Роза – стервоза. Повесть

– Ты получишь все-все главные роли в спектаклях Кулинича, потому что ты, Илонка, самая красивая и талантливая! А я выйду замуж за Женечку, и у нас будут дети… много-много детей! И большая, чёрная, лохматая собака! И у вас с Гришкой скоро будут дети! И вы поженитесь, и мы устроим свадьбу! Нет, две! Нет, мы устроим двойную свадьбу! Ура! Ура! Ура!

– Тройную, – поправила я.

– А кто ещё будет жениться? – Удивилась Катька.

– Большая чёрная собака, – объяснила я. – Ей, ведь, тоже хочется счастья и щенков, щенков побольше!

Мы расхохотались, заплясали снова, а после рухнули на кровать, где Катька долго пыхтела, переводя дух, а я опять глядела в потолок и мечтала. Мечты мои были о том, как я выйду замуж за Кулинича, и у нас с ним будет много-много новых спектаклей, денег, драгоценностей, недвижимости. Мы объездим со своими постановками весь мир, и мои героини долго потом будут сниться разноликим и разноязыким его обитателям. После я снимусь в кассовом фильме и в крутом сериале и стану звездой.

Мега-звездой… Ивановной!

Как мы обе заблуждались тогда насчёт своего будущего! В нём не было почти ничего из того, что мы нафантазировали, и даже большая чёрная собака умудрилась…

Впрочем, не буду так сильно забегать вперёд. Я и без того была в тот странный вечер нисколько не умнее Катьки.

Глава 17

– Расскажи мне о нём! – Попросила Катюня, пропыхтевшись.

– О ком? – Прикинулась я шлангом.

– О Женечке, – мечтательно протянула она. – Я хочу всё-всё о нём знать!

– Набери Марченко в поисковике, и он тебе…

– …выдаст: бывший центральный полузащитник таких-то и таких-то клубов, рост сто восемьдесят два сантиметра, вес семьдесят два килограмма… был в девятьсот заплесневелом году… Мне это не интересно! – И Катенька капризно поджала губки.

– Что же тебе интересно? – Дразнила я несносную девчонку. – Личная жизнь? Набери: Евгений Марченко, личная жизнь.

– «Женат на Альбине Марченко, спортивном психологе своего клуба, пара воспитывает сына от предыдущих отношений Альбины. Евгений Марченко также имеет двух дочерей от первого брака. Фотографии, на которых ни шиша не различишь, прилагаются». Всё.

– Вот, именно, всё. Всё, что тебе нужно знать о нём!

«Чтобы понять, что тебе там ничегошеньки не светит!» – Добавила я мысленно. Могла бы сказать и вслух, но знаю по опыту, что это бесполезно.

– Не-е-е-т! – Настырничала Катька. – Расскажи мне о нём всё-всё-всё! Вот, прямо всё, что знаешь! Вы же с ним большие друзья… Вы, ведь, вместе выросли?

Я расхохоталась.

– Знаешь, Катя, я никак не могла вырасти вместе с Евгением Александровичем. Хотя бы потому, что он на десять лет старше!

– Ой, да… Извини!

Кате почему-то кажется, что я всегда расстраиваюсь, когда мне напоминают о возрасте. Нет, не всегда. Только в те моменты, когда задумываюсь о будущем. В ближайший час я с Катиной подачи крепко увязла в прошлом.

Я, конечно, не росла вместе с Женькой. В детстве я пересекалась с его первой женой Татьяной. Мир праху её. Она повесилась в начале этого года, когда попытка отравить горячо любимого и яро ненавидимого бывшего мужа сорвалась, а её саму заключили под стражу. Татьяне было тридцать семь. Две их с Женькой дочки-подростка остались без матери. Девочки пожелали жить у родителей Татьяны, чем очень огорчили своего отца. Всё это – не до конца затянувшиеся раны. Мой друг ещё долго будет говорить о них с болью.

Смерть Татьяны оказалась большой потерей и для науки. Остались незавершёнными важнейшие исследования и докторская диссертация. Сказать по правде, я до сих пор в ауте от того, что произошло.

Кажется, Татьяне было лет пятнадцать, когда она утешала меня, семилетнюю соплю, притулившуюся в коридорной нише хореографического училища. Сама она стать балериной не планировала, но родители на всякий случай с малолетства водили её в танцевальную студию при нашем училище. Это же так мило – девочка танцует балет!

У Таньки были все данные, чтобы стать, если не примой, то корифейкой-то уж точно, но в старших классах Химия прочно забрала её в плен. Танюша буквально бредила разными веществами и составами.

Я не знаю, почему Татьяна обращала на меня внимание. Она росла холодноватой и замкнутой девочкой. Видимо, я притягивала её тем, что была примерно такой же, только ещё и злой. Последнего Татьяна не замечала во мне, ибо мне не из-за чего было на неё сердиться. После того случая с утиранием соплей она регулярно одаривала меня ирисками, приносимыми из дома, и спрашивала, как дела, и не надо ли меня от кого-нибудь защитить.

