Эмигранты

Вот Оно – Море. Ровно такое, как он хотел, как он мечтал увидеть, ни больше, ни меньше. Колька стоял у окна, прижавшись к стеклу, держался одной рукой за кресло, чтобы сохранить равновесие в раскачивающемся автобусе и, не отрываясь, во все глаза смотрел, жадно ловя каждую деталь.

– Ма, а когда мы приедем? Когда мы пойдём купаться?

«И этого следовало ожидать…» – подумала Женька.

Глава 6

Купаться, купаться, купаться!

Через час они подъехали к гостинице. Водитель любезно помог выгрузить чемоданы и в выжидательной позе, выгнувшись вперёд, держа руки по швам, замер над ними, но Женька, выбрав из кучи свой, устало улыбнулась на прощание и прошла мимо. Не в её правилах было изменять своим принципам :

«Простите, но никаких чаевых, вольности с деньгами не для нас».

Колька как привязанный, не отставая ни на шаг, семенил сзади.

В большом холле было прохладно и вошедшим с яркого солнца показалось, что даже темновато. В углу перед высокой стойкой собралась небольшая толпа только что прибывших туристов.

«Нам, кажется, туда», – не очень уверенно подумала Женька. – «Как говорит тётя Маша – проследуем к регистратуре. Отметимся и на пляж…»

За стойкой два представителя администрации с остекленевшими от усталости глазами и вечной улыбкой, соскальзывающей иногда на звериный оскал, метались, как затравленные, принимая документы от вновь прибывших, одновременно с этим они старательно отвечали на телефонные звонки, забивали что-то в компьютер, выдавали ключи и пляжные полотенца и разговаривали с двумя полицейскими, которые по каким-то делам, а может быть и безо всякого дела, просто так, заглянули «на огонёк».

Женька обошла полицейских стороной, с интересом рассматривая чужую форму. Подойдя к стойке, она выложила документы и спокойно стала ждать, пока на неё обратят внимание – спешить-то уж некуда, они на месте, а присутствие полицейских почему-то не смущало, а даже обнадёживало, что никакой досадной оплошности не случится, что номер для них приготовлен и их просто так не выкинут на улицу.

Колька, встав на цыпочки, весь вытянулся, дотянулся до края и с интересом смотрел, как дядя в белой рубашке взял бумаги, что-то отметил внизу, а взамен протянул маме ключи с большим брелком и, показав жестами как пройти к лифту, устало улыбнулся и, немного поморщившись, отвернулся, когда в очередной раз зазвонил телефон. Наклонившись над Колькой, Женька тихо, но внятно произнесла:

– Колька, вперёд! Мы приехали! Сейчас в номер, бросаем вещи, переодеваемся и к морю.

– Ура, ура!.. – почему-то шёпотом ответил Колька, и не успела Женька опомниться, как он ухватился за ручку и, изгибаясь под тяжестью неподъёмного чемодана, словно краб, поволок его через весь холл.

– Стой, стой! Куда ты? Дай я тебе помогу… – засуетилась Женька.

Что раньше всего мы начинаем делать, когда приезжаем в чужие края?

Вы скажете: покупать сувениры. Не-а…

Тогда, пробовать незнакомую пищу? Не-а…

Напиваемся? Ну, в общем-то, это правильно, но, опять же, не сразу.

Кидаемся заводить новые знакомства? Тем более, не-а…

А может быть, мы бросаем всё и убегаем по магазинам? Ну, в общем-то… Не-а… Не сразу.

Тогда, наверное, мы по приезду расчехляем удочки и идём ловить рыбу? Наверное, так оно и есть, но только там, где присутствует вода: река, озеро, море и если у вас имеются зачехлённые удочки и вы рыбак. А если нет? Что тогда?

Ну… Думайте, думайте, шевелите мозгами. Ну, и? Получается?.. Ладно, не мучайтесь… Мы начинаем вспоминать и сравнивать.

Когда мы обращаем внимание на какой-нибудь предмет или факт, до селе не виданный или не опробованный, то сразу же начинаем вспоминать, а не видели ли мы такое же, но там, откуда приехали, и если повезло и видели, то насколько оно отличается от этого и что лучше.

Например, где хлеб пекут пышнее у нас или у них?

А где мёд слаще – здесь или там?

