось немало живописных портретов и карандашных рисунков ее прекрасной головки. Более других мне понравился рисунок Г. Гагарина, легкий и воздушный, передававший веселый и неутомимый характер этого юного и очаровательного существа..

В юности часто живут в мире, созданном воображением, и только взросление и обретенный жизненный опыт, разрушают наши иллюзии. К тому времени Анна уже была влюблена и вела дневник, похожий на роман.

«Счастье меня нигде не ждет. Вот жизнь тех, кто слишком много перечувствовал в своей молодости, вот жизнь той, чья рука пишет эти строки. Ей не исполнилось и двадцати, а она уже перестала радоваться жизни…» О себе она писала в третьем лице, ее героиня романтическая барышня Анета. Она знала Пушкина, когда была еще ребенком. С тех самых пор пылко восхищалась его поэзией. Самому поэту в дневнике посвящено немало строк, порою не всегда лестных…

«Однажды на балу у графини… Анета увидела самого интересного человека своего времени, отличавшегося на литературном поприще: это был знаменитый поэт Пушкин»…

«Бог, даровав ему Гений единственный, не наградил его привлекательною наружностью. Лицо его было выразительно, конечно, но некоторая злоба и насмешливость затмевала тот ум, который был виден в голубых или, лучше сказать, стеклянных глазах его. Арапский профиль, заимствованный от поколения матери, не украшал лица его, да и прибавьте к тому ужасные бакенбарды, растрепанные волосы, ногти как когти, маленький рост, жеманство в манерах, дерзкий взор на женщин, которых он отличал своей любовью, странность нрава природного и принужденного и неограниченное самолюбие – вот все достоинства телесные и душевные, которые свет придавал Русскому Поэту 19 столетия». Из своего короткого знакомства с Пушкиным она делает вывод, «… что он умен, иногда любезен, очень ревнив, несносно самолюбив и неделикатен»…

Милый женский взгляд на внешний облик и скрытые внутренние достоинства поэта! Как мало это похоже на известный нам вдохновенный рисунок Пушкина, сделанный О. Кипренским в марте 1828 года. Наверное, в поэте каждый из них угадал свое.

Зачем твой дивный карандашРисует мой арапский профиль?Хоть ты векам его предашь,Его освищет Мефистофель.В жару сердечных вдохновений,Лишь юности и красотеПоклонником быть должен гений.

«Среди странностей поэта была особенная страсть к маленьким ножкам, о которых он в одной из своих поэм признавался, что они значат для него более, чем сама красота. Анета соединяла со своей внешностью две вещи: у нее были глаза, которые порой, бывали хороши,… но нога у нее была действительно очень мала, и почти никто из молодых особ высшего света не мог надеть ее туфель».

В комнате барышни можно было увидеть такую симпатичную пару атласных розовых женских туфелек для бала с бантами и лентами. Определенно, не тот размер, скорее всего – 37— й. Мой взгляд нечаянно скользнул вниз, чтобы лишний раз убедиться: у моих сегодняшних спутниц он едва ли превышал 35-й…

– Не сомневайся, мы тоже вполне соответствуем этим светским стандартам, – рассмеялась ты.

– Маленькая женская ножка действительно красива. Она воспета поэтами, живописцами и скульпторами всех поколений, – немедленно согласился я.

– Такую маленькую ножку можно поставить на ладошку. Наверное, это мечта каждого мужчины, – Нина лукаво посмотрела на нас обоих..

«Пушкин заметил это ее достоинство, и его жадные глаза следовали по блестящему паркету за ножкой молодой Олениной… Она собиралась выбрать его на один из танцев. Она тоже хотела отличить знаменитого поэта. Боязнь быть высмеянной им заставила ее опустить глаза и покраснеть, когда она подходила к нему. Небрежность, с которой он у нее спросил, где ее место, задела ее. Предположение, что Пушкин мог принять ее за простушку, оскорбляла ее, но она кратко ответила: «Да, мсье», – и за весь вечер не решилась ни разу выбрать его. Настал его черед, он должен был делать фигуру, и она увидела, как он направляется к ней. Она подала руку, отвернув голову и улыбаясь, ибо это была честь, которой все завидовали».

Шел 1828 год, в Приютино зачастил Пушкин. Он недавно вернулся из ссылки в Михайловское, был чрезвычайно популярен, его стихи переписывали в альбомы, их читали в салонах. Увидев Анну, Пушкин влюбился страстно, и это было очевидно всем окружающим.

Намерения у него были самые серьезные: жениться, обрести дом и семью. Все то, чего у него никогда не было. Как человек опытный, Пушкин долго не решался сделать предложение Анне, ожидая особого знака со стороны родителей. Ведь в случае отказа, он едва ли мог дальше появляться в этом доме. Доброжелательного знака ему не последовало…

В ту пору в Приютино на правах друга почти постоянно жил Иван Крылов, к которому дети относились как старому доброму дядюшке и доверяли многие тайны. Анна советовалась с ним по поводу женихов: отчего никто не просит ее руки? Седовласый Иван Андреевич вынужден был огорчить. Они бы и хотели это сделать, только разговоры идут… «куда уж нам соваться, когда Пушкин того же желает».