Наивная домашняя девочка! Не понимала, что, если кого и надо защищать, то скорее моих обидчиков от меня. Я мстила всегда и делала это с самого раннего ранья холодно, расчётливо и ожесточённо. Обычно я подстерегала гадёныша или мелкую гадину наедине, и никто не мог прийти ему или ей на помощь. Била жестоко и чем попало. Чтобы прочувствовал. Чтобы в следующий раз неповадно было.

Думаете это всё? Святая простота!

После я всячески подставляла свою жертву перед педагогами и товарищами по интернату. Это могло длиться месяцами.

Наконец, вишенка на торте. Я позорила обидчика. Находила компромат и вытряхивала его принародно.

Почти все, кого угораздило всерьёз меня обидеть, вышли из хореографического училища досрочно. Разумеется, без диплома. Правда, кое-кому удалось меня со временем умаслить с помощью извинений, правдоподобного поклонения моему таланту и подарков. Последние я в детстве любила больше всего на свете.

– А ты большая сучка! – Сказала мне как-то Ольга Геннадьевна, оставшись со мной один на один. Она была одной из самых злоязыких и садистки настроенных учительниц. – Я тебя раскусила сразу же.

– Зубы целы остались? – Нагло поинтересовалась я, сжавшись внутренне.

Я думала, что за моим неосторожным высказыванием последует скандал-позор-отчисление. Дело в том, что зубы Ольги Геннадьевны росли, кто в лес, кто по дрова, вдобавок, все, как один, были испорчены. Я решила уже, что мне хана, но вредная преподша в ответ только расхохоталась, без стеснения мне эти самые свои зубы демонстрируя.

– А ты мне всё больше нравишься! – Констатировала она. – Точно выйдешь в примы. Ты случайно не сирота?

– Нет, – ответила я. – С чего бы?

– Жаль, – отозвалась Ольга Геннадьевна. – Я бы тебя удочерила.

«Ага, всю жизнь мечтала!» – Подумала я насмешливо.

Ольга Геннадьевна живёт одна в четырёхкомнатной квартире на Арбате. Квартира досталась ей от родителей-профессоров. Однако я никогда не променяла бы нашу родную коммуналку с мамой, сестрой и бабушкой на такую, с позволения сказать, мать.

Теперь Ольга Геннадьевна на пенсии. Из училища её выжили за противный характер и нежелание кланяться, кому бы то ни было. Она ходит с облезлой кошёлкой по распродажам и жалуется на тяжёлую жизнь пенсионера, а я её не понимаю.

Зачем жить одной в четырёхкомнатной квартире, да ещё и в самом центре Москвы? Её жильё стоит целое состояние! Могла бы продать свою квартиру, купить маленькую двушку в тихом, приличном райончике, а на остаток – три однухи на разных отшибах на сдачу. Жила бы, припеваючи, но нет. Мы будем терять последние силы на уборку ста двадцати квадратов, а в свободное время ныть про высокие цены на коммунальные услуги и, вообще, на всё. Ещё и на митинг сходим при случае!

Впрочем, ну её в пенёк! Каждый выдуривает в меру собственных возможностей.

Танька в отличие от Ольги Геннадьевны не понимала, какая я сволочь, и жалела меня, а я гордилась этой неравной дружбой. Видела, с какой завистью на меня смотрели другие воспитанники, когда я шла проводить Танюшу до крыльца. Многие думали, что она моя сестра, настолько мы с ней были похожи.

Татьяна со своей стороны мечтала о братике или сестрёнке, а лучше обоих сразу, но родители так и не удосужились ей их подарить. Видимо, я и была для неё желанной маленькой сестричкой.

Таня окончила школу с золотой медалью и перестала посещать студию. Я тосковала, глядя серыми вечерами в высокое окно старинного здания, где в зыбкой мороси либо невесомой пыли проплывали мимо люди и машины. Мечталось, что Таня вспомнит о своей маленькой подружке и навестит как-нибудь вечерком, но нет. Судьба развела нас тогда надолго.

Мы встретились на одном культурно-спортивном мероприятии, когда мне было шестнадцать. К тому времени история моего побега из города успела порасти мхом. Я вкалывала у станка, как лошадь, и это принесло желаемые плоды: меня заметили. Заметили в кои-то веки в хорошем смысле, а не так, как замечали десять лет до этого.

– Илоночка… Илона! Ты ли это?! – Восторженно произнесла маленькая, сухонькая женщина с пучочком белокурых волос на затылке.

На её невзрачном личике красовались огромные, уродливые очки, и не было следа макияжа. Судя по растрескавшимся, шелушащимся губам, она даже гигиенической помадой не пользовалась.