Вино у них позабористей будет, а вот шапки меховые у нас получше шьют, да и метро у нас почище, чем ихнее, а вот дома они ставят лучше и машины у них хорошие…

И так можно продолжать до бесконечности. Даже самый озлобленный, отчаявшийся эмигрант, растоптав в пыль свой старый паспорт и плюнув несколько раз через плечо, не сможет сразу же забыть всю свою прежнюю жизнь, откинуть свой жизненный опыт, как ненужный хлам и начать всё с белого листа. Да и стоит ли так поступать? Всё что наше, то – наше. Плохое оно было или хорошее – время покажет, а бросаться вот так, сорить в незнакомом месте – не есть признак достойного воспитания, к тому же там вас просто могут не понять и подумают невесть что, а первое впечатление – оно самое устойчивое.

Номер, куда поселили Женьку с Колькой, к сожалению, не выходил окнами на море, но нет худа без добра – окна смотрели в большой тенистый сад за отелем, густо заросший диковинными цветущими кустами, где среди листвы на разные голоса перекликались невидимые птицы. Солнце, проходя по небосклону, большую часть дня светило на другую сторону и с этой стороны была прохлада и тень.

Когда Женька, побродив немного по лабиринту коридоров, открыла дверь с указанным на ключах номером, то первым делом что сделала – это принюхалась. В комнате было достаточно свежо. Задернутые шторы лениво колыхались от лёгкого ветерка и пахло незнакомыми цветами. Запах не резкий, но отчётливый и не раздражающий, с лёгким оттенком смоляных стружек, и Женька, пройдя через комнату, решила, что аромат приятный и стоит поискать причину этого запаха.

Отдёрнув шторы, чтобы в комнате стало светлее, она осмотрелась. Мебель в номере была простая, неяркая, несколько угловатая по её представлению, хорошая для гостиницы, но такую же она бы не решилась поставить в своей квартире – слишком резкие, даже немного агрессивные очертания. Посередине комнаты стояли две широкие кровати. Раздвинув их пошире, чтобы можно было свободно ходить между ними, Женька обернулась. Кольки нигде не было видно.

– Коль? – позвала она. – Ты где?

– Здесь, Ма. Тут здорово! – Колька вышел из ванной комнаты, держа в руках широкое махровое полотенце.

– Ма, смотри, какое мягкое.

Женька дотронулась ладонью до густого ворса.

«Действительно, мягкое и толстоё, как одеяло. Такое у нас дома не просушишь. Наверное, здесь у них на солнце всё быстро сохнет».

Женька заглянула в ванную комнату. Стены были покрыты белым кафелем до самого потолка. В неярком свете скрытых светильников таинственно поблёскивали хромом краны и трубы, у дальней стены стояла большая ванна, а сбоку, на невысокой тумбе, покоились сложенные в несколько рядов банные полотенца с вышитой эмблемой отеля.

«Здорово!» – Женька вошла внутрь и провела пальцем по краю раковины. – «Чисто… Светло… Не давит… Всё сделано просто и со вкусом, а у меня ванна похуже будет. Швы уж потемнели, да и кафель кое-где потрескался, а под раковиной вообще осыпался – ремонт нужно делать. А когда? И сколько это будет стоить? Эх, лучше не думать об этом. А это что такое?»

Женька подошла к небольшой полочке под овальным зеркалом, где стояло несколько пузырьков с шампунями. Сняв колпачок с одного из них, она понюхала содержимое.

«Пахнет неплохо. Очень даже неплохо. И этот тоже хорош», – Женька взяла следующий, поднесла к носу и вернула флаконы на полку. – «Так, сейчас мы пойдем на море, покупаемся немного, а потом я обязательно приму ванну. Вы просто не можете себе представить, как я хочу забраться в горячую, с густой пеной ванну».

Женька оглянулась, но Кольки опять не было рядом, зато из комнаты доносились странные звуки, как будто кто-то большой и толстый ползал по полу, сдвигая со своего пути мебель. Выглянув из двери, она увидела, что Колька устав дожидаться пока мать перестанет, как загипнотизированная, смотреть на краны и трубы, пользуясь моментом, принялся распаковывать чемодан. Отстегнув ремни и подняв крышку, он заглянул внутрь и, еле сдерживая нетерпение, выкрикнул:

– Ма, а где мои плавки?

