«Правь, Британия, морями»? Политические дискуссии в Англии по вопросам внешней и колониальной политики в XVIII веке

Английский историк П. Маршалл посвятил свои труды британскому завоеванию Индии. Они также могут быть отнесены к «ревизионистскому» направлению в изучении проблемы <44>. По мнению Маршалла, британское завоевание Индии совершалось без прямого участия английского правительства и даже самой Ост-Индской компании. Первые английские правители и генерал-губернаторы Индии вообще мало считались с решениями, принятыми парламентом или кабинетом министров в Лондоне. Из этого делается вывод, что «настоящее правительство Индии находилось в самой Индии». Маршалл отверг концепции тех исследователей (Хобсбоума. в частности), которые считали, что завоевание Индии предопределялось промышленным переворотом и способствовало ему, назвав их «невероятными». С аналогичных позиций подходит к рассмотрению колониальной политики Дж. Блэк: «Каково бы ни было желание правительств в европейских столицах, они не могли приостановить колониального соперничества. Купцы, поселенцы и колониальные губернаторы легко шли на риск конфликта для достижения своих целей. Конфликты были особенно острыми в Северной Америке, Вест-Индии и Индии, но они проявились также и в других районах, в частности, в Западной Африке, Южной Атлантике и Тихом океане» <45>.

Историография работ, посвященных внешней политике Великобритании в ХVIII веке и опубликованных в 60–90-е гг., обширна. Труды историков посвящены различным аспектам внешней политики Великобритании. Можно выделить некоторые наиболее характерные черты, присущие нынешнему этапу в изучении этой темы. Во-первых, в историографии возрос интерес к тому аспекту внешней политики Великобритании, который и является предметом настоящего исследования. Речь идет о внутриполитических факторах внешней политики, об ее обсуждении в парламенте и общественном мнении (Блэк, Дж. Джонс, М. Робертс и др.). Во-вторых, для современной историографии характерны острые дискуссии по таким вопросам, как роль короны, парламента и общественного мнения в формировании внешней политики. Обсуждается вопрос о том, как влияли на политику Англии коммерческие интересы определенных социальных групп. Историки по-разному оценивают внешнеполитический курс Великобритании после Парижского мира 1763 г. Была ли политика Англии политикой «блестящей изоляции», и в какой степени те, кто проводил ее, ответственны за поражение метрополии во время Американской революции?

Источники, привлеченные для изучения политической борьбы в Англии по вопросам внешней и колониальной политики, разнообразны. Их можно условно разделить на две основные группы: архивные источники и опубликованные документы. Для написания данного исследования удалось привлечь документы из Королевского архива в Виндзоре (Великобритания), Российского государственного Архива древних актов (РГАДА) и в большей степени Архива внешней политики Российской империи (АВПРИ). В британском архиве изучены бумаги, относящиеся ко времени правления Георга III. Большая часть из них была опубликована <46>. Основная часть документов из российских архивов – реляции русских дипломатов из Лондона в адрес царственных особ, а также руководителей внешней политики Российской империи. Ценность этого источника определяется, во-первых, тем, что донесения дипломатических представителей, непосредственно контактировавших с английскими политиками, позволяют уточнить политические позиции последних, содержат важные свидетельства о политической борьбе в Англии. Во-вторых, к реляциям дипломаты часто прилагали копии тронных речей монархов, выдержки из журналов парламентских дебатов, экземпляры газет, содержание которых по какой-либо причине привлекло внимание агента, отдельные памфлеты.

В то же время в работе с архивными документами приходится обратить внимание на следующее. Во-первых, достоверность сообщаемых в Петербург сведений не всегда была полной. В своих рассуждениях дипломаты не только опирались на собственные впечатления, которые могли быть обманчивыми, но и руководствовались подчас слухами, посторонними мнениями, исходили из собственного представления о расстановке политических сил при королевском дворе. Их отношение к Великобритании и к ее государственному строю было неодинаковым, что также налагало отпечаток на реляции. Граф А. Воронцов был англоманом. С большим сожалением он расставался с Лондоном в 1764 г., а позднее писал об англичанах: «Нет народа, в котором в приватной жизни было бы больше добродетели, праводушия и дружбы, как у них; хорошо жить и родиться там» <47>. Напротив, граф И. Чернышов просит об отъезде, да и суждение англичан о нем было скорее нелестным.

