Гражданин Империи Иван Солоневич

В город ежегодно приезжал цирк Принцеля с дядей Ваней Лебедевым, Поддубным и другими мастерами борьбы. И гродненские мальчишки, в теплые летние и осенние дни, «обычно в субботу и воскресенье, устраивали свои чемпионаты французской борьбы, чаще всего в пригородной лесу в Пышках или Понемуне или Лососне на берегу Немана. В качестве борцов выступали здесь Коля Куликовский, Ваня Солоневич, Олесь Дашек, Юзик Солянко, Коля Куханович и другие борцы в возрасте от 13 до 15 лет. Ваня считался одним из „силачей“. Не думая о риске, которому подвергались, мы из молодечества переплывали Неман, возились с огнестрельным оружием, преимущественно с пистолетами монтекристо, стреляли в цель. У Вани был револьвер „велодог“, заряжая который он прострелил себе указательный палец. Пуля прошла у самого сустава и застряла в оконной раме, а он долго потом возился с пальцем»36.

Гродно (а тогда говорили и писали – Гродна) – городок в начале XX века хоть и губернский, но совсем небольшой, каких-то 42 тысячи жителей. И частенько семьи друзей-приятелей, переезжая с одной съемной квартиры на другую, рекомендовали знакомым свое предыдущее жилище. Благодаря этому обстоятельству мы знаем приблизительные адреса Солоневичей в Гродно. Свои воспоминания Лев Рубанов писал, уже будучи ветхим стариком, постоянно перескакивал с одной темы на другую, но из них все-таки можно заключить, что речь идет именно о 1904—1905 годах, а не о другом гродненском периоде Солоневичей (1912—1913 гг.).

Итак, свидетельство очевидца: «…они жили на Каретном переулке, среди сада, а мы перешли в ту квартиру (тут же по соседству), где Солоневичи жили перед этим, на Татарский переулок номер 4. И помню, как Костя Пушкаревич, прожив у нас два года, перешел потом на квартиру к Солоневичам»37.

Все три брата Солоневича – Иван, Всеволод и Борис (или Ватик, Дик и Боб, согласно семейным прозвищам) – унаследовали от отца слабое зрение. Но в виде компенсации Господь Бог наградил всех троих природной силой. В ту пору увлечение гимнастикой, борьбой и боксом уже перестало быть привилегией столичных жителей. По всей Империи здоровая молодежь потянулась к спорту, нездоровая – подалась в революцию. Не стала исключением и белорусская окраина.

Тон спортивным занятиям в семье задавал, конечно, старший брат. Тренировался он, при отсутствии каких бы то ни было методик, примерно так: на большой палец правой руки надевал двухпудовую гирю, а остальными пальцами поддевал младшего Боба за ремень сзади – и все это выжимал в «солдатской стойке», сколько мог.

«Вскоре семья Солоневичей переехала в Вильно, – констатирует Рубанов. – Но я все это время переписывался с Ваней, не рвал связи. С шестого класса я перевелся в Сувалкскую гимназию»38.

Переезд в Вильно состоялся, судя по всему, в 1908 году. Увольнение Лукьяна Михайловича из канцелярии Ковенского губернатора датируется 3 января 1908-го39, а регистрацию созданного при его ближайшем участии «Белорусского Общества» разрешили 6 ноября того же года.40 Где-то в этом временном промежутке семья Солоневичей и проследовала по маршруту Гродно – Вильно.

Именно к данному периоду относится, кстати, стихотворение «песняра» Янки Купалы:

Ўсё саюзы ў беларусаў,Ўсё апекуны, —А бадай жа на іх немач!Адкуль жа яны?!Быў «Крестьянин», плёў «Крестьянин»Сеткі, як павук, —Глупства выйшла – бач, няма ўжоЗа што зацяць рук.Скуль узяўся яшчэ шэльма —«Общество» снуе, —«Белорусское» няйначай.Цёмныя мае.Саланевіч ды з кампаняйСцапаў гэту мысль,А ўсё «истинным» тым духамСмярдзіць, знай, дзяржысь.Ох, паможа саюз гэткіБеларусі нашай,Як «Крестьянин», як знаёмыУ хваробе кашаль41.