Переодевшись в лёгкие майки и шорты, всё ещё хранящие запах стирального порошка, Женька с Колькой, держась за руки, спустились в опустевший холл гостиницы. Пройдя мимо «регистратуры», где сотрудники отеля сидели за высокой стойкой, переговариваясь в полголоса, наслаждаясь минутным покоем, вышли под такое ослепительно яркое солнце, что с непривычки у Женьки непроизвольно навернулись слёзы на глаза. Осмотревшись, они отправились на поиски пляжа, который, впрочем, удалось обнаружить без особого труда, для этого нужно было лишь пройти по узкой тропинке через небольшой тропический сад, полный стрекота и жужжания невидимых насекомых и далее следовать указателям с изображением человека, прыгающего в нарисованные волны. Изнывая от нетерпения, но и вместе с тем не решаясь отпустись руку, Колька тащил мать вперёд. Они прошли сквозь небольшую калитку, оплетённую диким виноградом, и оказались на берегу.

Необычное, почти гипнотическое впечатление производит море на людей, приезжающих откуда-нибудь из глубины суши, например из городов континентальной части. Люди останавливаются на берегу и часами смотрят на необъятное, открытое пространство, простирающееся до горизонта, что словно живое существо никогда не замирает и меняется каждое мгновение. Ничего подобного они не видели и не могли видеть там, в своих городах, где всё зажато каменными стенами и невозможно ничего разглядеть дальше следующего перекрестка, а от неба остался лишь небольшой рваный крышами лоскут. Да и с разнообразием там не очень хорошо. И как бы обитатели городов не старались приукрасить свою жизнь, но получается, всё равно, очень и очень скромненько.

Преимущественно наибольшими привилегиями при раздаче развлечений, почему-то, пользуется желудок, реже другие органы, которые мы здесь упоминать не станем, и почти никогда – голова.

Многочисленные кафе, рестораны, бары, закусочные во всех мыслимых и немыслимых формах и оттенках, выкрашенные в самые разнообразные цвета и расположенные в самых неожиданных местах, с музыкой или трансляцией футбольных матчей, ярко освещенные и с полутёмными залами, в подвалах и на последних этажах небоскрёбов, места, где к пищеварительному процессу добавляется ещё немного других раздражающих и отвлекающих факторов, с одной лишь целью – предать заведению определенное своеобразие и даже пикантность.

Но вся эта суета, яркость, шумность быстро надоедают, как только чувство голода исчезает. Посетители начинаю зевать, нервно ёрзать на стульях, сонно таращатся по сторонам, затем платят и, позёвывая, прикрыв ладонью рот, уходят, более не обращая внимания ни на меню, ни на щеголеватых официантов, ни на искусный дизайн помещений, ни на музыку и танцовщиц. На выходе ловят такси и разъезжаются по домам. И всё забыто. Перед глазами опять мелькают серые стены домов, а если поднять голову, чтобы отыскать взглядом ненавистную птицу, что попортила шляпу, замечают кусочек неба, удивляются его чистоте и яркому цвету, но немедленно опускают глаза, чтобы не споткнуться о бордюр.

Когда же эти люди волею судеб попадают на берег моря, то вначале имеют обыкновение впадать в состояние близкое к оцепенению, загипнотизированные безграничным пространством, открывшимся их взору.

Усаживаются на берегу и могут часами смотреть вдаль, наблюдая как волны скользят по поверхности, а ветер срывает с гребней белоснежную пену, и, достигнув берега, брызги взлетают, словно радужный фейерверк, а когда над поверхностью неожиданно мелькнёт плавник – вздрагивают, озираются на соседей, стараются в лицах других людей найти подтверждение тому, что это был не мираж и им не показалось… Сидят, смотрят и не едят, и не пьют при этом, и почти не шевелятся, но всё же не устают, а когда приходит время уходить, поднимаются и с сожалением оглядываются, а на следующий день возвращаются, и если не получается на следующий, то приходят через день, через неделю,…, но обязательно возвращаются. И, казалось бы, ничего особенного не происходит, всё как всегда: и ветер дует, и волны бегут, солнце светит, острова возвышаются через пролив, лодки скользят, но всё это живёт и движется, подчиняясь сложному ритму, меняется и никогда, никогда не повторяется.

Цвет воды на мелководье изумрудный, по мере того, как глубина возрастала, менялся на голубой и постепенно переходил в насыщенный синий. Лёгкий ветерок гнал по поверхности небольшие волны, закручиваясь, они наискосок набегали на берег. Неширокая коса уходила в море, защищая небольшую бухту. По краю этой бухты протянулся песчаный пляж, на который Женька с Колькой и ступили, спустившись по невысоким каменным ступенькам.