Во-вторых, русские дипломаты по-разному оценивали степень актуальности тех сведений, которые они сообщали в Петербург. Все они в большей или меньшей степени информировали свое правительство о течении дел на периферии Британской империи, однако анализ проблем колониальной политики Великобритании редко был глубоким. Так, Г. Гросс, сообщая в марте 1764 г. о возвращении в Индию лорда Клайва, «который в минувшую войну толико славы и пользы доставил в Бенгалии», в то же время замечал: «Утруждать Ваше Величество излишне полагаю за тем, что сия материя никак не сопряжена с интересами Вашей империи» <48>. Внимание русских дипломатов было сконцентрировано главным образом на европейских делах, причем преимущественно на том, что касалось англо-русских отношений или непосредственно затрагивало интересы России (например, Польша, Швеция). Все дипломаты уделяли внимание парламентским дебатам по вопросам внешней политики, но они подчас ошибочно оценивали роль парламента в выработке политического курса страны, причем спектр оценок был разнообразен: от преувеличения до преуменьшения его роли.

В-третьих, дипломаты в разной степени пользовались доверием со стороны местных политиков, следовательно, отличались уровнем своей информированности. Иногда это определялось их личными качествами и связями, чаще – особенностями ситуации в русско-английских отношениях и в отношениях между европейскими державами в целом. Депеши А. Голицына или А. Воронцова – это большей частью подробное изложение бесед с английскими политиками. У Алексея Семеновича Мусина-Пушкина таких встреч, возможно, было меньше, но он гораздо больше внимания уделил общей характеристике политического строя Англии, внутриполитической ситуации, некоторым особенностям ее социально-экономического развития. В целом архивные дипломатические источники позволяют углубить знание о политических дискуссиях, проходивших в Англии, заметить детали, которые трудно увидеть при анализе, например, парламентских документов Авторское отношение посла, его комментарий или, наоборот, стремление скрыть собственную оценку могут подтолкнуть к важным выводам.

Опубликованные источники можно разделить на несколько групп. К первой группе относятся дипломатические документы: договоры и соглашения, в которых участвовала Великобритания в ХVIII веке, переписка, включающая как правительственные инструкции, так и донесения послов и агентов более низкого ранга. Наиболее важная для нас часть британской дипломатической переписки опубликована в сборниках Императорского Русского исторического общества в 1873–1901 гг. <49>. Эта публикация охватывает донесения английских послов в России от Ч. Уитворта до царствования Екатерины включительно. Значение этой обширной публикации трудно переоценить не только с точки зрения изучения англо-русских отношений. Эти документы позволяют судить об основных направлениях английской политики в Европе, оценить мотивы действий британских министров на международной арене. В распоряжении исследователей имеется публикация инструкций английским дипломатам во Франции, Швеции и Дании <50>. Важным дополнением к архивным материалам являются документы, опубликованные в «Архивах» князя Ф. А. Куракина и князей Воронцовых, где опубликованы бумаги и братьев Александра и Семена Воронцовых, стоявших во главе посольства в Лондоне, и бумаги знаменитого дипломата петровского времени Б. И. Куракина <51>. Эти документы касаются не только политики, но и затрагивают вопросы культуры, быта, нравов.

Вторая большая группа опубликованных источников – документы парламента Великобритании. В русле избранной темы исследования этот источник является наиболее информативным. В плане разработки проблемы политической борьбы в Англии по вопросам внешней и колониальной политики одинаково важны как официальные парламентские документы (билли и законы, утвержденные парламентом), так и материалы дебатов, речи и выступления членов обеих палат. Некоторые издания парламентских документов включают и тексты петиций, поступавших в парламент, их анализ способствует оценке позиций, которые занимали отдельные социальные группы общества, а также позволяет судить о том, как проходило лоббирование тех или иных политических решений. В довольно полном виде документы парламента содержатся в журналах палаты лордов и палаты общин <52>. В то же время по журналам нелегко проследить содержание дискуссий: в ХVIII в. сохранялась тайна прений в парламенте. Большая часть трудов историков, как отечественных, так и зарубежных, посвященных различным аспектам истории Англии в ХVIII веке, в значительной мере основывается на издании парламентских документов, осуществленном Уильямом Коббетом <53>. При анализе выступлений в парламенте необходимо учесть, что концепции, сформулированные в них, часто отражали прежде всего стремление ораторов защитить собственные политические интересы. Поэтому речи в парламенте могли не только реально отражать, но, напротив, маскировать, то есть скрывать, сглаживать или чрезмерно усиливать действительные позиции ораторов.