Сей образец по-детски наивного творчества «белорусского Пушкина», «отца нации» и «пророка национального возрождения» (никакой иронии – эти характеристики придумали поклонники Купалы) был воспроизведен в вышедшем в 1993 году сборнике его стихотворений и статей под выспренным названием «Жыве Беларусь». Составитель и комментатор В. Рагойша снабдил «Ўсё саюзы…» разъяснением, которое, в отличие от стихотворения Купалы, требует перевода:

«Это политико-сатирическое произведение входит в цикл античерносотенных выступлений поэта (стихотворения „Врагам Белоруссии“, „Опекунам“, статья „А все ж таки мы живем!..“ и др.) В предисловии к первой публикации стихотворения („Полымя“, 1929, №3) Янка Купала писал: „Крестьянин“ издавал Ковалюк, а Солоневич позже (кажется) „Северо-Западную жизнь“. Обе газеты выходили, конечно, на деньги „Охранки“ и обе боролись с „Нашей нивой“, разумеется, и с белорусским национальным движением».

«Крестьянин» – русский шовинистический журнал, орган одноименной черносотенной организации; выходил в Вильно в 1906—1915 гг. Неоднократно выступал против белорусского национально-освободительного движения, отказывая белорусам в праве развивать их язык и литературу.

Солоневич Л. М. (1868-?) – журналист-великодержавник, монархист. Из обрусевших белорусов. Как мог топтал свое, родное, белорусское, в том числе – белорусские периодические издания, творчество белорусских писателей, белорусскую культуру. Основанное им «Белорусское общество» отличалось шовинистично-черносотенной деятельностью»42.

Необходимы и несколько пояснений уже с нашей стороны, так сказать, комментарии к комментариям. Светоч белорусской поэзии Янка Купала в 1914—1915 годах был редактором еженедельной газеты «Наша нива» – о ней подробнее мы поговорим дальше. А из поминаемого выше общества «Крестьянин» и выросло «Белорусское Общество», благодаря которому Лукьян Михайлович Солоневич ступил на издательское поприще.

Современным белорусским школьникам в 6-м классе предлагают «намалеваць» (то есть нарисовать) политическую карикатуру на тему: «Лука Солоневич и «Белорусское общество». Не все, конечно, меряется деньгами. Но было бы здорово, если б нашелся однажды какой-нибудь смышленый школяр и поведал своему преподавателю, что в 1913 году, при «проклятом царском режиме» и «полном угнетении белорусской нации», рядовой учитель гимназии в Минске мог купить на месячное жалованье 200 граммов золота или, например, 80 пар обуви. И тогда они вместе похохочут и придумают другую, более достойную, тему для карикатуры.

Что же такого смешного увидели сторонники «независимой Беларуси» в деятельности Л. М. Солоневича? Попробуем разобраться в следующей главе.

ВИЛЬНО, ГРОДНО, МИНСК

Итак, в ноябре 1908 года Л. М. Солоневич вместе с П. В. Коронкевичем, А. С. Кудерским и А. С. Вруцевичем основали в Вильно «Белорусское Общество». Лукьян Михайлович стал председателем правления, а Павел Васильевич Коронкевич товарищем, или по-современному заместителем, председателя.

Как гласил параграф первый Устава, «общество имеет целью: а) поднятие в районе Северо-Западного края культурного и экономического уровня наиболее отсталой в культурном и экономическом отношениях белорусской народности, б) развитие в ней самосознания на началах русской государственности и в) примирение на почве справедливости и беспристрастия различных населяющих Северо-Западный край народностей»43.

Необходимая справка: Северо-Западный край Российской Империи включал в себя шесть белорусских и литовских губерний: Виленскую, Витебскую, Гродненскую, Ковенскую, Минскую и Могилевскую. Подавляющее большинство населения в них составляли белорусы, далее по численности следовали евреи, поляки, литовцы и др. При этом в губернских городах более половины жителей составляли евреи. А белорусы – так уж сложилось – своего дворянства и интеллигенции практически не имели. Соответственно, средства массовой информации, издававшиеся в городах, почти сплошь (за исключением изданий русской администрации и единичных органов националистов) находилась в еврейских и польских руках.

В такой ситуации без собственного печатного органа никакая организация, ориентированная на белорусскую массу, выжить не могла. И вскоре «Белорусским Обществом» была предпринята попытка выпускать свое издание.

