Гавилан, охотник на чудищ

– В этот раз я обойдусь без клетки, – сказал я. – Спрячусь где-нибудь. У термитоида со слухом не очень хорошо, с обонянием, как я понял, тоже.

– Мы больше не нужны? – в голосе Занзалама звучали одновременно и огромное желание помочь или хоть как-то приобщиться к интересному делу, и страх перед неизвестным чудищем, которое вполне могло бы сгрызть студента как книгу.

– Нет, спасибо, дальше я справлюсь сам, – ответил я. На лице Занзалама промелькнуло облегчение. Нет, все-таки он – не тот человек, который мог бы встретиться с опасностью лицом к лицу, пусть даже работа летописца косвенно с этим связана.

Мастер-летописец Тробноп ничего у меня не спросил, он лишь кивнул мне в знак одобрения и вышел из библиотеки. Вслед за ним вышел и Занзалам. Послышался скрежет проворачивающегося в замке ключа и я снова остался заперт в библиотеке на целую ночь.

В этот раз времени было не так уж и много. Необходимо было расставить приманки по полу. Я вытащил банку с патокой. Решив, что слишком близко к вентиляции приманку лучше не разливать, чтобы не вызвать лишних подозрений у термитоида, я поднялся на второй этаж библиотеки и дошел до середины. Здесь я вылил немного сладкой смеси, чтобы образовалась небольшая лужица, далее прошел с банкой мимо шкафов к стене, создав узенькую сладкую тропинку. У самой стены я вытряс остатки. Надеюсь, зверь дойдет сюда, не отвлекаясь на книги.

Пустую банку я плотно закрыл крышкой и убрал обратно за ремень. Больше она мне не понадобится. Я вытащил меч из ножен, еще раз проверил лезвие и заодно оглядел бомбы. Теперь надо найти более-менее подходящее укрытие, чтобы спрятаться. Не найдя никакого укромного места, я просто взял читальный стол, сдвинул его немного поближе к помеченной стене и опрокинул набок, а сам присел за ним.

Внутри меня немного пробегал холодок. Не знаю чего именно, но я побаивался. Был ли это страх перед боем с неизвестным доселе чудищем, или страх возможной смерти? Возможно, хотя мне казалось, что самым большим страхом на тот момент была боязнь того, что термитоид сегодня вообще не появится в библиотеке.

Однако мои опасения, к счастью, не подтвердились. Едва город окутала тьма, из вентиляции послышался шорох. Я ждал, не выглядывая, чтобы не спугнуть монстра раньше времени. Похоже, что термитоид заинтересовался недоеденной канализационной крышкой. Это было плохо, подумал я. Термитоид может наесться этой самой крышкой и до книжных шкафов попросту не дойдет.

Внезапно умеренную ночную тишину прервало радостное верещание. Мне оставалось лишь догадываться, что чудище наткнулось на мою приманку. Действительно, судя по шуршанию и топоту маленьких пушистых лапок, зверь мчался по паточной дорожке прямо на стену, облитую отравленной смесью. Видимо, термитоид все-таки имел приблизительно то же происхождение, что и кролик. Интересная заметка, но записать ее сейчас у меня не было возможности.

От стены с гулким эхом раздалось жужжание. Я осторожно выглянул из-за стола. Термитоид сидел, повернувшись ко мне спиной в три четверти и высунув свой длинный безобразный рот. Он, весело и увлеченно жужжа зубами-буром, грыз сладкую кашицу. Решив, что он меня не заметит, я вышел из укрытия, держа меч наготове. Я почти было склонился над ним, занеся клинок, но тут термитоид моментально втащил рот обратно в свою пасть и быстро развернулся ко мне.