На несколько секунд Женька задержалась, восхищаясь непривычным простором и нежными красками, но Колька, более прагматичный в делах морских, продолжал тянуть мать за руку поближе к воде.

На песке в разных позах: на спине, на боку или на животе, частично прикопанные или возлежащие на пластиковых лежаках, было разбросано с полтора десятка обнажённых тел.

Привыкнув видеть вокруг себя людей одетых, закутанных по самый нос и выдыхающих на улице клубящиеся облачка пара, либо же носящихся с остекленевшими глазами по коридорам конторы, но, всё равно, одетых, пусть и в соответствии с неудобным офисным этикетом, Женька с непривычки почувствовала себя немного неловко. Бывает, конечно, что и на конторском столе разляжется какое-нибудь обнаженное тело…, но такое происходит очень и очень редко – событие совершенно экстраординарное, хотя и не исключительное.

Проходя мимо загорающих, она инстинктивно отводила глаза в сторону, стараясь не смотреть на обнаженные тела, потому что считала это нетактичным, но, всё же, не смогла сдержаться и обратила внимание на одну женщину, возлежавшую на песке, широко раскинув руки и расставив ноги. На её теле, цвета густого шоколада, не было ничего, кроме крохотного оранжевого лоскутка, кое– как прикрывающего причинное место, который, в общем-то, и не скрывал ничего, а лишь ещё более подчеркивал наготу. Но что особенно привлекло её внимание, так это размер груди, выставленной под щедрые лучи обжигающего солнца на всеобщее обозрение и превосходившей все нескромные представления.

Объемная грудь свисала по обе стороны, почти касаясь горячего песка. Ошарашенная Женька чуть не споткнулась, наткнувшись на остолбеневшего Кольку, замершего на полпути к воде. Узрев такое чудо, он стоял и безо всякого смущения, с детской непосредственностью, открыв от удивления рот, рассматривал необычные анатомические подробности. Более того, чтобы привлечь внимание матери, а то ещё чего доброго пройдет мимо, не обратив внимания, он начал медленно поднимать руку с вытянутым указательным пальцем.

– Не смей показывать пальцем! – прошипела Женька.

– Но, Ма…

– Не позорь меня. Не смей показывать. Ты, что! Пошли купаться.– Женька схватила сына за руку и, развернув на месте, изо всех сил поволокла к морю. Колька особенно и не сопротивлялся, только всё оглядывался на диковинную тётку.

– Ты что, голых женщин не видел?

– Видел, но эта … – начал оправдываться Колька

– Это интересно, и где же ты мог их видеть? – ядовито спросила Женька.

Поняв, что ситуация начинает разворачиваться в неожиданном и неприятном для него направлении, Колька принялся оправдываться и быстро, быстро забормотал:

– Да, по телевизору поздно показывали. Тебя ждал, когда с работы придёшь. Фильмы разные показывали. Но там небольшие были… А здесь такие титьки! – Женька дёрнув его за руку посильнее, поволокла прочь, подальше от непреодолимого соблазна.

За тёмными очками, скрывающими глаза женщины, невозможно было разобрать, видит ли она лица бледненьких новичков и наслаждается произведенным эффектом, поскольку не сделала ни малейшей попытки прикрыться, или просто, разморённая от зноя, спит на солнцепёке.

Добравшись до края пляжа, почти у самой воды, Женька принялась расстилать полотенце и раскладывать те немногие вещи, что захватила с собой. Как вдруг, услышала жалобный Колькин писк и когда немедленно обернулась в его сторону, то первое что увидела – вытянутую руку с оттопыренным указательным пальцем, направленным точно на бесстыжую тётку. Повернув голову в ту сторону, она сама чуть не вскрикнула, но вовремя сдержалась, прикрыв рот ладонью.

Пока Женька сосредоточенно стелила полотенце, вынимала из пакета плавательный круг, прятала Колькины шорты и майку, женщина успела перевернуться со спины на живот и теперь представила всеобщему вниманию пару огромных коричневых ягодиц. Две тонкие ниточки, олицетворяющие собой купальный костюм, соединялись на пояснице в единый тонкий шнурочек, который, подобно скромному ручейку среди песчаных холмов, извиваясь, терялся где-то в бездонной глубине, между двумя огромными ягодицами, далее шли кожистые складки, а потом начинались необъятные, широко расставленные ноги. Но не это зрелище произвело на Женьку такое сильное впечатление, чего нельзя было сказать о Кольке. Безо всяких сомнений он запомнит эту встречу на долгие годы.