Это соображение еще более актуально, когда речь идет о политической публицистике и памфлетной литературе. В какой степени политическая публицистика, в которой затрагивались проблемы внешней и колониальной политики, действительно влияла на процесс принятия решений? Влияние партийной пропаганды на политиков – это та часть проблемы, которая не нашла пока должного освещения в исторической литературе. Иногда историки цитируют произведения памфлетистов, мало задумываясь над тем, велико ли было их воздействие на политическую жизнь. Подчас прослеживается тенденция к преувеличению их влияния. Острые вопросы внешней и колониальной политики могли породить настоящие «памфлетные войны». Так было и во время подготовки Утрехтского мира, так было и во время заключения Парижского мира, когда памфлетисты яростно обсуждали: что уступить Франции – Канаду или Гваделупу. У Питта-старшего были основания спрашивать: «Скажите мне, за что меня повесят – за то, что я отдам Канаду, или за то, что отдам Гваделупу?»

К этой группе источников относятся труды видных политических деятелей Великобритании, опубликованные в различных сборниках и собраниях сочинений. Среди них произведения лорда Болингброка, Питта-старшего и Питта-младшего, Эдмунда Берка и других политиков. Большинство из включенных в эти сборники произведений – их выступления в парламенте, но не всегда. Так, в собрании сочинений Берка, который, по словам Мусина-Пушкина, «превосходным красноречием, искусством и разумом отличен ныне» <54>, опубликованы и некоторые из его речей перед избирателями, публицистические произведения. Проблемы внешней и колониальной политики рассматривали многие известные представители общественной мысли и экономисты Великобритании ХVIII века: Дж. Свифт, Д. Дефо, Дж. Аддисон, Р. Стил, А. Смит и другие. Многие памфлеты принадлежали перу менее известных авторов или были анонимными.

В распоряжении исследователей внешней и колониальной политики Великобритании имеются публикации официальной и личной переписки отдельных английских политиков ХVIII в. К их числу относятся публикации переписки королевы Анны, короля Георга III, Мальборо, Годольфина, Питта-старшего, лорда Норта и других. Ценные сведения о противостоянии различных британских политиков, о группировках при дворе можно получить при изучении мемуарной и дневниковой литературы. В этом плане мемуары могут быть даже более информативны, чем любые другие источники. Самыми знаменитыми мемуарами ХVIII в. являются мемуары Г. Уолпола. Об эпохе Георга II повествуют мемуары лорда Хервея, о времени Георга III – известные мемуары парламентского деятеля У. Рэкселла.

Изучение политической борьбы по вопросам внешней и колониальной политики помогает преодолевать стереотипы, которые сохраняются в освещении истории Англии. Миф о «коварном Альбионе» возник еще в ХVIII в. и имел в своей основе, в частности, разрыв Англии с союзниками накануне заключения Утрехтского мира. В трудах историков можно встретить указания на «беспримерную жестокость» британских колонизаторов, на то, что наследием Британской империи стали лишь тяготы и бедствия для народов бывших колоний. Эти стереотипы во многом проистекают из особенностей дипломатической борьбы ХVIII–Х1Х вв., а также из упрощенного представления о колониализме как об абсолютном зле.

Все же главный из стереотипов состоит в ином. Под влиянием традиционной либерально-вигской историографии XIX в. Англию ХVIII века до сих пор изображают как страну, существенно отличавшуюся от стран континентальной Европы по уровню своего социально-экономического и политического развития. В традиционной интерпретации Англия ХVIII века – это страна, добившаяся исключительных успехов в области промышленного производства, где бурное развитие производства вылилось в промышленную революцию, в корне изменившую ее экономический и социальный строй, поднявшую ее на новый этап развития, являвшийся первой ступенью современной капиталистической цивилизации. В традиционной интерпретации Англия ХVIII века – это страна, где установился «правильный» баланс властей, где существовала относительная социальная и политическая стабильность, где последовательно развивались конституционно- демократические институты управления. В традиционной интерпретации Англия ХVIII века – это страна, населению которой был присущ дух свободомыслия, где утвердилась терпимость, где идеи Просвещения появились раньше, чем в других странах, и укрепились глубже в сознании людей.