Я сразу же опустил меч на монстра, но тот резво отпрыгнул в сторону. Его немного качнуло, похоже, белена все же чуть-чуть подействовала на него. Термитоид яростно заверещал, его пасть снова распахнулась со всей силы, и оттуда, ужасно гудя, выскочил страшный коловорот. Термитоид понесся на меня со всей своей кроличьей прытью, но я успел отскочить от направления его рывка, попутно подсекая его мечом. Термитоид снова увернулся от удара, скользя по лакированному полу библиотеки. Он встал на задние лапы, и на его брюхе я заметил еще две маленькие лапы, оканчивающиеся широкими подушечками. Термитоид взвизгнул, и с этим визгом вскинул подушечки. Я скрылся за столом. С диким свистом, прорезая воздух, в стол вонзились две толстые иглы, выйдя с моей стороны на пару сантиметров.

– Ах ты, паршивец! – воскликнул я с досады. Такого я не ожидал. Теперь же я знал, что термитоид умеет метать иглы с силой, способной пробить хорошую броню. Правда, на мне вообще не было никаких доспехов, разве что щиток на руке, но здесь он явно был бесполезен.

Я присмотрелся к кончикам игл. Они были сухие, но с глубокими бороздками. Похоже, иглы не были ядовитыми, а бороздки были необходимы для уменьшения веса игл и увеличения скорости полета.

Все эти мысли пронеслись у меня в голове за миг. В следующее мгновение, убедившись, что больше игл на меня не полетит, я кувырком выпрыгнул из-за стола. Термитоид уже несся на своих мощных лапах к своему спасению – вентиляции. Я отдернул защитную планку на поясе, вытащил бомбу и, нажав кнопку, бросил ее в сторону вентиляционной крышки. Бомба ударилась об стену чуть выше выхода и отскочила прямо под подбежавшего монстра. Я снова спрятался за стол и тут же раздался взрыв.

Термитоид заверещал. Выглянув из укрытия, я увидел, как он катается по полу вдоль стены в неудержимой агонии. Множество стеклянных осколков врезалось в его тело, и весь белый пушистый мех термитоида порозовел от его собственной крови, собравшись во влажные комки. Крапива жгла его тело, причиняя невыносимые страдания чудищу. Катание не приносило никакой пользы, напротив, осколки только глубже впивались в мясо. Ужасный рот термитоида ходил взад-вперед, беспрестанно удлиняясь и укорачиваясь, зубы, расположенные на нем спиралью, шатались в разные стороны от гнева, безумия и беспомощности. Крик зверя переходил в рев, рев – в жалостливый визг, и все это смешивалось с шумом топота отталкивающихся от пола лап и скрежета стекол о библиотечную плитку. Пол, где катался термитоид, сам стал багряного цвета. Рефлекторно, в порыве ненависти, термитоид вытащил свои скрытые лапки. Я поспешно укрылся за ближайшим книжным шкафом, посчитав его более крепким, чем стол. Мимо меня прорезали воздух, синхронно звеня, две иглы. Потом еще две. Следующая пара врезалась в шкаф, за которым я стоял, с оглушительным стуком, будто в него со всей силы забили молотком длинные толстые гвозди.

Я поразился тому, сколько игл хранится в теле термитоида. Пока мимо меня свистели снаряды чудища, я старался насчитать их количество. Получилось, что за это время термитоид выпустил с двух лап порядка двадцати игл.

Наконец, выстрелы прекратились. Я осторожно выглянул из шкафа. Термитоид кое-как образумился и теперь еле-еле ковылял к спасительной дырке. Одурев от боли и жжения в ранах, усиленных опьянением от съеденной белены, он не обращал внимания ни на что вокруг, идя прямо к своей цели. Не видел он и меня, подбежавшего к нему. Быстрым и легким движением я снес термитоиду голову и тут же отпрыгнул от неожиданности, потому что все мышцы монстра после смерти расслабились и из пасти вылез во всю длину, конвульсивно дергаясь в разные стороны, ужасный зубастый рот-дрель чудища. Кровь потекла из шеи монстра, однако не слишком сильно, так как значительная часть уже вытекла из многочисленных ран на его тушке.

