bannerbanner
Любовь есть. Ясно?
Любовь есть. Ясно?

Полная версия

Любовь есть. Ясно?

Язык: Русский
Год издания: 2020
Добавлена:
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 4

– Да? Ладно! – согласилась она, встала, положила свою «корону» в портфель. – Давай возвращаться, – скомандовала она, надевая туфли. – А то опоздаем, и кинутся нас искать.

– Проколемся, значит, – кивнул я и, нехотя поднялся.

Мы шли к трамвайной остановке той же дорогой – по оврагу, мимо бело-розовых садов.

– А хочешь, я тебе стишок прочитаю? – спрашивает Светланка.

– Хочу. Чей?

– Мой. Вчера придумала.

Постучал в окошко мнеВеткою черёмушной,Юный баловник большойСинеглазый Май.Я не знаю – чудо ли,А быть может, удаль лишь.Но ему я крикнула:«Май, не исчезай!»Посмотрел приветливо,Улыбнулся щедро мне,И с Весной кокетливойВзял – и убежал.Хулиган непрошенный,Только растревожил он.Обещал: «Вернусь с Весной!Не скучай! Прощай!»

– Перепишешь? С автографом.

– Сверну рулончиком и перевяжу розовой ленточкой, – засмеялась она.

…На следующий день Светка вручила мне своё произведение в обещанной упаковке. Это её стихотворение, как и первое, я обязательно сохраню.

5

Школьная линейка по случаю Последнего Звонка. Шум, гам, трогательные речи, цветы, розы, слёзы… Первоклашки вручают нам, выпускникам, книжки на память от школы и каждому по гвоздике. Мне досталась «Как закалялась сталь» Островского с прощальными пожеланиями на обложке и подписью директора школы.

– Свет, – обращаюсь к Ковалёвой, – на, цветочек.

– Ты хочешь, чтобы у меня их было два? – почти обижается она.

– А! Понял. – Подзываю Валерку. – Зак, отдай Ковалёвой цветок. – Забираю у него гвоздику и отдаю Светке.

– Пожалуйста, – пожимает плечами Зак.

– Спасибо, – благодарит она и нюхает букет из трёх цветков.

Светланка сегодня, как и все девчонки, в парадной форме – в белом фартуке и с белой клумбой на макушке, из которой свисает хвост. Эти огромные банты на их головах, как воздушные шары – у кого по одному, у кого по два – кажется, вот сейчас дунет ветерок, и взлетят они вместе с девчонками. От этих бело-коричневых фигурок на школьной площадке прямо-таки рябит в глазах. Все вокруг галдят, снуют или улыбаются и плачут.

– Десятый «А»! – зазывает Фрекен Бок. – Не расходитесь, подойдите ко мне! Кто ещё не сдал деньги на выпускной, принесите до субботы мне или председателю родительского комитета!..

Ко мне подходит румяная восьмиклассница с русой косой до пояса, ямочками на щеках и алыми губками бантиком.

– Герман, тебя можно? – спрашивает.

– Что меня можно? – прикалываюсь я нарочно громко, чтобы обратила внимание Светланка. Я ей как-то рассказывал про эту малолетку. На 23-е февраля она подарила мне смешного плюшевого Волка из мультика «Ну, погоди!», размером с ладошку, и открытку, из которой я узнал, что эту девочку зовут Оля Исаева и учится она в восьмом «В». Она желала мне крепкого здоровья и успехов в учёбе.

– Теперь ты должен поздравить её с 8 Марта, – сказала тогда Света.

И я поздравил. Захожу на перемене в её класс, она сидит за партой. Отдал ей коробку конфет и спрашиваю этак браво:

– Целоваться будем?

– Н-нет, – лепечет она и, смутившись, забывает опустить крышку парты, на которой с внутренней стороны нацарапаны и обведены ручкой четыре огромные буквы: ГЕРА.

– Твоя парта? – спрашиваю.

– Да… – кивает она, поспешно захлопнув крышку.