Исследования, проведенные историками в последние годы, позволяют усомниться, насколько такая картина соответствует действительности. Английский консервативный историк Дж. Кларк и его последователи предприняли небезуспешную попытку «ревизии» традиционных концепций. Кларк утверждал, что Славная революция не внесла коренных изменений в жизнь английского общества, которое и в ХVIII в. оставалось глубоко консервативным в своих основах. По структуре и менталитету оно было гораздо ближе к XVII веку, чем к XIX столетию. Для Англии в ХVIII веке было характерно сохранение огромного влияния церкви и веры в Бога, патриархальность, сильная монархическая власть, находившая широкую поддержку в обществе. Кларк считал, что в социальном плане гораздо более показательным для характеристики общества того времени был не рост буржуазного среднего торгового класса, а сохранение доминирующих позиций, которые занимала земельная аристократия. По его мнению, термин «старый порядок», обычно применяемый по отношению к континентальным странам, вполне подходит и для Англии. «Старое общество» вплоть до либеральных реформ 1830-х гг. имело три самых важных черты: оно было англиканским, аристократическим и монархическим. Джентльмены, англиканская церковь и корона осуществляли интеллектуальную и социальную гегемонию», – писал он <55>.

Результаты исследований Кларка, аргументы, выдвинутые его сторонниками и противниками, должны учитываться при изучении политической борьбы по вопросам внешней и колониальной политики. Если у власти продолжала оставаться земельная аристократия, то какова была роль буржуазии, и в какой мере внешняя и колониальная политика отражала потребности капиталистического развития Англии? Если Англия продолжала оставаться монархическим государством и главные прерогативы в определении внешней политики принадлежали королю, то какова была роль парламента и в какой мере следует учитывать материалы парламентских дебатов по этим вопросам? Не правильнее ли сказать, что все принципиальные решения принимались узким кругом лиц, окружавших монарха? Эти и другие вопросы, являющиеся в настоящее время темой для обсуждения в современной историографии, неизбежно встают, когда речь идет о содержании политических дискуссий в правящих кругах Англии в ХVIII в.

Примечания

1. Plumb J. The First Four Georges. L., 1957. P. 14.

2. Journal of British Studies. 1986. V. 25. N 4. P. 359.

3. Journal of British Studies. 1989. V. 28 N 3. P. 202.

4. См., напр.: Black J. Convergence or Divergence? Britain and the Continent. L. 1994.

5. Koebner R. Empire. Cambridge. 1961. P. 86–87.

6. Webster Ch. The Art and Practice of Diplomacy. L. 1961. P. 17.

7. См.: Porter A. European Imperialism, 1860–1914. L. 1994.

8. International Historical Review. 1988. V. X. N 1. P. 42–43.

9. Seton-Watson R. W. Britain in Europe, 1783–1914. Cambridge. 1955. P. 4–7.

10. Новая и новейшая история. 1989. N 4. С.75.

11. Hallam Н. A Constitutional History of England. V. 3. L. 1867. P. 209.

12. Бокль Г. Т. История цивилизации в Англии Т. 1. 4.2. СПб., 1864. С. 508.

13. Mill J. The History of British India. V. l. New Delhi, 1972. P. 456.

14. Бокль Г. Т. Указ.соч. С. 504.

15. Seeley J. The Expansion of England. Leipzig. 1884. О нем см. работы Л. Н. Еремина, И. С. Звавича, И. П. Субботиной и др.

16. Ibid. Р. 189.

17. Ерофеев Н. А. Империя создавалась так… М., 1964. С. 1 18.

18. Egerton H. A. Short History’ of British Colonial Policy. L., 1941. P. 1 17.

19. Болховитинов H. H. США: проблемы истории и современная историография. М., 1980. С. 52.