Однако первый номер газеты «Белорусская Жизнь», увидевший свет 9 февраля 1909 года, оказался почти на два года и последним. Редактор Л. М. Солоневич и издатель А. С. Кудерский потерпели чувствительное поражение…

Если Лукьян Михайлович в это время был озабочен низким культурно-образовательным уровнем белорусов, то его сына Ивана больше занимала культура физическая. «С 1908 по 1910 год, – пишет он тридцать лет спустя, – я и мой друг – теперь полковник – Д. М. Михайлов занимались гимнастикой в вилейском польском „Соколе“ – русского не было. Обстановка была дружественной, как это бывает почти во всех спортивных организациях»44.

Но помимо гимнастики, футбола и гирь, Ватик вынужден был посвящать немало времени и самообразованию – ведь рано или поздно надо было сдавать экзамены на аттестат зрелости. Одна латынь чего стоила! Посещал он и лекции заезжих профессоров. Одну из них, о земельном вопросе и социализме, состоявшуюся в 1908 году, И. Л. Солоневич красочно описал в своей книге «Диктатура слоя» (вторая часть «Диктатуры импотентов»):

«Зал наполнен, по преимуществу, молодежью, а так как высших учебных заведений в городе нет, то молодежь представительствуют, главным образом, гимназистки и гимназисты, а также то своеобразное племя тогдашней русской молодежи, которое именовалось «экстернами» – вот вроде меня. Экстернами были ребята, готовившиеся к аттестату зрелости и лишенные возможности посещать гимназию. Низовая русская интеллигенция была бедна, как социалистическая мышь, и мне приходилось, с пятнадцати лет, зарабатывать свой хлеб и «экстерничать» – был и такой глагол. Странным образом – «экстерны» были наименее революционной частью молодежи…

Итак: профессор поучает, а мы, молодежь, поучаемся у профессора. Теперь, много-много лет спустя, я знаю совершенно твердо, документально, бесспорно, абсолютно, что профессор врал <…> Врал сознательно и обдуманно, для вящей славы той революции, от которой он сам же сбежал лет двенадцать спустя <…>

И, вот, в зале чей-то крик: «казаки!» Казаков, во-первых, не было, а, во-вторых, быть не могло – было время полной свободы словоблудия. Одна секунда, может быть, только сотая секунды трагического молчания и в зале взрывается паника. Гимназистки визжат и лезут в окна – окон было много. Гимназистами овладевает великий революционный и героический порыв: сотни юных мужественных рук тянутся к сотням юных женственных талий: не каждый же день случается такая манна небесная. Кто-то пытается стульями забаррикадировать входные двери от казачьей кавалерийской атаки. Кто-то вообще что-то вопит. А профессор, бросив свою кафедру, презирая все законы земного тяготения и тяжесть собственного сана, пытается взобраться на печку <…>

Положение было спасено, так сказать, «народной массой» – дежурными пожарными с голосами иерихонской трубы. Все постепенно пришло в порядок: гимназистки поправляли свои прически, а гимназисты рыцарски поддерживали их при попытках перебраться через хаос опрокинутых стульев. Соответствующий героизм проявил, само собою разумеется, и я. Но воспоминание об этом светлом моменте моей жизни было омрачено открытием того факта, что некто, мне неизвестный сторонник теории чужой собственности, успел стащить мои первые часы, подарок моего отца в день окончательной ликвидации крестьянского неравноправия. Должен сознаться честно: мне по тем временам крестьянское равноправие было безразлично. Но часов мне было очень жаль: следующие я получил очень нескоро. Потом выяснилось, что я не один «жертвой пал в борьбе роковой», – как пелось в тогдашнем революционном гимне. Не хватало много часов, сумочек, брошек, кошельков и прочего»45.

В 1910 году Л. М. Солоневич выпускает в Вильно брошюру на 30 страниц «Новая роль польской женщины в Белоруссии и Литве», а затем, несмотря на первую неудачу, вместе с П. В. Коронкевичем (тот издатель, а Лукьян Михайлович – редактор) возобновляет выпуск «Белорусской Жизни».

«Программный номер» датирован 1 января 1911 года, через две недели газета переходит на ежедневный выпуск, «кроме дней послепраздничных».