– А кто тут Гера? – допытываюсь я.

Оля некоторое время молчит, а потом еле шепчет:

– Ты… – опускает глаза и заливается краской.

– Ай-я-яй! – шутливо грожу ей пальцем. – Порча казённого имущества! – И, подмигнув, ухожу. – Пока!

– Пока, – бормочет она.

Светка объяснила мне потом, что восьмиклассницы влюбляются в старшеклассников, потому что их ровесники ещё отстают от сверстниц. А что по мне – так девчонки-малолетки слишком наивны. Хоть и приятно, конечно, с ними чувствовать себя таким героем и не заикаться от нерешительности или смущения. Но всё-таки со старшеклассницами интереснее, особенно со Светланкой.

Мы с Олей Исаевой отходим на несколько шагов. Я останавливаюсь там, где Светка может хорошо видеть нас.

– Вот, – Оля протягивает мне книгу Ремарка «Три товарища» и говорит: – Желаю тебе успешно сдать экзамены. И чтоб в жизни у тебя было всё хорошо.

– Спасибо, Оленька, спасибо, – говорю я, слегка похлопывая её по плечу, даже приобнимаю.

Одновременно поглядываю на Ковалёву. Ноль внимания! Раскрываю книгу. В углу обложки подпись: «На добрую память о школе от О.И.»

– Гера, а скажи мне, – Оля Исаева замялась, затем набрала воздуха и выпалила: – А у вас со Светой Ковалёвой дружба или любовь?

Я растерялся и, чтобы скрыть своё замешательство, расхохотался. Не стану же я тут выворачивать душу наизнанку.

– Оленька, много будешь знать – скоро состаришься! А тебе ещё рано стареть. Правда? – Я опять похлопал её по плечу и покосился на Свету. Она не смотрела на нас. Ковалёва так ни разу и не глянула. Не удостоила! Видела же, что мы в сторону отошли. Может, всё-таки ревнует. Или наоборот?


Наконец-то экзамены позади, все довольны, потому что можно немного развеяться перед главным испытанием – поступлением в институт. А сегодня прощальный школьный бал.

Светланка в белом платье, вернее, как она его назвала, платье цвета шампанского. Волосы она завила крупными волнами, туфли надела на высоких шпильках. Выглядит, как манекенщица. Она читает со сцены Евтушенко:


– Бал! Бал! Бал на Красной площади,

Бал в двенадцать баллов —

Бал выпускников!..


Стихи Светка рассказывает классно. Ей долго хлопают, расчувствовавшиеся мамаши достают носовые платочки. Валерка Зак играет на гитаре и поёт песню Высоцкого из фильма «Вертикаль»: «А я выбираю трудный путь, опасный, как военная тропа…» Моя мама не устаёт любоваться, вроде своего собственного трофея, медалью, которую мне выдали вместе со школьным аттестатом и грамотой шахматного клуба. А в классах нас уже ждут накрытые столы, как водится, с шампанским. После первого торжественного тоста с учителями родители удаляются в соседний кабинет, где пьют коньяк, а затем и вовсе расходятся по домам. Мы принадлежим себе!

Воодушевлённый, осмелевший я зазываю Светку в пустой класс и закрываю дверь на швабру.

Она вытаращивает глаза и, настороженно хихикая, говорит:

– Фомин, что это значит?

Я зачем-то снимаю очки и отвечаю с вызовом:

– Разговорчик есть.

– Ну, давай…

Так же решительно я заявляю:

– Ковалёва! Я хочу сказать, что я давно тебя люблю. Могу ли я рассчитывать на взаимность?

Секундное оцепенение – и Светка заливается смехом. Она в изнеможении садится на парту и прикрывает ладонями лицо не в силах справиться с собой. Её плечи подрагивают, она буквально угорает от своих дурацких эмоций. Сквозь смех говорит:

– Гэ Фэ, Америку открыл! Весь десятый «А» об этом знает. Думаешь, я не знаю? – Потом приходит в себя и декламирует: – Но «недосуг нам думать о любви. Нас ждут великие свершенья!»