Я достал резиновую перчатку и, надев ее, обмакнул палец в образовавшуюся красную лужу. Ничего с перчаткой не произошло, значит, кровь термитоида не являлась кислотой. Но она все равно может быть ядовитой, поэтому я на всякий случай вытащил из сумки пробирку и забрал немного крови прямиком из раны. Также я взял с собой одну из игл, убрав ее за один из ремней. Вспомнив про иглы, я заглянул под тушку термитоида, осмотрев его внутренние лапы. Действительно, под подушечками скрывался целый мешок, где росли иголки. Чуть выше мешка находилось множество мелких мышц, очевидно, отвечавших за выстреливание этими самыми иглами. Сами лапки были довольно маленькими и компактными и в сложенном состоянии спокойно держались под брюхом чудища, не мешая его движению.

Я вытер перчатку, снял ее и убрал обратно в сумку, а потом сел за один из читательских столов. Я достал свой блокнот и начал записывать все, что узнал за сегодняшнюю ночь. К утру, когда снова послышался скрежет замков, у меня уже было готово несколько страниц с достаточно подробным описанием термитоида и способами охоты на него. Хотя сами записи еще требовали некоторых уточнений, я был доволен проделанной работой.

Когда Занзалам с Тробнопом зашли в библиотеку, я прочитал в их глазах некоторое удивление.

– И этот кролик жрал наши книги? – спросил Тробноп.

– Присмотритесь получше к кролику, мастер-летописец, – ответил я. – В особенности на голову «кролика».

Оглянувшись, летописцы ахнули.

– Ничего себе штуковина, – прошептал в ужасе Занзалам. – Как он так людей не ел…

– Чудище само по себе пугливое, и люди не входят в его рацион. Да и атакует оно совсем не пастью, – сказал я, показывая иглу.

Тробноп осторожно взял иглу из моих рук и внимательно ее осмотрел.

– Поразительно, – восхищенно сказал он. – Это коготь?

– Это снаряд, – возразил я, – термитоид метал такие иглы. Эту я оставлю себе для исследований, но в библиотеке на полу и в шкафах осталось еще полтора десятка таких.

– А что делать с самим чудищем? – спросил Занзалам, не столько меня, сколько Тробнопа.

Тробноп вопросительно взглянул на меня.

– Тебе нужно тело чудища? – спросил он.

– Нет, – сказал я, – все, что мне было нужно, я уже забрал.

Кафедрального мастера этот ответ более чем удовлетворил.

– Занзалам, иди в университет за мешком, – скомандовал он. Занзалам тут же понесся вниз по ступеням, громко стуча ботинками, и хлопнул за собой дверью.

– Тебе еще что-нибудь нужно? – спросил мастер-летописец.

– Мне осталось лишь дополнить мои записи, – ответил я. – Пожалуй, я попробую догнать Занзалама.

– Тогда не буду тебя задерживать, – кивнул Тробноп.

Я встал из-за стола, собрав все свои вещи, и спустился по лестнице. Оглянувшись назад, я увидел, что летописец пошел к шкафам и, сокрушаясь по поводу каких-то поврежденных фолиантов, начал ощупывать иглы, воткнутые в полки. Решив более не задерживаться в библиотеке, я вышел в вестибюль и направился к входной двери.

Открыв дверь, я немного отпрянул от внезапного порыва свежего воздуха, прилетевшего с моря. Стремительный солоноватый бриз прошиб мне нос, взбодрив меня после бессонной ночи. Вспоминая дорогу к университету, я пошел навстречу поднимающемуся солнцу, которое уже начало нагревать городскую дорожную плитку по-настоящему летним жаром.

Занзалам любезно предоставил мне свою комнату для моих исследований, уйдя гулять на целый день. За это время я успел убедиться с помощью нехитрых химических опытов в том, что термитоид не обладает никаким известным ядом. К тому же обнаружилось, что кровь чудища обладает плохой свертываемостью. Данное открытие меня вдохновило. Если кому-либо из охотников встретится еще термитоид, то для его убийства вполне хватит даже одной раны, которая станет смертельной для монстра.