Что ж, подобные формы достойны определенного внимания, хотя, если постараться то и любой человек, в том числе и мы, может принять подобный вид, только нам это не нужно. Ни к чему это нам. У нас у самих всякие запасы имеются: в коридоре тушёнка и макароны ящиками, в гараже картошка мешками, под столом в коробке лук и чеснок припасен,… – как-нибудь переживём голод.

Однако было там ещё кое-что, особенно поразившее Женьку и вызвавшее такую яркую реакцию, а именно: через всю … ягодицу, от поясницы до ноги китайскими иероглифами был вытатуирован некий таинственный текст.

«Вот это да!» – выдохнула Женька. – «Тётя Маша отдыхает! С таким громоздким счастьем и всё ещё на свободе выбора. Да вокруг неё мужики должны были виться, как мухи, а никого рядом не видно…. Странно. Вот оно лежит готовенькое, как на блюде, нагое и разогретое солнцем, только руку протяни и никого… Не понимаю. Таких щедрых форм я ещё ни разу не видела. Что уж со мной сравнивать», – Женька опустила глаза, поправила купальник, проверила узелок на шее. – «И эта татуировка – наверное, какое-нибудь древнее заклинание от мужиков. Шикарно! Может и мне такую же сделать? Только у меня подобная татуировка, скорее всего, поместится на спине, через всю спину. Впрочем, зачем она мне? И так обходимся, без нечистой силы».

Женька взглянула на Кольку.

– Ты что застыл как истукан? – накинулась она на сына. – Не видал такого никогда, что ли?

Колька вздрогнул.

– Ма, но там … ещё что-то написано.

– Не твоё дело! Может быть, это приглашение к обеду. Ты зачем сюда приехал? Купаться или разглядывать всё подряд, как в зоопарке, а? – Женька, уперев руки в бока, угрожающе нависла над Колькой.

Почувствовав, что тучи сгущаются, и не совсем понимая, причём здесь обед, Колька быстро развернулся и вприпрыжку побежал к воде.

– Круг забыл! – крикнула ему вдогонку Женька.

«Эх, мужики, всё одно и то же. Что маленькие, что побольше. Бабий зад у них солнце затмевает, ведь даже забыл про море. Пойду-ка и я купаться. Хотя, что тут душой кривить – тётенька впечатляет!»

Что за чудо эта морская вода: чистая, прозрачная, так, что каждый камешек на дне просматривается. Видно, как песчинки колышутся, а крохотные рыбки бесстрашно плавают вокруг и стремительно исчезают на глубине при малейшей намёке на опасность, но вскоре вновь возвращаются и кружат рядом, как прежде. Опустишь ладонь и, отгребая аккуратно песок в сторону, можно найти и поднять со дна белую ракушку. Волны голубовато– изумрудного цвета легко скользят и выкатываются на берег, растекаются и скатываются обратно, оставляя за собой шелестящую пену и извивающиеся ручейки, а те, будто испугавшись, что их забыли на суше, бегут следом за отступающими водой, чтобы через секунду вернуться.

Держась за руки, Женька с Колькой, осторожно ступая по песчаному дну, вошли в сверкающее море. Миллионы солнечных зайчиков радостно плясали вокруг них. Колька, придерживая круг, подпрыгивал каждый раз, когда проходила очередная волна, при этом он высоко поднимал колени, хохоча бил ладонью по воде и брызги разлетались вокруг.

Женька, отвернув лицо, улыбалась, но не отпускала его руки. Войдя в воду по пояс, она взяла Кольку за обе руки и, отступая шаг за шагом, нащупывая неровности на дне, потянула за собой. Извиваясь и крутя головой в разные стороны, он лупил ногами по воде что было сил, поднимая вокруг себя фонтан сверкающих брызг. Так они прошли несколько шагов вдоль берега, потом развернулись и двинулись обратно.

В одном из пунктов её программы на этот отпуск значилось – научить Кольку плавать. Пусть немного, но без круга. Однако, пока что не очень получалась, хотя они и очень старались. Ну, что ж… первый день, всё-таки. Время еще есть.