Одета блёклая дама была явно не по мероприятию: коричневый в дрюпинку «бабушкин» деловой костюм и застиранная блузка в мелкую птичью лапку.

– Да, я, – на всякий случай я вежливо улыбалась, хотя испытывала в тот момент крайнее недоумение и даже досаду.

Кто она такая, эта тётка, чтобы вязаться ко мне?

– Ты меня не помнишь? – Спросила «тётка» с грустью в голосе.

Выражение лица её сделалось лирически задумчивым, серовато-голубые глаза под стёклами очков подёрнулись грустной дымкой…

– Таня?! – Тут я вспомнила всё: её ласковые прикосновения, мелодичный голос, добрую сестринскую улыбку.

Даже вкус тех ирисок, которыми она меня подкармливала в детстве, вспомнился! Я бросилась ей на шею, с трудом сдерживая рыдания. Я ещё не вполне отошла от своих убийственных во всех смыслах саратовских гастролей, но не осознавала этого. Татьяна почувствовала неладное и слегка отстранилась.

– Ты стала такой красавицей!.. – Вымолвила она задумчиво и тут же совсем другим тоном спросила: – У тебя всё хорошо? Тебя никто не обижает?

Прямо как в благословенном, идиотически насыщенном, битом и ломаном детстве! Что я могла ей ответить? Что меня постоянно обижает сама жизнь за то, что я отношусь к ней, как скотина, и всё время косячу? Что я больше так не буду? Уже так не делаю?

– Юра умер, – выдала я неожиданно даже для самой себя и поняла, что в последний год у меня не было возможности толком его оплакать.

Я вкалывала, как ишак, и это помогло забыться, но горе на самом деле никуда не исчезло. Оно здесь, со мной.

Оно и сейчас со мной. Оно будет со мной, должно быть вечно – моё счастливое горе. Горькое счастье. Мне не нужно другого. Я никого больше с тех пор не любила и уверена, что не полюблю. Сердце высохло и наполнилось прахом. Жаль, этого не ведают глаза. При упоминании о Юре они сразу начинают исторгать ручейки слёз, которыми, как известно, горю не поможешь, и я ничего не могу с этим сделать.

– Юра – это твой брат? Что с ним случилось? – Участливо интересовалась Татьяна, гладя моё предплечье, обтянутое голубым в серебряных блёстках трикотажем.

На мне был сценический костюм – голубое балетное трико и голубой с серебряными блёстками спортивный купальник. Мы с однокурсницами только что выступали в одинаковых костюмах на сцене, сооружённой в середине футбольного поля.

– Его убили. Юра мне не брат. Он был моим парнем.

«Тебе не понять, – подумалось мне в тот момент. – У тебя-то наверняка никого нет!»

И, впрямь, какая любовь может быть у этой блёклой особы в застиранной блузке с допотопным костюмом и старушечьих очках?

– Какой… – Начала Татьяна, должно быть, имея в виду ужас, но ей не дали закончить фразу.

– Танька! Вот, ты где! – Резкий мужской голос саданул по ушам, как наждак. – Пойдём, я познакомлю тебя с…

– Подожди, Евгений, сейчас не время, – нетерпеливо отмахнулась Татьяна от довольно высокого, крепкого блондина в футбольной форме.

Я узнала в нём того самого молодого игрока, которому сегодня вручали приз за удачное выступление на каком-то чемпионате. В то время я совсем не интересовалась футболом, не то, что сейчас. На этот вид спорта меня подсадил именно он…

– Евгений Марченко, мой муж, знакомься, Илоночка, – произнесла Татьяна, беря под руку статного парня. – А это Илона, – представила меня она, видимо, лихорадочно соображая, как бы меня охарактеризовать, чтобы не обидеть. – Она у нас будущая балетная прима! – Выдала моя давняя приятельница с гордостью в голосе.

– А что это наша прима глазки описала? – Насмешливо поинтересовался Женька. – Умер что ль кто?

Я разревелась в голос. Татьяна, не доходившая по росту своему именитому супругу до плеча, со злостью ткнула его острым локтем в бок.

– К сожалению, ты прав, Евгений, – заметила она сухо. – У девочки большое горе. Её молодой человек недавно погиб.

Женька залился краской и выдавил из себя:

– Прости, девочка… Я не запомнил твоего имени, к сожалению…

По холодному взгляду Татьяны, уставленному на мужа, я поняла, что кое-кто сегодня крупно поплатится за свою бестактность. Он и поплатился, но совсем не так, как мне представлялось.

Глава 18

– Мою подругу зовут Илона! – Отчеканила Татьяна. – Мы дружим с детского возраста и то, что она намного младше меня, не даёт никому права…

– Давайте сбежим отсюда! – Неожиданно выдал Марченко, и в зеленовато-голубых его глазах заплясали озорные золотистые искры. – Я сейчас переоденусь. Илонка пусть тоже переоденется, и мы поедем, покатаемся.