Как водится, поползли слухи и сплетни, которых вокруг поэта всегда было достаточно. Нашлись доброжелатели, которые передали Олениным, что Пушкин хвастал, будто юная красавица по нему сохнет, ночами не спит. Дело осталось за малым – уломать родных. «Сherchez la femme» (ищите женщину), – говорили в таких случаях. Кому-то было выгодно все расстроить.

Это известие привело Анну в ярость. Тем более, что по линии матери знаменитая Анна Керн приходилась ей двоюродной сестрой, и она была хорошо наслышана о любовных похождениях поэта.

По поводу всего случившегося у Пушкина состоялся серьезный разговор с Елизаветой Марковной Олениной, которая потребовала от него объяснений. Естественно, что после всего этого, просить руки ее дочери он не мог. Огорченный поэт уехал в свое имение. Спустя полтора месяца он был прощен и снова стал бывать в Приютино…

Этот несостоявшийся роман подарил миру великие стихи: «Ты и вы», «Ее глаза», «Город пышный, город бедный», «Не пой красавица при мне…» и знаменитое: «Я вас любил…»

Анна вышла замуж только после смерти Пушкина, в 1839 году, возрасте 32 лет. Ее мужем стал полковник лейб-гвардии Гусарского полка граф Федор Александрович Андро. Замужество по меркам высшего света было блестящим – граф Андре де Лонжерон 14 лет занимал пост президента Варшавы. Жаль, что человеком он оказался вздорным и очень ревнивым. Он ревновал жену к ее стихам, романсам, которые она пела. Его раздражали книги, которые она читала, внимание, которым она всегда пользовалась в обществе. Но более всего, Ланжерон ревновал ее к тайному дневнику, который запретил ей вести.

Анна так и не узнает, что Пушкин на черновых страницах своих стихов еще долго будет выводить ее профиль и маленькую, полудетскую ножку в изящной туфельке…

Грустная и красивая история. Нынешний век в этом отношении грубее и проще. Современные барышни дневников не ведут, мыслей и переживаний своих не прячут. Их часто с необыкновенной легкостью выкладывают на открытые станицы интернета…

После смерти супруги Алексей Николаевич продал поместье и навсегда покинул этот дом. Без Елизаветы Марковны для Оленина многое теряло прежний замысел. Все казалось ему пустым и мертвым, как если бы душа покидала бренное тело. Потом здесь жили уже совсем другие люди, о которых нам мало чего известно. Возможно, это сохранило усадьбу от ее дальнейшего разрушения или значительной перестройки. Сохранилась она и в страшные годы войны, давая многим людям приют и тепло, спасая их от голода. Здесь, совсем рядом проходила знаменитая ленинградская Дорога Жизни.

После прогулки по усадьбе мы все вместе пили чай с пирогами и продолжали начатый разговор. Мне тогда подумалось, что Приютино, прежде и сейчас, везло на людей, которые связывали свою судьбу с этим особенным местом. Говорю так о его главной хранительнице Нине Антоновой и многих сотрудниках этого музея-усадьбы. При весьма скромных заработках они вкладывают сюда всю свою душу, знания и талант. Кому-то из них для достойной жизни нужно иметь еще дополнительную работу. Может таких людей сейчас немного, или мы о них очень мало знаем. Они часто остаются в тени своих больших дел. Все же хорошо, что такие люди у нас пока находятся, ими сохраняется история и красота нашей земли.

На восторженные похвалы в свой адрес Нина Антонова отвечает нам с присущим тактом и скромностью. Пусть эти слова сегодня прозвучат добрым напутствием сегодняшним и будущим посетителям музея – усадьбы: «Когда у посетителей умы восприимчивы, сердце большое, а душа чувствительна, нетрудно стать мостиком к прекрасным ушедшим от нас традициям и отношениям»…

Рождествено

Мы опять немного задержалась в парке этой старинной дворянской усадьбы. Как это было? Вспомнил… Это неверно. Не забывал. Ты сидела рядом со мной за дощатым столом, на котором лежали осенние листья. Мы пили чай, и я подумал, что моя жизнь еще никогда не была так заполнена. Кроме работы в ней появилась личная жизнь. Было дело, которому я всегда служил. Не было счастья, и, кажется, уже совсем примирился с этим.

– Скажи, мне. Ведь так не бывает.

– Бывает, один раз в тысячу лет.

Счастье не слишком ярко улыбается мне. Свой родной, дорогой человек. Немножко грустно. Сантименты не к лицу человеку моего возраста. Он должен представлять собой что-то солидное и рассудительное. Если ты рядом, то куда все это у меня девается?

Таких деревянных усадеб в окрестностях Петербурга и в Ленинградской области осталось совсем немного. При всей своей внешней привлекательности они совсем не защищены и часто горели. Пока оставались умельцы старой школы, их быстро строили заново, и история начинала свой новый отсчет. Сейчас историческим местам торопливо возвращали прежние имена, но их самих, уже не было. Нам только оставалось иногда возвращаться туда и просто вспоминать, какими они были.