6


Лето выдалось жаркое. Не только из-за школьно-вузовской суеты, но и в прямом смысле. Мы сидим со Светланкой во дворе её дома на скамейке под деревом, спрятавшись от солнцепёка, и пьём лимонад из одной бутылки. Скоро Свет Очей моих уедет в Москву подавать документы в институт, и останется там, где её уже ждёт – не дождётся одинокая сестра бабушки. Я своё заявление пока никуда не подаю: всерьёз подумываю о том, чтобы тоже учиться в Москве, но этими замыслами пока ни с кем не делюсь. Сейчас решил закинуть удочку.

– Свет, значит, ты точно уезжаешь, да? – говорю.

– Сто процентов, – кивает она.

– Свет, а может, и мне махнуть в Москву? – осторожно спрашиваю.

– До экзаменов? – оживляется она.

– Нет, поступать в институт.

– Зачем это?..

– А за компанию. Всё веселее!

Света смотрит на меня очень внимательно и говорит:

– Гэ Фэ, ты наверняка поступишь. У тебя медаль, и сдавать только один профилирующий. А я могу и не пройти, тогда придётся возвращаться домой. Ты захочешь остаться в Москве?

– Нет.

– Вот видишь! Не делай глупостей, товарищ Профессор. Подавай документы здесь.

– А ты думай о лучшем, и всё получится, – пытаюсь я «лечить» Светку.

– Смешной ты, – серьёзно говорит она.

– Пусть так, но не понимаю, зачем куда-то ехать, когда тут дом, родители. Оставайся. А?

– Нет, Гера. Этот город не стал мне родным, своим, что ли… Как-то «не ко двору» я тут. Да и родители здесь из-за папиной работы. Не факт, что навсегда.

У меня не укладывается в голове: неужели наши дорожки разойдутся? Наваливается грусть. Даже сейчас не хочу отпускать Светланку домой.

– Свет, давай погуляем вечером? – предлагаю. – Может, в кино сходим. А?

– Не знаю, – она реагирует без энтузиазма. – Ну, давай…

– Часов в шесть, ладно?

– Ладно, – соглашается она.


Прихожу домой с одной мыслью: вечером снова увижу своего Светлячка. Закончилась школа – и в моей жизни мало стало Светы, мне её ужасно не хватает, а скоро и этого не останется.

Задолго до встречи начинаю собираться. Принарядиться решил по парадному варианту: брюки от выпускного костюма, тупоносые модные туфли из той же серии и светло-бежевая рубашка (мама говорит, что этот цвет гармонирует с моими коричневыми глазами и светлыми волосами). Отутюживаю штаны, чищу до зеркального блеска туфли. Мама всячески старается скрыть своё участие и особенно любопытство, но всё-таки не удерживается:

– Гера, впервые вижу, чтобы ты так тщательно собирался. Уж не на свидание ли?

Я загадочно смеюсь:

– Как знать!

– Да уж скажи, сынок, куда ты?

– Куда идём мы с Пяточком – большой-большой секрет, – напеваю и сам чувствую, что я «в ударе». Но какой может быть секрет, когда нужны деньги! – Мамуль, дай денег…

– Герочка, деньги сегодня кончились, а зарплата в понедельник, послезавтра. Ты же знаешь ситуацию.

Вообще-то мои родители зарабатывают не мало. Папа – сотрудник НИИ, мама – одна из пяти «китов» в управлении железной дороги. Но сейчас они строят загородный дом, поэтому приходиться ужиматься.

– Я Свету в кино пригласил… – растерянно бормочу.

– Свету?! – охает мама и тут же принимает решение: – Сейчас у соседки займу.

Она выскакивает в подъезд, вскоре возвращается с десятирублевой купюрой и протягивает её мне. Я растроган до соплей. Обнимаю маму, целую и даже приподнимаю. Она высокая, и все говорят, что очень красивая. Но я, как никто другой, знаю, что она очень и очень добрая, и если бываю с ней несдержан, груб, потом переживаю, казню себя.