«Внимательно следя за всеми событиями государственной и общественной жизни в России и заграницей и давая им беспристрастное освещение на своих страницах, – говорилось в рекламном объявлении, помещенном на страницах справочника «Вся Вильна» на 1911 год, – «Белорусская Жизнь» главное внимание будет сосредоточивать на обслуживании местных, краевых интересов, на выяснении взаимоотношений населяющих край народностей и на примирении их на почве справедливости, ни на минуту не забывая при этом, что Северо-Западный Край – Белоруссия – есть нераздельная часть Великой России, что господствующее положение в нем должно принадлежать белоруссу – родному брату великорусса и малоросса, что в тесном единении этих трех племен залог могущества государства <…>

«Бел <орусская> Ж <изнь> начинает выходить в тот момент, когда на С <еверо> -З <ападный> Край обращены взоры всей России, когда интерес к нему проявляется во всем мире, в момент призыва к работе над устроением края местных общественных сил.

Необходимость в русском независимом органе печати в такое время крайне велика, всестороннее освещение первых шагов деятельности зарождающихся земских учреждений чрезвычайно важно в смысле направления их дальнейшей деятельности по пути поднятия умственного и экономического уровня господствующей в крае белорусской народности»46.

Редакция признавала «безусловно вредными» все течения, стремящиеся толкнуть белорусов на путь сепаратизма, и призывала к тому, чтобы ее поддержали «все интеллигентные белорусские силы края».

Подписная цена на год составляла 6 рублей. Льготная – 4 рубля 50 копеек, она была доступна для сельского духовенства и учителей, фельдшеров, учащихся высших учебных заведений, крестьян и рабочих «при непосредственном обращении в контору». В Вильно редакция располагалась по адресу: Большая Погулянка, 18. Здесь же в квартире №5 проживала семья Солоневичей.

Именно в «Белорусской Жизни», скорее всего, состоялся и журналистский дебют Ивана Солоневича. Возможно, это были три публикации-отчета с трехдневного гимнастического праздника (два подписаны инициалами И. С., а один без подписи), появившиеся на страницах газеты в апреле 1911 года, но полной уверенности в этом нет47.

Зато две корреспонденции, подписанные «Ив. Солоневич», уже никаких сомнений в авторстве не оставляют. Они опубликованы в «Белорусской Жизни» 11 и 28 мая, и, что характерно, обе назывались «Футбол». Так юношеское увлечение спортом (не столь принципиально, гимнастика это или футбол), которое И. Л. Солоневич пронес через всю жизнь, открыло ему дорогу в профессию журналиста.

Отец вскоре полностью сосредотачивается в своей общественной деятельности на газете и становится редактором-издателем. Это происходит в августе того же года, вместе с переименованием «Белорусской Жизни» в «Северо-Западную Жизнь». Спустя месяц П. В. Коронкевич занимает должность председателя правления в «Белорусском Обществе».

В том же сентябре 1911 года террористом был застрелен Петр Аркадьевич Столыпин, негласный покровитель Л. М. Солоневича. Как вспоминал Иван, «когда, после убийства русского премьер-министра П. А. Столыпина, телеграф принес известие о том, что убийцей является не Дмитрий Богров, как раньше было сообщено, а Мордко Богров, нашу газету на улицах рвали в клочки – не для прочтения, а для уничтожения. И такая же еврейская толпа ворвалась в типографию. Я стрелял. Впечатление от двух или трех выстрелов, произведенных в воздух, было потрясающим. В дальнейшем оказалось достаточным просто показать револьвер…»48.

Скорее всего, работа Ивана Солоневича в «Северо-Западной Жизни» в этот период выполнялась все-таки не эпизодически, как об этом можно было бы заключить по его публикациям, а на постоянной основе. Наверняка отец давал старшему сыну задания готовить небольшие заметки (по тогдашнему обычаю они публиковались без подписи) и править чужие тексты.

В январе 1912 года при редакции газеты была основана «Белорусская историческая библиотека», позволявшая «всякому белорусу заглянуть в нашу историческую сокровищницу». Весомую поддержку этому начинанию оказал виленский историк и краевед Осип (Иосиф) Васильевич Щербицкий (1837—1916). Он был одним из первых учеников известнейшего белорусского ученого М. О. Кояловича (1828—1891) и даже написал о нем воспоминания.