Полученные знания я кропотливо записал в свои заметки, после чего правильно сложил все записи вместе. Рукопись я бережно упаковал в сумку, положив осторожно, чтобы не повредить тонкий и нежный пергамент.

– Что будешь дальше делать с записями? – спросил меня голос Занзалама, внезапно зашедшего в комнату. От неожиданности я вздрогнул и чуть было не упал на свою же сумку.

– Не пугай меня так, – сказал я. Занзалам рассмеялся.

– Да ты что! – гоготнул он. – Охотник на чудищ испугался студента-летописца? Никогда не поверю! Так что, – он наклонился ко мне, – что дальше-то, Гавилан? Вернешься обратно в Пироград или останешься в Верселлии? Отметить вместе каникулы или тебе уже пора отправляться?

– Не знаю, – честно признался я. – Я как-то не особо задумывался об этом. Но оставаться тут без дела я точно не буду. Знаешь, – я взял сумку в руки, открыл ее и стал доставать рукописи, – может, ты возьмешь себе на хранение? Я боюсь, что в моих странствиях с записями может что-то случиться.

Занзалам посмотрел на меня и мои листы и отодвинул мои руки.

– Нет, – ответил он, – я не возьму. Ты же меня знаешь, – он улыбнулся, подмигнув. – К тому же надо, чтобы ты написал свой собственный бестиарий. Пусть эти записи будут твоей первой главой в книге. Когда напишешь всю книгу, тогда я ее возьму и помещу в библиотеке, на самом видном месте, чтобы любой охотник на чудищ в будущем мог прочитать про удивительных монстров, встреченных Гавиланом, и узнать способы борьбы с ними.

– Спасибо, Занзи, – добродушно ответил я. Занзалам поморщился.

– Пожалуйста, не называй меня так, – сказал он. – Ты же знаешь, что мне не нравится, когда меня так называют, Гави.

Теперь настал мой черед морщиться. Занзалам усмехнулся и протянул руку.

– Больше никаких «Занзи» и «Гави», идет? – спросил он, улыбаясь.

– Идет! – рассмеялся я и пожал ему руку.

– Знаешь, – продолжил я, зевнув. – Что-то я давно уже не спал.

Занзалам забеспокоился.

– Ох, конечно! – воскликнул он. – Я, пожалуй, пойду еще прогуляюсь, а ты отсыпайся.

– Спасибо тебе еще раз, – сказал я товарищу. – Ты за это время столько всего для меня сделал.

– А уж как много ты сделал! – возразил Занзалам. – Причем не только мне, а всему Университету. Ладно, – он встал с кровати, на которую только недавно присел, – я пошел. Спокойной ночи… Или дня, как тебе там удобнее… – Он снова улыбнулся и вышел из комнаты.

Сколько я проспал, я сам не знал. Мне казалось, что я пролежал всего ничего, однако Занзалам, растормошивший меня, охрипшим голосом сказал мне, что я спал около полутора суток. Слипшимися от долгого сна глазами я взглянул на него. Похоже, что пока я спал, Занзалам неплохо погулял, попробовав все известные ему способы проведения досуга, такие как выпивка и драки, что четко отпечаталось на его лице.

Занзалам с грохотом упал на кровать, слегка постанывая от бурно проведенных часов. В это время я, потирая чешущийся правый глаз, упаковывал вещи обратно по сумкам и карманам. В конце концов, я собрал все свои пожитки и уставился на Занзалама.

– Ты что, уже уходишь? – простонал он, глядя на меня.

– Конечно, – ответил я. – Извини, но дальше наши пути расходятся. Тебе предстоит продолжить обучение, а я пойду путешествовать.

– Куда же ты собираешься? – спросил Занзалам, оперев рукой подбородок. Локоть соскользнул с кровати, и Занзалам полетел вслед за ним на пол.