– Ма, как ты думаешь, галстук повязать? – спрашиваю.

– Наверное, нет. Там такая жара, – говорит она и любовно разглядывает меня. – Какой ты взрослый стал! На свидание идёшь… – Её глаза увлажняются.

Ещё раз целую маму, засовываю червонец в карман, бодрым шагом выхожу из дома. Во дворе оборачиваюсь и, конечно же, вижу на балконе маму. Она улыбается, машет мне во след. Я в ответ – воздушный поцелуй. Такая идилия!

В шесть ноль-ноль я, как часы, звоню в Светкину квартиру. Она открывает и, вскользь глянув на меня, кивает:

– Привет. Проходи.

– Привет… – отвечаю по инерции. Улыбка медленно сползает с моей физиономии, потому что, кажется, смекаю: Светка не очень-то ждала моего появления. Домашнее платье, спутанные волосы, в глазах абсолютное безразличие. – Свет, так мы идём в кино? – спрашиваю растерянно.

– В кино? – удивляется она. – Какое кино?

– Мы ведь договаривались…

– И не очень-то, – пожимает плечами она. – Так, разговор ни о чём.

– Ты же сказала «ладно».

– Мало ли, что я сказала, – раздражается Светка. – Ещё куда-то переться в такую жару! Сидеть в кинотеатре! О, нет, это выше моих сил. К тому же мне совершенно некогда: надо собираться к отъезду, оформлять медицинскую справку в ВУЗ. Сам ведь понимаешь. – И, как ни в чём не бывало, переключается: – Давай я тебя окрошкой угощу?

– Перебьюсь. Собирайся к отъезду. – Я резко поворачиваюсь и спускаюсь по ступенькам, едва сдерживая себя, потому что хочется бежать, куда глаза глядят, очертя голову, не разбирая дороги.

– Гэ Фэ, только не обижайся! Ладно? – слышу вдогонку.


…Мама открывает мне дверь, и тревога моментально вписывается в её прекрасные карие глаза.

– Ты?! – удивляется она и пятится.

Я достаю из нагрудного кармана червонец, отдаю его маме.

– Вот. Возьми. Она не захотела идти. – И больше ни слова не говоря, закрываюсь в своей комнате.

Глава II

1

Светка благополучно поступила в институт, в чём я и не сомневался. Впрочем, маленькая эгоистичная надежда на её возвращение оставалась, но теперь она улетучилась. А я тем временем без проблем стал студентом нашего политеха. Эйфории по этому поводу я не испытал. Хотя многое из происходящего со мной познал впервые, поскольку вскоре меня захлестнула новая, незнакомая, послешкольная жизнь. Впервые я отправился с приятелями на море без предков. Тем временем заезжала домой Светлана, она отдыхала с родителями в Болгарии. Затем она забрала свои вещи и укатила в Москву. Мы с ней так и не увиделись, разминулись.

На какие-либо страдания и терзания у меня времени не оставалось. Началась студенческая эпопея.

Наша институтская группа – это двадцать пять человек, из которых лишь две девчонки: высокая сухопарая Зина и приземистая пухленькая Наташа, обе очкарики, и из каких соображений они решили заняться сваркой, никто не понимал. Чтобы упрочить наше студенческое братство, нам сходу устроили боевое крещение картошкой.

Сентябрь оказался на редкость погожим, а начало его прямо-таки воспламеняло мозг и тело неуместной летней жарой. В эту пору мы – вся наша группа, справляли свой гражданский, он же студенческий, долг: копали картошку в колхозе «Путь Ленина», куда нас заслали в экстренном порядке, поскольку в самый ответственный момент у них капитально вышла из строя картофелекопательная машина. Поселили нас в притихшем после летнего сезона пионерском лагере, выдали лопаты и отправили в поле.