Когда им обоим надоело бороться с водой, Женька вывела Кольку на берег, растёрла полотенцем и усадила на песок. И он немедленно принялся копать большую яму. Из мокрого песка, что выгребал снизу, тут же начал строить вокруг себя стену с башнями. Убедившись, что сын надёжно пристроен и что работа над проектом, к которому он так энергично приступил, займёт ещё несколько часов, а зная по опыту, что отвлечь его от этого занятия могло лишь какое-нибудь событие мирового значения, но поскольку тётенька с иероглифами на попе уже ушла, то беспокоиться, в общем-то, было не о чем, и Женька решила вернуться в море.

Она хотела попробовать доплыть до ближайшего буя, покачивавшегося на волнах, как ей показалось не очень далеко от берега. Отойдя подальше, так, что вода доходила до груди, она оттолкнулась от дна и поплыла вперёд, держа голову над поверхностью.

Плыть в солёной воде было не так уж и тяжело, но когда Женька наконец добралась до металлического шара и ухватилась за кольцо, к которому был привязан скользкий от облепивших его водорослей канат, дышала она с трудом, отплёвывая горько– солёную воду, и сердце билось в груди, как отбойный молоток. А нужно было ещё вернуться. Она посмотрела вниз, туда, где в бездонной синеве растворялся толстый канат. Ощущение, будто она висит над бездной, было настолько сильное, что у Женьки закружилась голова, и от приступа страха она даже поджала ноги, все время всматриваясь в воду, туда, где солнечные лучи бесследно растворялись в иссиня черной мгле и призрачные тени, как ей показалось, скользили, хищно изгибаясь.

Отдышавшись немного, Женька отпустила кольцо и, собравшись с силами и успокоившись немного, поплыла обратно, изо всех сил стараясь не думать про то, на какой глубине сейчас находится дно и кто может проплывать в это время там, внизу, разглядывая её, как она по– лягушачьи дрыгает ногами у поверхности.

Доплыв до берега, Женька, неуверенно ступая и покачиваясь, вышла из воды и тяжело опустилась на песок рядом с Колькой. За этот короткий промежуток времени он достаточно далеко продвинулся в строительстве крепости, перейдя от стен, к возведению основного здания..

– А это что будет? – переведя дыхание, спросила Женька, показывая на песчаный куб в центре.

– Это замок. Здесь будет вход, а здесь башня будет, – важно отвечал Колька, ни на мгновение не прекращая подгребать песок.

«Однако, как тяжело я плыла, а ведь раньше могла плавать что утка, не уставала совсем. Наверное, это меня контора довела до такого дряхлого состояния», – думала Женька, выкладывая из белых камешков небольшой дворик перед входом в предполагаемый замок. – «Весь день ношусь, как угорелая, а тяжелее листа бумаги не поднимаю, потому тельце моё и ослабло. Нужно будет принять меры – побольше и подольше плавать. Утром встану пораньше и буду плавать до завтрака. К тому буйку, например, или вдоль берега. Как жаль, что мы будем здесь всего две недели. Вот, если бы дольше или вообще жили где-нибудь у моря, то я, наверное, стала бы чемпионкой по плаванью… местного масштаба, конечно… Как жаль, что мы не живём здесь».

Строго следуя одному ему известному плану, Колька решительно убрал целый ряд белых камешков из-под пальцев матери и принялся что-то энергично объяснять, но Женька, улыбаясь, смотрела на сына и не слушала. Она легла на горячий песок, прикрыла глаза ладонью и почувствовала, как под размеренный шум волн приятная дремота, словно паутина, обволакивает её.

«Как хорошо! Как здорово! Как замечательно и приятно лежать вот так, на песке, и ни о чём не думать, никуда не нестись, словно ошпаренная, закрыть глаза и никого не видеть и ни от кого не выслушивать разные глупости, не изображать сочувствие, когда на самом деле на всё наплевать, ни о чём не жалеть, не отвечать на пустые телефонные звонки, и не звонить никому. Как я мечтала лежать вот так, на горячем песке, вытянувшись во весь рост, пересыпая песок между пальцев, слушать прибой и Колькины рассказы про крепость и про замок, ощущать на коже прикосновение горячих лучей, как тёплый ветер скользит надо мной…»

Женька почувствовала, что растворяется, что, засыпая, рассыпается на миллионы песчинок, и ветер, кружа, уносит их, одну за другой, тоненькой струйкой вдоль линии прибоя…