– Ты выпил? – Строго поинтересовалась Татьяна.

– Нет, ты что? – Женька уставился на неё с неподдельным изумлением.

– Я видела, там угощают шампанским…

– Да, ну его в ж..! – Досадливо отмахнулся Женька. – Буду я пить эту бодягу! Идите, переодевайтесь, и встречаемся на стоянке. Ты, ведь, со мной в раздевалку не пойдёшь?..

– Когда это я по раздевалкам за тобой ходила? Иди уже, не выдумывай. Нам ещё надо отпросить Илону у педагогов.

Мне показалось, что Марченко немного обижается на свою жену за то, что она не ходит с ним в раздевалку. Как выяснилось позднее, Татьяна вообще принимала самое минимальное участие в его жизни.

– Куда я с тобой должна ехать, а? – Спрашивала она возмущённо. – Какой, к Эребу, Кубок, когда у меня кандидатская на носу?!

Или:

– Я тебе не пятнадцатилетняя фанатка, чтобы бегать за тобой по стадионам! У меня эксперимент простаивает, а ты тут со своими глупостями!

В тот день Танюша без труда уговорила преподов отпустить меня до самого отбоя. Они прекрасно помнили её по танцевальной студии и были приятно удивлены этой встрече. Преподы знали, что Танечка выросла серьёзной, учёной дамой и в свои неполные двадцать пять по уму и чувству ответственности тянет на трёх сорокалетних.

– Женечка тогда был очень красивым… – Мечтательно протянула Катька, когда в моём рассказе возникла пауза.

Я ей, конечно, не рассказывала всего. Про Юру я молчу всегда и везде. Это только моё. Катьке я сказала, что была расстроена в тот день своим не очень удачным выступлением.

– С чего бы ему быть красивым? – Насмешливо поинтересовалась я. – Марченко никогда не был красавцем.

– Просто тебе нравится другой тип мужчин, – произнесла Катюня наставительным тоном, – как Гриша. А я таких, как Женечка, обожаю просто!..

Она зажмурилась, словно глупая кошка, вылакавшая без спросу сливки и не подозревающая пока о том, каких «пряников» на свою голову она того гляди отхватит.

– Таких, как Женька, пол-Москвы! – Возмутилась я. – Любого выбирай! Зачем тебе этот истрёпанный женатик?

– Не отвлекайся, Илона, – снова этот тон строгой учительницы, – рассказывай дальше!

Дальше мы поехали втроём по магазинам. С Танечкой было приятно и спокойно. С Женькой весело.

Не помню, кто из них предложил купить мне красную кружевную блузку. Кажется, Татьяна. К ней тут же была прикуплена широкая чёрная юбка, тоже отделанная кружевом, короткая кожаная куртка, вся в «молниях» и заклёпках, высокие, чёрные, лаковые ботинки, красные матовые лодочки…

В общем, в училище я явилась перед самым отбоем, нагруженная покупками, как один из средневековых осликов, поставлявших наряды капризным европейским аристократкам. Я не была ни капризной, ни разбалованной, и мне сделалось неловко, что мои новые-старые друзья так легко тратят на меня деньги. Я отнекивалась, как могла, но они убедили меня, что для них все эти траты – сущий пустяк.

– Я премию недавно получил, – отмахнулся Женька. – Теперь год можно жить, не дёргаясь.

Думаю, так они оба хотели загладить Женькину давешнюю бестактность. Могли бы и не стараться. Я на него не сердилась. Их общество было для меня лучшей наградой.

Ещё я тогда подумала про себя, что им неплохо было бы приодеть Татьяну, и даже вслух выразила недоумение по поводу того, что моя старшая приятельница сама не хочет ничего примерить.

– Я в таких магазинах не одеваюсь! – Небрежно ответствовала Таня.

– Я ей из Европы вещи привожу, – пояснил Женька.

«Что же ты ей оттуда возишь? – Возмутилась я про себя. – Кофты облезлые?»

После выяснилось, что огромный зеркальный шкаф в спальне Татьяны буквально ломится от красивых, дорогих вещей известных марок. Однако хозяйка берегла их для какого-то «особого случая», который, кажется, так и не наступил.

Впрочем, мысли о тряпках быстро выветрились в тот день из моей юной головушки. Поездка с ветерком по Москве, прогулка в красивейшем парке, покупки, посиделки в ресторане… Да, наплевать, в конце концов, кто и как одет! Татьяне всю жизнь было на это наплевать. Девочка, родившаяся, если не с золотой, то с серебряной-то уж точно, ложкой во рту, была на редкость равнодушна ко всякой внешней атрибутике.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.