На второй же день изнурительного труда большинство из нас, будущих представителей советской интеллигенции, лопатами натёрли такие мозоли, что работу пришлось приостановить. Нам чем-то намазали ладони и выдали рабочие перчатки. Девчонкам повезло больше: они обе кашеварили во главе с местной поварихой тётей Палагой, гордо и участливо подчевали нас усталых, проголодавшихся и очень-очень важных.

Через несколько дней, когда мы более-менее приспособились к непривычной работе и к новым условиям, тётя Палага заметила:

– Вы что же это, как старички, сидите? Сегодня суббота. В Вишняках скачки. Невест у нас много, а хлопцы в армии. Погуляйте уже!

Вечером мы пошли в Вишняки. Не все, конечно, а самые подвижные, человек десять. Девчонки наши не проявили никакого интереса к сельским утехам, поэтому остались в лагере. Я оказался в группе энтузиастов исключительно из любопытства. Впервые в жизни я смогу побывать в настоящей деревне! Прежде видел её из окон поезда или папиного автомобиля, проездом. Думаю, такими жадными до новых впечатлений и исследований оказались большинство из нашей компании.

Вишняки – небольшая деревушка возле лагеря, укутанная зарослями вишен, напоминающая оазис в степи. Клуб представлял собой небольшой бревенчатый дом на отшибе. Магнитофон зазывал набившей оскомину попсой, на скамейках вдоль стен сидели несколько девиц нашего возраста и грызли семечки, пацаны-подростки играли в домино за столом в углу зала.

Понятно, что о деревенском быте я имел представление самое смутное, в основном, вынесенное из фильмов и книг. Теперь с любопытством наблюдал изнутри всё, происходящее вокруг, что составляло уклад сельской глубинки – от её традиций, предметов быта до их носителей.

Мы вошли в клуб, вежливо поздоровались, потоптались у порога и, не придумав, чем заняться, вышли. Тут кому-то пришла в голову светлая мысль:

– Господа, а не испить ли нам самогону?

– Где взять?

– Наверняка – в каждом дворе.

– Щаз-з! – поднял руку Женька Воробьёв и, больше ни слова не говоря, нырнул в клуб. Вскоре он вышел оттуда с одним из пацанов, которые играли в домино, и скомандовал: – Скинемся?

Мы «скинулись», и Женька подался с парнем в один из ближайших дворов.

«Причастились» мы не из горячего желания выпить, а исключительно для храбрости в незнакомых обстоятельствах. Такие вот смелые, раскованные и готовые к приключениям мы вернулись в клуб. К этому времени местные девицы открыли бал, видимо, вдохновлённые появлением городских ухажёров и, не дожидаясь их приглашений, зазывали танцами пока друг с дружкой, слегка подскакивая и приставляя стопы одну к другой. Вездесущий Женёк Воробьёв приобнял за плечо одного из наших удальцов и направился с ним к ближайшей парочке, которая с радостью позволила «разбить» себя. Ещё несколько ребят последовали их примеру. Подростки, которые играли в домино, отлучились куда-то, затем взъерошенные возвратились на велосипедах.

– Сейчас из Евдаковки девки придут, – сообщили они нам.

Мы приободрились. А вскоре и правда на великах пожаловали евдаковские девушки, оповещённые о нашествии студентов. Вслед за ними – несколько парней постарше, которые уже отслужили в армии и в клуб приехали в основном с дамами своими. В клубе стало многолюдно, играла музыка. Местные с любопытством разглядывали нас, городских.

Ко мне подскочила шустрая остроносенькая, губастенькая девушка:

– Идём? – Она кивнула в сторону танцевального пятачка.

– С превеликим удовольствием! – галантно поклонился я и подал даме согнутую в локте руку. От сопровождения такого дама отказалась, заняла позицию рядом, пританцовывая.

– Тебя как зовут? – Она сходу перешла в наступление.

– Герман, – кивнул я с достоинством гусара. Я ещё продолжал играть роль благородного рыцаря.

– А я Рая, – не церемонясь, представилась она и заметила: – Мудрёно тебя назвали как-то.