20. Кареев Н. И. История Западной Европы в новое время. Т. 3. СПб., 1908. С. 130.

21. Буцинский П. Н. Основные черты английской политики в ХVIII веке. Харьков, 1904. С. 4.

22. Мировое хозяйство и мировая политика. 1940. № 1. С. 1 10.

23. Большевик. 1946. № 19. С. 46.

24. Тарле Е. В. Очерки истории колониальной политики западноевропейских государств (конец XV – начало XIX в ). М.-Л., 1965.

25. Там же. С. 204.

26. Там же. С. 328.

27. Вопросы истории. 1947. № 2. С. 101.

28. Новая и новейшая история. 1968. № 2. С. 84–85.

29. См.: Кризис новейшей буржуазной историографии. М.-Л., 1961.

30. Вопросы методологии и истории исторической науки. М., 1977. С. 270.

31. Антонова К. А. Английское завоевание Индии в ХVIII веке. М., 1958. С. 272.

32. Кобрин В. Б. Кому ты опасен, историк? М., 1992. С. 186.

33. Молчанов Н. Н. Дипломатия Петра Великого. М., 1972. С. 7.

34. Там же. С. 259.

35. Возгрин В. Е. Россия и европейские страны в годы Северной войны. Л., 1986.

36. Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 417.

37. Вопросы истории. 1989. № 3. С. 6.

38. Hobsbawm Е. Industry and Empire. L. 1977. P. 33.

39. Harlow V. T. The Founding of the Second British Empire, 1763–1793. V. l–2. L., 1952–1964.

40. Ibid. V. l. P. 3–4.

41. Mackay D. In the Wake of Cook. Exploration, Science and Empire. 1780–1801. N. Y., 1985. P. 192.

42. Hyam R., Martin G. Reapprisals in British Imperial History. L., 1975.

43. Steele J. The English Atlantic 1675–1740. Oxford. 1986.

44. Marshall P. Problems of Empire. L., 1986; Idem. East India Fortunes. Oxford. 1976; Idem. Bengal: the British Bridgehead. Cambridge. 1987 и др.

45. Black J. Natural and Necessary Enemies. Anglo-French Relations in the Eighteenth Century. L., 1986. P. 154.

46. The Correspondence of King George III. V. l–6 / Ed. by J. Fortesque. L., 1927– 1928; The Later Correspondence of George III. V. l–5 / Ed. by A. Aspinall. Cambridge. 1961.

47. Исторический вестник. 1898. Май. С. 570.

48. АВРПИ. Ф. 35. Oп 6. Д. 154. Л. 42.

49. Сб. РИО. Т. 12, 18, 19, 50, 61, 66, 76, 80, 85, 91, 99, 102, 103, 1 10. СПб., 1873–1901.

50. British Diplomatic Instructions, 1689–1789 /Ed. by J.L. Chance and C.G. Legg. V. l–7. L., 1922–1934.

51. Архив кн. Ф. А. Куракина. Кн. 2, 4, 7. СПб., Саратов. 1891–1893; Архив кн. Воронцова. М., 1875.

52. Journals of the House of Lords. V. 16–25. I. 1701-41 (далее: JHL); Journals of the House of Commons. V. 14–46. L. 1704-91 (далее: JHC).

53. Cobbett W. Parliamentary History of England. V. 5–28. L., 1809–1816 (далее: Parl. Hist.).

54. АВПРИ. Ф. 35. Оп. 6 Д. 190 Л. 136.

55. Clark J. English Society 1688–1832. Ideology, Social Structure and Political Practice during the Ancient Regime. Cambridge. 1985. P. 7.