– Я думаю посмотреть Энтерберг, – ответил я, поддерживая товарища под мышкой и помогая ему устроиться обратно на кровать.

– Лесное Убежище? Оно же глубоко в Энтеррском лесу, где полно всяких хищников и хрен знает чего еще! – удивился Занзалам.

– Именно поэтому я туда и хочу, – улыбнулся я. – В Энтеррском лесу наверняка полно чудищ. А где много чудищ, там много и работы для охотника.

– Вот оно как… Это… Гавилан… Можно мне тебя не провожать? – спросил Занзалам, пытаясь затащить свои ноги на кровать. Получалось у него не очень хорошо, но я был уверен, что к вечеру он как раз справится.

– Без проблем, – ответил я. – Я не обижусь.

– Куда мне писать, если вдруг что?

– Не переживай, я тебя сам найду, – сказал я и направился к выходу. Никогда не любил долгих прощаний, а наш разговор и так уже слишком затягивался.

– Счастливо, – сказал я довольно громким голосом и захлопнул дверь.

Немного подумав, я зашел на кафедру летописи. Как я и ожидал, Тробноп сидел там. Он был в окружении других профессоров, которые поздравляли его с убийством вредителя. Обезглавленная тушка термитоида лежала там же на столе, к ней подходили, осматривали и, цокая языком, снова шли к мастеру-летописцу. Заметив меня, Тробноп сразу же оставил своих коллег и подошел к двери.

– Спасибо тебе, Гавилан, за твою работу, – сказал он, роясь в карманах своей мантии. – Ты хорошо поработал, Университет будет вечно тебе благодарен, – с этими словами он вытащил из кармана позвякивающий мешочек и протянул его мне. – Вот. Здесь сто золотых монет. Конечно, это не стоит всех тех книг, которые были бы уничтожены, если бы ты не вмешался, но тем не менее такая сумма вполне серьезная.

Я старался не подавать излишней радости. Сто золотых – это сумма, на которую можно месяц питаться в дорогих ресторанах до отвала! Это жизнь в самых дорогих отелях, а не в дешевых общих лежанках! Это путешествия в карете, а не пешком! Наша семья, сколько я помню, в год зарабатывала порядка десяти золотых, и то мы считались зажиточными. Корова тогда стоила, наверное, монет семь…

– Спасибо, – только и мог сказать я.

Тробноп словно прочитал мои мысли.

– Конечно, может, для тебя такая сумма огромна, – ответил он. – Но не забудь также, что тебя ждет далекий путь странника. Не забудь также, что охотник – это профессия непостоянная, и тебе не всегда будет хватать денег на жизнь. Будь готов ко всему, юный Гавилан, и в первую очередь к лишениям. Университет может позволить себе потратить такие деньги, а вот крестьяне, которых ты можешь спасти от опасности похуже того термитоида – нет.

– Спасибо, – снова сказал я. – Спасибо большое, мастер Тробноп. Кстати, – замялся я.

– Да? – спросил кафедральный мастер.

Я вытащил из сумки свои записи про термитоида.

– Возьмите эти записи. Я сделал себе копию, но хочу, чтобы один экземпляр лежал у вас, в сохранности. Я уже просил Занзалама…

– Занзалам не принял и правильно сделал, – кивнул Тробноп. – В какой-то мере он понимает, что еще не научился хранить истинно драгоценные вещи. Хорошо, Гавилан, – он принял записки из моих рук, – я сохраню эти записи в Университете. Пусть Верселлия, а с ней и весь мир, будет помнить про охотника на чудищ Гавилана.

– Тробноп! – послышался крик из кабинета. – А что это за клыки? Ой!..

– Иду! – крикнул летописец внутрь комнаты и снова обратился ко мне. – Кажется, они переключились на голову, которую я им еще не показывал, – улыбнулся он. – Ну, Гавилан, счастливого тебе пути!