– Трудно запоминается? – с некоторым высокомерием спросил я.

– Та вроде ж не дура, – парировала она.

Играл медляк, мы танцевали на одном месте, переваливаясь с ноги на ногу.

– Ты здесь живёшь? – поинтересовался я, лишь бы не молчать.

– В Евдаковке бабка моя живёт, а я – в городе, в райцентре. Тут полчаса ехать.

– Учишься? Работаешь?..

– На швачку учусь.

– Кого-кого? – не понял я и даже приостановил топтание.

– На швею! – Она посмотрела на меня, как на недотёпу.

– А-а! Понятно, – уважительно закивал я. – Станешь известным модельером и откроешь свой салон, как Коко Шанель.

– Ха-ха-ха-ха-ха! – залилась она смехом. А ты с юмором!

– Да, есть немножко, – важно подтвердил я.

С Раей я чувствовал себя уверенно, независимо. Как-то само собой получилось, что множество танцев для нас слились в один. Рая от меня не отходила ни на минуту. Она мне нравилась всё больше и больше, хотя никогда не рассматривал девушек её типа в качестве своих потенциальных подруг: щупленькая тонконожка, невысокая (едва мне до плеча, что при моём росте вполне закономерно), интеллигентности – ноль. Но мне ужасно хотелось её прижать к себе и утащить куда-нибудь в укромное местечко. Может, несколько глотков впервые испробованного самогона дали знать о себе, а возможно, и сама природа напомнила о моём главном предназначении в этой жизни. Наверное, и то, и другое.

Пацан-доминошник баян принёс, и девчонки частушками залились.


– Меня милый не целует,

Говорит, «потом, потом».

Раз гляжу, а он на крыше

Тренируется с котом, – звонкоголосо выводила барышня в розовых носочках и с розовым капроновым платком, повязанным вокруг шеи. – И-и-их! – взвизгнула она.

А вслед за ней и моя подруга подхватила:

– Меня милый не целует,

Говорит: «Губастая!»

Так за что ж я полюбила

Чёрта головастого!

И-и-их! —

Она так же пронзительно взвизгнула, дробно притоптывая каблучками в такт музыке, этакий деревенский Степ. Руки – в боки, глаза горят. Заглядение! И какая смелая, однако! Не побоялась над собой, такой губастенькой, прилюдно подтрунивать, да и на танец пригласила запросто самого высокого парня. Я ведь заметил, что девчонки на меня многие смотрели призывно, крутились рядом, но пока я раздумывал и решался, подскочила Рая и с ходу разрешила мою проблему выбора.

– Молодец, Раиска, здорово зажигаешь! – я приобнял её за плечо и привлёк к себе. – Пойдём на свежий воздух. Душновато здесь стало, – сказал я, желая лишь уединиться. Рая и впрямь меня «зажигала».

Мы вышли из клуба. Свежо, слегка будоражит прохлада осенней ночи. Полная луна, как огромный фонарь, висит над деревней и отчётливо высвечивает Раискин полупрофиль, дразнящий взгляд, грудь под глубоким декольте цветастого платья, наполовину прикрытую расстёгнутой кофтой.

– Не замёрзнешь? – спрашиваю я и зачем-то начинаю застёгивать кофту.

– Нет-нет, – трясёт она головой, но я упорно продолжаю застёгивать её одежду.

– Так, говоришь, милый не целует? – спрашиваю, сам поражаясь своей смелости. – А мне очень нравятся твои губки. Аппетитные! Можно попробовать?

Она хихикнула и, приподняв подбородок, приблизила лицо ко мне. Воодушевлённый, я схватил свою подругу за грудь и чмокнул в губы. Чтобы проделать все эти манипуляции, мне пришлось согнуться чуть ли не вдвое, но ничто больше нас не останавливает. Рая встаёт на цыпочки, обвивает руками мою шею и проходится поцелуями по периметру моего страстного лица. Я задрожал, как будто бы за шиворот кинули лопату снега и, как пишут в некоторых романах, обхватил её трепещущие уста своими страждущими губами…

В это время дверь клуба открылась, и несколько ребят вывалили покурить.