Глава 1

Споры о длине каблуков. Борьба политических партий в Англии в годы войны за испанское наследство

Когда Лемюэль Гулливер находился в Лилипутии, главный секретарь по тайным делам рассказал ему, что над страной тяготеют два зла: жесточайшие раздоры партий внутри страны и угроза нашествия могущественного врага из страны Блефуску. В борьбе двух империй, Лилипутии и Блефуску, угадывается англо-французское соперничество. Под жесточайшими раздорами партий подразумевается, конечно, борьба партий вигов и тори. У Джонатана Свифта ее причина заключается в длине каблуков: высококаблучники считали, что именно высокие каблуки наиболее согласуются с древним государственным укладом страны. Ирония Свифта очевидна. Однако почему Свифт, сам активный участник политических споров начала ХVIII в., в «Путешествиях Гулливера» смеется, казалось бы, и над собой? Насколько исторически значимы политические дискуссии того времени? Что они собой представляли: маловажные споры внутри узкой политической элиты или принципиальные разногласия по основным вопросам внутренней и внешней политики? Возможно, надо прислушаться к словам проницательного русского дипломата Б. И. Куракина, который в январе 1712 г. высказал предположение: «В Англии, чаем, так великим делам быть, чтоб не последовала примеру Кромвеля, понеже есть многие к тому знаки» <1>.

Борьбе партий в годы войны за испанское наследство посвящена обширная литература. Историки XIX в., стремясь добиться объективного (как они его понимали) изучения этого вопроса, пытались увидеть сильные стороны как в позиции вигской, так и торийской партии. Так, Галлам, рассматривая политическую борьбу вокруг Утрехтского мира, замечает: «Аргументы вигов были убедительными, хотя и встречали в те времена меньший отклик» <2>. Известный историк-позитивист У. Лекки полагал, что Утрехтский мир был выгоден Англии: «В той части, что касалась Англии, мир давал все, чего можно было желать» <3>.

В историографии XX в. одним из главных дискуссионных вопросов стал вопрос о времени возникновения политических партий в Англии. В соответствии с традиционной точкой зрения либерально-вигских историков партии возникли в годы Реставрации Стюартов, причем главным толчком для их создания был так называемый «исключительный» кризис, связанный с обсуждением прав Якова, герцога Йоркского, на наследование престола. Славная революция создала условия для нормального функционирования двухпартийной системы. Эта концепция подверглась критике многими историками. К. Фейлинг указывал; «Происхождение тори, как и происхождение вигов, связано с религиозными разногласиями времен Елизаветы» <4>. В деятельности круглоголовых в годы Английской революции он видел начало вигской партии, в деятельности кавалеров – торийской.

Однако наибольшую известность получили труды видного британского консервативного историка Л. Нэмира. В опубликованном в 1927 г. исследовании «Политическая структура к моменту восшествия на престол Георга III» он доказывал, что партии в современном смысле и вовсе не существовали даже во второй половине ХVIII в. То, что называли партиями, представляли собой временные аморфные коалиции, создававшиеся с одной целью – добиться доходных мест. Имела место не борьба за принципы, а борьба за частный политический интерес. У Нэмира нашлись последователи и среди исследователей, занимавшихся началом ХVIII в. Американский историк Р. Уэлкотт, изучив данные о голосованиях в парламенте во время сессии 1707–1708 гг., пришел к выводу, что основная часть депутатов голосовала вразрез с линией той или иной партии: «Не подлежит сомнению, что многие из тех, кто голосовали как виги, в другое время голосовали как тори, и наоборот» <5>. Историки, отвергавшие традиционный подход к истории двухпартийной системы в Англии, часто исходили из того, что коренным противоречием в политической жизни этого времени был не конфликт партий, а конфликт «двора» и «страны». По мнению Уэлкотта, он и определял содержание споров по вопросам внешней и военной политики.

В современной консервативной историографии значимость антитезы «двор-страна» оспаривается. Кларк видел в ней не более чем попытку замаскировать несостоятельность традиционного объяснения политической борьбы, исходя из конфликта «виги-тори». Что касается времени возникновения партий, то этот историк однозначно полагает: «Если брать за образец партии викторианской эпохи, очевидно, что они возникли только после 1832 г.» <6>. Кларк обратил внимание на то, что традиционная историография, по существу, игнорирует значение якобитства в общественно-политической жизни, тогда как все новейшие исследования показывают, что якобитство оставалось важнейшим фактором, оказывавшим существенное влияние на многих депутатов парламента <7>. Кларк определенно оспаривал тезис марксистской историографии (он называет его «моделью Кристофера Хилла»), будто деление на партии может быть объяснено экономическими и социальными причинами. По его мнению, это опровергается данными об избирательном поведении электората, симпатии которого определялись почти исключительно религиозными пристрастиями <8>.