– Благодарю, – кивнул я в знак уважения.

Тробноп тепло улыбнулся.

– Не знаю, встретимся ли мы еще раз, но знаю одно – в Верселлию ты еще вернешься. Неизвестно когда, но, может, какой-нибудь кафедральный мастер Занзалам встретит тебя и примет твои бестиарии.

– Кафедральный мастер Занзалам?! Ты там с ума сходишь что ли?! – снова послышалось из кабинета.

Я рассмеялся.

– Счастливо вам всем, – сказал я.

Тробноп пожал мне руку.

– И тебе счастья, – ответил он.

На этих словах мы развернулись и ушли, каждый в свою сторону: я – из Университета, а мастер-летописец – в свой кабинет, к коллегам.

Я шел по горячим, обжигающим камням мостовой Верселлии, и думал. Несмотря на то, что я ненавидел долгие прощания, летописцам как-то удалось разговорить меня достаточно надолго. С другой стороны, на то они и летописцы, чтобы позволить людям высказать им все, что лежит на душе и хранится глубоко в голове. История не терпит искажений, и им надо узнать всю правду.

В моей фляге бултыхался так и не использованный самогон, а пить хотелось с каждым шагом все больше и больше. Я откупорил крышку фляги и вылил самогон на мостовую. Камни зашипели, от них моментально пошел пар. Я взглянул в сторону моря. Яркое солнце светило над ним, раскинув свои лучи по всему небосводу. Чайки не летали в это время, дожидаясь вечера, когда жара спадет. Люди тоже старались не находиться долгое время на улице, проводя полдень в тавернах с друзьями. Я решил последовать их примеру и заодно пополнить припасы еды и воды. Наступало лето, и меня ждал долгий путь в таинственный Энтерберг, Лесное Убежище.

Глава 2. Сумрачный Город

Раздался тихий щелчок, и гнолл, харкающе гавкнув, свалился в лужу.

– Отлично, – прошептал я, оценив действие своего нового ручного арбалета. Пока я ставил на взвод новый болт, вокруг мертвого товарища встали другие гноллы. Они что-то испуганно обсуждали на своем собачьем, лающе-рычащем языке. Пока они переругивались, грозя друг другу своими допотопными копьями, в одного из них влетел очередной болт, пробив насквозь затылок. Несчастный гнолл рухнул прямо на своего мертвого соплеменника. Проследив глазами направление выстрела, гноллы наконец обнаружили меня – своего убийцу – в соседних ракитовых кустах. Однако прежде чем они подбежали ко мне, я бросил в них бомбу.

Бомба не содержала ничего, кроме пороха, но большего и не требовалось. Энтеррский лес славится своими широкими топями, по которым было опасно ходить, не зная секретных троп. Часто из глубин мягкой, глинистой земли вырывался на свободу тухлый болотный газ. Гноллы как раз стояли в одной из таких небольших газовых тучек газа. Взорвавшись, бомба воспламенила его, и он мгновенно вспыхнул, разорвав тела гноллов.

Я успел отвернуться от взрыва. За куст, прямо мне на голову, упала оторванная уродливая рука, покрытая потертыми рунами из засохшей грязи. Эту руку я подобрал и подвязал себе на пояс в качестве трофея, затем подобрал заостренный шест-водомерку, которым проверял проходимость троп, и пошел обратно в деревню.

Предупреждения Тробнопа оказались верными – большую часть золота я потратил только в попытке добраться до Энтерберга. Никто из купцов и торговцев не горел желанием туда отправляться, а те, кто собирал караваны до Лесного Убежища, как иначе называли Энтерберг, отказывались брать лишнего человека. Кое-как я нашел караван ремесленников из самого Энтеррского леса, собиравшийся обратно в свой полис, но задешево меня брать не хотели. Как ни уверял я их, что прекрасно гожусь на роль охраны каравана, никто из них мне не верил, то ли из-за моего возраста, то ли из-за непримечательного вида, без брони и доспехов. В итоге я договорился на место только за целых пятнадцать золотых монет. Удивительно, но дорога обошлась без каких-либо происшествий, так что я действительно оказался лишним человеком в караване.