– Пойдём, – хриплю я и тащу Раю за угол.

Стараясь оставаться незамеченными, мы направляемся подальше от людских глаз, в поле, где громоздятся свежие стога. Она плюхнулась на скирду, увлекая меня за собой. Да, я об этом читал, слышал – о романтике сеновалов, любовных свиданий в ауре душистых запахов скошенной травы. Э-эх! Шумел камыш, деревья гнулись! Мы целовались, как сумасшедшие, заведённые преимущественно моим безудержным темпераментом, столько лет ожидавшим своего часа. И вот! Вот он, этот час! Я рыцарь, мачо, Казанова! А со мной, вроде как не щупленькая Рая, а полногрудая, розовощёкая кустодиевская красавица. Да она и есть сейчас такая, моя Рая! Колдунья, Фея, Дульсинея!

Теперь я расстёгиваю её кофточку, срываю с себя пиджак и кладу его под Раю, стаскиваю с неё и себя всё, что мешает полному счастью. То, чего я не умею и не знаю, доделывает природа, но в самый ответственный момент я задаю самый в моей жизни тупой вопрос:

– Куда?!!

Моя колдунья оказалась столь же ненасытной, сколько я темпераментен. С непривычки на моём незакалённом органе образовалась натёртость, по ощущениям напоминающая недавние мозоли от лопаты, только в отличие от пальцев здесь не перевяжешь. Я понял: пора прекращать.

Циферблата на руке под луной не видно, ещё темно, светает теперь поздно. Где-то прокукарекал петух, за ним другой, третий. Стало быть, около четырёх часов. Утренняя прохлада сентября не даёт расслабиться, тем более задремать.

– Я тебя домой провожу. Да? – спрашиваю.

– Та я сама, на лисапете.

– Нет, надо проводить! Как же одной, ночью?

– Та не надо, тут всего два километра. А тебе в другую сторону. Иди вже сам.

– Так не годится…

– Ой, та тут через бугры никто ночью и не ездит. Ничего такого не думай!

– Когда увидимся?

– Завтра, в клубе.

– То есть, сегодня. Угу. – Я ещё раз страстно прижимаю к себе Раю и одухотворённый, возмужавший, гордый и довольный возвращаюсь в лагерь, мурлыча слова известной песенки: «С ненаглядной певуньей в стогу ночевал…»

Воскресенье. Можно отсыпаться, отдыхать, развлекаться, порхать, как я сейчас, осчастливленный простой советской девушкой Раей. А вечером я её увижу снова, и всё повторится! Рая. Рая. От слова рай. Она несёт восторг, блаженство! Я долго не хочу просыпаться, а поднявшись, веду себя то как сомнамбула, то вдруг чрезмерно оживлённо. Рая – радость – рай… Я хочу её увидеть. Хочу, хочу! Скорее б вечер.

И, наконец, приходит вечер. Сегодня в клуб идём лишь вчетвером. Среди нас и Женька Воробьёв, потому что его воображение покорила круглолицая, белокожая, с румянцем во всю щеку Любаня – поистине кустодиевский персонаж. Весьма энергичный Женька, чубастый, бровастый, долговязый, успевший умудриться кое-каким сексуальным опытом, теперь восторгался:

– Я уже думал, что все бабы – шлюхи, а тут такой цветочек, бутон прямо-таки. Цимус! Чистота и невинность.

Кроткая и благодушная Люба, дочь тракториста и доярки, учится в райцентре в педучилище, а домой приехала на выходные. И тут такая встреча – Женька Воробьёв! Нашёл свою Ассоль. Правда, мне она больше напоминает молодую дородную тёлку. Но, как говорится, любовь зла… Моя Рая тоже не грезилась мне в эротических снах, а вон как зацепила.

На страницу:
2 из 4