О. В. Щербицкий передал в дар новой библиотеке 35 томов опубликованных при его участии актов Виленской археографической комиссии, множество других документов и книг, относящихся к истории края. В одном из писем к Л. М. Солоневичу, опубликованному в «Северо-Западной Жизни», он выражал уверенность, что библиотека сослужит немалую службу белорусскому народу. «Тому народу, – писал Щербицкий, – который высокомерные родовитые и неродовитые паны называли, да и теперь называют „быдлом“, над языком которого всячески издеваются, называя его, в отличие от своего польского панского языка, языком мужицким, хлопским. Быдло это никто иной, как наш белорус – бедный, загнанный, приниженный, доведенный во времена крепостного права, во времена „панщины“ теми же гордыми своею „высокой культурою“ панами до скотского состояния; этот язык – хлопский, мужицкий – язык белорусский, мало чем отличающийся от того языка, на котором пятьсот лет тому назад предки нынешних ясновельможных и просто вельможных панов писали все свои имущественные сделки и договоры…»49

В начале 1912 года пожал начальные плоды своей организационной деятельности и Иван Солоневич – состоялось первое общее собрание членов виленского гимнастического общества «Сокол». Уже не того, польского, в котором вместе с Митей Михайловым он занимался в 1908—1910 годах, а нового, русского.

Дело это казалось поначалу невероятно простым: почему же, в самом деле, не основать русского «Сокола»? Отец – редактор местной монархической газеты, и, как шептались враги, еще и субсидии от «охранки» получает за свою «русификаторскую» деятельность. Практически все чиновное население Вильны – личные знакомые.

Но оказалось, что без «хождений по мукам» никак не обойтись.

– Какое там еще общество! Зачем это? Есть гимназии, есть военное училище… Государство готовит из вас служащих, а не цирковых борцов… А нет ли там революционного душка?.. И вообще – сидите и не рассуждайте, начальство знает, что нужно и чего не нужно…

Так, в интерпретации Солоневича, отвечало само начальство.

Нечто похожее описывал в своей книге «Мои скитания» В. А. Гиляровский:

«Начальник охранного отделения Бердяев сказал председателю общества при встрече на скачках:

– Школа гимнастов! Знаем мы, что знаем. В Риме тоже была школа Спартака… Нет, у нас это не пройдет».

«Дядя Гиляй» был, между прочим, членом-учредителем Русского Гимнастического Общества, от которого ведут свою родословную русские соколы. И картина, запечатленная им в Москве конца XIX века, на белорусской окраине повторялась уже в начале века XX-го.

Вот как складывался первый организационно-спортивный опыт нашего героя:

«Лазили по генералам и искали «членов-учредителей». С помощью отца нашли пять штук. Не помогло. Отец поехал в Петербург и нажал на свои столыпинские связи, – наконец разрешили. Но денег правительство не дало, ни копейки. «Общественность» – тоже. В городе было штук десять всяких игорных и винных притонов: военное собрание, благородное собрание, купеческий клуб, полесский клуб, белорусский клуб и еще какие-то – и в них всех ежедневно пропивались и проигрывались огромные деньги, а для «нравственного и физического внешкольного воспитания молодежи» было организовано только одно: дома терпимости. Те, кто не хотел шататься по домам терпимости, начинал шататься по всякого рода революционным подпольям.

Пока вот этаким манером успел кое-как организоваться «Сокол», то выяснилось, что в данном виде он не годится никуда. Его национальная идея оказалась глубоко провинциальной. Я не хочу ничего худого говорить о чехах, но все-таки ежели учиться «национальному строительству», то давайте уж мы будем учить: все-таки Империя. Методика оказалась совершенно нелепой: наш «Сокол» взял ее у Тырша, Тырш списал у немцев Яна и Гутс-Мутса – словом, к нам она попала как раз в то время, когда и сами немцы от нее отказались по полной ее нежизнеспособности. Нужны были реформы. Но на путях к реформам стояли вот эти самые «генералы-учредители», которые вообще ни о чем, кроме винных погребов всей Европы, никакого понятия не имели и которые стояли столбами: яйца курицу не учат. Подрываете устои.

Ничего не вышло. Молодежь в массе на «Сокол» плюнула, и он стал распадаться. Стали расти «кружки любителей спорта», футбольные лиги, легкоатлетические лиги, санитас и прочее»50.