Господский дом усадьбы Набокова на горе привлекал внимание всех, кто проезжал мимо по Киевскому шоссе. Просторное деревянное строение с колоннами в стиле ампир, создателей которого уже никто не помнил, сменило немало хозяев. Теперь среди них, чаще вспоминали представителя известного купеческого рода сибирского золотопромышленника старообрядца Ивана Рукавишникова и знаменитого писателя эмигранта Владимира Набокова. Издали дом выглядел заметно лучше. Восстановленный после страшного пожара 1995 года, он снова разрушался. Ощущение мистики и чего-то необыкновенного здесь просто висело в воздухе. У входа в усадьбу мы заметили старушку в белом берете. Она едва передвигалась, опираясь на свою палку, и что-то говорила сама себе. Оглянуться не успели, как эта старушка куда-то исчезла на совершенно ровном открытом месте.

Такие душевные провинциальные музеи мне всегда нравились своей простотой, естественностью и отсутствием излишних ограничивающих правил. Свободное перетекание миров и времени здесь нередко начиналось с самого первого прикосновения к старинному предмету. После этого, как ток по телу пробегал. Зрительные образы рождали новые ощущения, даже какой-то особенный привкус. Получалась совсем другая атмосфера.

Среди интерьеров комнат, столовой и бальной залы, портретов и фотографий, бабочек-сфинксов под стеклом и личных вещей владельцев усадьбы меня неизменно привлекала выставка работ местного художника Леонида Птицына. Совершенно точно, что лишней она здесь не была. Человек необыкновенной судьбы, мальчишкой потерявший при разминировании обе руки по локоть. Он сумел потом закончить Академию художеств и стать профессиональным художником. Тот случай, когда божественный дар творца давался человеку с рождения, а потом проходил непостижимые испытания. Молодому человеку пришлось заново осваивать изящную технику живописца и рисовальщика голыми обрубками рук. Эти картины теперь ничего не говорили о духовных и физических муках их создателя, они были выразительны и сдержаны в цвете. Наверное, только автопортрет самого художника мог подсказать что-то любопытное наблюдательному и чуткому посетителю. Среди работ художника картины с изображением храма Рождества Богородицы на берегу Грязны, который можно было легко увидеть из окна усадьбы. Всегда интересно сравнивать реальность с изображением и читать ее глазами художника.

Сохранилось любопытное описание усадьбы царевича Алексея, оставленное потомкам фрейлиной его супруги Юлианой Арнгейм: «12 мая 1715 года мы в Рождествене, мызе царевича в Копорском уезде, в семидесяти верстах от Петербурга…. Я была долго больна, думали, умру. Страшнее смерти была мысль умереть в России. Ее высочество увезла меня с собою сюда, в Рождествено, чтобы дать мне отдохнуть и окрепнуть на чистом воздухе. Кругом лес. Тихо. Только деревья шумят, да птицы щебечут. Быстрая, словно горная речка, Оредеж журчит внизу под крутыми обрывами из красной глины, на которой первая зелень берез сквозит, как дым, зелень елок чернеет, как уголь. Деревянные срубы усадьбы похожи на простые избы. Главные хоромы в два жилья с высоким теремом, как у старых московских дворцов еще не достроены, рядом – часовенка с колокольнею и двумя маленькими колоколами, в которые царевич любит сам звонить. У ворот – старая шведская пушка и горка чугунных ядер, заржавевших, проросших зеленой травой и весенними цветами. Все вместе – настоящий монастырь в лесу. Внутри хором стены еще голые бревенчатые, пахнет смолою; всюду янтарные капли струятся, как слезы. Образа с лампадками. Светло, свежо, чисто и невинно – молодо. Царевич любит это место. Говорит, жил бы здесь всегда, и ничего ему больше не надо, только бы оставили его в покое…»

Прежняя Рождественская церковь находилась в излучине реки Оредежа, на вершине небольшого холма, там, где сейчас за Могильным мостом расположено Старое кладбище. По свидетельству современников она была очень простой архитектуры и без звонницы. Как сообщает старинное епархиальное издание, храмовые «колокола висели на деревьях». Эти деревья, уцелевшие с эпохи царевича Алексея, существовали до 1865 года…

Окружавший обширный парк, по которому мы теперь шли, казался неухоженным и больше напоминал обычный лес с проложенной широкой аллеей, вдоль которой стояли старые вековые деревья. Здесь все еще можно было отыскать каменные основания, на которых в господском парке раньше стояли мраморные статуи. После создания нового государства освобожденного труда, они пострадали в самую первую очередь. Улыбаюсь, мысленно представляя тебя в длинном белом платье и милой шляпке с ажурным зонтиком. Бережно беру под руку, и мы медленно идем дальше…

Все эти высокие, изрезанные холмами берега рек Оредеж и Грязны, раньше называли нашей русской Швейцарией. Теперь сложно представить, что это заросшее бурьяном футбольное поле еще столетие назад было оборудованным современным теннисным кортом, а едва заметные тропы представляли собой проложенные в парке велосипедные дорожки. На одной из них во время прогулки познакомились родители будущего знаменитого писателя: Елена Рукавишникова и Владимир Набоков.