Полис был поразительным, непохожим ни на один другой во всей Телехии. Давным-давно люди основали его, чтобы вместе защититься от напастей леса. Кругом были дикие звери, опасные болота, неизлечимые болезни – выжить в одиночку было невозможно. Сильные вожди древних племен объединились вместе и построили Энтерберг, Город в Лесу Энтерр, Убежище от Леса.

Жилая часть города была не слишком большой, по площади немного превышая простые деревни. Десятки хижин обвивали высокие многовековые деревья в несколько уровней. Жилища стояли прямо на толстых ветвях старых дубов и гигантских ив и омел, крепко держась мощными опорами из прочных брусьев. Такие домики на деревьях и составляли весь город, в центре которого была площадь, на которой торговали и справляли охотничьи праздники. За жилой частью города разрастались укрепления, состоящие из рядов стен, частоколов, крепостей, заборов, решеток и рвов. Повсюду, тут и там, находились окопы, ежи, гирлянды колючей проволоки, ловушки и западни. Защитная линия Энтерберга простиралась далеко настолько, что попасть в него стало действительно трудно. Со временем все это поросло бурьяном и плющом, рвы вышли из своих же берегов, затопив близлежащие окопы, частоколы заросли кустарником, завалившись набок, отчего местность стала еще более непроходимой. Деревья склонили над городом свои лианы, загородив от солнца крыши домов. Булыжники мостовых поросли травой, смешавшись с грязью топей. Энтерберг помрачнел, слившись цветом с окружающей его природой. В бегстве от лесных опасностей Энтерберг сам стал частью леса.

Город почти не занимался ни производством горшков, ни шитьем, ни выпечкой пышных булок. Практически все ремесла объединяло одно – охота. Большинство жителей Лесного Убежища были охотниками, либо так или иначе относились к охоте – кто-то дубил шкуры, кто-то работал в кожевенной мастерской, кто-то ковал оружие.

Когда появились чудища, множество их произошло из Энтеррского леса, густо заселенного диким зверьем. Здесь же появились первые охотники на чудищ. Первые бестиарии писались тут, под угрюмыми кронами старых древ.

Но я недолго пробыл в самом Энтерберге. Я лишь познакомился с некоторыми людьми и прочитал большую часть бестиариев в городском книжном хранилище, после чего отправился в близлежащие деревни. Само собой, жители деревень были не против помощи охотника, хоть они и полагались больше на собственные силы. Тем не менее, за все время, что я жил под покровом леса, мой заработок был более-менее постоянным. Вот и сейчас мне в который уже раз поручили избавиться от гноллов, наседавших на крестьян, выращивающих рис в местном мелком озерке.

Гноллы были, несмотря на свой общий практически небоеспособный внешний вид, одними из самых пугающих чудищ. Читая бестиарии разных лет, я поражался тому, как по-разному были описаны гноллы. В итоге я пришел к выводу, что гноллы стремительно развивались и эволюционировали. Изначально они почти ничем не отличались от диких собак, разве что были чуть злобнее и безумнее. Потом они постепенно вставали на задние лапы, а передние развились в кисти, так что они смогли держать и использовать простые орудия. Вскоре гноллы стали одеваться в рваные тряпки, а последний из прочитанных мною бестиариев описывал примитивный гнолльский язык. Этот бестиарий ужаснул меня больше всего, ибо написан он был всего полгода назад, а гноллы, которых я встретил, довольно резво общались на своем языке, явно используя сложные конструкции. Того и гляди, подумал я, скоро они начнут тактически мыслить, а это грозит ужасной войной. Именно поэтому я всегда в первую очередь брал поручения на убийство гноллов, стараясь истребить их как можно больше.