Как бы то ни было, а многолюдное общее собрание русского «Сокола» состоялось в субботу 21 января 1912 года в помещении городского общественного собрания. Председателем правления был избран А. А. Кон. Иван Солоневич стал одним из двенадцати членов правления. Начальником (преподавателем) общества был избран известный сокол – чех Карл Старый (впоследствии погиб в боях с большевиками на Волге; его брат Франта был выслан из СССР в 1926 году). Регулярные занятия начинались с ближайшего понедельника в зале Второй гимназии, «любезно предоставленной обществу учебным начальством»51.

Сокольское движение нуждается хотя бы в кратком представлении – в дополнение к вышеприведенной эмоциональной оценке И. Л. Солоневича. Для этого мы обратимся к данным одного из руководителей Русского Сокола в США А. Б. Сергеевского52.

Сокольство основано в 1862 году в Чехии тридцатилетним доктором философии и эстетики Мирославом Тыршем как орудие возрождения своего народа, находившегося под гнетом Австро-Венгрии. Это был своеобразный симбиоз патриотического воспитания молодежи и комплекса гимнастических упражнений. Постепенно система прижилась и в других славянских странах – в Словениии, Болгарии, Хорватии, Сербии.

В России работа по сокольскому методу начинается в Москве в 1883 году в Русском Гимнастическом Обществе. Однако официальное признание произошло лишь в 1907 году. По инициативе П. А. Столыпина общества «Сокол» превращаются в одно из средств борьбы с революционным движением. Отныне гражданин и патриот должен быть крепким не только духовно, но и физически. Сам премьер-министр с сыном вступают в сокольство. Обвалом происходит переименование уже существующих «гимнастических обществ» в Москве, Петербурге, Одессе, Ташкенте. В сокольскую работу втягивается и военное ведомство.

Новые общества возникают повсеместно – в 1908 году: «Москва-2», «Каменец- Подольск», «Екатеринослав», «Егорьевск», «Харьков»; в 1909-м: «Чернигов» и «Полтава»; еще через год: «Воронеж», «Петербург-2», «Москва-3», «Орел», «Новороссийск», «Таганрог», «Сычев», «Новочеркасск» и так далее.

Создается Союз Русского Сокольства, издаются газеты и журналы. К началу Великой войны (Первой мировой) русское сокольство насчитывает уже 36 вступивших в Союз обществ и 22 еще не вступивших в него, но сокольских по духу. Война практически останавливает эту работу – большинство соколов уходит на фронт.

После революции русское сокольство возродилось в эмиграции, а в 1990-е годы вновь появилось и в России.

Созданное в 1912 году в Вильно общество, таким образом, влилось в общероссийскую систему, которая на тот момент еще только начинала складываться, но имела уже довольно обширную географию в рамках Империи.

Вскорости, впрочем, сокольские дела для Ивана Солоневича отошли на второй план: наступило время сдавать экзамены на аттестат зрелости. Гимназию он выбрал Вторую Виленскую – то ли потому, что по сокольским делам был знаком с учебным начальством, то ли исходя из тех соображений, что прием прошений о допущении экстернов к экзаменам на аттестат зрелости там заканчивался на месяц раньше53, чем в Первой гимназии54. Ведь, значит, и сами экзамены – гора на плечах – можно было сдать быстрее.

Собственно говоря, обе гимназии располагались в одном комплексе зданий упраздненного университета. Первая занимала бывшее главное здание, а Вторая – флигель (здание постройки второй половины XVI века). Гимназия находилась на узенькой, но очень оживленной Замковой улице, в самом центре города. Самым известным ее выпускником за все время существования стал Мстислав Добужинский, театральный художник. Первая Виленская тоже внесла свой вклад в мировую историю, трагический уже не по-театральному, – ее закончил будущий палач русского народа Феликс Дзержинский.

В «Свидетельстве», выданном И. Л. Солоневичу 7 июня 1912 года (хранится в материалах студенческого дела), сказано, что «испытания зрелости» он выдерживал с 30 апреля по 6 июня.

По шести предметам (Закон Божий, законоведение, история, география, немецкий и французский языки) он получил отметку «хорошо». И по шести – «удовлетворительно», такой оценки заслужили его знания по математике, математической географии, физике, философии, а также по латыни и дисциплине под названием «русский язык и словесность». Две последние «тройки» были особенно обидны, во многом именно из-за них картины экзаменационной поры врезались в память на всю жизнь55.